Макнил сунул руки в карманы и направился к двери. Том наблюдал за ним с нескрываемым презрением.
– Ты же настоящий гений, – сказал он Эми, – а максимум, на что он способен, это сказать «спасибо».
– Я же просто выполняю свою работу, Том. Многие и этого не сказали бы.
Том фыркнул.
– Он просто кретин. Вот уж не знаю, что в нем может найти женщина.
– Ты о его жене?
– Она наверняка слепая и передвигается с поводырем.
– Они разъехались.
Том с удивлением посмотрел на нее.
– Да ты просто кладезь ценной информации! Откуда ты это знаешь?
Эми вспыхнула, пожала плечами и повернулась к костям, чтобы скрыть смущение.
– Не знаю. Просто слышала, вот и все.
Глава 4
Пинки часто видел во сне мать. Он знал, что это его мать, потому что именно так называл ее во сне. Но эта женщина выглядела совершенно по-другому, нежели в воспоминаниях о детстве. И он просыпался разочарованным. Реальность частенько разочаровывала Пинки. Он предпочитал считать, что в часы бодрствования на самом деле спит, а истинная реальность – во снах. Так он мог делать, что пожелает, а когда засыпал, то вроде как ничего этого и не было. Отличный способ примириться с тем, что он получает удовольствие от странных вещей, и это вряд ли поймут другие люди.
Сейчас он вернулся в дедушкин дом. Все как по-настоящему. Пинки так четко его помнил. Все проведенные на диване в гостиной ночи. Ледяной холод зимой. Удушающую жару летом. И книжный шкаф у дальней стены, с той стороны дивана, куда тянулись его ноги. Он потерял счет дням, когда просыпался раньше всех и лежал, глядя на выстроившиеся на каждой полке книги. Книги со странными и чудесными названиями – «Слепец в Газе», «Вершины в облаках», «По ком звонит колокол». Написанные людьми с удивительными именами – Олдос Хаксли, Льюис Грассик Гиббон, Эрнест Хемингуэй. Что за имя такое – Олдос?
Он прождал очень долго, года два, прежде чем осмелился взять с полки книгу и трепетно открыть пожелтевшие страницы. Дедушка преподавал английский в местной школе, потому на полке и стояли все эти книги. Книга называлась «Брайтонский леденец», ее написал некий Грэм Грин. Пинки собирался прочесть только первое предложение. Чтение растянулось на абзац, а потом на страницу. И на следующую. Через год он прочитал все книги на полке. Но та, первая, осталась с ним навсегда. Ее странная мрачность, и время действия – давным-давно, за пределами знакомого мира. И главный герой, точнее, антигерой, который немедленно вызвал симпатию. Подросток из шайки, по имени Пинки. Безжалостный, бессердечный манипулятор. Неотразимо притягательный. Не без недостатков, конечно же, но у кого их нет?
Он немедленно перенял это прозвище. Пинки. И настаивал, чтобы ребята в школе называли его именно так. Ему никогда не приходило в голову, насколько им кажется смешным это имя, как глупо оно звучит. Потому что для него прозвище было синонимом персонажа. И он хотел быть именно таким. Поначалу это вызвало немало насмешек, но вскоре они прекратились. Никто не осмеливался смеяться над Пинки дважды.
Теперь мать наклонилась над кроватью. Он вдыхал запах ее духов, чувствовал тепло щеки у своей. Потом почувствовал ее мягкие губы и сладость дыхания, когда она прошептала: «Спокойной ночи, малыш, спи крепко, малыш». Но тут зазвонил телефон, и, к раздражению Пинки, она сказала: «Мне нужно взять трубку». И ушла. Кто вообще может звонить в такой час? И зачем подходить к телефону? Звонили бы себе дальше. Оказывается, телефон все-таки продолжал звонить, все звонил и звонил, пока Пинки, чертыхаясь сквозь зубы, перекатился по кровати и схватил его с ночного столика. Сон рассеялся. Пинки снова вернулся в мир бодрствования.
– Какого хрена вам надо?
– Доброе утро, Пинки. Надеюсь, я тебя не разбудил.
Пинки сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это по делу. Он тут же узнал голос. Ровный, до странности монотонный голос мистера Смита. А он-то думал, что они все закончили.
– Не разбудили, – соврал он. – Простите, я был занят.
– Пинки, у меня проблема.
Пинки понятия не имел, что это может быть за проблема.
– Какая?
– Тот малый, которого ты для меня нашел… Он не завершил дело.
– То есть?
– То есть не избавился от костей. Выбросил их на стройплощадке. А теперь они у полиции.
– Блин!
Пинки почувствовал, как от злости напряглись мышцы на шее и плечах. Вот ведь мелкий говнюк!
