Получив салфетку обратно, он смеётся и, сверкнув своими тёмными глазами в мой адрес, вновь что-то пишет.
На третьей чёрной тарелке я получаю стакан с коктейлем и мороженое.
«Это мой любимый десерт. Рекомендую!»
А ниже круглыми цифрами словно напечатан номер телефона. И подпись мелко:
«Если набрать эту последовательность цифр в сотовом, можно найти свою удачу. Попробуй, вдруг сработает?»
Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что моего нового друга по переписке нет… Сдуло его. Словно и не было этого диалога, а всё только приснилось мне. Трогаю краешек чёрной тарелки с тирамису – проверяю свою вменяемость: нет, всё-таки был этот чудак с пирожными, сидел напротив, улыбался, смотрел в глаза и дарил лакомства.
Глава 2. Происки Провидения
Происходит только то, что должно происходить. Все начинается вовремя. И заканчивается тоже.
Ф.М. Достоевский
Alseyda – Lullaby
Плановое время моего прилёта уже давно осталось в прошлом, всех, кого должны были встретить – встретили, и только я вот уже полчаса стою в гордом одиночестве, подпирая стеклянный декоративный бортик второго этажа. Из этой точки идеально просматриваются и лестница, и эскалатор: я не могла её пропустить, не могла! А если бы и пропустила, должна же она вернуться за мной!
Спустя минут десять я начинаю волноваться и ещё через десять серьёзно нервничать. В итоге не выдерживаю и, злющая, спускаюсь вниз, мысленно выговаривая матери всё, что о ней думаю, о нашей жизни и вообще…
На улице, прямо за стеклянной дверью центрального входа стоят люди, и один из них – мой сбежавший незнакомец. Увидев меня, он щурится и опускает голову – явно флиртует. Мы вновь играем в гляделки, но совсем недолго: мой кавалер часто поглядывает на часы – явно куда-то торопится. Наконец, он отрывает свой божественный (и тут я даже не преувеличиваю) зад от металлических перил и приближается ко мне красивым уверенным шагом, как раз таким, каким ходят знающие себе цену Нарциссы:
– Привет… – мило улыбается, глядя с обаятельным прищуром.
А я в шоке от самой себя, потому что его голос… его голос заставляет меня, МЕНЯ – непробиваемую Еву – почти дрожать!
– Привет, – отвечаю и тут же возвращаю его же вопрос, – встречаешь или улетаешь?
– Встречаю! – гордо вскидывает брови. – А ты?
– А меня должны встретить.
Я помню о Макдональдсе. Говорят, чизбургеры в Европе вкуснее американских. Может, дело в ингредиентах? Ну там, выросла корова или бычок на лугах Прованса или на ферме Техаса?
Взгляд незнакомца коротко блуждает по мне и останавливается на губах. О, чёрт, выражение его лица сложно описать, можно только констатировать: ему явно нужно в McDonald’s! И срочно. Товарищ выглядит так, будто его не кормили вечность, и теперь, выбирая блюда, он, с голодухи, готов заказать всё меню. Мне неловко, и я смущаюсь, а когда это происходит, у меня обычно случается словесный выброс. Вот как сейчас, например:
– Меня мама должна встретить. Обычно рейсы задерживают, а мне как всегда «повезло»: мой прилетел раньше почти на час, поэтому я тут давненько зависаю! Хе-хе! – натянуто посмеиваюсь и наблюдаю за сменой эмоций на его лице.
Мне очень нравится этот самоуверенный тип. Первый секс должен быть если не с «прынцем», то уж, по крайней мере, с кем-то особенным.
– Я в перелётах вторые сутки, – заявляю ему, – прилетела из Австралии, и знаешь, эти пересадки… кажется, сейчас ноги отвалятся, и открутится голова! Ха-ха…
Он не смеётся. Вместо этого неожиданно нагло и хмуро оценивает все мои сто шестьдесят сантиметров своим изменившимся до неузнаваемости взглядом.
Я чувствую, что ляпнула что-то не то, но пока мой мозг лихорадочно обдумывает, что бы это могло быть, я получаю вопрос, который является совершенно нормальным в подобных ситуациях, но задают его обычно уж точно не ледяным как Южный полюс тоном:
– Как тебя зовут?
Обычно я не сообщаю незнакомцам своё имя, ну или вру, например, что звать меня Ингрид или Амалией, красиво же да?
– Ева, – отвечаю, словно под гипнозом.
И вот теперь его лицо становится бледным. Как саван мертвеца. С серым оттенком. Он снова сощуривается, но былой улыбки нет и следа, вместо неё его губы сжаты почти добела в одну линию.
