– Иными словами, лоботомию вы нам не рекомендуете? – резюмировал Блудов.
– Отчего же, – ехидно улыбнулся Лев Моисеевич. – Известный американский хирург Уолтер Фриман утверждал, что применение лоботомии способствует превращению социальных уродов, шизофреников, гомосексуалистов в добропорядочных граждан. – И не дожидаясь возмущения припотевшего от иезуитского оскорбления Блудова, ученый продолжил: – Но вернемся к нашей теме. Я должен объяснить механизм сновидений и сопутствующую физиологию. Как только мы засыпаем, наша вегетативная система тут же перестраивается. Дыхание делается более редким, выдох становится пассивным и долгим, громким, но менее глубоким, чем во время бодрствования. Наш американский коллега Натан Клейтман, кстати родом из Кишинева, официально считается отцом исследования сна. Так вот, опыты он предпочитал ставить на себе. Под действием амфетаминов ему удалось не сомкнуть глаз 180 часов кряду – семь с половиной суток. Что любопытно, по мере продолжения опыта при внешнем проявлении бодрствования электроэнцефалограмма показывала ритмы глубокого сна. Грань между бодрствованием и сном исчезала, хотя он не чувствовал, что засыпает. Мышцы были ослаблены настолько, что он не мог держать карандаш. Психика пришла к окончательному упадку, организм начал вырабатывать так называемые индолы, по составу близкие к серотонину и ЛСД. Но состояние пришло в норму после первого сна, который длился не более шестнадцати часов. Обычно на третий день бессонницы ощущается резкий упадок сил. Человек начинает спотыкаться о несуществующие предметы, вместо связной речи способен лишь бормотать, повторяясь и делая ошибки, не будучи в состоянии оценить свое поведение. Ему уже не под силу задачи, требующие внимания, он становится все более и более неуравновешенным, суетливым и раздражительным. Ему кажется, что земля ходит ходуном, глаза покрываются пылью. Через девяносто часов бессонницы начинаются галлюцинации. Еще через сто часов он впадает в глубокую депрессию и в отречение от собственной личности. Во время сна прекращается только сознание человека, остальные жизненно важные функции сохраняются. Кстати, у впадающих в спячку млекопитающих температура тела снижается до нуля, а у некоторых животных до пяти градусов мороза. Зверушки во время сна всего лишь на какие-то доли градуса теплее окружающего воздуха. При этом газовый обмен у них снижается в десять раз, а дыхание в сорок раз. Например, еж делает один вдох в минуту.
– Нам это не грозит. Во-первых, мы не ежики, а во-вторых, в холодильник нам еще рано, – рассмеялся Блудов.
Лев Моисеевич, сообразив, что явно затянул с теорией, перешел к более насущным вопросам.
– Как вам должно быть известно, наш сон состоит из двух состояний: быстрый и медленный. Быстрый сон еще называют третьей формой жизни. Разбудить человека во время этого состояния непросто, однако при этом энцефалограмма показывает почти бодрствование. Быстрым сон назвали от движения глаз, зорко наблюдающих за происходящим во сне под закрытыми веками. Все, что видите во сне, вы отслеживаете при помощи глаз.
– Хорошо, но если разбегаются глаза, почему не машут руки и не ходят ноги по третьему измерению сознания? – Мозгалевский с любопытством наблюдал за профессором.
– Дабы обезопасить человека от сонных похождений, мозг парализует остальные мышцы.
– А как быть с лунатиками? – блеснула улыбкой Вика.