– Хотите, чтобы я с ним разделался?
– Хочу, чтобы ты продолжил заниматься этим делом, Пинки. Убедился, что кости никуда не приведут. Ты же понимаешь, о чем я? Сделай все, что потребуется. – Мистер Смит говорил очень спокойно, но Пинки знал, что это лишь видимость. Знал его взрывной характер и что мистер Смит способен на немыслимые поступки. По правде говоря, Пинки побаивался мистера Смита.
– И как я буду передвигаться?
– Можешь взять мою машину. На нее есть пропуск с разрешением на въезд почти куда угодно. – На другом конце линии замолчали. – Кажется, я нашел способ отслеживать действия полиции. Так мы будем знать точно, что тебе нужно предпринять.
– А почему просто не избавиться от копов?
– Нет-нет, – поспешил сказать мистер Смит. – Если что-нибудь случится с расследующим дело копом, это только привлечет внимание. Этого нам уж точно не надо.
Глава 5
I
Эми ехала на восток по Тули-стрит на маленькой желтой «Тойоте». Предназначенный для инвалидов концепт-кар японского автоконцерна приспособили под ее кресло. Дверь со стороны водителя отъезжала назад, а выдвигающийся пандус поднимался и опускался, аккуратно перенося Эми на место у руля. Обошлась машина недешево, как и любые приспособления для инвалидов, но денежная компенсация позволила обустроить нормальную жизнь, насколько это возможно.
Теперь ездить стало проще – улицы почти опустели. Хотя в последнее время она редко куда-либо выбиралась.
Эми миновала вереницу армейских грузовиков, торопящихся на запад, и посмотрела на север, в сторону реки, на скошенные изгибы стекла и бетона Сити-холла. Это стекло, как однажды сказал мэр, метафора прозрачности правительства. Теперь здание и впрямь просматривалось насквозь. Потому что опустело. Пустопорожние обещания окончились ничем. Несмотря на все тщательное планирование, правительство не предвидело пандемии такого масштаба.
Эми свернула на Три-Оук-лейн[1 - Three Oak Lane – переулок Трех дубов (англ.)], где, вероятно, когда-то росли три дуба. Но их давно уже там не было. На Гейнсфорд-стрит она свернула к многоуровневой парковке и въехала по пандусу на свое место на третьем этаже. В свое время ей удалось получить только это место, так что приходилось полагаться на милость лифта. Если он работал – никаких проблем. А если нет, то у нее неприятности. Сегодня он с грохотом, но без запинки опустил ее до первого этажа, и она покатила по камням мостовой к воротам «Колониальной верфи» – скопищу новых зданий и переделанных складов вокруг открытого пространства. Повизгивание электромотора казалось очень громким в тишине серого дня, а странный голубоватый свет высосал все краски из желтого кирпича. Не было видно ни души.
Когда-то давным-давно эти улицы, переулки и здания кипели жизнью. Докеры, складские рабочие, грузчики. Вверх по реке в Лондонский Пул[2 - Лондонский Пул – отрезок Темзы у Тауэрского моста, старейшая часть лондонского порта.] приходили суда с грузом экзотических фруктов и специй из дальних уголков Британской империи. Между возвышающимися складами под странными углами тянулись подвесные металлические мосты. Огромные арочные ворота выходили к Темзе, люди каждый день выстраивались там в надежде найти работу хотя бы на несколько часов. Теперь это место переживало период возрождения, став домом для тех жителей города, которые могли себе его позволить, их обслуживали винные бары и рестораны для гурманов, оживляющие мощеные улицы. Но сейчас установилась зловещая тишина. Не осталось даже эха прошлого.
Эми наклонила пандус у двери машины и открыла ее, чтобы въехать в квартиру. Когда-то здесь был склад для хранения специй. Дама преклонных лет, которая продала ей квартиру, говорила, что до начала переделки обошла в строительной каске все здание. «Это было божественно, милая, – сказала она. – Все вокруг пропахло гвоздикой».
В здании было три этажа, и Эми занимала два верхних. Весьма непрактично для человека в инвалидном кресле, но она твердо намеревалась ничем не жертвовать по причине инвалидности. Если бы до аварии у нее были деньги, она бы с радостью поселилась в таком месте. Сейчас она могла себе его позволить и решила не идти на компромиссы. А потому установила подъемники у обеих лестниц и поставила на каждом этаже инвалидные кресла. Она спала на втором этаже и жила на третьем, в огромном открытом пространстве под деревянными балками, которое разделила мебелью и книжными полками. В дальнем углу находилась открытая кухня, а стеклянная дверь у задней стены выходила на квадратный металлический балкон, где летом можно было почитать и поваляться на солнце.
Эми подкатила кресло к нижнему подъемнику. Руки теперь у нее были сильные, она научилась подтягиваться, хотя хрупкая фигурка весила немного. Иногда подъемник казался раздражающе медленным. Сегодня она просто закрыла глаза и поехала вверх, прижимая к коленям маленький сверток. Утро выдалось тяжелым. Не каждый день сравниваешь себя с убитой.
Но почему-то эта бедняжка тронула ее до глубины души, Эми никак такого не ожидала. Она вспомнила, сколько трупов прошло через ее руки; головы, которые она приносила домой, чтобы с ними поработать, и как всегда отделяла себя от неприятной работы. До сегодняшнего дня. Каким-то образом это скопище маленьких косточек еще хранило дух ребенка. Эми это тревожило, и когда она держала в руках череп, то могла поклясться, что чувствует страх девочки, передающийся от костей в ее собственное нутро.
Все двери на первом этаже дома были закрыты, лишь просачивающийся через входную дверь свет пронизывал темноту. В воздухе витал необычный запах, но Эми отвлеклась, когда положила сверток, чтобы переместить кресло, и не обратила на него внимания. Темнота ей не мешала. Иногда она могла часами сидеть с выключенным светом и притворяться, будто ничего не произошло. Будто через секунду она просто решит включить свет, поднимется и сделает это.
Эми направила кресло к подножию второй лестницы и внезапно оторопело остановилась, не заметив мелькнувшую в сумраке за спиной тень. Подъемника не было. Эми запрокинула голову и увидела, что он наверху. Как такое могло случиться? Выходя сегодня утром, она оставила его на нижней площадке. Наконец она учуяла слабый запах, который не замечала еще несколько секунд назад, и ее сердце остановилось. Но тут чья-то рука обвила ее сзади и зажала рот. Эми попыталась закричать, но не могла разжать губы, рука крепко их держала. Эми обеими руками вцепилась в рукав нападавшего, пока тот молча переместился, чтобы схватить ее и вытащить из кресла.
Эми была совершенно беспомощна, бесполезные ноги болтались в воздухе. Она могла лишь вцепиться в него, пока он пересекал лестничную площадку и пинком открыл дверь в спальню. В три широких шага он оказался у кровати и бросил Эми на покрывало и подушки, убрав руку от ее рта.
– Вот сволочь! – выкрикнула Эми и схватила его за шею, дернув изо всех сил, так что он свалился на нее, губы к губам.
Когда они расцепились, Эми задыхалась, а он ухмылялся.
– Ты просто чудо, – сказал он.
Она не могла удержаться от улыбки.
– Я просто делаю свою работу, инспектор.
Макнил снова ее поцеловал, в этот раз совсем мимолетно, и отбросил волосы с ее глаз. Таких прекрасных темных глаз. Он смотрел на Эми с восхищением и желанием.
– Что бы сказал доктор Беннет, если бы видел нас сейчас?
По ее лицу мелькнула тень.
– Возмутился бы. Он считает, что ты из тех копов, которые готовы избить человека только за то, что он гей.
– Его я бы с радостью поколотил. Но не потому, что он гей. А потому что мерзкий говнюк.
Эми оттолкнула его.
– Он мой друг, Джек. Лучший друг на всем свете. Без него я бы не пережила последние два с половиной года.
Макнил глубоко вздохнул и придержал язык.
– Я знаю. Но теперь у тебя есть я.
– И надолго ли? Как скоро пройдет ощущение новизны?
– Не глупи. Ты прекрасно знаешь мои чувства к тебе.
– Я знаю, какие чувства хотела бы в тебе видеть. Но, кажется, ты никогда мне о них не говорил.
– Тогда я лучше покажу. Слова никогда мне не давались.
Макнил наклонился и снова ее поцеловал. Поначалу она сопротивлялась. Эми угнетало, что двое главных мужчин в ее жизни на ножах, и приходится скрывать одного от другого. И ведь они даже не соперники. Макнил разжал ей губы языком, и в конце концов Эми сдалась, желание нахлынуло внезапной волной.
Когда ей сказали, что она вряд ли когда-либо будет ходить, Эми решила, что с сексом покончено. Позвоночник не был перерезан, лишь поврежден. И она всегда контролировала мочевой пузырь и кишечник. Но просто не знала, способна ли что-то там ощущать. Пока не познакомилась с Макнилом. Все было как в первый раз. С болью, наслаждением и слезами. До этого момента она не вполне ему верила. С чего вдруг крепкий и сильный мужчина вроде Макнила заинтересуется маленькой китаянкой, которая не может ходить. Но он был так нежен с ней, что Эми тотчас же поняла: он гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Сложный, застенчивый, внимательный, со множеством пунктиков, взращенных пресвитерианским воспитанием. Не то чтобы он был гомофобом, просто его смущала любая открытая демонстрация сексуальности. А Том носил свою гомосексуальность как нагрудный значок.
