– Забыл, что ли? – тихо спросила Даша.
– Да не забыл, просто сам запутался. Вот такое оно нехорошее, это слово.
– Нехорошее? – Внучка испуганно прикрыла ладошкой рот и, наклонившись к уху деда, шёпотом спросила: – А оно не матерное? А то мама меня будет сильно-пресильно ругать. Мне матерные слова нельзя говорить, потому что я девочка.
– Дашенька, миленькая ты моя, – громко рассмеялся дед. – Ну что же ты такое говоришь? Стал бы я учить тебя матерным словам? Да ты что?
– Ты же сам сказал, что слово нехорошее…
– Не в том смысле, – продолжал смеяться и утирать слёзы Иван Ефимович. – Ну, рассмешила! Нехорошее – в смысле труднопроизносимое. Ты видишь, сколько прошло времени, а мы всё никак его не выучим?
– Это немного, дед, – возразила Даша. – У нас в классе есть Ромка Делягин, так он целую неделю учил слово «экскурсовод». Ты знаешь, кто это такой?
– Да откуда же я знаю. – Старик развёл в стороны руки. – Я и школу-то твою ещё не видел, а ты за Ромку какого-то спрашиваешь…
Даша залилась звонким смехом, да так, что на её смех прибежала Мотька, средних размеров ушастая дворняжка. Она села напротив хозяина и его внучки и, время от времени склоняя голову то в одну, то в другую сторону, стала внимательно всматриваться в их лица. Со стороны это смотрелось как собачье недоумение, дескать, чего вы тут расхохотались?
– Ты чего заливаешься? – удивился Иван Ефимович.
– Да я же тебя не про Ромку спрашиваю, – пояснила Даша. – А про этого… как его… сбил ты меня… экс-кур-со-во-да, – произнесла она на всякий случай по слогам.
– А-а-а! – протянул дед. – Так бы сразу и сказала. Конечно знаю. Я тоже, когда в школе учился, ходил с классом на экскурсии всякие. В Краснодон ездили, например. Про «Молодую гвардию» слышала?
– Нет, – ответила Даша и тут же добавила: – Мы это ещё не проходили.
– Хотя вас уже теперь туда вряд ли повезут.
– Почему? – удивилась внучка. – Вас возили, а нас не повезут…
– Так, Дарья, – перебил дед, – слово-то учим или нет?
– Учим-учим, – подтвердила Даша. – Я начало уже запомнила. Ди-скри…
– А дальше проще, – сказал Иван Ефимович и по слогам произнёс: – Ми-на-ци-я.
– Ди-скри-ми-на-ци-я! Верно?
– Молодчина! – Дед погладил внучку по голове. – Так вот, слово «дискриминация» означает… означает… как бы тебе объяснить, чтобы ты сразу поняла. Ну, в общем, это когда кто-то считает себя лучше другого и всячески ему об этом напоминает.
– Всё поняла! – воскликнула Даша. – Это про нашу учительницу.
– Как это – про вашу учительницу? Она что…
– Ну, она всё время нам говорит: «Сиди не умничай». Понимаешь? Умничать можно только ей. И вообще, ей можно всё: краситься, делать маникюр, на уроке по телефону говорить – всё-всё-всё! А нам ничего нельзя. Это дикри… дискри… минация?
– Нет, Даша, какая же это дискриминация, это дисциплина.
– Дисциплина, дед, это когда не разговариваешь и не крутишься на уроках, – возразила Даша. – А так получается, Вере Семёновне можно всё, а нам – ничего. Я, например, тоже хочу в школу ходить красивой.
– А ты некрасивой ходишь, что ли? – улыбнулся дед.
– Какая там красота, – вздохнула Даша. – Я перед Новым годом накрасила ногти и чуточку губы. Помаду мне, кстати, мамина подруга тётя Надя подарила. Так Вера Семёновна такой шум подняла, что я даже плакала. Принесла мне жидкость, заставила стереть лак, потом отвела в туалет, умыла, ещё и маму в школу вызвала.
– Ну а мама что? Ругала? – спросил дед.
– Нет, в школе она просто промолчала, а по дороге домой назвала Веру Семёновну идиоткой.
– Ну, это зря она. – Иван Ефимович неодобрительно покачал головой. – Учительницу нельзя обзывать.
– Дед, ты что, против меня? – Внучка нахмурилась.
– Как это понять?
– Ну, ты за меня или за Веру Семёновну?
– Конечно за тебя, внучка!
– Тогда и не защищай её. Злая она, понимаешь?
– Понимаю, – ответил дед. – А вдруг она не злая, а просто строгая?
– А какая разница? – хмыкнула Даша. – Всё равно ругается. Не нравится она мне. Вот тётя Надя хорошая. Она такая добрая и красивая…
В этот момент отворилось окно, и появилась голова бабушки.
– Ну, чего вы там воркуете? – весело спросила Анна Васильевна. – Мойте руки и за стол. Я вам тут таких вкусняшек наготовила!
– Идём-идём, бабулечка! – радостно ответила Даша и вспорхнула с порога, словно бабочка.
2
– Вот зараза! – Бабушка палкой стучала по половице. – Не даст спать сегодня. Как же он туда забрался?
Сверчок, словно прислушиваясь к проклятиям Анны Васильевны, на какое-то время умолк, но через несколько минут снова запел. «Запел» он, конечно, по мнению Даши – она радовалась каждой его новой мелодии. Баба Аня скорее назвала бы этот звук тарахтением. Дед почему-то употреблял и вовсе смешное слово. Он, заслышав непрошеного гостя, говорил:
– Ну вот, опять забулькал.
– Бабушка, а как его зовут? – спросила Даша.
– Кого?
– Ну, сверчка вашего!
– Да бог его знает. – Баба Аня пожала плечами. – Сверчок да сверчок. Кто б его называл?
– А можно я ему имя придумаю?
– Упаси боже! – Бабушка перекрестилась. – А то останется тут на всё лето. Будем потом ходить, как сонные тетери. Сегодня до часу ночи трындел.
– А разве тебе не нравится, как он поёт? – удивилась Даша. – Послушай! Он говорит: «перелью-перелью-перелью!» А вот теперь: «рули-рули-рули!» Слышишь?
– Ой, Дашенька, не придумывай ты, ради бога.
– Да ничего я не придумываю! – возразила Даша. – Внимательно слушай. Теперь вот запел: «бирюлёво-бирюлёво-бирюлёво!»
– Ага, точно, скоро начнёт петь: «Войковская-Шоссе Энтузиастов-Университет.»
– Ой, смешно очень. – Внучка закатила глаза. – Я же не виновата, что у вас слуха нет.
– У кого это нет? – возмутилась бабушка. – У меня нет слуха? А ты забыла, что твоя бабушка преподавала сольфеджио в музыкальной школе? И кто тебя на фортепьяно настоял отдать?
– Значит, постарела, – сделала вывод Даша. – Только старые люди и хулиганы не любят музыку. Мне так сказала мама.
– Нет, Дашенька, – возразила Анна Васильевна. – Не знаю, как там насчёт хулиганов, а музыку я любила всю жизнь. До сих пор люблю.
– Тогда почему ты не любишь Бульку?
– Это ещё кто такой? – удивилась бабушка.
– Наш сверчок. Я придумала ему такое имя.
– Откуда ты его взяла?
– От деда, – рассмеялась Даша. – Он всё время говорит, что сверчок булькает. Вот и пусть будет Булькой. Красиво же?
– Да ну тебя! – Анна Васильевна махнула рукой, но к Бульке всё же прислушалась.
Видимо, Даша всех заразила. И дед замер, слушая сверчка, и бабушка надолго замолчала. А потом вдруг удивлённо произнесла:
– А ведь и впрямь звучит как «бирюлёво». Вот чертяка. Ладно, пусть живёт, собака. Я хотела отравить, но…
Дашка побледнела.
– Как отравить? – испуганно спросила она. – Ты хотела убить Бульку?
– Как тараканов травят, вот так и его! – ответила бабушка.
– Но ведь тараканы же не поют! – воскликнула Даша. – Ты что, бабушка? Нам в школе учительница говорила, что сверчок приносит в дом счастье. А учительница в музыкалке рассказывала, как все великие композиторы сверчков слушали. А вот у нас в квартире сверчка нет.
– Я пошутила, Дашенька, – заметив в глазах внучки слёзы, одумалась баба Аня.
– Правда? – Внучка засияла и бросилась на шею бабушке. – Пожалуйста, пусть живёт, не выгоняй его. Он такой хороший. И он вам принесёт счастье. Вот увидите.
На следующий день Даша пригласила в дом своих друзей – соседских детей. Те тоже приехали в деревню на лето. Мальчик Максим перешёл в третий класс, а девочка Лиза, ровесница Даши, – во второй. Максим увлекался плаванием, а вот в музыке не разбирался совсем, зато Лиза занималась в музыкальной школе по классу аккордеона. Поговорив про Бульку, девочки решили открыть театр на дому.
Дождавшись, когда сверчок запоёт, Даша и Лиза начали поочередно закрывать тетрадными страницами щель, из которой раздавались Булькины трели. Затем девочки вырезали в листах окошки. Ловко прикладывая и меняя разные их, они добились звучания первой мелодии и радовались так, словно попали на концерт Дмитрия Хворостовского.
За несколько дней юные музыкантши так усовершенствовали своё изобретение, что с его помощью могли смело воспроизвести начало любого музыкального произведения. Но больше всего их удивило, когда в работу активно включилась и Анна Васильевна. Но как могла она со своим опытом преподавателя музыкальной школы пройти мимо такой великолепной идеи? Вечерами вся семья, кроме Мотьки (её в дом не пускали), слушала арии в исполнении деревенского артиста Бульки. Юные продюсеры научились использовать на подпевках даже басистое мурлыкание Соньки, чёрно-бело-рыжей кошки. Она, правда, долго не могла присутствовать на представлении, её хватало на первые полчаса, после чего она забиралась на спинку кресла и оттуда молча наблюдала за происходящим в местном музыкальном театре.
– Мама, мамочка! – кричала днём в трубку Даша. – Приезжай скорее. Мы тут тебе концерт приготовили.
К сожалению, мама на премьеру не успела. Однажды вечером Булька так и не объявился.
– Булька, Булечка, отзовись, – умоляли девочки.
Прошло два часа, но ничего не изменилось: Буль-ка как сквозь землю провалился. Бабушка вышла по своим делам на улицу, но через минуту вернулась в дом со слезами на глазах.
– Что случилось? – первой вскрикнула Даша. – Что?
Бабушка не сразу решилась рассказать обо всём.
– Концерты отменяются, пока нового сверчка не заведем.
– А что с Булькой? – всхлипнула Даша.
В этот момент в комнату вошла Сонька.
– Она его съела. – Анна Васильевна кивнула на кошку.
Девочки расплакались, а Максим пытался их успокоить.
– Не плачьте, Даша, Лиза, поймаю я вам нового Бульку.
Даша повернулась к довольной, мурлыкающей Соне и, всхлипывая, строго сказала:
– Бессовестная ты кошка! Мы больше тебя никогда не позовём на концерт!
Словно в знак протеста, Соня, задрав хвост, гордо прошагала мимо музыкантов на улицу.
Солнечный поезд
Мечта хороша и полезна, если только не забывать, что она мечта.
Жозеф Эрнест Ренан
– Тём, ты, видимо, что-то перепутал. Я знаю расписание наизусть. Нет там такой электрички. На 10:15 есть, следующая – в 10:35, в 10:27 ничего нет. И никогда не было! – Ирина похлопала одноклассника по плечу и, подмигнув, развела руками. – Не расстраивайся, бывает.
Но Артём и не думал расстраиваться.
– Есть-есть! – усмехнулся он. – Неправильное твоё расписание. Я каждый день езжу на 10:27. Очень удобный поезд – в нём никогда не бывает толпы, а стёкла в вагонах то ли сапфировые, то ли хрустальные, из-за этого все цвета за окном яркие, насыщенные, сочные. И самое главное – когда едешь именно на этом поезде, небо никогда не бывает хмурым, оно всегда солнечное.
– Артём, ты решил меня разыграть? – Ира нахмурилась. – Что значит – всегда? Я же говорю тебе: такого поезда нет. Я иногда опаздываю на 10:15 и уезжаю на следующей электричке, в 10:35. И никогда – ты слышишь меня? – никогда между этими двумя поездами не было ещё одного. Скажи, что ты просто пошутил.
Тёма взглянул на часы и произнёс:
