– Привет, это Боб Г-говард. У меня тут приключилась неприятность, нужна помощь уборщика.
– Ваш адрес? – уточняет оператор, а когда я оттарабаниваю адрес отеля, спрашивает: – Какого сорта уборка вам необходима?
– Придется заменить простыни, – отвечаю я, а потом добавляю: – И я порезался, когда брился. А теперь мне пора на работу.
– Хорошо. Наша команда скоро к вам приедет, – говорит она и вешает трубку.
Я передал кодовое сообщение, которое значило: «Внимание: моя легенда вскрылась. Мне нужно срочно выбираться отсюда, дела пошли плохо, и ни при каких обстоятельствах никто не должен выходить со мной на прямой контакт». «Я порезался, когда брился». «Есть трупы». Такие коды практически невозможно взломать, если не использовать их дважды. Если повезет, у парня, который прослушивает мой телефон, уйдет несколько минут, чтобы понять, что я нажал тревожную кнопку.
Я накрываю лицо Клетчатого полотенцем, хватаю сумку и осторожно приоткрываю дверь номера. Ничего дурного не происходит. Я выхожу на балкон, запираю за собой дверь и быстро иду на парковку. Нечего даже думать о том, чтобы вытаскивать отсюда Мо: моя непосредственная задача заключается в том, чтобы сесть в машину, поехать на север, оставить колеса в аэропорту, а самому вылететь отсюда ближайшим рейсом.
Когда я нажимаю на брелок, дверца открывается и зажигается свет. Машина не взрывается. Сжимая в руке обезьянью лапку, я сажусь, завожу мотор и уезжаю в ночь, дрожа как осиновый лист.
– Алло? Кто это?
– Мо? Это Боб.
– Боб…
– Да. Слушайте, по поводу нашего разговора.
– Как здорово, что…
– Я тоже был рад пообщаться, но я звоню по другому поводу. Дома возникло срочное дело, так что мне придется улететь. Мы изучим ваше дело и выясним, как можно надавить…
– Вы должны мне помочь!
– Что? Да, конечно, мы…
– Нет! Сейчас! Они хотят меня убить. Меня тут заперли, но не обыскали, так что пока не нашли телефон, но…
ЩЕЛК.
– Что за черт?
Я ошалело смотрю на телефон, затем поспешно выключаю его и вынимаю батарею на случай, если кто-то захочет меня отследить.
– Да что за фигня?
Голова у меня идет кругом. Ну да, рыжеволосая дева только что попросила рыцаря ее спасти: внутренний циник сообщает, что я, наверное, и вправду слегка озабоченный. У меня в номере лежит шпион, которому высадили мозги, а мне здесь окажутся самым решительным образом не рады, как только его начальство об этом узнает, – и это самый подходящий момент, чтобы услышать по телефону, что мой контакт опасается за свою жизнь. Что за… Что тут вообще происходит?
Прачечная чрезвычайно гордится своими протоколами и инструкциями. У нас есть инструкции по взлому замков и обыску кабинетов, специальные бланки для извещения о нехватке канцелярских скрепок, инструкции по вызову демонов из безмерных глубин и даже инструкции по составлению инструкций. Мы, наверное, скоро станем первой в мире разведслужбой, полностью удовлетворяющей требованиям ISO-9000. Согласно служебной инструкции по разрешению частных провалов во время проведения зарубежных операций, я сейчас должен заполнить форму 1008.7, а затем гнать на полной скорости по трассе 17, пока не выеду на автомагистраль, откуда свернуть к аэропорту Сан-Франциско, где купить при помощи служебной кредитки билет на ближайший рейс домой. При этом не забыть заполнить еще форму 1018.9 («неожиданные расходы, связанные с ситуацией 1008.7 при исполнении служебных обязанностей»), чтобы успеть подать ее до того, как бухгалтерия закроет квартал.
Но, если я так поступлю и если Мо похитили такие же сердечные ребята, как мой второй гость, – я просто провалю задание, все испорчу, спишу контакт, который я должен был отсюда вывезти, и заодно потеряю шанс на второе свидание. (И мы так никогда и не узнаем, какая мысль пролетела в голове капитана «Трешера» последней: «Он сквамозный и ругозный!» или только «Он сквамозный!»)