– Лунатики – люди с поражением мозга, у которых эта система не работает. Так вот, – профессор откашлялся. – В среднем движения глаз проявляются у человека четыре-шесть раз за ночь. При этом длительность фазы быстрого сна к утру возрастает до получаса. Именно на это время приходится основная нагрузка дримтриппинга, как мы называем наше потустороннее путешествие. События, которые мы видим во сне, сжаты во времени. То, что должно происходить наяву часов за десять, вы можете увидеть во сне за десять минут. Это сложно осознать, поскольку человеку кажется, что сон он проживал в течение целой ночи, но на самом деле сон длился всего лишь минуты. Таков и способ сверхкомпактного хранения информации в нашем сознании. Этот феномен ярко выражен при воспоминаниях. Например, два часа смотрели фильм, но, чтобы в памяти воссоздать отдельные фрагменты, вам потребуются какие-то секунды. Второй любопытный факт – мы не удивляемся во сне, даже если начинаем летать, изрыгать пламя, видеть чудеса и небылицы. При этом, когда мы просыпаемся, в течение первых минут бодрствования самый невероятный приснившийся нам абсурд кажется абсолютно реальным и осязаемым. Некоторые умники с учеными степенями утверждают, что мы не удивляемся во сне, потому что все это – наши собственные мысли, мечты и фантазии. Я же считаю, что это связано только с тем, что во сне наше сознание свободно от предубеждений, вбитых нам в голову.
– Как это? – удивился Блудов.
– Например, вы летали во сне и ничего странного в этом не заметили. В первые мгновения после пробуждения вы также не видите в своих полетах ничего удивительного. О чем это говорит?
– О том, что мы окончательно не проснулись, – отозвалась Вика.
– Это говорит о том, что мы можем летать, перемещаться во времени, видеть мертвых или тех, о ком принято так считать, можем не умирать от смертельных ран и исцеляться от всех болезней. Однако наши сверхспособности, гениальность и бессмертие тут же заковываются сознанием в оковы разумных условностей – законов физики, природы и морали. Мы сами придумываем себе тюрьму, из которой вырваться удается единицам. Наша воля и могущество – заложники человеческих знаний. Скажу вам, как убежденный атеист, – профессор выпрямился и словно забронзовел: – Человек отличается от животного возможностью стать богом, но многие ли из нас задумываются об этом? В мире нет истины кроме силы и нет мира вне нашего сознания. Если в это поверить, то можно, не выходя отсюда, из этого вот бункера, менять реальность по лекалам наших желаний.
– «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", и она перейдет», – изрек Блудов, но профессор, пребывая в мистическом запале, уже никого не слышал.
Глава 9. Грядущие на сон
– Почему человек боится яви и не боится снов. Чем наша жизнь реальнее сна? Тем, что наши сны эпизодичны. И все! По сути, во снах мы, следуя от абсурда к абсурду, радуемся с утра, что нам это лишь приснилось, но проявляем удивительную беспечность и бесстрашие перед ночью грядущей, обрекающей нас на очередное астральное испытание… Дорогая Виктория! – вскрикнул Лев Моисеевич. – Не могли бы вы представить, что ваши сны стали бы вдруг реальностью. Вспомните, что вам снилось за последние пару недель и представьте.
– Ммммм…. – насупилась Вика. – В этом случае я бы, наверное, или сошла с ума, или покончила с собой.
– И первое, и второе мимо. Во-первых, наши сны – это тотальное сумасшествие, сходить уже некуда, и тем более с ума. Во-вторых, во снах мы то и дело погибаем, поэтому смерть не станет ни лекарством, ни спасением.
– Тогда это был бы ад! – воскликнула девушка. – А ведь правда жесть.
– Но объясните мне, почему в таком случае вы не боитесь засыпать, устремляясь навстречу этому аду?! Ведь во сне мы не знаем, что это сон. Во сне от присутствия ада нас спасает отсутствие памяти и все тех же рабских условностей – знаний. Но дримтриппинг в корне отличается от банальных сновидений. Во-первых, последовательностью. Из ночи в ночь вы будете осваивать чужую биографию, до мельчайших подробностей сохраняя в памяти увиденное, как будто это реально происходило с вами. Во сне на протяжении всего путешествия вы будете чувствовать и мыслить, как донор памяти. В случае вспышек вашего собственного «я» в виде чувств, мыслей, воспоминаний, необходимо будет немедленно связаться с нами. В-третьих, допускается побочный эффект в виде фантомной боли.