Внезапно я узнаю и прищур, и излом на губах… И ямочку на левой щеке…
Чёёёёёёрт…
Вот до любого бы уже, наверное, дошло, но только не до меня!
Не могу поверить!
Я не хочу в это верить!
– Дамиен?
Он не отвечает. И неудивительно: его челюсти сковало так, будто это стальной капкан, а не человеческий рот!
У меня шок. У него шок. У нас обоих шок. Мы не узнали друг друга. Оставив пубертат в прошлом, мы оба не признали в повзрослевших телах заклятого врага.
«Не на жизнь, а насмерть!» – обещали друг другу в детстве ненавидеть и мстить до самого конца. До последнего вздоха! Как самураи. Или Чингачгуки.
Незнакомец… Дамиен спокойно поднимает мой чемодан, хотя он на колёсиках и оснащён удобной ручкой, да и размер у него ручной клади.
– Машина на втором уровне парковки, – сообщает ровным голосом.
– А… где мама?
Я бегу за ним – не оставаться же в аэропорту чужого города.
– Занята.
Одно слово. Тоном, полностью лишённым эмоций. Не то, чтобы мне нужны были его эмоции, да какого чёрта вообще?! Это же Дамиен! Придурочный на всю голову сводный брат! Но, думаю, если мама прислала его за мной, должен же он был поумнеть, измениться в лучшую сторону, так сказать. Не могла же родная мать подвергнуть своё собственное дитя опасности?!
Я беспокоюсь о своём чемодане. Скорее всего, он швырнёт его в багажник со всей дури. Да, именно так он и поступит. Теперь ясно, зачем так резво ухватился за ручку. Вообще-то, мне наплевать, но у меня там… объективы! Ну не влезло всё в ручную кладь!
Пока я собираюсь с духом, чтобы попросить братца быть деликатнее с моими вещами, мы подходим к его машине. И у меня отвисает челюсть: чёрная, красивая, маленькая, похожая на спорткар. С лошадью сзади… Мустанг, кажется. Таким часто ещё рисуют две белые полоски на капоте.
Я ж говорю – Нарцисс.
Ну надо же, гад! Как флиртовать научился! А ведь я почти попалась! Ну, или… попалась.
Дамиен открывает малюсенький багажник и аккуратно втискивает в него мой чемодан. Мне не о чем было беспокоиться: видно же, он с этой тачки каждую пылинку сдувает.
Я бы предпочла заднее сидение: чем дальше от НЕГО, тем безопаснее. Но у машины всего две двери, и я понятия не имею, как отодвинуть сидение, чтобы пролезть назад. Поэтому усаживаюсь рядом. Пристёгиваюсь.
Дамиен всё с тем же каменным лицом заводит машину и выруливает с парковки. Мы подъезжаем к шлагбауму, и в тот момент, когда «несостоявшееся свидание» тянется к аппарату оплаты за парковку, мои глаза скользят по линии его затылка, шеи к плечам… И я отворачиваюсь. Потому что незадолго до этого разглядывала его пальцы и выпирающие вены на кисти руки, управляющей рычагом переключения скоростей. Мне не нравится этот мой взгляд: мы ведь уже выяснили, что парень – Дамиен. Грёбаный Дамиен! Мой сводный брат.
Дорога до нового дома заняла ровно сорок минут, я засекала. Город по обеим сторонам хайвея был красивым, наверное, но я его не видела. За всё время поездки ни один из нас не произнёс ни слова. Не знаю, о чём думал Дамиен (наверное, о дороге), но я пыталась вспомнить детали своего отъезда.
Родители были вынуждены развести нас по разным углам, поскольку мы оба нарушили все допустимые и недопустимые границы, перешагнули все разумные пределы. Но вышло так, что финальный аккорд оказался за мной: я спустила сводного брата с лестницы. И он упал очень неудачно – сильно повредился: было много крови, Дамиен сломал руку, разбил голову, получил сотрясение и лишился сознания. Через неделю мать отправила меня в Австралию к Агате, матери моего отца и моей родной бабушке, а Дамиена я так и не увидела – его долго не выпускали из госпиталя.
Сейчас я даже не могу толком вспомнить, что он делал такого, что я так сильно его ненавидела, но помню, что доводил меня до зубовного скрежета, до желания вырвать все волосы на его голове. Одно из самых ярких воспоминаний – кукла Вуду. Я мастерила её долго, старательно шила, рисовала лицо. А потом с чувством вонзала иглу в то самое место, где у живого Дамиена должно было быть, по моему разумению, сердце – прямо посередине груди. И только теперь я понимаю, что всё время промахивалась – ведь сердце расположено гораздо левее.
Может быть, поэтому он и не убился тогда насмерть?
