Рукопожатие профессора Адаева было крепким, спортивным, энергичным, вдохновляющим. Саша вдохновился ровно настолько, чтобы выйти из профессорского кабинета с дружелюбной улыбкой на вконец озадаченном лице.
«Я знаю, что будь я мудрее, этого бы не случилось» вкрадчиво напевал в ухо Гари Брукер, солист группы «Прокол Харум».
Но что случилось, то случилось. И с этим приходилось считаться.
Глава пятая. Как диск луны дрожит в седых волнах…
«I know if I'd been wiser
This would never have occurred
But I wallowed in my blindness
So it's plain that I deserve
For the sin of self-indulgence»[17 - «Я знаю, что будь я мудрее,Этого бы не случилось.Но я погряз в слепотеТак что ясно, чего я заслуживаюЗа греховное потворство своим желаниям» (англ.).]
Procol Harum, «Посмотри на свою душу»
Итоги первого месяца ординатуры в одном из самых передовых университетов великой страны откровенно не радовали. Не радовали настолько, что их можно было и не подводить. Но педантичный ординатор Пряников подвел. В своем классическом стиле – разделил лист бумаги вертикальной полосой на две части, и стал записывать в левой все плохое по пунктам.
Пункт первый – за месяц если чему и научился, так это сдерживать себя во время дежурств. Любое условно лишнее слово, любая рекомендация, выходящая за рамки оказания помощи по дежурству, будут восприняты лечащими врачами и заведующими отделениями как кровная обида. А что следует за кровными обидами? Месть! Саша уже успел ощутить, как изменилось к нему отношение в некоторых отделениях. В терапии дошло до откровенно хамских комментариев со стороны постовых сестер в стиле: «некоторые ординаторы слишком много о себе воображают!». Комментарии приходилось пропускать мимо ушей. Саша прекрасно понимал, что если он скажет наглой медсестре ответную резкость, то выйдет скандал и завтра его обвинят в том, что он терроризирует средний медперсонал, не давая спокойно работать. Если нажаловаться заведующей отделением, результат будет точно таким же, только в придачу мадам Адамовская наговорит гадостей. Ничего, терпение и невозмутимость – одни из важнейших качеств врача. Да и вообще надо быть выше всего этого. В конце концов он в Москву учиться приехал, а не самоутверждаться в глазах каких-то невоспитанных дур. Но как себя не уговаривай, все равно было неприятно.
Лекции и практические занятия для ординаторов ничем не отличались от тех, что проводились для студентов в рамках обычной вузовской программы. Некоторые сотрудники кафедры, например – доцент Карманова, которая вечно пребывала в «цейтнотах дедлайновых» (ее собственное выражение), позволяли себе объединять студенческие занятия с ординаторскими. А что тут такого? Принципы терапии сердечной недостаточности одинаковы и для студентов, и для ординаторов, и для профессоров…
Одинаковы-то одинаковы, только у студентов и ординаторов уровень разный. Студенты учатся «с нуля», им, образно говоря, нужно все разжевать, в рот положить и проследить, чтобы они все проглотили, то есть – усвоили бы полученные знания. Ординаторы – это врачи. Первичные знания они усвоили давным-давно, сдали все положенные зачеты и экзамены, получили дипломы и теперь им нужны знания более высокого уровня. Им надо разбираться в самых сокровенных нюансах, в самых потаенных особенностях каждого назначаемого препарата. Ординаторы должны стать мастерами своего дела, полностью готовыми к самостоятельной работе. «Пережевыванием» давно усвоенных знаний такого результата не добьешься.
Методика обучения тоже была совсем не той, которой хотелось Саше. Собственно, он и приехал в Москву только потому, что не хотел учиться в местной ординатуре, которая представляла собой унылое рутинное повторение пройденного, помноженное на бесправное рабство. Наивный доктор Пряников и подумать не мог, что в Российском университете демократического сотрудничества, который готовит специалистов для работы за рубежом, ординаторов будут учить точно так же, как и в родной Туле. В очередной раз оказался прав отец, который советовал сыну не «блажить», а проходить ординатуру дома, потому что везде одно и тоже.
Но снявши голову не стоит плакать по волосам. Рубикон уже перейден и фарш невозможно провернуть назад. Можно, конечно, бросить ординатуру в РУДС, а в будущем году поступить дома на платную. Но такое решение привело бы к большим потерям – потере года жизни, потере кучи денег и потере лица. Вслух родители будут только радоваться возвращению блудного сына, но в глазах у них нет-нет да мелькнет: «Говорили же мы тебе дурачине».