Вика испуганно встрепенулась. Мозгалевский поморщился.
– Просто если донор памяти страдал болезнью почек, то, проснувшись, вы можете почувствовать боль в пояснице, но, – поспешил успокоить профессор, – ничего страшного в этом нет и на вашем здоровье это не отразится. Фантомные реакции могут коснуться и вкусовых предпочтений в еде, спиртном, куреве, а также в наркотических и сексуальных пристрастиях. Именно поэтому мы категорически не рекомендуем использовать память бывших наркоманов и тщательно проверяем сексуальную ориентацию как доноров, так и дримтрипперов.
– А я б Высоцким потусовался, – хохотнул Мозгалевский, дернув носом, – глядишь бы и сам петь начал. Даже интересно, чем ширялись великие поэты великой страны.
– К сожалению, это невозможно, поскольку небезопасно, – отрезал Лев Моисеевич. – Как я уже говорил, любой сильнодействующий препарат может спровоцировать необратимые процессы в сознании.
– Но то ж во сне, профессор.
– Дело в том, что сознание фиксирует эмоции, которые наркоман переживает во время «кайфа», и запоминает тонус головного мозга. Поэтому память донора может полностью подчинить состояние организма вполне здорового и уравновешенного дримтриппера. Пожалуй, на этом я пока прервусь. Теперь вам осталось подписать кое-какие бумажки и проследовать в процедурную.
– Договор будем заключать? – деловито поинтересовался Блудов.
– Вы шутите? Какие здесь могут быть договоры? И, главное, куда вы с ними потом пойдете? В ближайшую психушку? Мол, так и так, в Мавзолее Ленина такого-то числа мне с друзьями за миллион американских долларов сделали лоботомию, чтобы во сне отправиться в прошлый век. Выполненной работой остался недоволен, прошу взыскать с Мавзолея вышеуказанные средства и моральную компенсацию? – Лев Моисеевич обнажил гнилые десна.
– Смешно, – прикусил губу Блудов. – Тогда что мы будем подписывать?
– Обязательство о неразглашении государственной тайны.
– То есть, если я проболтаюсь, меня посадят? – хихикнула девушка.
– Боюсь, драгоценная Виктория, в этом случае сажать будет некого.
– Красноперов нас чайком с полонием отпочует? Да, Вить? – пытался пошутить Мозгалевский в напряженную пустоту.
– И сушками с цезием, – сухо ответил генерал. – Несете ерунду! Профессор, извините моих друзей. Здесь все понятно. Давайте вашу канцелярию и пройдемте на аппараты.
– Тогда вы уж проясните по поводу операции, – словно оттягивая момент, поднялся Блудов.
– Покорнейше извините. – Лев Моисеевич принял свое обыкновенное сутулое состояние. – Каждая операция продлится не более получаса, проходить она будет под общим наркозом. Насчет лоботомии, как вы понимаете, это была шутка. Вскрытие черепной коробки не понадобится. В ваших головах и без того входных отверстий хватает. Электростимуляция шишковидного тела мозга будет достигаться разрядами в шейный нерв. Иглу мы…
– Иглу? – побледнела Вика.
– Лев Моисеевич, давайте переходить к сути, а то мы так Вику потеряем, – поспешил вмешаться Красноперов.
– Насчет процедурных моментов не беспокойтесь. Обещаю, вы ничего не почувствуете. Итак, после процедуры вы можете ощутить подташнивание и головокружение, словно от морской болезни. Это пройдет в течение дня.
– А дальше?
– Мы обработали вашу заявку. Ночью вы будете встречаться во сне друг с другом. Господин Блудов, вашим донором памяти станет Сталин Иосиф Виссарионович, вы насладитесь закатом советского императора. Виктор Георгиевич, вам достанутся маршальские звезды Георгия Константиновича Жукова. Виктория будет сопровождать вас в качестве машинистки Екатерины Андреевны Климовой. Вы же, Владимир Романович, – профессор перевел взгляд на Мозгалевского, – станете отцом атомного проекта, хозяином ГУЛАГа и командующим армией чекистов Лаврентием Павловичем Берией.