Оглянувшись, я вижу, что парковка по-прежнему пуста. Так что я выезжаю, разворачиваюсь на железнодорожном переезде и мчу обратно в город. Пора хорошенько обдумать ситуацию.
Мо живет в съемной квартире недалеко от кампуса. Теперь я знаю ее настоящее имя, так что у меня уходит всего десять минут на возню с картой и телефонной книгой, чтобы найти нужное место и приехать туда. Под домом нет полицейских машин, вообще никаких признаков чрезвычайного происшествия – просто квартира с темными окнами. Я знаю, что она не дома, но мне нужно что-то, принадлежащее ей, так что я паркуюсь, быстро подхожу к двери и стучу так, будто меня ждут. И отчаянно надеюсь, что похитители не оставили мне тут какой-нибудь неприятный сюрприз.
Внешняя дверь заперта, но сквозь нее видно, что внутренняя – нараспашку. Несколько секунд работы с мультитулом – и преграда устранена. Квартира перевернута вверх дном: кто-то опрокинул низкий столик, заваленный бумагами, на полу валяется ноутбук, а когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу на ковре в коридоре упавший полками вниз книжный шкаф. Я переступаю его, держа руку в кармане, и иду в спальню.
Там тоже хаос: то ли комнату кто-то обыскивал второпях, то ли сама Мо пыталась свить тут гнездо. Рядом с кроватью валяется куча ношеной одежды. Я запихиваю в сумку футболку и возвращаюсь в машину. Чешуйки кожи – вот что мне нужно. А пока я настойчиво стараюсь не думать о том, что происходит с Мо прямо сейчас.
Когда я иду обратно по дорожке, мне навстречу выходит крепкий мужчина средних лет.
– Привет, – бросает он с легким подозрением в голосе.
– Здрасьте, – отвечаю я, – я на минутку. Мо попросила меня цветы полить.
– Ясно. – При упоминании ее имени он сразу скучнеет. – Вы бы машину там не ставили, она паркоместо для инвалидов загораживает.
– Да я уеду раньше, чем кто-то заметит, – обещаю я. И делаю всё возможное, чтобы исполнить обещание.
Припарковавшись за углом, я вынимаю футболку. Из-за подсветки приборной панели ткань кажется выцветшей. Ладно, будем надеяться, этого хватит. Я роюсь в сумке и, вынув взломанный КПК, запускаю особое приложение, которое самоудалится, если я не введу правильный пароль в течение шестидесяти секунд. Затем открываю слот расширения и провожу спрятанным там сенсором по ткани. Ну отлично: стрелка на экране указывает прямо на меня – видно, я уже запачкал пробу собственным биомагнитным следом. Ругаясь сквозь зубы, перезапускаю приложение, и оно, разумеется, вылетает с сообщением об ошибке. Только с четвертой попытки мне удается получить стрелку, которая указывает не на меня и сохраняет направление, как бы я ни повернул КПК.
Вот такие чудеса новых технологий.
Час спустя я лежу на животе в подлеске на краю небольшой рощи и сжимаю в руках обезьянью лапку, КПК и мобильник. Задача (если только я не решу от нее отказаться) – предотвратить человеческое жертвоприношение в доме передо мной. И никакой группы поддержки.
Шипение и шум океанского прибоя глотает все звуки с дороги у меня за спиной. Я дрожу от свежего ветра с моря и холода, идущего от влажной земли, – недавно прошел дождь. Синяк на левом плече ноет: наверное, утром я этой рукой и пошевелить не смогу. (Сам виноват, подставился под пулю. Кинетический заслон свое отработал, но теперь я беззащитен.)
У гаража стоит грузовик, в доме горит свет, но шторы опущены. Десять минут назад на улицу вышли двое, вывели из гаража мотоцикл-внедорожник, рванули напрямик по лужайке и, не притормаживая, выскочили на трассу; рассмотреть их мне не удалось. Специальное приложение на КПК мигает красным: рядом раскинулось большое и мощное призывное поле, и, судя по его типу, они тут задумали провести портальный ритуал. Всерьез хотят открыть врата в другую вселенную, способные переносить реальные объекты, – это очень плохое колдунство. Понятия не имею, кто эти ребята и зачем они похитили Мо, но ситуация выглядит паршиво.