Глава 3. Семья
Gracious – Ben Howard
Мы останавливаемся у дома, который я не узнаю. Место вроде бы то же – Вестминстер, долина реки Фрайзера, но сам дом другой. Он стал раза в два, если не в три, больше, однозначно красивее и современнее. Зелёный фасад в европейском стиле выгодно отличается на фоне типичных прямоугольных коробок, построенных, к тому же, из картона. Но больше всего мне нравятся балкончики и террасы, украшенные цветущими ярко красными и белыми геранями. В окнах первого этажа горит свет, и сквозь большое панорамное стекло я вижу хлопочущую на кухне мать и Дэвида.
Дамиен вынимает мой чемодан из багажника и так же, не опуская на колёсики, относит в дом. Я плетусь за ним, сдержанно обнимаюсь с матерью, приветствую отчима. Всё быстро и без лишних сантиментов – чем быстрее переживу, тем лучше.
Мой чемодан демонстративно плюхается на плиточный пол кухни, хрустя конструкцией и содержимым (ну вот я знала же, знала!), и Дамиен ставит точку в вынужденной/вымученной, очевидно, миссии:
– Готово.
«Год» – говорю себе. «Один только год продержаться, и буду свободна!».
Свобода… Как заманчиво, как сладко это слово! Пусть начнётся нелёгкая студенческая жизнь – общежитие, кампус, неустанная зубрёжка и стресс из-за не вовремя сданных проектов – но она навсегда избавит от необходимости делать вид, что мне известно значение слова «семья».
– Мам?
– Да?
– А почему ОН меня встречал? – решаюсь на вопрос, как только Дамиен исчезает в недрах этого огромного теперь дома.
– Нам нужно серьёзно поговорить, Ева.
Затем с улыбкой:
– После ужина!
Вскоре Дамиен спускается, и я замечаю, что он переодет в секси плейбоя. Подходит к одному из двух холодильников, заглядывает в него и, спустя короткое время, уже стоит с упаковкой натёртого сыра, уплетая его в скоростном режиме.
– Дамиен! Ужин! – восклицает мать.
Дамиен смотрит на неё, как всегда, исподлобья. Как бы она ни старалась ему угодить, а делала моя мать всегда именно это, мне очевидно, что пасынок воспринимает её в тех же понятиях и категориях, как и я своего отчима. То есть никак. Как пустое место. Как временный персонаж в непредсказуемой ленте жизни.
Мать всегда из кожи вон лезла, желая стать идеальной женой новому мужу и безупречной матерью не своему сыну. Я считаю это самым настоящим предательством. Это как отречься от Бога и продать душу дьяволу. Переступить через собственного ребёнка и облизывать чужого, лишь бы угодить желанному мужику. Прогнуться под обстоятельства.
Дамиен уехал, не дожидаясь ужина. Собственно, он много и не потерял: креветки с соусом – полуфабрикат из Костко – и картофельное пюре.
– Мам! У нас есть семейные альбомы? – спрашиваю после чая и односложных ответов на односложные вопросы Дэвида о перелёте.
– Есть. А что это ты вдруг заинтересовалась? – и во взгляде усмешка.
– Захотелось взглянуть на себя в детстве, – отвечаю, не моргнув.
– Или на Дамиена?
И я краснею. Чёртовы предательские щёки.
– Зачем он мне нужен, мам?
– Он изменился, правда? – с гордостью.
И мне эта гордость не то, что неприятна, у меня, кажется, шею свело, от вида материнских восторженных глаз.
– Возмужал! Такой крепкий стал, красивый! Учится хорошо, драться совсем перестал.
– Да уж! – не выдерживает Дэвид. – Конечно, перестал!
– Ну, по крайней мере, совсем не то, что раньше было. Теперь он взрослый и мудрый, научился контролировать себя, сдерживаться. Ну а то, что морду набил тому парню…
– Брэндону! – подсказывает отчим с возмущением.
– Да, Брэндону, так тот сам виноват! Нарвался!
– Брэндон как раз за честь сестры заступился!
– Да какая там честь, Дэвид! Они ж дети ещё: сошлись – разбежались! В этом возрасте у всех так, что ж Дамиену жениться что ли на ней нужно было?
– Если взял на себя обязательства за девушку – отвечай!
Дэвид либо не в духе, либо с Дамиеном у них, как у двух самцов на одной территории, имеются разногласия. Но в целом мне нравится то, что говорит отчим.
– Ерунда это всё! – не унимается мать. – Дамиен всё правильно делает. Молодец он у нас.
Мне аж тошно. Вот прямо вывернуло бы.
– Так что там с моими фотками?
– Посмотри под телевизором в тумбочке – там должны быть и твои, и Дамиена.
