– А кто поверит тебе, ведунья? – и теперь не только издевка в голосе ее была, но и угроза.
Практически угроза.
Чуть не сглотнула нервно, сама не знаю, как удержалась.
– Сделаем так, Весенка, – голос Славастены сладок стал как мед, – я тебя прикрою, и от совета, и от магов, от тебя лишь одного прошу – не сегодня-завтра по твоей территории обоз с невольниками пройдет – пропустишь. Пропустишь и Саврану слова не скажешь!
Так значит, да?
Очень медленно подняла руку, да и сделала то, о чем давно мечтала – показала фигу бывшей наставнице. Внушительную такую фигу.
И глаза Славастены вспыхнули зеленым огнем.
– Пожалеешь ведь, – прошипела она.
– Так уже, жалею-то, – едко ответила я.
– Я тебя дуру, пожалела тогда! – прошипела стремительно стареющая ведьма.
– Ну так а я не поумнела, не видно что ли? – нагло спросила в ответ.
И остановила бег наливного яблочка, прерывая связь.
Посидела, сама не заметила, как задумчиво яблоко сгрызла, на сутки, не меньше, отрезая себя от всего мира. Может и к лучшему… Потому что не поумнела, нет. И тогда мимо несправедливости не прошла, и сейчас вот в нее же вляпалась да так, что выберусь или нет неясно.
Из печи высунулся домовой, посмотрел на меня, догрызающую черенок от яблока укоризненно, покачал головой и сказал:
– Ничему тебя жизнь не учит.
Даже отвечать не стала.
Поднялась, плащ на плечи накинула, капюшон на голову, иллюзию на лицо и руки, захватила клюку с артефактом раба подчиняющим и вышла на двор.
Охраняб мой ел сидя перед сдвинутым в сторону котлом и горящим огнем костра, в мокрой рубашке, некрепко держа тарелку, но с грацией орудуя ложкой. Меня он не услышал, сидел спиной к избе, да и шла я босая, но почувствовал – замер.
– Не оборачивайся, – приказала, убирая иллюзию.
– Что так? – хрипло спросил.
Объяснять не стала, предупредила только:
– Артефакт подчиняющий при мне.
Понял, сглотнул гулко.
Застыл, напряженно.
Я медленно подошла вплотную, прикоснулась ладонью к рубашке так, чтобы мокрая ткань обрисовала клеймо – едва ли я рискнула бы прикоснуться к нему напрямую. А так, через ткань, провела, касаясь каждой из пяти меток. Три оставили те трое архимагов, что оставались в королевстве последними, раз этот четвертый, а вот две метки… Одну магистр ставил, много сил в нее вложил, почти выгорел, а пятую… того кто ставил пятую, последнюю, усиливая метку магистра, я не смогла определить.
Но стоило мне прикоснуться к ней – мага затрясло.
– Не бойся, вреда не причиню, – тихо сказала я.
– Не боюсь, – с трудом сдерживая ярость, произнес он, – но где твои когти, ведьма?
Я вздрогнула. Мгновенно отняла руку. Помолчала, а воинственно выдала:
– Так подпилила. Мужик же в доме, надо соответствовать.
Он усмехнулся.
А затем как-то очень странно сказал:
– Ты слишком хорошо вымыла котелок, ведьма. Он прямо сияет.
Меня пробрала дрожь. Очень медленно повернув голову, взглянула в сторону котла с похлебкой и увидела свое отражение – растрепанные волосы, виднеющиеся из-под сползшего назад капюшона, лицо девчачье испуганное, глаза широко распахнутые и ужас, который я, к стыду своему не скрыла.
– Да, меня тоже сползший на подбородок глаз напрягал меньше, чем это, – хрипло признался маг.
Я поняла о чем он – я ведьма молодая, в силу не вошедшая, то есть жертву еще не принесшая. А тут вот он весь – в моей власти и целый архимаг. Убивай не хочу просто!
И ведь что сейчас не скажи – не поверит. Выглядит все слишком уж – и караван встретила, и себе забрала, и артефакт подчинения не забыла прихватить, а ошейник все так же на нем, и прикажи я на алтарь лечь – сопротивляться не сможет.
Почувствовала себя целой владетельницей целого мужика!
Рабовладелица уже звучит гордо, а я теперь целая архимаговладелица!
Постояла, подумала. Сняла плащ с себя, откинула на ступени, с клюки сняла артефакт – демонстративно надела на шею, чтоб знали некоторые охранябы – кто тут хозяин, и, отправив клюку прыгать в избу, обошла мужика и села рядом.
Посидела, подперев кулаком подбородок, посмотрела на огонь, затем искоса взглянула на мужика и спросила:
– И как суп?
– Похлебка, – ответил он, все так же сидя с неестественно прямой спиной. – Хочешь?
