Время для перемен
Юлия Викторовна Маркова
Александр Борисович Михайловский
Никто кроме нас #7
С того момента как императрица Ольга вступила на престол прошло три года. За это время Российская Империя, счастливо избегнувшая катаклизма под названием «первая русская революция», обновляясь и усиливаясь, готовится к новой схватке, которая через несколько лет неизбежно грянет на просторах Европы. В начале 1907 года предрешен только состав коалиции Центральных держав, поскольку Германская империя день ото дня усиливает связи с Австро-Венгрией и Турцией. При этом формирование Антанты находится в зачаточном состоянии, ибо не изжита враждебность между Россией и Великобританией. Придется России в одиночку драться против враждебной коалиции или у нее в этом деле все же найдутся союзники?
Александр Михайловский, Юлия Маркова
Время для перемен
Вступление
С начала русско-японской войны минуло три года. Нельзя сказать, что это время было особенно бурным, хотя и спокойным его тоже не назовешь. Британская империя под руководством миролюбивого Генри Кемпбелл-Баннермана зализывала раны своему престижу, нанесенные авантюрами предыдущего правительства. Несколько раскрытых покушений (с британским участием) на русского императора и утопленная эскадра адмирала Ноэля еще долго отдавались на Даунинг-стрит тупой саднящей болью. Даже разгром мятежа в Финляндии не мог сподвигнуть джентльменов на что-то более громкое, чем дежурные протесты. Сэр Эдуард Грей, только-только назначенный министром, отметился в парламенте довольно вялой речью в защиту «свободы и демократии», и на этом все кончилось.
Этот джентльмен тоже был сторонником активной политики, но только на германском направлении. Второй Рейх, как это ни удивительно (при почти полном отсутствии колониальной подпитки), развивался быстрее всех своих европейских соседей, и поспорить с ним в этом могли только Североамериканские Соединенные Штаты. В Британском Адмиралтействе посчитали, что, исходя их колониальных амбиций кайзера Вильгельма и растущей мощи германской промышленности, к восемнадцатому году двадцатого века германский Хохзеефлотте по силе сравняется с британским Роял Нэви и дальнейшая гонка военно-морских вооружений грозит Великобритании финансовым разорением. А посему последовал вывод, что если джентльмены желают положить предел амбициям диких германских гуннов, сделать это необходимо задолго до наступления означенной даты.
Тем временем главный возмутитель европейского спокойствия, германский кайзер Вильгельм, неловко ворочался, стараясь поудобнее устроиться в новой реальности. С одной стороны, его немало радовали понижение градуса франко-русских отношений и щелчок в нос, что получили зазнайки из Роял Нэви; с другой стороны, он просто не знал, как вести себя с Россией императрицы Ольги. В той, другой реальности, он распоясался в условиях резкого ослабления России после проигранной русско-японской войны и инспирированной ею первой русской революции; но в этом мире все было совсем не так. Россия была сильна как никогда и очень зла, а единственного визита в Санкт-Петербург кайзеру хватило, чтобы понять: Ольга – это далеко не кузен Ники. Она олицетворяла собой мрачную суровую простоту, величие которой не требуется подкреплять жемчугами и бриллиантами.
Но больше всего кайзеру запомнился российский князь-консорт, Великий князь Цусимский новейшего происхождения, который тяжелой тенью маячил за спиной августейшей супруги и смотрел на Вильгельма таким взглядом, будто целил из винтовки. Разумеется, кайзеру было известно британское прозвище этого человека – «Воин Пришельцев», также он знал и то, что российская аристократия прозвала этого человека «Викингом». Причиной тому стали как выигранное им сражение под Тюреченом, так и его гордый и независимый нрав. Разговаривать с великими князьями так, будто это неразумные детишки, дано не каждому. И императрица вела себя под стать супругу – сурово указала, что не позволит в очередной раз положить Францию пусту (что, впрочем, не касается колониальных войн: где-нибудь в Африке немцы могут сколько угодно меситься с французами, и ни один русский солдат от этого даже не пошевелится). Но чтобы попытаться оспорить французские колонии в Африке или где-нибудь еще, кайзеру нужен был флот. Солдат к месту сражений надо было еще доставить, их требовалось снабжать, а транспорты снабжения, которые пойдут мимо французских берегов, было необходимо охранять…
Что касается французов, то они сидели тихо. Воинственный как вождь племени мумба-юмба Теофиль Делькассе, получив пинка под зад, покинул здание на набережной Ка-де-Орсе (уж слишком серьезные последствия повлек отказ Французской Республики поддержать Российскую Империю в русско-японской войне) и его сменил трусоватый и жуликоватый Морис Рувье. А потом началась министерская чехарда: министры то и дело сменяли друг друга, и от этого качество французской дипломатии неуклонно снижалось.
