Морвейн Ветер "Танго алого мотылька. Том 1"

Танго алого мотылька. Том 1
Морвейн Ветер

Кирстин – студентка Эдинбургского колледжа, будущий скульптор. Её жизнь течёт размеренно и монотонно, пока однажды на рождественской распродаже Кирстин не встречает таинственного брюнета на чёрном Ягуаре. Однако волшебной сказке суждено превратиться в кошмар, когда Кирстин узнает, чем её избранник зарабатывает себе на жизнь.

ПРОЛОГ

Чёрный Ягуар Икс Джей медленно скользил по проезжей части, пробираясь по узким запруженным улочкам. Реймонд Мерсер сидел, положив руку с тонкими пальцами, украшенными двумя старинными перстнями, на внутреннюю сторону стекла. Пальцы другой его руки едва заметно придерживали висок – так, будто опасались помять. Реймонд скучал.

– Какого чёрта нас сюда принесло, – поинтересовался он у пустоты салона. Покосившись на него, крупный мужчина в чёрном костюме, сидевший за рулём, произнёс:

– Вас интересовал национальный колорит… сэр.

– Сэр… – передразнил его Рей и свёл брови к переносице. Затем побарабанил кончиками пальцев свободной руки по стеклу.

В самом деле, отыскать то, что ему требовалось, куда проще и быстрее было бы в Париже или Женеве – хотя, конечно же, на улицах этих городов творилось не меньшее столпотворение в предпраздничные дни.

Но Рей подумал об отце. Эти мысли всегда навевали на него тоску – и в то же время ощущение упущенных возможностей, которые лежат совсем рядом – только потянись рукой. А подумав об отце, Рей вспомнил и о зелёных склонах шотландских холмов, которые, с тех пор как он покинул отцовский дом – вот уже более десяти лет, – Рей видел в основном в документальных фильмах на канале BBC.

Было бы глупо ожидать от зимней Шотландии зелёных холмов, а Глазго, полный праздничной суеты, был как две капли воды похож на все другие города, одержимые лихорадкой Рождества. Казалось, у всех, кто, как и он, прожил целый год один, в одно мгновение отыскались родственники и друзья, ожидавшие близких выпить глинтвейна и обменяться подарками.

Рей подобных сумасшедших среди своих знакомых не нашёл.

Майкл готовил какое-то своё торжество, на которое приглашалась не столько семья, сколько девочки из модельного агенства, которое они содержали вдвоём. Рей был зачислен в список гостей без обсуждений, будто никто и не рассматривал вариант, что он не придёт – и ещё один такой же список составил его брат, Брюс Мерсер. Хотя два этих списка существенно различались между собой, потому как в первый люди попадали в основном по известности и красоте, а во второй – по родовитости и богатству, Рей оказался сразу в двух и при этом ни один из праздников посещать не хотел.

Общая рождественская лихорадка в его душе отозвалась тоской, какая случается в преддверии зимних праздников у всех одиноких людей, весь год гнавших из головы мысли о своём одиночестве.

– Останови здесь, – рассеянно приказал он, завидев невдалеке небольшой магазинчик, над входом в который висела вывеска: «Рождественская распродажа: Перчатки – Трости – Часы». Магазинчик, несмотря на традиционные зазывающие слова, явно был не из простых, и Реймонд подумал, что если уж не найдёт здесь подарка для семьи, которой у него нет, то, по крайней мере, сможет присмотреть что-нибудь эксклюзивное себе.

Реймонд любил перчатки, трости и часы. А также ладно скроенные жилеты и остроносые ботинки, натёртые до блеска – один из которых теперь опустился в вязкую жижу подтаявшего снега.

Поморщившись, Рей опустил следом и трость. Приподняв ногу, стёр носовым платком выступившие на ботинке белые разводы и, больше уже не обращая внимания на бытовую неустроенность местной жизни, решительно постукивая кончиком трости о тротуар, направился ко входу в магазин.

Отделов всего было три. Окинув беглым взглядом прилавок с часами, Реймонд пришёл к выводу, что ему нечего здесь ловить – из Швейцарии нашёлся всего один экземпляр, глаз Реймонда легко выхватил его из стройных рядов – и тут же разочарованно скользнул прочь: часы «Corum Admiral’s cup», в которых, как ему показалось, он разглядел кнопку для сплит-хронографа, оказались новой моделью – блики света сыграли с ним плохую шутку. Ещё двое часов, лежавших в самом углу, привлекли его внимание тем, что не походили более ни на что. Они явно были ручной работы, но на одних из них Реймонд заметил малюсенькую трещинку на стекле, а у других зазор между крышкой часового механизма и циферблатом – а значит, сами часы были слажены не очень хорошо.

Реймонд переместился к соседней полке и принялся изучать трости, которые вызвали у него куда больший интерес – но в то же время казались ему куда более бесполезными сами по себе, потому что, в отличие от часов, носить их можно было далеко не везде.

Он выудил из крепежей на стене одну, с набалдашником в виде львиной головы, и принялся разглядывать со всех сторон, когда вдруг услышал нежный голосок у своего правого плеча.

– Прошу прощения, сэр, вы мне не поможете?

Реймонд чуть заметно повернул голову.

Девушке, стоявшей перед ним, едва ли исполнилось двадцать лет. На вкус Реймонда, одета она была слишком непритязательно— и слишком просто для этих мест. Оливкового цвета джемпер виднелся из-под светло-коричневой вельветовой куртки, свободно висевшей на плечах. Такими же коричневыми, только чуть темней, были брюки, свободно сидевшие на бёдрах, и эту гармоничную осеннюю серость разбавлял лишь пышный тёмно-зелёный шарф, завязанный на шее объёмным узлом. Волосы у девушки были медные и слегка завивались на концах. «Можно отрастить», – отметил Реймонд про себя как знаток. Черты лица она имела правильные, кожа её казалась почти прозрачной, и от того всё оно, это лицо, дышало такой одухотворённостью, как будто Гейнсборо писал свои портреты именно с неё. Общий вид портила только родинка над верхней губой, никак не вписывавшаяся в представления Реймонда о красоте. «Можно удалить», – подумал он и, едва заметно улыбнувшись, кивнул, давая понять, что услышал обращённые к нему слова.

– Видите ли, я пытаюсь выбрать подарок на Рождество для отца, но ни черта не понимаю во всей этой ерунде. Мама всегда говорила, что в перчатках важен не только внешний вид, но и материал – но я не знаю, какой на самом деле стоит дарить.

Реймонд опустил глаза и увидел в руках девушки три пары перчаток – из гладкой кожи, из свиной и из замши.

– Почему бы вам не позвонить своей маме и не спросить? – поинтересовался он.

– О, – девушка рассмеялась, – это было бы трудно сделать, она сейчас очень далеко.

Рей вынул перчатки из её рук и, потерев в пальцах, поднёс к носу одну пару за другой.

– Это подделка, – сказал он и пренебрежительно бросил замшевую пару на стол. – Ваш отец, как я понимаю, мужчина в годах?

– Ему сорок пять.

– Всё равно, лучше возьмите гладкую кожу, это универсальный вариант. Свиная – для знатоков.

Девушка покраснела.

– Благодарю вас, – она кивнула и попятилась, не решаясь отвернуться.

– Вы забыли перчатки, – напомнил Рей.

– Точно. Да.

Одна пара – простые чёрные перчатки из гладкой кожи – снова оказались у девушки в руках, и она подошла к продавцу, чтобы оплатить счёт.

Реймонд пристроился у неё за спиной, так что девушка наверняка чувствовала затылком его дыхание, а остальным телом – исходивший от него жар.

Отдав деньги – она расплачивалась наличными, так что Реймонду не повезло увидеть даже названия банка, в котором та держала счёт, не говоря о том, чтобы заполучить чек с номером карты – девушка чуть развернулась и посмотрела на незнакомца, стоявшего около неё.

– А эти возьму я, – Рей продемонстрировал ей другую пару перчаток и тут же протянул их продавцу. Взгляд его при этом, не переставая, скользил по щекам девушки и её плечам, заставляя ту тяжелей дышать, словно это был не просто взгляд – как будто незнакомец прямо сейчас касался её тела рукой.

– Вы не скажете мне, как вас зовут? – спросил Рей, когда перчатки вернулись к нему. Своих он из машины не взял, и потому, срезав бирку и убрав её в карман, тут же принялся натягивать на руки одну за другой.

Опустив взгляд, девушка невольно отметила, какие тонкие у незнакомца пальцы – как будто бы тот был скульптором или врачом.

– Кирстин, – сказала она рассеянно.

– Кирстин… – Рей сделал паузу, позволяя собеседнице продолжать, но девушка явно уже улетела мыслями куда-то далеко. Она пристально смотрела на руки Рея, и сама при этом шевелила пальцами – как слепой, когда ощупывает чужое лицо.

Рей поморщился. Ему надоело тратить время попусту и ждать.

– Ладно, счастливого Рождества, – бросил он и, развернувшись, направился прочь.

Уже у двери, замедлив ход, Рей достал из кармана телефон и, ловким движением запустив камеру, щёлкнул по экрану прежде, чем девушка, продолжавшая таращиться на его руки, успела понять, что произошло.

На ходу сохранив фотографию, он тут же отправил её Майклу. Настроение поднялось, и, садясь в машину, Рей уже мурлыкал под нос «Jingle Bells».

Едва дверца машины закрылась, как раздался телефонный звонок.

– Это кто? – произнёс насмешливый голос на другом конце линии.

– Понятия не имею. Но мне кажется, она нам подойдёт.

ГЛАВА

1. We wish You A Merry Christmas

Обогатившись парой перчаток, на которые ушла половина её заработка за последние четыре месяца – магазин оказался весьма не дёшев, несмотря на обещания тотальных распродаж – Кирстин отправилась к следующей точке своего пути: сестре предполагалось купить зонт. Пересчитав пальцами пачку налички в кармане, Кирстин подумала, что хорошо бы он стоил поменьше, чем первый презент.

Улыбка не сходила с её губ с того момента, как она покинула лавку с перчатками. Строгая фигура молодого мужчины с перекинутой через затянутый в дорогое пальто из тонкой шерсти локотьсеребряной рукояткой трости не выходила из головы. А руки… Руки просто свели с ума. Даже сейчас, подумав об этих руках, Кирстин ощутила, как разбегаются волны пламени внизу живота. Тут же появились неуместные мысли о том, как эти руки трогают её, ласкают грудь и живот – и Кирстин поняла, что надо завязывать, иначе до второго магазина она уже не дойдёт.

Сделав глубокий вдох, Кирстин заставила себя сосредоточиться на реальности и, оглядевшись по сторонам, заметила чёрный Ягуар – не слишком приметный на вид, но выглядевший массивнее большинства других местных машин. Ягуар медленно полз по улице, и Кирстин показалось, что она угадывает за стеклом заднего сидения строгий силуэт с тростью в руках.

«Идиотка», – отругала она себя. Красавчик из бутика вряд ли стал бы подбирать девушек на улице – к таким обычно очереди стоят. Он будто с картинки в журнале сошёл – и при всём лоске рождественских магазинов, изо всех сил старавшихся показать товар лицом, явно выбивался из всего, что находилось кругом. «И принц на чёрном ягуаре остановился у двери её башни и забрал с собой».

Кирстин стало смешно, но всё же она бросила ещё один косой взгляд на автомобиль, казалось, продолжавший следовать за ней. Кирстин нарочно не сворачивала, чтобы не разбивать эту иллюзию и немного потешить себя, выдумывая собственную рождественскую сказку.

В свой двадцать один год она не была с мужчиной ещё ни разу – хотя первое предложение такого рода получила сразу же, едва перетащила вещи в кампус Эдинбургского университета.

Оно поступило от преподавателя истории испанского искусства – респектабельного мужчины с седыми висками в возрасте чуть за пятьдесят.

Кирстин даже представить себе не могла, как останется наедине с таким человеком и будет целовать его. Потому поспешно сменила курс и занялась историей итальянской живописи.

Потом был ещё Жозе – его поселили с Кирстин на один этаж. Жозе приезжал учиться по обмену, ему дали на знакомство с Эдинбургом всего один год, и времени даром Жозе не терял – попытался подкатить к одиноко сидевшей на общей кухне Кирстин в первый же день.

Кирстин дала ему от ворот поворот – но только затем, чтобы через неделю обнаружить, что за ней ухаживает его сосед. На сей раз потенциального любовника Кирстин знала достаточно хорошо и не решилась сразу же отказать.

Какое-то время они провели вместе, но дальше поцелуев и осторожных ласк между парами дело не зашло – Кирстин всё оттягивала главное, не в силах избавиться от чувства, что, когда это произойдёт, она целиком изменится.

– Тебе как будто операцию по смене пола предлагают, – шутил Лоуренс, ещё один её сосед. Но шутки становились всё более натянутыми, а Кирстин всё давала задний ход.

На их курсе больше таких принципиальных не наблюдалось, и говорить о нежелании переходить черту означало бы показать себя отсталой, домашней девушкой из Глазго – но как ни старалась, преодолеть свой страх Кирстин не могла.

– Я просто не хочу, – говорила она, пока Лоуренсу в конце концов не надоело тратить время попусту, и он не решил сосредоточить усилия на более доступных целях.

Кирстин же осталась при своём, хотя и продолжала тусоваться в компаниях, где свободно целовались и обнимали друг друга на показ, а что делали уединившись – Кирстин и вовсе предпочитала не представлять.

Ещё в тот, первый раз, когда поступило предложение от мистера Маккоя, Кирстин отчётливо поняла, почему отец не хотел, чтобы она училась здесь – на факультете искусств.

Борьба шла долгих несколько лет, пока наперекор отцу Кирстин не подала документы на получение стипендии и не поставила того перед фактом, что всерьёз собирается стать скульптором.

Отец так и не простил ей этот, как он выражался, «бред», и отношения в семье оставались натянутыми до сих пор.

Впрочем, у них и не было особо времени, чтобы помириться: Кирстин приезжала только на Рождество, летом предпочитая колесить с друзьями автостопом по Европе. Одну из подобных вылазок они сделали и весной – ровно в те дни, когда отцу приспичило навестить Кирстин и узнать, как у неё дела.

Не застав дочь ни на территории университета, ни в Эдинбурге вообще, мистер Кейр (такова была фамилия всех мужчин в семье Кирстин и даже некоторых девушек) твёрдо убедился в том, что дочь его отправилась не на учёбу, а на заработки в публичный дом. Он тщательно готовился к её очередному приезду, не скрывая от Кирстин того, что по возвращении её ждёт громадный скандал – что ничуть не прибавило Кирстин желания на лето возвращаться домой. И вот прошло ещё полгода, и снова настало время каникул – но тут уже прятаться от родных у Кирстин не хватило духу. Она очень надеялась, что боевой пыл отца за прошедшие месяцы хоть немного поугас, но мистер Кейр продолжал смотреть на неё как на отброс, и рождественский ужин грозил вылиться в полноценную бурю со снегом и льдом.

Остановившись на остановке, Кирстин дождалась автобуса и, запрыгнув в него, отправилась к отцу. Зонтик сестре она так и не подобрала.

Устроившись на сиденье, Кирстин перестала, наконец, коситься на поток машин, где ей ещё с минуту назад продолжал мерещиться Ягуар, и целиком погрузилась в телефон.

Кирстин рассчитывала вернуться в торговые ряды на следующий день, но сделать это ей так и не удалось. Весь вечер отца не было дома, и Линдси, её сестра, уехала вместе с ним – закупать продукты к Рождеству.

Кирстин не оставалось ничего иного, кроме как завалиться в кровать. Она жутко хотела спать, но до последнего, пока сознание не оставило её, продолжала думать о странном незнакомце с тростью, который в своём чёрном пальто походил на Скруджа или одного из его духов Рождества.

Кирстин редко знакомилась на улице – вернее сказать, никогда. Но в этот раз она жалела, что так и не решилась спросить его имени, а тот не назвал его сам.

Наутро же родня с самого утра загрузила её делами по дому. Пока отец наряжал ёлку и накрывал на стол, Кирстин помогала Линдси резать овощи и раскладывать их по тарелкам.

После полудня они ненадолго прервались, потому что сестру позвал к себе отец, и Кирстин на некоторое время осталась одна. Она присела на подоконник и потянулась к мобильнику.

Фейсбук продемонстрировал ей два десятка непрочитанных новостей и примерно столько же желающих добавить её в друзья.

Кирстин невольно остановила взгляд на фотографии молодого Орландо Блума, обладатель которой писал ей: «Привет! Мне кажется, нам есть о чём поговорить – напиши мне, если любишь Сэма Смита».

Кирстин хмыкнула. Сэма Смита она не любила. И всё же поёрничать насчёт фотки не преминула.

«Ты уши отрезать забыл», – написала она и отключила телефон, заметив, что Линдси снова появилась на кухне и направляется к ней.