Виктор Пелевин "Непобедимое солнце. Книга 2"

grade 4,5 - Рейтинг книги по мнению 2640+ читателей Рунета

Саша – продвинутая московская блондинка. Ей тридцатник, вируса на горизонте еще нет, и она уезжает в путешествие, обещанное ей на индийской горе Аруначале лично Шивой. Саша встретит историков-некроэмпатов, римских принцепсов, американских корпоративных анархистов, турецких филологов-суфиев, российских шестнадцатых референтов, кубинских тихарей и секс-работниц – и других интересных людей (и не только). Но самое главное, она прикоснется к тайне тайн – и увидит, откуда и как возникает то, что Илон Маск называет компьютерной симуляцией, а Святая Церковь – Мiром Божьим. Какой стала Саша после встречи с тайной, вы узнаете из книги. Какой стала тайна после встречи с Сашей, вы уже немного в курсе и так.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Эксмо

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-532-02806-7

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.06.2023

– Лекарство, – сказал Ганнис. – Ты уснешь и увидишь сон. Не бойся, оно не горькое.

Как я ни был напуган, от этих слов мне стало смешно. Я боялся совсем не того, о чем думал мой наставник. Выпив вино, я отдал чашку Ахиллу. Если там была какая-то примесь, я ее не заметил.

Ганнис подошел к статуе и снял с нее покрывало. Я увидел львиноголового человека, обвитого змеями – обычное украшение митреумов. Его полуоткрытая пасть была окрашена изнутри красным, словно он только что съел какого-то зазевавшегося Вария. Вид у него был не слишком приветливый.

– Он покажет тебе путь, – сказал Ахилл. – Перед тобой будут появляться знаки ступеней. Все будет точно как в митреуме.

Я понял, что он говорит о ступенях солнечного посвящения, но решил пошутить.

– Знаки ступеней? – спросил я уже заплетающимся слегка языком. – А почему не знаки лестниц? И почему митреум?

Ахилл с Ганнисом засмеялись.

– Любая лестница состоит из ступеней, – сказал Ганнис, – а Митра просто одна из масок того, кому ты служишь. Так что противоречия здесь нет. Смотри в свет, Варий, и зови бога.

– Как?

– По имени.

– Мы вызываем божественный дух?

– Да, – ответил Ганнис, – именно.

– Но тогда нужно пролить жертвенную кровь?

Ганнис вдруг сделался очень серьезным.

– Жертвенная кровь уже пролилась, – сказал он. – Поэтому мы здесь.

Я понял, что он намекает на убитого императора, и мне стало страшно.

– Повторяй его имя, – сказал Ахилл.

– Антонин. Марк Аврелий Антонин.

– Я говорю про бога, – поправил Ахилл. – Имя бога, которому ты служишь. Позови его, когда придет время.

– Элагабал! – произнес я. – Элагабал! Элагабал!

Говорить было все труднее, но это слово я мог повторять долго – оно само слетало с языка.

– Теперь, – сказал расплывающийся Ганнис, – мы оставим тебя наедине с богами. Не бойся мрака, малыш. Ты не первый, кого Ахилл отправляет на эту прогулку. Все будет хорошо. Ищи знаки ступеней…

Я услышал стук закрываемой двери.

А дальше начался мой бег по летающим лестницам и схватка с быком.

Через день действие микстуры окончательно прошло, и я вспомнил все. Совершив прогулку в Аид, я вернулся в мир, который по-прежнему собирался отправить меня к теням. Но теперь я не боялся Аида.

Отсрочка, данная нашей семье судьбою, оказалась длиннее, чем мы предполагали. Я совершенствовал свое искусство еще несколько месяцев, танцуя в храме и дома. Мне говорили, что мой танец нравится жителям Эмесы – и даже редким воинам, приходящим в храм.

А потом случилось то, чего так боялись все.

– Варий, – сказал Ганнис за ужином, – нам сообщили, что Макрин посылает в Эмесу преторианцев. Они будут здесь через несколько дней. Ты понимаешь зачем?

Я кивнул – и попытался запить вином холодный комок в центре живота.

– Тебе полагалось бы упражняться еще несколько лет, – продолжал Ганнис, внимательно на меня глядя. – Но теперь у нас нет времени. Нас просто убьют. Тебе придется танцевать перед солдатами завтра днем.