Кивнула, прикусив язык, чтобы не спросить «А не отравлено ли?». Свистнула домовому, тот принес еще тарелок и ложек, себе из казана похлебки набрал и умчался в дом – он в этом лесу вообще гость незваный, потому у меня в домике и скрывается.
А вот мне архимаг похлебки налил, тарелку протянул, пристально за каждым движением следя. А едва я за ложку взялась, насмешливо поинтересовался:
– И даже не спросишь отравлено ли?
– Я хотела, – честно призналась рабу, – но решила тебя не обижать.
– Спасибо, добрая госпожа, – едко ответил он.
И видимо обиделся.
Из дома выскользнул домовой за добавкой, поцокал одобрительно, хваля повара, и умчался обратно в избу.
– Твой первый су… в смысле похлебка? – спросила я, осторожно набирая варево в ложку.
Пахло вкусно.
– Практически, – угрюмо ответил архимаг, у которого впереди была в лучшем случае смерть, в худшем безумие… а вообще-то у него впереди была я, и надо было бы ему как-нибудь на это намекнуть.
И вкус у похлебки оказался тоже потрясающим, я даже глаза прикрыла от удовольствия – вкусно. Давно я горячего такого не ела, соскучилась.
– Готовишь ты, – решила, набирая уже пятую или шестую ложку, я кажется, после первой счет потеряла.
Маг мрачно посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:
– Ты ведь уже поняла кто я. Повар из меня не лучший будет, я уже лет сорок как не готовил в принципе.
Чуть не подавилась, укоризненно взглянула на него и честно призналась:
– Просто поверь, я готовлю хуже.
Подумала, и призналась еще честнее:
– И ведьма с меня примерно такая же. Никакая в смысле.
Теперь аппетит пропал у мага, а взгляд стал очень, просто очень напряженным.
Подтверждая его худшие предположения, добавила:
– Печать будем снимать.
– Дура,– тихо, но очень отчетливо произнес архимаг.
Пожала плечами, ничуть не отрицая.
Маг же, помолчав, спросил:
– Ты природная ведьма, да?
– Прирожденная, – поправила его.
Он отложил свою тарелку и схватился за голову. Понимаю, я бы на его месте поступила бы примерно так же. Ну или сбежала. Нет, я бы, наверное, сбежала… но у него ни шанса, на мне подчиняющий артефакт.
– И что ты видишь, глядя на меня? – хрипло спросил архимаг, зажмурившись до боли в глазах – я в отражении котелка увидела.
– Беду, несправедливость, боль, – нехотя ответила я.
Он стиснул челюсти, но затем, выпрямился, чем только подчеркнул свою худобу и немощность, и сообщил:
– Эту печать не снять. Поверь, и пытаться не стоит.
– Да, но дура я, еще и неверующая, – отозвалась беззаботно. – И снимем мы ее, серьезно снимем. Я же прирожденная ведьма, так что рано или поздно, но снимем.
Архимаг посмотрел на меня так, что сразу стало ясно, где он видел меня, мою прирожденную магию и в целом мою уверенность, я лучезарно улыбнулась в ответ, сверкнув иллюзорными зелено-желтыми клыками.
И вдруг реальность изменилась!
И я на архимага смотрела, а видела иное. Дорогу, темную, залитую светом наливающейся кровью луны, бегущую женщину с двумя детьми держащимися за юбку матери, да одним в прижатым к груди, мужчин, следующих за ней и падающих одного за другим… И хотя до моего заповедного леса оставалось две версты, решение пришло быстро – взмах рукой и дорога делится на двое, уводя женщину и детей в безопасность, тихий шепот ветра и из своей норы встает леший, а по краям дороги растут-поднимаются лианы с ядовитыми шипами. И пусть не мой лес, не моя заповедная территория, но…
– Что ты творишь? – яростный шепот моего охраняба.
Его я не видела, но протянув руку, сплела пальцы с его сильной ладонью, позволяя увидеть то, что вижу я.
И архимаг мгновенно сориентировавшись, сказал мне то, что уже и так знала:
– Это не твоя территория!
А то я не знаю!
– Слушай, не…– начал был маг.
Хрипло выдохнув, выгнулась всем телом, вливая дыхание заповедного леса в дорогу и ядовитые лианы волной слхлеснулись одна с другой, перекрывая преследователям путь.
– Лесная Ведунья! – послышался крик… знакомый мне крик.
– Не ее территории! – вторил ему тоже кто-то… знакомый.
Я улыбнулась.
Есть яды, что не вредят животным, а вот людям…
– Что же ты делаешь?! – взревел уже практически архимаг.
А по захваченной мной дороге распускались-расцветали источая яд кусты дурмана, росли и наполняли ночь ядом тысячей соцветий, падали с испуганных лошадей преследователи, теряли сознание преследуемые…
И падала на землю я, очень надеясь, что не костер.
***
В себя пришла неожиданно не на земле, что плохо – земля силу дает. А так очнулась я едва дыша, взглянула в синие глаза моего охраняба, и попросила:
– На землю положь.