Что касается Российской Империи, то она, подобно гадкой гусенице, желающей превратиться в прекрасную бабочку, замкнулась в себе и проявляла минимум международной активности. Она занималась тем, что решала свои внутренние проблемы. Двадцать лет покоя, как мечтал Столыпин, Российской Империи никто не обещал, поэтому даже краткосрочную передышку нужно было использовать с максимальной пользой. А дел в государстве у правительства императрицы Ольги и канцлера Одинцова было невпроворот. В первую очередь требовалось в кратчайшие сроки избавить российское чиновничество от проказы коррупции, оптимизировать денежное обращение, реформировать армию, очистить офицерский корпус и генералитет от дураков и потенциальных предателей, а также провести первый этап большой программы переселения крестьян в Сибирь и на Дальний Восток. Помимо этого, было необходимо переварить добычу русско-японской войны: урегулировать отношение с бессильным корейским ваном и цинским Китаем, которым правила доживающая последние годы императрица Цыси, протянуть нити железнодорожных путей к Сеулу и Фузану, а также обустроить базу крейсеров на Цусиме.
С корейским ваном было проще всего. Еще осенью тысяча девятьсот четвертого года, под давлением обстоятельств, он подписал первое русско-корейское соглашение, предусматривающее преимущественные интересы Российской Империи на территории Кореи, как и следовало из русско-японского мирного договора, а чуть больше чем через год это соглашение сменилось Договором о Протекторате. С этого момента ван Коджон царствовал, но не правил. Но известие о Протекторате вызвало волну возмущения в Цинском Китае, считавшем Корею своей вассально территорией, незаконно отторгнутой японцами. Кроме всего прочего, на китайской земле еще не остыли угли восстания ихэтуаней, протестовавших против проникновения в страну европейцев и обращения ими части китайского населения в христианство. Не думаю, что Конфуций учил убивать иноверцев и иностранцев, но его далекие последователи оказались крайне воинственны, тем более что эта воинственность стимулировалась как указами богдыханши Цыси, так и наущениями «некоторых» европейских посланников. Командующий Бэйянской армией генерал Юань Шикай собрал около ста тысяч своего войска нового строя и двинулся воевать против белых чертей и длинноносых варваров. Предполагалась, что его армия, вымуштрованная с помощью европейских инструкторов, с легкостью сомнет немногочисленные русские гарнизоны, оставшиеся после того, как большая часть Маньчжурской армии была переведена в центральные губернии Российской Империи.
По счастью, китайским башибузукам противостоял не кто-нибудь вроде Куропаткина, а фельдмаршал Линевич, с которого еще не сняли обязанности главнокомандующего русской армией в Маньчжурии. Сил у старика и вправду было значительно меньше, чем у Юань Шикая. Не считая гарнизонов городов, примерно сорок пять тысяч штыков при сорока восьми трехдюймовках. Но это были русские солдаты, прекрасно вооруженные и имеющие боевой опыт победоносной русско-японской войны. Сражение русской и китайской армий состоялось неподалеку от порта Инкоу, который китайцы попытались взять с налету. Ощущение от этой битвы у разного рода, иностранных «наблюдателей» возникло такое, что по гигантской глиняной корчаге подвыпивший русский богатырь врезал железным ломом: черепки веером во все стороны и облако густой пыли. Ап-чхи!
Этих самых наблюдателей потом еще два дня отлавливали по окрестностям, и сцапали почти всех. А все потому, что Линевич повелел распространить среди китайских крестьян, что каждого инглиза, немца, франка и т. д. и т. п. доставленного живым к русскому командованию дадут лян серебра, но если длинноносый варвар окажется мертвым, то за него дадут только десять палок… Дураков получать палки вместо серебра среди крестьян не было, поэтому они переловили и доставили русским всех сопровождающих армию Юань Шикая европейцев. Впрочем, и самого этого генерала (единственного из китайцев, кто интересовал русское командование в живом виде) они тоже поймали и сдали на пункт приема человеческого вторсырья за один лян. И никакого почтения к мундиру. Если у тебя есть армия – то ты генерал, а если армии больше нет, то обыкновенный бандит-хунхуз, за голову которого назначена награда. Теперь, когда грянет Синхайская революция (а она непременно грянет, и, может быть, даже раньше, чем в другой реальности), одна из самых амбициозных политических фигур окажется вне игры.
Потом, прибрав за собой разбросанный мусор, армия Линевича двинулась на Пекин – выяснять, к чему был весь этот гай-гуй. Когда известие об этом дошло до богдыханши Цыси, та так разволновалась так, что чуть было скоропостижно не прекратила своего существования. Ей была памятна история с подавлением восстания ихэтуаней, когда объединенная армия европейских держав взяла Пекин и поставила Цинскую империю в унизительное положение, обычно свойственное побежденным. Извинения, которые тогда пришлось приносить длинноносым варварам, были наименьшей из бед. Гораздо серьезней была контрибуция, наложенная победителями на Китай, потому что взыскивать ее требовалось с и так уже ободранного до костей населения. Но армия Линевича брать Пекин не стала, ибо такой задачи ей не ставилось. Переговоры между дипломатами Поднебесной и фельдмаршалом Линевичем состоялись в местечке Фэнжунь.
Собственно, китайские сановники предполагали, что жадные варвары потребуют денежной компенсации «за беспокойство», но когда им озвучили сумму, даже прожженным конфуцианцам изменила их хваленая невозмутимость. Контрибуция, наложенная на цинское правительство, вдвое превосходила сумму, на которую по итогам русско-японской войны «обули» императора Муцухито (значительно более состоятельного, чем богдыханша Цыся). Такое изъятие денежных средств должно было полностью разорить Китай, и так уже отягощенный контрибуциями по итогам японо-китайской войны и подавления восстания ихэтуаней. А ведь во всем виновата как импульсивность Цыси (нефига было писать пламенные воззвания к солдатам убивать и русских, и обращенных в православие китайцев), так и репутация русских как людей кротких и незлобивых, которых требуется очень долго раскачивать на какие-нибудь ответные действия. А тут, поди ж ты: молниеносный ответный удар и сокрушительный разгром. У китайских сановников, окружавших трон богдыханши, создалось впечатление, что Наместник Алексеев и главнокомандующий Линевич только и ждали момента, когда Бэйянская армия, ведомая народным гневом (а на самом деле по приказу Цыси), вторгнется в Манчжурию и даст им повод снова немного повоевать…
И вот в тот момент, когда китайские дипломаты уже были на грани отчаяния, фельдмаршал Линевич как бы невзначай заметил, что его императрица согласна была бы зачесть контрибуцию в счет арендной платы за девяносто девять лет использования Манчжурии. В любом случае манчжур там уже почти не осталось, все выехали в Китай. Поскольку территория Манчжурии являлась родовым владением чжурчжэньского клана Айсиньгьоро, основавшего империю Цин, договор заключался лично с Цысей как с главой клана, а не как с китайской императрицей. Как там богдыханша и ее наследники будут в свою пользу взыскивать компенсацию с нищего Китая, русских уже не касалось. Дело было сделано. Теперь сразу после того как грянет Синьхайская революция и династия Цин будет свергнута с китайского трона, арендованная Российской Империей Манчжурия превратится в выморочное имущество. Новые китайские власти не будут иметь к этой провинции никакого отношения, поскольку она никогда не входила в состав доманчжурского Китая, а свергнутый император Пу И (на момент заключения договора аренды находившийся еще в стадии эмбриона) станет российским подданным.
Но это были дела восточные. На европейском направлении, несмотря на все изменения и отсутствие такого явления как «первая русская революция», события шли почти привычным для другой истории курсом. Основными противниками Российской Империи по-прежнему оставались Германская Империя, Австро-Венгрия и Оттоманская Порта. При этом союзников у нее не было совсем. Не называть же союзниками Сербию и Черногорию. Помочь в войне такие «союзники» в виду своей слабосильности ничем не смогут, зато неприятностей могут организовать столько, что потом с разбегу не перепрыгнешь. Болгария в силу предпочтений своего князя болтается между Россией и Австро-Венгрией как известная субстанция в проруби, а Румыния, по извечной цыганской привычке, только и ищет, чего бы стащить с чужого стола. Великобритания, несмотря ни на что, под давлением обстоятельства, называемого «германской угрозой», из состояния прямой враждебности переходит в состояние недружественного нейтралитета.
При этом градус союзных отношений с Францией значительно понизился – как по причине предательского поведения Третьей Республики во время русско-японской войны, так и по причине того, что вышедшее из золотого стандарта правительство канцлера Одинцова перестало брать обеспечительные кредиты в звонкой валюте. И Одинцов, и Новиков, и другие ответственные товарищи не испытывают к Третьей Республике особенного доверия. А с французской стороны свои пять копеек добавила монополия на внешнюю хлебную торговлю, которую все тот же канцлер Одинцов отдал частно-государственной корпорации «Росзерно». Таким образом, былые «деловые партнеры» европейских буржуа сгинули в неизвестном направлении, а их место заняли люди, с которыми, как оказалось, совершенно невозможно «договориться».
Больше всего Ротшильдов, стоящих за спиной у французских властей, бесит то, что государственная часть уставного капитала этой корпорации, была составлена из денег, конфискованных у разгромленного франкофильского лобби, а его частной составляющей оказались личные взносы императрицы Ольги, ее брата Михаила, экс-императора и Великого князя Финляндского Николая, а также контролируемой канцлером Одинцовым корпорации пришельцев с устрашающим названием «Белый Медведь». Впрочем, не секрет, что некоторым крупным русским буржуа тоже предлагали принять посильное участие в этом прибыльном деле, но бывшие воротилы хлебного рынка гордо отказались, рассчитывая, что через полгода-год это неумная затея молоденькой девчонки-императрицы все равно пойдет прахом. Теперь эти деловые люди усиленно кусали локти, сетуя на свою недальновидность, поскольку корпорация, умело руководимая господином Коншиным, не только не разорилась, но и пустила корни в каждой губернии и каждом уезде страны.
В активе молодой корпорации имеются не только элеваторы, ссыпные зерноприемные пункты, новейшие паровые мельницы и отлаженная логистика по доставке, но и разбросанные по всей территории Империи селекционные и семеноводческие хозяйства, а также агрономические пункты и конно-машинные станции, предоставляющие бедняцким хозяйствам доступную возможность аренды рабочих лошадей, сеялок, плугов и борон. Благотворительности в этих действиях был самый минимум. В основном такие действия преследовали цель увеличить обороты корпорации за счет мелких производителей. Нельзя не сказать и о том, что недорогая аренда и такие же легкодоступные для бедных крестьян семенные ссуды возбудили лютую ненависть представителей кулацкого сословия. Кулак – он ведь не просто зажиточный крестьянин, поднявшийся из крестьянской нищеты с помощью своего ума и смекалки, а еще и сельский буржуа, ростовщик и лавочник, живущий за счет ограбления односельчан. И тут вдруг откуда ни возьмись появляется конкурент, который вырывает у кулака вкусное прямо изо рта, а взамен сует туда кукиш.
И вот что удивительно: никакой коллективизации не наблюдалось вообще, тем более принудительной; большевики держались от деревни на почтительном расстоянии, а вот поджоги конно-машинных станций и ссыпных пунктов, а также убийства управляющих уездных отделений Росзерна и даже рядовых работников на какое-то время сделались самым обычным явлением. Правда, наряду с насильственными методами борьбы за прибыли мелкой буржуазии нередки были случае хищений, приписок и банальной коррупции, когда за определенную мзду ссуды предоставлялись совершенно не тем людям, которые нуждались в помощи.
И точно так же, как и большевики тридцатых годов иного мира, власть ответила на кулацкий террор и разгул коррупции самым неприкрытым насилием. Правда, это насилие не было массовым (можно сказать, огульным) по отношению ко всем представителям зажиточного крестьянства: эсбисты «брали» только непосредственно замешанных в актах саботажа, диверсий, хищений и коррупции, а суды, в зависимости от тяжести содеянного, штамповали сроки от пяти до пятнадцати лет каторги. Умели грешить – умейте и лес пилить и тачку на стройке катать. Вместе с преступниками к месту будущего вечного поселения отправлялись их бабы и ребятишки. Тоже переселенческая программа, но только не совсем добровольная. Впрочем, на новом месте ссыльные получали такое же вспомоществование, как и обычные переселенцы, ведь власти хотели убрать этих людей из центральных губерний, а не заморить их нищетой, голодом и холодом. Империя интенсивно развивалась – и на ее карте появлялись такие населенные пункты как Магадан, Воркута, Инта, Мурманск, Норильск, не говоря уже и о том, что активное строительство железных дорог в Сибири и на Дальнем Востоке также требовало большого количества рабочих рук. Великий Сибирский путь обрастал разъездами, а на некоторых участках с особо интенсивным движением магистраль становилась двухпутной. Также интенсивно проектировались и строились новые дороги, в первую очередь, в направлении на Сеул-Фузан, на Воркуту и Мурманск.
В рамках подготовки к грядущей войне развивались и западные губернии Российской Империи. Если польские территории было велено считать стратегическим предпольем, то по рубежу рек Западный Буг, Нарев, Бобр и Неман возводился некий аналог линии Сталина, протянувшийся от Либавы на побережье Балтийского моря до предгорий Карпат. В Прибалтике, напротив русской оборонительной линии, еще давно немцы возвели свои укрепрайоны, прикрывающие с востока Кенигсберг. Кстати, сама Либава, в связи с особенностями своего положения и гидрографии района, утратила статус передовой военно-морской базы Балтийского флота; теперь на нее базировались исключительно миноносцы, минные заградители и тральщики (в перспективе торпедные катера), но никаких крупных артиллерийских кораблей. Какой смысл в военно-морской базе, если после каждого шторма ее акватория намертво забивается песчаными заносами, с которыми в разумные сроки не сумеет справиться ни один земснаряд? Огромные средства, при соучастии Витте вбуханные в эту базу при императоре Николае Втором, на самом деле оказались выброшенными в песок… правда, не все эти деньги пропали даром. Часть сооружений удалось приспособить для базирования москитного флота, часть оборудования вывезти и использовать для доукомплектования других военно-морских баз – например, Мурманска, Цусимы и Мозампо…
Собственно, не базами едиными жил флот. В Петербурге и Николаеве на воду уже были спущены карманные линкоры первых серий. На Балтике – «Гангут», «Петропавловск», «Петр Великий» и «Андрей Первозванный». На Черном море – «Императрица Мария», «Императрица Екатерина» и «Иоанн Златоуст». И, поскольку свято место пусто не бывает, на стапеля тут же легли кили линкоров второй, улучшенной серии, в конструкции которых были предусмотрены самые новейшие достижения науки и техники. В Британии известный адмирал Фишер поначалу пришел в изумление от прыткости русских, но потом британской разведке удалось раздобыть характеристики строящихся кораблей – и тогда стало ясно, что британским интересам русские линкоры могут угрожать только в случае прямого нападения Британской империи на Россию. Для наступательной войны против Владычицы Морей у этих кораблей банально не хватит дальности, однако во внутренних морях они способны перебить множество горшков на неприятельских кухнях.
На Балтике единственными реальными противниками русских эскадр могли стать флоты Германии и отчасти Швеции, а на Черном море основной жертвой русской агрессии должна была стать Турция. Случись нечто подобное лет тридцать назад, когда англо-турецкая дружба цвела и пахла – британцы, несомненно, восприняли бы такое усиление русского флота враждебно… Но сейчас, по мере все усиливающегося сближения Второго Рейха и Оттоманской Порты, британцы стали поглядывать на Больного Человека Европы с усиливающимися подозрением и недружелюбием. Но, по большому счету, коалиция, которая должна была противостоять наглости Центральных держав, к началу 1907 года еще не сложилась. Уж слишком сильно британцы, да и французы, оказались напуганы и сбиты с толку предшествующими событиями. Все застыло в неустойчивом равновесии, и от дуновения ветра могло качнуться в любую сторону.
Часть 25. Выбор пути
1 марта 1907 года, 12:05. Санкт-Петербург, Зимний дворец, кабинет Канцлера Российской Империи.
В этот знаменательный день, третью годовщину появления в Тихом океане отряда кораблей из будущего, в кабинете у канцлера Одинцова собралась вся верхушка Империи. Сначала к Павлу Павловичу прибыла императрица Ольга Александровна в сопровождении князя-консорта и командующего корпусом морской пехоты генерал-майора Александра Новикова, а также своей первой статс-дамы (и супруги канцлера) Дарьи Одинцовой. Почти сразу же вслед за ними в кабинет вошел долговязый как коломенская верста Великий князь Михаил Александрович, а следом – замглавы СИБ (внутренняя безопасность) полковник Евгений Мартынов и его коллега (руководитель загранразведки) полковник Игорь Баев. Еще чуть позже на экипаже с Финляндского вокзала прикатили канцлер великого княжества финляндского капитан первого ранга Михаил Иванов и экс-император, а ныне Великий князь Финляндский Николай Романов со своей второй супругой Аллой Романовой-Лисовой. На этом список почетных гостей был исчерпан, так как самые важные персоны были уже в сборе. Один только Великий князь Финляндский чувствовал себя в этом собрании неуютно, как кот на собачьей свадьбе. Но положение обязывает. Если бы его супруга поехала на эту встречу одна, то это выглядело бы по меньшей мере неприлично.
Конечно, с такой юбилейной целью удобнее было бы собраться в Малахитовой гостиной, но данное мероприятие планировалось не только как фуршет, но и как совещание в очень ограниченном кругу Малого Совета. И если кабинет канцлера по нынешним временам был полностью защищен от прослушки, то о Малахитовой гостиной этого сказать было нельзя.
– Очень жаль, – сказал канцлер Одинцов, начиная разговор, – что нельзя вытянуть сюда с Цусимы товарища Карпенко…
– А почему нельзя? – пожал плечами Новиков. – Если Сергей Сергеевич нужен тебе здесь, то вытягивай. Степан Александрович (бывший старший офицер на «Трибуце») уже созрел и для наместничества, и для командования отрядом крейсеров. Только вот скажи, Павел Павлович – для чего тебе здесь понадобился контр-адмирал Карпенко?
– Ближайшие двадцать-тридцать лет все основные события местной истории будут развертываться на европейском театре военных действий, – пояснил Одинцов, – поэтому держать на Дальнем Востоке нашего лучшего специалиста по морским делам мне кажется неразумным. Михаил Васильевич (Иванов), при всем к нему уважении, у нас все же больше дипломат, нежели флотоводец.
– Что есть, то есть, – усмехнулся канцлер Великого княжества Финляндского, – да и по первой своей специализации я происхожу из подплава, и тактику надводных сражений знаю довольно приблизительно… Бой при Порт-Артуре – это целиком заслуга Сергея Сергеевича. Он его спланировал, и он же командовал парадом; моим же делом было держать строй и поражать намеченные цели. Воодушевление и упоение боем, конечно, присутствовали, но не более того. Я даже не знаю, сумел бы я провернуть нечто подобное, ведь, как говорит адмирал Дубасов, тот бой на классическое линейное сражение был похож крайне мало, и именно поэтому адмирал Того впал в ступор, который стоил ему проигранной битвы и самой жизни.
– А что Того мог сделать после того, как Сергей Сергеевич на все сто процентов сумел реализовать качественное превосходство и эффект внезапности? – пожал плечами полковник Баев. – Он даже не понимал, какой козырь ляжет на стол в следующий момент, и потому мог только реагировать на действия наших кораблей, и не догадываясь, что этот бой был проигран еще до его начала. Но в любом случае я с Павлом Павловичем абсолютно согласен. Есть сведения, что англичане уже стягивают свои силы из колониальных морей во флот Метрополии, поэтому и адмирал Карпенко нужен нам здесь и сейчас. Вопрос только в том, стоит ли перегонять сюда еще и «Трибуц» с «Быстрым» или же будет достаточно одного адмирала Карпенко.
– После исчерпания боезапаса оба этих корабля не будут иметь ровным счетом никакой ценности, – сказал каперанг Иванов, – за исключением роли музейных экспонатов. Кроме того, к кораблям из будущего приковано особое внимание, и их перевод на Балтику, несомненно, встревожит наших, гм, оппонентов, что преждевременно.
Императрица переглянулась с князем-консортом – и тот кивнул, показывая, что тоже согласен с последним оратором.
– Значит, быть посему, – твердо сказала Ольга. – Мы вызовем Сергея Сергеевича Карпенко пред наши светлые очи, чтобы наградить его по заслугам за верную службу Государству Российскому. Но только скажите, Павел Павлович – какую службу мы ему предложим, ибо просто состоять в Нашем Малом Совете будет для этого человека недостаточно?
– На Балтике со всеми задачами вполне справится адмирал фон Эссен, которого мы сейчас усиленно готовим к этой роли, – сказал канцлер. – На Черном море у нас есть адмирал Эбергард, который справлялся в прошлый раз и справится сейчас, особенно если в его распоряжении будет эскадра быстроходных карманных линкоров, от которых не уйдет никакой «Гебен». Думаю, что вице-адмирала Карпенко следует назначить командующим Северным Арктическим флотом, который нам еще предстоит создать. Железную дорогу к берегам Мурмана мы протянули без особой спешки, а не как в ТОТ РАЗ, в разгар войны, задыхаясь от транспортной блокады. Ведь совершенно очевидно, что с началом боевых действий обычные транспортные пути через Датские и Черноморские проливы окажутся для нас закрытыми, а нормальные транспортные коммуникации с союзниками – это одна из составляющих успеха.
– Так все же, Павел Павлович, – хмыкнул генерал-майор Новиков, – в грядущей войне у нас будут союзники или, как предполагалось первоначально, мы будем драться против всей Европы в одиночку?
– Союзники у нас будут, – ответил Одинцов, – желание Германии доминировать в Европе не нравится ни Лондону, ни Парижу. Только вот качество их дружбы проходит по категории «третий сорт не брак». В грядущей войне они бут стремиться только к достижению своих целей, среди которых не только разгром и унижение Германии, но и всемерное ослабление России.
– Павел Павлович, у меня есть вопрос, – сказал полковник Мартынов, – скажите, что мы будем противопоставлять лозунгу, скажем так, радикальной оппозиции, о том, что «России эта война не нужна»?
– Такие лозунги появляются далеко не сразу, – ответил принц-консорт, – а только после того, как война затягивается и превращается в набившую оскомину рутину, не приносящую ничего, кроме все новых и новых похоронок. Мы ни в коем случае не должны допускать ничего подобного той унылой бойне, которую в нашем прошлом учинил присутствующий здесь уважаемый Николай Александрович…
– Александр Владимирович, вы несколько неправы, – вступилась за своего супруга Лисовая, – основную роль в срыве планов начального периода войны сыграл тогдашний главком Великий князь Николай Николаевич младший, воспринявший союзнический долг как непосредственное подчинение всем капризам и желаниям французского командования…
– А этого Николай Николаевича, – мотнул головой Новиков, – пустозвона и краснобая, на должность главкома кто назначил – Пушкин, что ли? Первое лицо – император, генсек или президент – всегда ответственно за то, что творится в стране, будь то проигранные сражения или Ленский расстрел…
– Вот именно поэтому, мой дорогой, – кивнула императрица Ольга, – никаких Николай Николаевичей в Нашем командовании и близко не будет. Если случится война, главкомом Мы собираемся назначить нашего брата Михаила, к которому испытываем безграничное доверие, а в помощниках у него будешь ты и многие иные генералы из молодых, хорошо зарекомендовавшие себя в ВАШЕЙ Первой Мировой Войне…
– Но, Ольга! – воскликнул Великий князь Михаил. – А как же…
– Что Ольга, Миша?! – вскинула голову императрица. – Я уже двадцать пять лет Ольга, и два с половиной года правлю этой страной как Самодержица Всероссийская. На чью помощь я при этом могу рассчитывать безоговорочно и безоглядно? На своего канцлера и учителя, на своего мужа и защитника, на свою подругу и первую статс-даму, а также на тебя – своего любимого брата. А ты, вместо того чтобы брать на себя ответственность, соответствующую высокому званию Великого князя и Нашего брата, рвешься махать шашкой в первых рядах. Нехорошо получается, брат. Очень нехорошо.
– А ведь в Манчжурии у тебя очень хорошо получилось, – сказал Новиков. – Никто, кроме тебя, не смог бы с такой легкостью застроить генеральскую камарилью, и в итоге, когда приехал Линевич, ты сдал ему армию если не в полном порядке, то в близком к тому состоянию. А потом под Тюреченом… Ведь это ты подготовил все условия для победы, обуздал дерзких, вразумил глупых и возглавил храбрых. Тот оглушительный успех есть исключительно твоя заслуга.
Михаил посмотрел на Новикова с тоскливым выражением на лице, будто говоря: «И ты тоже, Брут?!», и спросил:
– А как же ты, Александр Владимирович, неужели при всем при этом был совсем ни при чем?
– Я был твоим другом и советчиком, – ответил генерал-майор Новиков, – а еще твоей тяжелой правой рукой, но тот дух, который превращает большие массы вооруженных людей в армию, исходил именно от тебя. Когда мы начнем планировать войну (ведь мы точно знаем, что она неизбежна как приход лета), нам должно быть точно известно, кто будет исполнять все эти планы. Ты не обижайся, Михаил, но должность главкома создана именно для тебя, а я, как и в Манчжурии, опять буду твоей правой рукой. А конной армией, если позволит матушка-императрица, пусть командует генерал Келлер Второй[1 - В русской армии и на флоте (особенно на флоте, в связи с немногочисленностью личного состава) офицеров-однофамильцев нумеровали по старшинству. Герой Тюречена Федор Эдуардович Келлер на семь лет старше своего двоюродного брата Федора Артуровича Келлера, о котором говорит Новиков. По убеждениям этот человек был монархистом и патриотом, графом по титулу, генерал-майором по званию и кавалеристом по военной специальности. Слава первой шашки России что-нибудь да значит. А еще граф Келлер был талантливым командиром, хорошо понимающим роль разведки и контрразведки в современной войне, и по большей части успехи вверенных ему соединений объяснялись именно этим. Враг никогда не мог выведать. где и когда русская кавалерия нанесет ему удар, и в то же время Келлер знал о противнике все.].
– Матушка-императрица позволит, – кивнула Ольга. – Федор Артурович, мало того что очень хороший командир без всяких признаков гнильцы, еще и очень нравится моей маман. Если я окажу ему доверие, то буду иметь с ее стороны всяческое благоволение. Не то что в случае с вашими так называемыми «красными» выдвиженцами, из которых только есаул Миронов имеет нормальный офицерский чин. Уж сколько я от нее наслушалась насчет того, что мы тянем наверх людей, в другом мире изменивших присяге и государю…
– Действительно, Ольга, – сказал вдруг очнувшийся от ступора экс-император, – если была гражданская война, то прославленные командиры должны быть как со стороны якобинцев, так и у монархистов.
Канцлер Одинцов пожал плечами.
– Ну что мы можем поделать, если гражданская война шла не между якобинцами и монархистами, а между якобинцами и жирондистами, – сказал он. – Деятельность вашего бывшего величества так надежно отвратила людей от монархической идеи, что верны ей остались только такие упрямцы как Федор Артурович Келлер. К тому же «герои» той войны с белой стороны в плане военного таланта не представляют из себя ничего особенного, а к таким персонажам, как Краснов и Шкуро, пошедшим в услужение к Гитлеру, хочется прикасаться только раскаленным железом. К тому же, в отличие от генерала Келлера, большинство из них, находясь в генеральских чинах, изменили присяге и государю с не меньшей прытью, чем отъявленные революционеры, как, например подчиненный и преемник графа Келлера генерал Крымов.
– Ты, Ники, не обижайся, – сказала императрица опечалившемуся брату, – здесь, в узком кругу, среди своих, каждый скажет тебе в глаза правду. Они и мне говорят все что думают, если я вдруг сморожу какую-нибудь глупость. И я не обижаюсь. Если мы перестанем говорить друг другу правду, то в этом дворце снова поселятся интриги, обман и измена. Ты знаешь, сколько людей в твоем окружении говорили тебе то, что ты хотел от них слышать, и в то же время, если не точили нож, чтобы воткнуть тебе его в спину, то действовали исключительно в своих личных интересах, а не в интересах нашей семьи и Государства Российского? Но такая откровенность у нас только в узком кругу, а за его пределы о тебе не просачивается ни полслова. На каждый роток, конечно, не накинешь платок, накуролесил ты немало, но специально тебя при этом никто не топит.
– Да, – сказал экс-император, – я это понимаю и благодарен тебе за то, что мне не вспоминают былое и благодаря этому моим девочкам не приходится расти в атмосфере травли. Но все же очень неприятно осознавать, что среди собравшихся здесь людей дела, верно служащих России и твоему престолу, я один являюсь чистой воды балластом, не годным ни на что, кроме как играть роль Великого князя Финляндского…
– Это тоже весьма важная роль, – сказала Ольга. – Благодаря твоему спокойному выдержанному поведению нам удалось организовать вполне цивилизованную передачу власти и свести смуту, вызванную мятежом Владимировичей, к самому минимуму. А это, как говорил один политический персонаж в будущем, дорогого стоит. Но хватит об этом. Мы собрались здесь, чтобы с полной откровенностью поговорить о грядущей Великой войне и о том, что мы должны сделать, чтобы воспользоваться ситуацией и свести ее негативные последствия к минимуму.
– В первую очередь, прежде чем обсуждать все остальное, необходимо решить вопрос союзников, – сказал канцлер империи. – Совершенно очевидно, что в настоящий момент французы собираются вести войну с Германией на суше, а англичане на море, и это две настолько разные войны, что они совершенно не требуют координации между собой. И если Франция рассчитывает на то, что Россия свяжет боем значительную часть германской армии, англичане нас гордо игнорируют, потому что наш Балтийский Флот сможет оттянуть на себя германские корабли только в самой минимальной степени. Правда, после того как в строй вступят четыре наших новых линкора, соотношение сил изменится, но с точки зрения британского адмиралтейства этого будет недостаточно. Исходя из этого, Франция желает возобновить между нами те отношения, которые имелись до русско-японской войны, причем на любых условиях, а вот англичане хотят обвесить союзное соглашение разными финтифлюшками, вроде признания нами их зон влияния в Персии и Афганистане.
– И при этом, – сказал полковник Баев, – и у французов и у англичан, есть «План Б» – на тот случай, если союзного соглашения с Россией достичь не удастся. В общем виде этот план заключается в том, что Германию, Австро-Венгрию и Турцию спровоцируют на внезапное и одновременное нападение на Россию. А поскольку мы просто так не дадимся и будем биться насмерть, то нанесем агрессорам тяжелейшие потери, выбив у них лучших из лучших и изрядно перекалечив остальных. При этом англичане с французами будут нас поддерживать торговлей через тот же Мурманск, чтобы мы подольше сопротивлялись немцам. И когда они увидят, что Второй Рейх и его союзники существенно ослабли, а Россия находится на последнем издыхании, то французские армии и британский флот переходят в наступление и ставят Германии мат в два хода…
– Такая комбинация может привести к тому же, к чему привела авантюра Чемберлена и Даладье в сороковом году, – сказал Одинцов. – Вильгельм не дурнее Гитлера и догадается ударить по Франции на опережение.
– Возможно, он и не дурнее, – ответил полковник Баев, – но что произойдет, если война будет спровоцирована внезапно даже для германского командования, и оно просто не успеет нанести свой упреждающий удар до начала войны с Россией?
– Игорь Михайлович, – спросила императрица Ольга, – говоря о внезапной провокации, вы имеете в виду нечто вроде Сараевского инцидента?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-mihaylovskiy-4334182/vremya-dlya-peremen/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Сноски
1
В русской армии и на флоте (особенно на флоте, в связи с немногочисленностью личного состава) офицеров-однофамильцев нумеровали по старшинству. Герой Тюречена Федор Эдуардович Келлер на семь лет старше своего двоюродного брата Федора Артуровича Келлера, о котором говорит Новиков. По убеждениям этот человек был монархистом и патриотом, графом по титулу, генерал-майором по званию и кавалеристом по военной специальности. Слава первой шашки России что-нибудь да значит. А еще граф Келлер был талантливым командиром, хорошо понимающим роль разведки и контрразведки в современной войне, и по большей части успехи вверенных ему соединений объяснялись именно этим. Враг никогда не мог выведать. где и когда русская кавалерия нанесет ему удар, и в то же время Келлер знал о противнике все.