– Кроме Жукова, все они плохо закончили, – тяжело вздохнул Мозгалевский.
– Поверьте, вам это не грозит. Во-первых, путешествие прервется раньше смерти Сталина. Во-вторых, если человек во сне переживает смерть донора памяти, он сразу просыпается, дримтриппинг заканчивается, и уже в следующую ночь вы наслаждаетесь привычными снами.
После причащения гостайной Лев Моисеевич развел гостей по отдельным палатам.
Блудов последним зашел в похожий на келью кабинет, где его ожидали двое врачей в медицинских масках, над которыми застыли седые глаза. Обстановка напомнила Михаилу Арленовичу казенную ветлечебницу, куда они с мамой в детстве отвозили усыплять своего больного кота. В архаике советской медицины безнадежно тонул странный электронный агрегат без всякой маркировки, похожий на нечто среднее между оборудованием для УЗИ и бормашиной.
Глава 10. Что не сделает закон, то восполнит пуля
Мавзолей друзья покидали молча. В этом молчании заключалось не предвкушение удовольствия, но страх перед его последствиями. Страх был грядущий и коллективный: от раздражающего нытья в правом подреберье у Блудова до немой паники у Вики. Мозгалевскому мерещилось нестерпимое жжение в затылке, которое он объяснял началом кровоизлияния в мозг, тщетно пытаясь в этом разувериться.
Красная площадь затягивалась сумерками, и наступавшие потемки почему-то обрадовали наших героев. С глупой неприкаянностью бродили люди туда-сюда, словно куски пенопласта, гоняемые сквозняками кремлевских ворот. Не сговариваясь, друзья перешли к ГУМу, уселись в ресторане, где последний раз в жизни ужинал Борис Немцов со своей спутницей.
– Вить, ну вот скажи по-честному, по-боевому, как будущий маршал будущему генералиссимусу, Борю же вы замочили? – зачем-то отчаянно и резко бросил Михаил, слегка оторопев от собственного тона.
– Мишань, поверь, как маршал генералиссимусу доношу, – с улыбкой принял игру Красноперов, – не мы.
– Хорош заливать! – с неожиданной злобой оборвал его Блудов. – Если не вы, тогда знаете кто.
– Борю царские башибузуки исполнили, а мы лишь за ними присматривали, – невесть с чего вдруг приоткрылся Красноперов. – Концы отсекли и подчистили немножко. Мы же не убийцы и не разбойники. Так мараться никто не станет.
– Даже если Папа прикажет? – бесцеремонно влез в разговор и Мозгалевский.
– Он никогда не прикажет. Такие приказы отдают псам, а не офицерам.
– Какое формалиновое благородство! – скривился Блудов и переключился на официанта, мигом отозвавшегося на характерный жест. – Пятьдесят «Макаллана».
– Миш, спиртное же нам нельзя, – дотронувшись до руки Блудова, молебно возразила Вика.
– Во-первых, в небольших дозах можно, а во-вторых… тоже можно. Так получается, за Борю сейчас сидят не те? – вернулся к разговору Блудов.
– Почему же? Они самые! – усмехнулся Красноперов.
– Тогда чего же вы их не отмазали? Поматросили и бросили? – не унимался Блудов.
– Существуют две схемы ликвидации в интересах системы. Первая – «запасной сценарий», вторая – «месть фанатика». Главный принцип – убийство должно быть раскрыто, преступник наказан. В противном случае злодеями становятся спецслужбы и президент. Как правило, оно так и происходит. Единственным исключением стал Шабтай Колманович – хозяин Дорогомиловского рынка и женской сборной по волейболу, – пустился в непривычные для него объяснения Красноперов, с большим любопытством всматриваясь в лицо Блудова.