На дороге мигает свет; я слышу рычание двухтактного двигателя, а потом мотоцикл возвращается в гараж со своими двумя пассажирами. У одного из них за плечами рюкзак… Что они привезли? Что-то, что опасались держать рядом с домом? Я вжимаюсь в землю, стараюсь стать невидимым. Провожу еще один замер, не первый и не второй по эту сторону сада. Думаю, я примерно понял, что это: сложная защитная спираль, более двухсот футов в поперечнике, центрирована на дом. Первостатейная паранойя, лишь бы защитить то, что они задумали. Сюда они привезли Мо – зачем? Я подползаю ближе к большому боковому окну, стараясь разместиться так, чтобы между мной и трассой оставались кусты, и до икоты надеюсь, что здесь нет собак.
Шторы они опустили, но само окно открыто – просто загорожено противомоскитной сеткой. Я слышу голоса. Языка не узнаю, да и штора заглушает слова, но говорят явно двое. Один из них коротко смеется: неприятный звук. Я прижимаюсь к стене и начинаю размышлять, стараясь не дышать слишком громко. Пункт первый: я уверен, что Мо здесь, – если только она не одалживает свои футболки загадочным утыркам, которые устраивают призывные ритуалы, когда ее похищают какие-то другие люди. Пункт второй: это не РУ ВМС и не Прачечная. Вообще их следует считать врагами, пока не доказано обратное. Пункт третий: их тут как минимум четверо – двое на мотоцикле и еще двое или больше внутри с Мо. А я не супергерой, не спецназовец и не проходил подготовку по освобождению заложников. Как сказал Гарри, лезть в герои, если толком не понимаешь, что делаешь, – быстрая дорога на тот свет. Хм-м. Тут нужен спецназ, но его-то у меня в рукаве и не завалялось. Кстати, они же вроде должны сперва выяснить, где находится заложник, а только потом штурмовать дом?
Я могу, конечно, сделать кое-что конструктивное, но дома на меня за это будут орать. Я снова включаю мобильник и неуклюже ползаю по меню, пока не заставляю его перезвонить по последнему номеру. Это номер Мо, и если американцы его не прослушивают, то я – отставной козы барабанщик. Три гудка до ответа; я прислушиваюсь, но в доме ничего не слышно.
– Кто это? – говорит резкий мужской голос.
Я прикладываю трубку к губам:
– Вы ищете Мо.
– Кто это? – повторяет он.
– Друг. Слушайте. Где найдете этот телефон, найдете дом. Здесь несколько преступников, по меньшей мере четверо внутри. Они похитили Мо. Они строят круг Дхо-Нха, как минимум четвертого уровня, так что вам лучше предпринять меры…
– Оставайся на месте, – приказывает голос на другом конце. Я осторожно кладу телефон под окном и на четвереньках переползаю на задний двор.
Распахивается входная дверь. Раздается новый голос:
– Это ты, Ахмет?
Нет ответа. Я задерживаю дыхание, сердце бешено колотится в груди. Шаги по гравию.
– Американская сучка на месте.
Я отступаю от дома к ближайшим кустам: в полумраке вырисовываются фигуры, но шаги замирают.
– Я тут буду. Перекурю.
Этот ублюдок вышел на перекур! Я смотрю в небо: оно черное, как сердце начальника отдела маркетинга, и пронизано холодным светом далеких звезд. И как же я проберусь внутрь? Я вытаскиваю из кармана обезьянью лапку и аккуратно направлю на землю. У дверей с другой стороны дома зажигается красноватый огонек. Вдалеке нарастает гул мотоцикла, который мчится куда-то к холмам. В остальном – тихо. Слишком тихо, понимаю я через минуту. Тут ведь рядом трасса – где же все машины? Я начинаю пятиться, чтобы забраться поглубже в кусты, и в этот момент проваливаюсь в черноту.
4. Истина где-то рядом
– Вы не помните, что было дальше?
– Нет. Я вам об этом уже час твержу.