– Перед какими солдатами? Теми, которых послал Макрин?

– Нет, – сказала моя бабка Меса. – Перед солдатами Третьего Галльского. Но твой танец должен действовать на всех солдат без исключения. Иначе какой в нем смысл?

Она холодно поглядела на Ганниса. Похоже, она не слишком верила в эту затею.

– На самом деле ты будешь танцевать не перед солдатами, – сказал Ганнис, – а перед Камнем. Все как обычно.

– Камень в храме, – ответил я. – Солдаты придут туда?

Меса кивнула.

– Откуда ты знаешь?

– Я об этом позабочусь, – сказала бабка. – Ты же позаботься, чтобы мои деньги не пропали зря.

В эмесском храме Солнца был внутренний двор с колоннадой. Он делился на две части, большую и малую. В большую пускали всех; возле стен стояли лежанки для тех, кто хотел провести в храме ночь.

В малую разрешалось входить только жрецам – там, возле торцевой стены, стоял укрытый навесом Камень, окруженный священными знаменами. Его можно было созерцать, но не трогать. Подойти к нему слишком близко считалось святотатством – его охраняли вооруженные стражи.

Я танцевал перед Камнем на сером песке. Перед этим прислужницы выравнивали его плоскими граблями, и следы моих босых ног обычно складывались в отчетливый крест, на который нанизывалось несколько слабо протоптанных окружностей. Из-за креста в храм ходили христиане, полагавшие, что это некое предвестие и дань их богу тоже.

Паломникам нравился красивый мальчуган (хотя некоторые принимали меня за девочку из-за румян и длинной шелковой рубашки, расшитой золотом и бисером). А мне нравилось нравиться. Ничего иного в те дни я не хотел. Я с младенчества знал назубок все движения и приемы храмового танца. Но прежде в моих движениях не было, как говорил Ганнис, священной силы…

Теперь, как надеялись у нас дома, она должна была появиться. Но по-настоящему на это рассчитывал один Ганнис, а к нему самому мало кто относился серьезно.

Мы потратили на занятия последние доступные нам часы. Ганнис шлифовал мои движения, рассказывая, как они должны выглядеть со стороны. Вечером он принес с собой таблички и сказал, что зачитает мне отрывок из книги, которую он, подобно Марку Философу, пишет для потомков.

– Я пишу в ней про тебя. Вернее, про твой танец.

Он подбоченился и, подражая завываниям чтецов, прочел:

– «Я оставил их там, занятых игрой на флейте и плясками, которые они под звуки быстрой мелодии исполняли на какой-то ассирийский лад: то легко подпрыгивая ввысь, то низко приседая к земле, они, словно одержимые божеством, содрогались всем телом…»

Он продолжал читать, но я отвлекся на мрачные мысли.

– Немного, – сказал я, когда он замолчал.

– Чем меньше слов, тем вернее преодолеют они океан времени… И я нигде не называю тебя по имени, господин. Просто знай, что от тебя останутся не только сделанные скульптором портреты, но даже твой танец сохранится в этих строках, как в янтаре.

То есть он полагал, что уловил меня своими словами как муху… Я пожелал узнать, какую философию излагает Ганнис в своей книге. Он ответил, что не философствует, а пишет роман об убегающих в Эфиопию влюбленных, и это следует понимать как мистерию восхождения к божеству. А в философском смысле книга его близка по духу к литературной школе, которую челядинец моей бабки Флавий Филострат прозвал «второй софистикой». Это как бы новая истинность, возрождающая славу и силу первой софистики, то есть прозорливой мудрости, которую эон София дарил древним певцам.

Я не слишком понял, что он хотел всем этим сказать, но не стал переспрашивать, поскольку знал, что на меня тут же прольются новые софизмы.

– Ты подпишешь сочинение своим именем? – спросил я. – И не боишься позорища?

Ганис улыбнулся.

– Про автора будет сказано вот что: «книгу сочинил муж финикиец из Эмесы, из рода Гелиоса, сын Теодосия Гелиодор». Разобрав значения имен, мудрый поймет, что сила дана мне Солнечным богом и книга эта – дар Солнца, которому я служил. Но это сообщается тайным языком. Мало того, я прикинулся финикийцем. Открыто я говорю только то, что я из Эмесы. Но Эмеса ведь большой город…

– Слишком маленький, – сказал я, – чтобы спрятать в нем такого светоча.