– Помню, был такой. Агент Моссада, КГБ и прочее, и прочее. Его, если мне не изменяет память, возле Новодевичьего монастыря расстреляли, – живо откликнулся Мозгалевский, потирая затылок.
– В 2009 году красиво и дерзко исполнили. Ни следов, ни зацепок. А это и есть главный прокол, – назидательно процедил Красноперов.
– Обгладывая трупы, кидаете быдлу кости, – подытожил, тяжко вздохнув, Блудов.
– Это не быдло, это народ. Иметь надо уважение к собственным согражданам, Михаил Арленович, если вы, конечно, позволите продолжать к вам так обращаться. С Шабтаем вопрос решать надо было немедленно, времени на подготовку не оставалось. Собрался дурачок за бугор свалить. А кто ж его с таким моральным грузом отпустит. Ну, с ним и проще. Это не Аня Политковская, о таких, как Колманович, даже наследники не плачут, потерли глазки, посморкались на могилу и в бой – делить барахло. А особо любопытным подкинули мульку, что-де это месть за покушение на Япончика. Общественность успокоилась. И только после Литвиненко до всех этих все знающих, во всем разбирающихся идиотах дошло наконец, что вместе с убийством надо прорабатывать и мотив, и убийцу.
– Ты говорил что-то про «запасной аэродром», – вкрадчиво, боясь вспугнуть неожиданно разоткровеничавшегося друга, напомнил Мозгалевский.
– «Запасной сценарий», – автоматически поправил его Красноперов. – Схема «запасного сценария» проста. Кто-то из агентов находит гопников, которые берутся за все, что не весит больше червонца строго режима: грабят, наезжают, выбивают долги. Им предлагают денег ровно столько, чтобы заглушить разум и инстинкт самосохранения, за походить, последить, собрать информацию. Эти блатные лохи «топчутся» за объектом, а поскольку ничего особо криминального в этом нет, то смело отзванивают со своих мобил, торчат на маршрутах и возле дома на собственных тачках. Когда же пацаны засветятся, как радиация, спецы исполняют цель. По горячим следам берут «душегубцев», быстренько их колют, доказательной базы хоть отбавляй. И, чтобы соскочить с пожизненной прожарки, ребятки показывают на выбранного «заказчика». Финита! Убийцы разъезжаются умирать по зонам. Публика удовлетворена. Полковники становятся генералами. Вспомните первого зампреда Центробанка Андрея Козлова, которого якобы заказал банкир Френкель, а исполнили луганские бандиты. Возьмите убийство президента «Алмаз-Антея» Игоря Климова, хозяина фабрики «8 Марта» Михаила Кравченко. Да ту же Политковскую взять… – Красноперов перевел дух, прикидывая, не сказал ли друзьям чего лишнего.
– Ну, Литвиненко, Шабтай Колманович… но остальные – всего лишь комерсы, – тут же, не дав застояться паузе, встрял Мозгалевский.
– Деньги, Володь, это тоже политика, да еще какая политика! А то ты сам не знаешь? – снисходительно улыбнулся Красноперов.
– Так что все-таки с Немцовым? – недовольно поморщился Блудов, отхлебнув виски.
– Гад и предатель! Пятая колонна! Это нас еще в диктатуре обвиняют. Была бы диктатура, уволокли бы этого пидора на Лубянку, а потом продырявили по приговору народного трибунала. А мы с этими скотами толерантничаем. Вот и приходится звать горных братьев. А у них – не у нас! Наши балбесы могут еще Папу ослушаться, а для джигитов слово Рамзана – закон.
– Это ж самоубийство. Их же все равно посадят, – недоуменно возразил Мозгалевский.
– Самоубийство – не выполнить приказ. А так, возьмите Будаева, полкана. Группа его отработала, вели профессионально, через телефон и наружку. Работали человек десять. А загрузили одного – признали фанатиком-одиночкой, народным мстителем, дали по такому случаю четырнадцать лет. Убийцам Немцова – исполнителю двадцатку, подельникам чуть больше десятки. Наказание отбывать, как всегда, отправят в Чечню, ну а там – ковровая дорожка, деньги и почет.