Нет смысла на них злиться, ребята просто делают свою работу. Я подавляю желание потереть голову: под повязкой зудит здоровая ссадина за правым ухом.
– Потом я очнулся в больнице на следующий день.
– М-мнда-а-а.
Я озадаченно моргаю. Неужели мне не послышалось, как кто-то сказал «м-мнда-а-а»? Так вообще кто-нибудь говорит?.. Кажется, это парень, похожий на старый носок кладбищенского сторожа, Дерек как-его-там. Он тоже моргает слезящимися глазами.
– Согласно шестому абзацу четвертой страницы медицинского заключения…
Я смотрю, как все остальные послушно листают бумаги. Никто и не подумал дать мне экземпляр, разумеется, хоть это и мои бумаги.
– Ушиб и микротрещина в правой затылочной кости; гематома и повреждения кожного покрова указывают на удар тяжелым тупым предметом.
Я поворачиваю голову, морщась от боли в шее, и показываю на повязку. Прошла почти неделя. Чего не говорят в полицейских детективах, так это того, как же больно получить по голове тяжелой дубинкой. Нет-нет, не дубинкой, конечно: предметом, тяжелым, тупым, предназначенным для использования сотрудниками Черной комнаты на оперативных заданиях в соответствии с US-MIL-STD-534–5801.
– Я полагаю, это совпадает с показаниями, – заявляет ходячий труп. – Пожалуйста, продолжайте.
Я вздыхаю:
– Я очнулся в больничной палате с иголкой в вене и каким-то парнем из спецслужб рядом. Примерно через час явился некто, он утверждал, что это он управлял Клетчатым, а потом начал задавать неудобные вопросы. Похоже, они уже обложили дом. Когда я в третий раз объяснил, что произошло в мотеле, он согласился, что это не я попортил их имущество, и захотел узнать, как и зачем я оказался рядом с домом. Я ему сказал, что мне позвонила Мо и попросила о срочной помощи. Когда я повторил это еще десяток раз, он ушел. На следующее утро они отвезли меня в аэропорт и посадили на самолет.
Мачо из бухгалтерии, который сидит рядом с Дереком, смотрит на меня с ненавистью.
– Бизнес-классом! – шипит он. – Я полагаю, это была ваша идея?
Оп-па!
– Я тут ни при чем! – возмущаюсь я. – Они что, выставили счет?..
– Да, – кивает Энди. Он бездумно вертит в пальцах ручку, а об энергосберегающую лампу на потолке так же бездумно бьется муха.
– Ой.
Не то, чтобы непредвиденные расходы считались в Прачечной расстрельной статьей, но по тяжести они идут сразу после нарушения прямых приказов и измены Родине. Во времена Маргарет Тэтчер проводились даже проверки использования скрепок, но потом кто-то заметил, что падение боевого духа в этой организации может обойтись дороже, чем, например, в министерстве сельского и рыбного хозяйства.
– Вины не признаю, – автоматически говорю я, прежде чем успеваю прикусить язык. – Я их об этом не просил, это произошло после того, как операция пошла не по плану, и вообще я был без сознания.
– Никто не обвиняет тебя в том, что ты растратил служебные средства без необходимости, – ласково говорит Энди и бросает предупреждающий взгляд на Дерека из бухгалтерии, а потом добавляет: – Я бы хотел узнать, почему ты вообще за ней увязался. Стандартная методика работы предполагает, что ты должен был немедленно покинуть территорию страны, как только тебя вскрыли. Зачем ты туда полез?
– Кхм. – Губы у меня пересохли, потому что этого вопроса я ждал. – Я собирался уехать. Покинув место убийства, я сразу же сел в машину и поехал из города в аэропорт. И улетел бы, но мне позвонила Мо.
Я снова облизываю губы:
– Мое задание предполагало, что я смогу организовать выезд источника. Я сделал вывод, что кто-то считает Мо достаточно ценным источником, чтобы ради нее стараться. Приношу извинения, если дело не в этом, но по звонку я заключил, что Мо похитили, и после встречи со стрелком решил, что это худший результат, чем провал задания и отступление. Поэтому пришлось импровизировать на ходу: я поехал к ней домой и применил локатор. Я много об этом думал. О том, что нужно было делать. Например, я мог бы выяснить, где ее держат, а потом вернуться в мотель, чтобы узнать, кто руководил тем шпионом. Или поехать в аэропорт и позвонить из зала ожидания. Но я увяз слишком крепко. Какой-то ублюдок только что попытался меня убить; получается, РУ ВМС прослушивало Мо. Они перехватили мой звонок, и я смог им сказать, где искать. Но они, скорее всего, уже знали. Когда Мо позвонила мне с мобильного, они уже должны были получить сигнал.
Я залпом выпиваю стакан воды и ставлю его обратно на стол.
– В общем, я думаю, РУ ВМС или какая-то другая тайная служба из трех букв – например, агенты Черной комнаты под видом РУ ВМС – следила за Мо и вычислила меня, как только мы с ней встретились. Разыграли меня втемную. А вот тот, кто попытался меня пристрелить, застал их врасплох. Это было не по сценарию. Я знаю, что должен был вернуться, но в тот момент, думаю, все потеряли хладнокровие. Да кто они вообще, эти психи? Затеять старший призыв у всех на виду…
– Вам знать не положено, – шипит Дерек. – Хватит!
– О’кей. – Я откидываюсь на спинку стула, так что он встает на дыбы; у меня адски болит голова. – Ситуацию понял.
Моя третья мучительница вкрадчиво спрашивает:
– Это ведь не всё, не так ли, Роберт?
Я раздраженно перевожу взгляд на нее:
– Да, наверное, не всё.
Бриджет – блондинка, эффективный менеджер и карьерист. Она не сводит взгляда с сияющих высот секретариата кабинета министров, будто не замечает пуленепробиваемого стеклянного потолка, нависшего над всеми сотрудниками Прачечной. Есть подозрение, что ее основная должностная обязанность – портить жизнь всем, кто расположен ниже ее по карьерной лестнице, преимущественно руками своей прислужницы, Хэрриет. Она продолжает, строго для протокола:
– Мне не нравится, как была организована эта операция. По плану, это должен был быть самый обычный контакт с отчетом, едва ли на ступеньку выше разговора с нашим консулом. При всем уважении Роберт – не самый опытный наш представитель, его не следовало отправлять на такое задание без соответствующей подготовки…
– Да это же дружественная территория! – перебивает Энди.
– Дружественная настолько, насколько это возможно без двустороннего договора, то есть страна, с которой у нас нет активного обмена разведданными, совместного комитета и местных рабочих контактов. Иными словами, это зарубежная страна. Роберта бросили туда без надлежащего присмотра и поддержки со стороны руководства, и, когда операция слетела с рельсов, он, разумеется, сделал всё возможное, но этого оказалось недостаточно, – цедит она и ослепительно улыбается Энди. – Хочу отметить, что ему нужна дополнительная подготовка, прежде чем отправлять его на одиночные задания. Также хочу отметить, что нам, кажется, следует внимательно рассмотреть и критически оценить обстоятельства, которые привели к такому назначению, на случай если они указывают на слабость в нашем планировании и отчетности.
Ну обалденно. Энди, судя по виду, чувствует такое же отвращение, как и я. Вместо маленькой ложечки Бриджет вылила на нас – да и не только на нас, вообще на всех – целую цистерну дегтя. Я, мол, «сделал всё возможное», и мне нужен надзор, прежде чем выпустить меня из детской в туалет одного. И теперь Бриджет начнет совать свой длинный любопытный нос в отчетность Дерека, Энди и всех остальных, чтобы проверить, соблюдались ли все инструкции. И если она найдет что-то отдаленно похожее на халатность, то непременно блеснет перед высоким начальством и наведет порядок, а все, кто будет возражать, проявят «прискорбный непрофессионализм». Офисная политика, редакция Прачечной.
– У меня голова болит, – бормочу я. – И тело подсказывает, что уже два часа ночи. У вас есть еще вопросы? Если вы не против, я поеду домой и полежу денек-другой.
– Лежи до конца недели, – отмахивается Энди. – Мы всё утрясем к твоему возвращению.
Я быстро встаю; в текущем состоянии я даже не думаю уточнить, в каком извращенном и диковинном смысле он употребил слово «утрясем».