Настоящее Клиническое Обучение в представлении Саши выглядело так. Преподаватели давали ординаторам практические задания, которые нужно было выполнять самостоятельно, а затем устраивали «разбор полетов» и указывали на допущенные ошибки. Вот тебе пациент – поставь-ка диагноз и назначь лечение. Смотри – вот тут ты ошибся… И так далее. На деле же ординаторы записывали в истории болезни указания преподавателей и заведующих отделениями. Ни о какой самостоятельности тут не было и речи. И об обучении, к слову будь сказано, тоже. Интересными каждый из преподавателей считал тех пациентов, которые подходили для участия в клиническом исследовании, которое этот преподаватель проводил. Когда же Саша попробовал на практическом занятии рассказать об одном интересном случае из своей студенческой практики, то Карманова резко оборвала его – не мешай проводить занятие! Хорошо занятие – бу-бу-бу, бла-бла-бла, к следующему разу освежите в памяти наджелудочковые аритмии. А зачем их освежать? Чтобы заново прослушать то, что уже слышал на пятом курсе? Или на четвертом? Время бежит, вот уже и первые признаки склероза начинают появляться.
На лекциях ординаторов по идее должны были знакомить с новейшими открытиями и тенденциями, и вообще весь материал должен был подаваться не на студенческом, а на «академическом» уровне, но то по идее, а на деле ничего этого не было и в помине. Сильнее всего Сашу шокировала лекция заведующего кафедрой члена-корреспондента, профессора и светилы мировой величины (так, во всяком случае, было принято считать на кафедре). Вместо полноценной лекции для полноценных врачей, Манасеин слово в слово прочел главу из своего учебника для вузов, на самом деле написанного доцентом Сторошкевич.
– А какой смысл Славику напрягаться? – спросил Кирилл, с которым Саша поделился наболевшим. – Его же все равно никто не слушает.
– Неинтересно – потому и не слушают! – возразил Саша. – Было бы интересно, так слушали бы. Нет, так нельзя!
– Ты у себя в комнате повесь на стенку календарь и каждый вечер зачеркивай в нем крестиком прошедший день, – посоветовал Кирилл. – Это успокаивает.
– Да иди ты со своим календарем! – рассердился Саша. – Я тебе что – дембель?
– Согласно армейской классификации мы с тобой духи бесплотные, которых всем положено чморить, – усмехнулся Кирилл. – До дембеля нам как до Луны… Тебя Лариска не заставляет носки и трусы ей стирать?
Тула, если кто не в курсе, это большой промышленный город, в который когда-то съезжались на работу жители разных регионов. Смешение местных матерных «диалектов» переплавилось в могучую и очень убедительную матерную брань, яркую, образную и донельзя витиеватую.
– За тобой, друг мой, хочется с молескином по пятам ходить и каждое слово записывать, – восхищенно сказал Кирилл, когда Саша закончил свою донельзя эмоциональную филиппику. – Вот он – настоящий живой русский язык, язык Пушкина, Чехова и Бунина!
Незаметно для себя, Саша довольно сильно повысил голос, и его «филлиппика» разнеслась по всей аудитории. Хорошо еще что это случилось во время пятиминутного перерыва, когда профессора-членкора Манасеина не было в аудитории. После окончания лекции Сашу в дверях подкараулил ординатор второго года Нарендра и спросил, что означают слова «поебешка дроченая». Саша со стыда готов был провалиться сквозь землю.
– Это примерно то же, что и «stupid asshole», только более обидное, – выручил Кирилл. – Употребляй с осторожностью, а то могут быть проблемы. И вообще имей в виду, что Алекс владеет русским матерным куда лучше, чем ты английским.
– В английском языке нечем владеть, – проворчал Нарендра, слывший великим знатоком английского мата. – Двадцать слов, тридцать ругательств. А у вас только для слова «секс» более двадцати синонимов. Я думал, что все знаю, но вчера Пракаш сказал мне слово «впердолить»…
Ординатор Пряников ускорил шаг, оставив Кирилла с Нарендрой позади. Ему было стыдно. Впрочем, Кирилл сам был виноват. Довел своими шуточками да подначками.
Саша прочитал довольно много книг по самоанализу и любил покопаться в себе, порефлексировать в хорошем смысле этого слова. «А почему я так отреагировал на шутки Кирилла? – подумал он. – Ведь не стоило говорить такие слова, да еще при всем честном народе. Хорошо еще, что Кирилл не обиделся…».
Ответ нашелся сразу: «Потому что Кирилл ударил меня в больное место». С этим было нужно что-то делать, иначе за два года можно превратиться не в квалифицированного специалиста, а в законченного психопата.
Тут бы определенно пришлась бы к месту история страстной любви между ординатором Александром Пряниковым и аспирантом Ларисой Юкасовой, которую профессор Адаев называл «Ларочкой», а Кирилл «Лариской». С чего бы иначе Саша стал так болезненно реагировать на безобидно-идиотский вопрос о стирке трусов и носков? Такое светлое чувство, как любовь, способно украсить любую историю… Однако, никакой любви не было. Вместо этого светлого чувства Саша испытывал к Ларисе сильную неприязнь, начавшую формироваться буквально с первого взгляда.
Представившись «Ларисой Анатольевной», Лариса называла Сашу Алексом (так его имя обычно сокращали иностранные ординаторы и аспиранты) и тыкала в ответ на его вежливое выканье. Три-четыре года разницы в возрасте и небольшая разница в статусах (многим ли аспирант выше ординатора?), вряд ли давали основания для подобного поведения. Саша несколько раз попробовал произнести свое «вы» с особым ударением, но Лариса сделала вид, что не понимает намека.
Ели профессор Адаев был дипломатичным в своих намеках, то Лариса предпочитала называть вещи своими именами. Или же просто считала, что ей, как особе, приближенной к профессору и даже удостоенной чести иметь крошечный собственный кабинетик, нет смысла стесняться «какого-то там» ординатора.
– Результат любого исследования ясен еще до подписания договора, – сказала она. – Мы проводим клинические испытания третьей фазы, то есть – выписываем уже апробированному препарату «путевку в жизнь». И путевка эта должна быть убедительной. Тебе все ясно?
– Нет, не ясно, – ответил Саша. – Клинические испытания третьей фазы – это самый ответственный этап, во время которого препарату дается окончательная оценка. А если послушать ВАС, то выходит, будто это пустая формальность…
– У меня нет времени на пустую болтовню! – оборвала его Лариса, демонстративно обводя взглядом заваленный бумагами стол. – Слушай и запоминай. Твое дело – техническое обслуживание исследования. Ты ведешь участников, контачишь с ними, заполняешь протоколы и передаешь их мне. Все должно быть сделано вовремя и четко, это очень важно. Четкость – залог качества. Тебе все ясно?
– Ясно, но мне бы хотелось следить за ходом исследования, чтобы понимать, как оно протекает, а не просто заполнять графы в анкетах и протоколах, – сказал Саша. – Ну и, наверное, мы будем собираться для того, чтобы обсуждать все свежие публикации по даривазану…
– Следить буду я! – снова перебила Лариса, ткнув себя в плоскую грудь холеным пальчиком (единственно, что у нее было красивым, так это руки). – Твое дело – сбор информации. Ничего обсуждать мы не станем, потому что это может привести к искажению результатов. Тебе все ясно?
– А в чем же тогда заключается научность моей работы? – ехидно поинтересовался Саша.
– Ты будешь участвовать в написании публикаций, посвященных исследованию. Возможно – выступишь с докладом где-нибудь. А пока что нужно собирать материал! Тебе все ясно?
Саше захотелось вскочить со стула, вытянуться в струнку и гаркнуть: «Так точно ваше благородие!», но он благоразумно сдержался. Все ясно. Он будет выполнять мартышкину работу по «окучиванию» участников, а Лариса станет подгонять данные под нужный результат. Это не научное исследование, а ритуал, который нужно совершить для того, чтобы препарат вышел на рынок. Неужели так делается везде?
Вставать в позу и отказываться от участия в исследовании было глупо. Адаев обидится, а научной, то есть – псевдонаучной работой все равно нагрузят. «А вот вам фиг! – злорадно подумал Саша, глядя в блеклые невыразительные глаза аспирантки Юкасовой. – Вот возьму и буду сохранять копии всех своих протоколов! А после сравню, насколько твоя статистика разойдется с моей!».
Хамское «тебе все ясно?», помноженное на тыканье и всяческое демонстрирование собственного превосходства, очень сильно напоминало те неуставные армейские отношения, о которых неслуживший Саша знал только понаслышке, но слышал и читал много. Поэтому шуточка Кирилла и вызвала столь бурную реакцию, неожиданную для всех и, в первую очередь, для самого ординатора Пряникова. Не могли не сказаться бессонная ночь и еще одно разочарование… Впрочем, о разочаровании нужно рассказать особо, ибо оно того заслуживает.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=57365191&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Умному достаточно (лат.).
2
«Нет смысла в проповедях,
Если проповедники не знают сами, чему они учат.
Самый слабый будет силен, как Самсон,
Если он окажется заложником» (англ.).
Здесь и далее все иноязычные тексты даны в переводе автора.
3
«Слишком много женщин и мало вина.
Слишком много поэтов и мало рифм.
Слишком много посуды и мало времени.
Выводы делай сам» (англ.).
4
Последний довод королей (лат.).
5
Марина Цветаева, «Ошибка».
6
Всегда (франц.).
7
Средостение – анатомическое пространство в грудной полости между правой и левой плевральными полостями, ограниченное спереди грудиной, а сзади позвоночником.
8
«Кольца на пальцах твоих рук,
Колокольчики на пальцах твоих ног.
Каждый день идет азартная игра,
Известная каждому телу.
В покоях короля
Тяжело лежит корона.
Должна быть тысяча способов
Разрушить этот замок» (англ.).