– И вы с этим миритесь? – Блудов заходил желваками.
– Мы это придумали, Мишань. Рамзан такой же громоотвод, как и эти консервы в мраморе, – генерал махнул в сторону Мавзолея. – И Папа чист и справедлив. И возмездие неотвратимо. Опять-таки и нас по грязным пустякам не дергают. А жмуры? Тебе кого из них жалко?
– А Будаев, он вроде вашей породы?
– Танкист этот, который чеченку сначала трахнул, а потом замочил?! Ты бы еще вертухаев к нам подтянул.
– Так война, – смутился Мозгалевский.
– Война! Насиловать-то зачем? – хохотнул Красноперов, только сейчас высвобождаясь от гнетущих мыслей.
– А журналистка эта, Политковская? – Вика робко втиснулась в мужской разговор.
– Викуль, плохой человек и продажный журналист. Русских не любила, про нас гадости заказные писала. Короче, агент влияния. Баба, но что с этого толку, если она враг. Была б на такие случаи у нас статья, глядишь, уже бы вышла исправленная и искупившая. Как при Иосифе Виссарионовиче.
– Какая статья? – девушка облизала ложечку с маскарпоновым муссом.
– Пятьдесят восьмая – за контрреволюционную деятельность. И писала бы дальше тетя Аня в стенгазету мордовского лагеря. А так червей кормит. Хотели десталинизации – получите, суки. Но посмотрите, что будет через пару лет. Владимир Владимирович строит великое государство. Сначала Крым, потом Донбасс. Еще недавно стремно русским себя было назвать, неполиткорректно. Могли мы тогда мечтать о русском мире? А сейчас уже пол-Украины у америкосов забрали. Путину нужен плацдарм, откуда начнется наступление Русского мира. Мы и здесь всю пиндосскую мразь зачистим. Всех этих медведевых, чубайсов, кудриных… Я неделю назад заходил в Донецк, со Стрелковым встречался. Говорит, если мне Владимир Владимирович даст приказ, я голыми руками всех перегрызу, за сутки очищу Москву от этого болотного сброда. Сейчас он развернется, оружие ему подвезли, «Буки» отправили, скоро над Киевом «Фантомы» будем сбивать. Мирное небо Донбассу! Народ туда воевать активно едет. Чеченские джигиты бодро бьются. Слезли с гор и в «степь донецкую парни молодые». Ваххабитам Рамзан амнистию пообещал за Донбасс, вот они и стараются – режут бандеровские головы. Отныне и Аллах за Русский мир.
– Странный он какой-то, – задумчиво вставил Блудов.
– Кто? Рамзан? – удивился генерал.
– Нет, Стрелков. Чудаковатый. Он не бухает?
– Леня нормальный. Бухать вроде не должен. А кто на войне не пьет? Разве только чехи, а те или шмаль, или насвай, – генерал отвел взгляд, словно в чем-то уличенный.
Глава 11. Время мертвых
– Лаврентий Павлович, одиннадцать часов, вы приказывали разбудить. – Крепкий кавказец в форме полковника МГБ осторожно прикоснулся к маршалу.
– Здорово, Семеныч, – сквозь сон прокряхтел Берия.
– Завтракать не желаете? – полковник услужливо склонил голову.
– Вот не пойму, Саркисов, – Берия уселся на кровати, желая выместить раздражение за прерванный сон и за тяжелые ночные бдения у Хозяина. – Ты три года врагов народа расстреливал, откуда в тебе манеры эти халдейские?
– Я не расстреливал, я только доставлял, – упал голосом полковник.
– Думаешь, я не знаю? Со мной не спорь. Был у Ляли?
– Вчера заезжал, передал деньги, продукты. Все как приказывали. Мне звонила Елена из Дома моделей, сказала – есть две новые девочки, которые могут вас заинтересовать.