Макнил стянул с себя рубашку и снял с Эми туфли, а потом занялся ее блузкой и длинной черной юбкой. И вдруг остановился.
– Нам лучше этого не делать, – сказал он. – Я могу передать тебе грипп. Я с большей вероятностью его подхвачу.
– Тогда лучше вообще перестать жить, потому что мы все равно умрем, – посмотрела на него Эми. – А если не жить, пока это возможно, то и умрем мы, так и не пожив.
II
Белый фургон «Мерседес» грохотал по Аспен-вэй. Обе полосы дороги были пусты. Машина проехала под мостом Доклендского легкого метро, и к югу от дороги между бетонными причалами набережной Вест-Индии замелькала свинцово-серая вода. Облака над головой поредели, в холодном утреннем воздухе мерцал отражающийся от воды безжизненный желтый свет.
Пинки было неуютно в форме, сидящей не по фигуре, зато он наслаждался безопасной анонимностью под респиратором и очками, скрывавшими почти все лицо. Козырек бейсболки он натянул до самых бровей и не спускал глаз с солдат, которые двинулись в его сторону, когда он свернул направо, к въезду на Северный мост, около рыбного рынка Биллингсгейт. Тут находилось около двадцати солдат, устроивших что-то вроде постоянного лагеря. У армии установилось нечто вроде перемирия с засевшими на другой стороне моста снайперами. Здесь стояли бронетранспортеры и было натянуто заграждение из колючей проволоки. Пинки затормозил и опустил стекло. В воздухе пахло рыбой, хотя уже много недель никто не рыбачил. Но запах как будто прилепился к этому месту.
Первый солдат осторожно приблизился, нацелив на водительское окно оружие. Он протянул руку за документами Пинки, внимательно изучил их и вернул. Потом махнул автоматом в воздухе.
– Снимите маску.
У Пинки екнуло сердце. Он не подумал, что его могут об этом попросить. Он снял бейсболку и маску.
Солдат подозрительно покосился на него.
– А где Чарли?
– Болен, – ответил Пинки.
И солдат тут же невольно сделал шаг назад.
– Вы с ним контактировали?
Пинки покачал головой.
– Я с ним даже не знаком. Меня взяли на замену.
Солдату явно полегчало.
– Надевайте маску. – Он обернулся и прокричал людям у ограждения: – Пропустите его.
Солдаты оттащили кольца колючей проволоки, чтобы дать ему проехать по мосту.
Пинки натянул маску и включил первую передачу. Грузовик фыркнул и рванул к мосту. На другом берегу реки туман пронзали небоскребы. Логотипы компаний сообщали имена владельцев. «Макгроу-Хилл». «Банк оф Америка». Пинки беспокойно оглядел небоскребы в поисках снайперов, которые, как он понимал, сейчас прицелились в него из винтовок. Но никого не увидел. Он медленно рулил по дороге мимо пустой будки охраны и остановился перед мостом. С южной стороны он был поднят под углом градусов в сорок пять. Обычно мост разводили, чтобы пропустить крупные суда, но сейчас он создавал весьма эффективную преграду. Кто-то дернул за рычаг, и мост начал медленно опускаться, пока снова не стал городской артерией, соединяющей юг города с районом Кэнери-Уорф на Собачьем острове.
Пинки медленно проехал на другой берег реки и заметил в зеркале заднего вида, как мост снова поднимается. Пинки посмотрел на прилепленную к приборной панели схему. На ней был четко обозначен весь маршрут и остановки. Придется тщательно следовать ему, чтобы не вызвать подозрений. Пинки знал, что на Трафальгар-вэй и Вестферри-роуд тоже есть блокпосты, чуть дальше кругового перекрестка на Банк-стрит. Обратный путь пролегал через блокпост на авеню Вест-Индия, в сторону развязки на Вестферри. Но до того он на ничейной территории, островке добровольного карантина в сердце восточного Лондона.
Пинки часто гадал, почему это место назвали Собачьим островом, хотя на самом деле это полуостров, образованный большой излучиной реки. Лишь теперь он понял, что петля на самом деле отрезана от северного берега сетью причалов и каналов, сооруженных для обслуживания самого загруженного порта в мире. Видимо, именно здесь Генрих VIII держал собак, отсюда и пошло название. По крайней мере, так сказал Чарли, как раз перед тем, как Пинки мягко вонзил шесть дюймов холодной закаленной стали ему под ребра. Хорошим парнем был этот Чарли. Жаль, что ему пришлось умереть.