Как тщеславны люди. Ганнис может завтра умереть, а думает о своем романе. Мне захотелось его подразнить.

– Я думал, что обучаюсь у многомудрого мужа, – сказал я, – а он тайный писака. И смерть, ворвавшись в наш дом, найдет его занятым игрой со словами, которые он переставляет на какой-то ассирийский лад, содрогаясь всем телом…

Ганнис засмеялся.

– Не сдавайся раньше времени, Варий, – сказал он. – Смерть когда-нибудь победит всех. Но нас она пока еще не нашла. Яви перед солдатами свою силу, и мы натянем ей нос.

Вот так мы развлекали друг друга в те дни, стоя на краю ужасной погибели – в последней попытке ее отвратить.

– У нас новые гости, – сказала Со за завтраком. – Попутчики до Канар. Тебе понравятся. Ну или во всяком случае будет интересно.

– Кто?

– Буддисты.

– Тибетские? – спросила я.

– Американские.

Я решила показать, что немного смыслю в предмете.

– Я понимаю, а какая школа?

– Pragmatic dharma.

– Что – «прагматик дхарма»?

– Это современная универсальная традиция. Берут из всех систем то, что работает.

– Работает на кого?

– Вот их и спроси, – улыбнулась Со.

– Откуда они?

– Тоже из Bay Area. Ребята загорелые с лимана. Тим говорит, будет очень смешно.

Я, видимо, должна была узнать цитату про лиман, которую Со выделила интонацией, но к своему стыду ничего такого не вспомнила. Все-таки generation gap – это реальность.

– У тебя есть возможность по блату узнать действительно глубокую мудрость, – сказала Со насмешливо. – Такое, что обычным прихожанам не говорят. Не упусти шанс.

От штаба восстания в это утро первый раз не разило марихуаной. Во всяком случае, в коридоре запах еще не чувствовался.

И даже внутри он был умеренный, словно люди здесь курили не для того, чтобы исказить реальность, а лишь пробовали вкус дыма.

Обстановка не изменилась – только вокруг золотого уха на потолке появилась замкнутая в кольцо надпись серебряным маркером:

STONE DANCER STONED ANSWER[2 - Каменный танцор, удолбанный ответ.]

которую можно было прочитать еще и так:

DANCER STONED ANSWER STONE[3 - Танцор удолбан, ответь, камень.]

Глубоко. Нет, правда. Риальне круто.

С гостями спустился пообщаться сам Тим – он тоже был в каюте. Это впечатляло. Майкл и Сара сидели у стены, как в кинозале. Раджива не было. Он индус, догадалась я – что ему Будда. Подумаешь, инкарнация Вишну.

Гостей было трое. В центре комнаты на подушках сидела бодрая загорелая старушка с бильярдно выбритой головой и аккуратно подстриженной седой бородкой (бородатых женщин я уже видела, но вот седобородых не приходилось). На ней было женское платье, и я подумала, что так мог бы выглядеть вставший на трансгендерный путь Троцкий.

Вторым гостем был мужик лет шестидесяти с длинным седым пони-тэйлом, в джинсах и белой майке с надписью «WHITE FACE, BLACK HEART»[4 - «Белое лицо, черное сердце».] (как я поняла, что-то вроде компьютерного «Intel inside», только применительно к расовому вопросу).

На его руках темнели этнические индейские татухи, сделанные, видимо, еще в те времена, когда за культурную апроприацию в Америке не карали. Он был большим и излучал не то чтобы угрозу, но… В общем, все то, что излучает сильное, крупное и немного напуганное белое мужское тело в эпоху BLM-капитализма[5 - BLM – black lives matter.].

Третий, симпатичный очкарик моего примерно возраста в пляжной рубахе и шортах, сидел в уголке. Он, как я догадалась, был чем-то вроде падавана у первых двух.

Старушка подняла на меня острые голубые глаза и представилась:

– Кендра.

Я все-таки была не до конца уверена, что это старушка, а не старичок.

– Саша, – ответила я. – Я не расслышала – Кендро?

– Кендра, – повторила старушка и поглядела на падавана.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом