Спорить с водителем не было смысла, как и торопить бестолковую корову, поэтому Тамара снова погрузилась в бумаги.
На сердце почему-то появилась тревога.
Нервная.
Алогичная.
Другой бы, наверное, принял ее за дурное предчувствие, но Тамара предпочла подумать, что это последствие бессонной ночи. Она, скорее всего, выпила слишком много кофе, вот нервы и шалят.
Но дело было все же не в нервах. Тамара поняла это, когда, подъезжая к дому, издали услышала тревожный вой пожарных сирен.
А дальше все как в тумане.
Дым. Гарь. Копоть. Чьи-то лица. Соседи. Прохожие. Пожарные.
Заплаканная Клавдия и перепуганные дети, жмущиеся к бабушке.
– Саша! Сынок! Дина! Доченька! Живы! – у перепуганной Тамары вырвался вздох облегчения, когда она судорожно осматривала детей, словно силясь убедиться, что с ними все в порядке.
Лишь затем она растерянно оглянулась.
– А Петя? Петя где, мам?
Ответом послужил не плач, а вой Клавдии.
Сердце Тамары, еще секунду назад громко бухающее в груди, остановилось…
Перепуганные соседи потом еще долго судачили, что Томка, ополоумев с горя, пыталась броситься в пылающий дом вслед за оставшимся там мужем. Пожарным и врачам «скорой» с трудом удалось удержать ее, и то, только вколов лошадиную дозу снотворного. И хотя Тамару в тот же вечер увезли в больницу с сильнейшим нервным срывом, казалось, что над пепелищем некогда добротного коттеджа все еще витал ее надрывный не то плач, не то вой…
– Петя! Петенька! Пустите меня! Я к нему хочу! К нему…
* * *
На следующее утро осунувшаяся Клавдия Матвеевна в пропахшей дымом вчерашней одежде зашла в больницу вместе с внуками.
– Только тихо! Здесь не шумят! – предупредила она и без того испуганных десятилетнего Сашу и пятилетнюю Динку, которые, взявшись за руки, шли следом.
– Мы поняли, бабуля, – тихо отозвался мальчик, крепче сжав ручку испуганной сестренки.
Динке не было шести, и она не совсем понимала, что происходит. Бабушка сказала, что папы больше нет. Он зачем-то ушел на небо к Боженьке, и ему теперь там хорошо. Вот только зачем было уходить куда-то (да еще на небо), когда им и дома было весело, Дина не понимала.
Девочка пыталась донимать бабушку вопросами, куда конкретно ушел папа и можно ли ей тоже пойти к нему? Что для этого надо сделать? Залезть на крышу, чтобы быть поближе к небу и Боженьке? Потому что Дина уже скучала по папе, который всегда любил ее (в отличие от мамы). Баловал конфетами, куклами. Насупившаяся Дина была категорически не согласна с тем, что папа куда-то уехал, не взяв их с Сашкой с собой. Обычно ведь он их даже на рыбалку с собой берет, а тут…
Не понятно…
Зато не по годам взрослый Саша все отлично понимал. Ведь родную маму он уже тоже проводил на небо к Боженьке. И как теперь жить еще и без папы, напуганный мальчик не знал.
Саша переживал. Но не только за себя. Больше за мать, сестренку, бабушку. Как они будут теперь жить? Мальчик невольно чувствовал ответственность за женскую половину семьи. Так воспитал его отец, который был настоящим мужчиной.
– Мужчина – глава семьи. Он должен оберегать и заботиться о женщинах. Они же без нас пропадут, – полушутя наставлял Петр сына.
Саша это хорошо запомнил. И очень волновался по этому поводу. Потому что трудно стать главой семьи, когда тебе всего десять лет и когда твоя приемная мама, кажется, от горя сошла с ума.
* * *
Клавдия недосмотрела. Заговорившись с доктором о состоянии дочки, она выпустила из вида непоседу Динку, которая решила самостоятельно отправиться на поиски «заболевшей» мамы. Взволнованной девочке очень хотелось уточнить: мама же не собирается уйти от них к Боженьке вслед за папой? Бродя по терапии, Дина то и дело заглядывала в открытые палаты, но мамы нигде не было.
И это пугало.
Тем временем Тамара медленно, но верно приходила в себя. Она лежала одна в четырехместной палате. Медсестра, пухленькая блондинка с густо накрашенными ресницами, занятая набором шприца, не заметила вовремя, что пациентка пошевелилась, приоткрыла глаза. В палату в этот момент заглянула ее приятельница-санитарочка. Пухленькая, розовощекая. Про таких еще говорят «кровь с молоком».
– Бабушка с детьми пришли. Звать? – с ходу выпалила та, бросив тревожный любопытный взгляд на пациентку, которую накануне в ночи успокаивали и удерживали чуть ли не всем персоналом. Боялись, что руки на себя наложит…
– Не звать! – громким шепотом отрезала медсестра, бросив укоризненный взгляд на санитарку, которая уже успела примоститься на кушетке возле нее, заинтригованно поглядывая на Тамару. – Вчера кое-как успокоили! В жизни не видела, чтобы так истерили!
По санитарке было видно: она сгорала от любопытства и желания посплетничать. Поселок не такой уж и большой, почти все друг друга знают. А тут такое ЧП!
– Ты бы тоже истерила, если бы муж заживо сгорел! – не задумываясь, брякнула санитарка и тут же осеклась, поймав на себе укоризненный взгляд медсестры.
– Сплюнь, дура!
Суеверные женщины синхронно перекрестились.
Несмотря на серьезный вид, медсестру тоже съедало любопытство. Отложив набранный шприц, она присела рядом с санитаркой на кушетку.
– Пожар-то хоть из-за чего начался? – не выдержала, поинтересовалась санитарочка, тут же построив догадку: – Неужто электропроводка загорелась?! Ох, надо моему сказать, чтобы старую поменял…
– Если бы! – многозначительно загадочно отозвалась медсестра. Ее так и распирало поделиться с подружайкой последней сплетней.
Оглянувшись по сторонам, убедившись, что их никто не слышит (не обращая внимания на заторможенную, пришедшую в себя Тамару, которая продолжала лежать с полузакрытыми глазами), женщина взялась пересказывать новость.
– Говорят, у нее дома дочка маленькая оставалась. Со спичками играла…
Их разговор внезапно прервало появление той самой дочки. Счастливая Динка, которая наконец-то нашла маму, с порога бросилась к Тамаре. Крепко обняв мать, девочка заворковала:
– Мама! Мамочка! Пойдем домой!
Заторможенная Тамара, все еще находясь под впечатлением от слов медсестры, медленно приподнялась на локте. Так же медленно отстранила от себя ничего не понимающую Динку. Дикий взгляд, полный ненависти, скользил по удивленному, растерянному детскому личику.
– Ненавижу… – едва слышно прошептала Тамара, резко отбросив от себя на пол перепуганную дочку. – Ненавижу! – истошно заорала она, хватая себя за длинные взлохмаченные кудрявые волосы. – Ты же горе! Ты же беда! Как и твой проклятый папаша! Ненавижу!
Растерянная, не понимающая, что происходит, Динка все еще сидела, отброшенная матерью, на холодном полу, когда в палату на вопли пациентки забежал врач, пожилой, строгий. Бросил возмущенный взгляд на опешивших и оттого застывших на месте медсестру и санитарку.
– Что сидите?! Два кубика живо и ребенка, ребенка уберите!
От его властного голоса женщины словно пришли в себя после оцепенения. Засуетились. Санитарка схватила перепуганную Динку, чуть ли не силой выволокла ничего не понимающую девочку из палаты.
– Пойдем, пойдем…
Полная ненависти, злобы, отчаяния Тамара продолжала истерить в голос, пока врач крепко держал ее, а перепуганная медсестра набирала в шприц успокоительное.
– Тома, Томочка, тише. Тебе нельзя волноваться… – пытался успокоить Тамару доктор.
Но та не слышала ни его увещеваний, ни доводов рассудка.
– Не буду! Я жить без него не буду! Я все равно уйду к Пете! Ненавижу! Как же я ее ненавижу! Ну почему! Почему я не сделала аборт?! Отпустите меня! Я все равно уйду!
– Никуда ты не уйдешь! – резко тряханул ее доктор. – У тебя срок два месяца! Слышишь?! Два! И так угроза выкидыша! Если не хочешь потерять ребенка, успокойся…
Воспользовавшись секундным затишьем ошарашенной Тамары, медсестра поспешно ввела лекарство. Истерика медленно, но верно перешла в неестественно сдавленные всхлипы.
– Ребенок? Петин ребенок? – все что смогла выдавить Тамара, после чего первые тихие слезы не ненависти, а просто боли и отчаяния покатились по ее щекам.
Ребенок.
Петин ребенок.
Лишь этот маленький, такой зыбкий мостик сумел удержать Тамару на этом свете. Но он не сумел убрать ту ненависть, которая зародилась в сердце женщины к своей старшей дочери в тот злополучный день. Ненависть, которую Тамара пронесет через годы и которая разрушит немало судеб, в том числе ее собственную…
На краю чужого гнезда
12 лет спустя.
Синее, синее небо. Все тот же, что и много лет назад, теплый летний ветерок промчался по зеленым кронам деревьев, весело шаля, волной прошелся по ярко-желтым полевым цветам, и улетел в сторону пшеничных полей.
В небе одиноко кружила хищная птица. Ее тоскливый окрик то и дело разрушал безмятежность этого летнего дня.
Все эти годы она ходила сюда, как на работу. Почти каждый день. На кладбище. К своему любимому Пете. Вот и сегодня, держа в руках небольшой букет его любимых пионов, аромат которых пьянил, Тамара присела на могилку. Буднично сменила в небольшой вазе подсохшие цветы, одновременно оправдываясь…
– Ну, здравствуй, Петь. Ты прости, что неделю не приходила. На заводе дел столько навалилось с этими проверками…
Тамара знала, что многим она кажется странной. Потому что разговаривает с умершим мужем, потому что все еще носит траур и категорически не желает повторно устраивать свою личную жизнь. Только ей было на это глубоко плевать. В ее сердце было место только для Пети. Каждый раз, приходя на его могилку, она представляла, что разговаривает с ним, как с живым. Что он слышит ее, отвечает. И это давало Тамаре сил жить дальше.
– Люсенька наша год закончила с отличием. Лучшая в классе! – с гордостью продолжала рассказывать Тамара про их с Петей общую дочку, которую она безумно любила. Хотя бы уже за то, что у Людмилы были его, Петины, глаза. – Динка?
В голосе Тамары отчетливо читалось плохо прикрытое раздражение. Будь ее воля, она вообще бы не вспоминала про старшую дочь, которая сломала ей жизнь! Но Тамара знала Петю. Он относился к падчерице как к родной и обязательно бы спросил про нее, поэтому…
– Динка – это Динка, – лишь разочарованно отмахнулась мать. – Сплошные «неуды» за поведение. Как ей только аттестат без троек дали – удивляюсь. А так… Все хорошо. – И тут же встрепенулась, вспомнив: – Саша возвращается сегодня!
О боже! Сколько любви, восхищения, нежности звучало в ее словах. Саша был одновременно и радость, и боль Тамары. Она безумно любила пасынка. Сначала как родного сына, а потом… Непросто жить под одной крышей со взрослым парнем, который так походит на твоего любимого умершего мужа. Пусть даже речь шла не столько о внешнем сходстве, сколько о внутреннем. Тот же характер, те же манеры, повадки. Привычка прищуриваться, когда смеется, и голос… Его голос – Петра. Если закрыть глаза и слушать только его голос, то отчетливо кажется, что это не Саша, а Петя стоит рядом с ней.
– Ой, Петь! Ты б его только видел! Как он на тебя похож стал, Петя! Просто вылитый! – продолжила рассказывать Тамара, с трудом сдерживая слезы, которые душили изнутри. – Такой же ответственный. Такой же порядочный. Я иногда, знаешь, Петь, я иной раз на него смотрю, а мне кажется, что я не с ним, а с тобой разговариваю. Представляешь?!
Тамара старалась не расстраивать мужа своими слезами, но это уже было выше ее сил. Продолжая натянуто улыбаться, глядя на выгравированный на могиле портрет Петра, женщина не выдержала, всхлипнула, отвернулась. Прошло 12 лет. Но для Тамары все было как вчера. Корова на дороге. Вой пожарных сирен. И рыдания матери, которые без лишних слов кричали ей о том, что Пети больше нет. Как и ее прежней счастливо-безмятежной жизни.
* * *
Пожалуй, это был самый красивый коттедж в поселке. Семья Славяновых переехала сюда почти сразу после пожара. Руководство завода специально выделило его для семьи Тамары. Добротный, из широкого светлого кирпича, обнесенный железным резным забором. Но главное – дом буквально утопал в ярких цветах, за которыми с любовью ухаживала Клавдия Матвеевна. Все эти годы в первую очередь именно благодаря ей в доме был создан уют. Тамаре было не до этого – она сутками пропадала на работе, делая карьеру, чтобы содержать семью. И чтобы лишний раз не думать о Пете.
Главными помощниками бабушки были подрастающие дети. Хозяйственные Динка с Люсей уже давно взяли все бытовые дела на себя. Саша прекрасно справлялся со всеми мужскими обязанностями по дому. Наколоть дрова, отремонтировать технику, сделать ремонт – все это было не проблемой для сообразительного трудолюбивого парня. И даже когда он поступил в университет и перебрался в Красноярск в общежитие, он все равно каждые выходные возвращался домой, не только потому, что соскучился по родным, но и чтобы быть уверенным, что у них там без него все в порядке.
На этот раз Саши не было дома долго. Почти три недели! Он готовился в городе к защите диплома. Тамара скрепя сердце сама потребовала, чтобы сын не приезжал какое-то время на выходные. Динка же ему просто не даст нормально подготовиться к предстоящей защите диплома! Надо признать, что в этом Тамара была права.
Вот и сейчас Динка нервничала от нетерпения. Она то и дело выглядывала в окно, по привычке теребя длинную косу. Тоненькая, стройная, еще не взрослая девушка, но уже не подросток… С веселым озорным взглядом. Было заметно: мать особо не тратилась на нее. Резко вытянувшаяся за последний год Динка явно выросла из простенького сарафанчика. На лице ни грамма косметики. Но она и не была нужна. Природа щедро наделила девочку необычной красотой, которую уже нельзя было скрыть. Хуже всего, что Дина внешне совершенно не походила на Тамару. И это еще больше бесило Тамару, ведь дочка невольно напоминала ей своего подонка отца.
«Ну когда же… Когда же он приедет?!» – мучительное ожидание брата сводила непоседу Динку с ума. Она прописалась возле окна с самого утра, хотя прекрасно понимала, что автобус из города приедет только к обеду. Но надежда все же мелькала: вдруг Саша передумает и приедет утром.
Ох уж это «вдруг»!
Друг детства Динки – тот самый долговязый очкарик Валера, прозванный языкастой девчонкой не иначе как Ботаник (за особую любовь к учебе и, в частности, биологии), оторвался от созерцания красочной энциклопедии, бросив на подружку, которая никогда не отличалась особым терпением, улыбчивый взгляд.
– Автобус приходит по расписанию в одиннадцать. Ты же знаешь, – нравоучительно изрек он.
Динка действительно прекрасно знала расписание междугородних автобусов, но легче ей от этого не становилось.
– Я его целых три недели не видела! – расстроенно бросила она и тут же насторожилась: – А вдруг он там в городе себе…
– …другую сестренку найдет? – не выдержал, рассмеялся Валера, прочитав ее мысли, в очередной раз поражаясь ревнивости Динки. – Ну это вряд ли… Тут ты вне конкуренции!
Девочка бросила хмурый взгляд на смеющегося друга.
– Ну вот что ты ржешь?! Я не это хотела сказать!
Валера даже не пытался сделать вид, что верит ей. Они оба знали: великая собственница Динка с детства ревновала Сашу ко всем и вся, искренне считая, что любимый старший брат принадлежит ей, и только ей! Единственная, с кем она еще соглашалась делить Сашку, так это с их младшей сестренкой Люсей, которая родилась уже после смерти их отца. И то только потому, что Люсю она тоже считала их с Сашей совместной собственностью.
Маму она особо здесь в расчет не брала, потому что из-за постоянных командировок Тамары воспитание Люси довольно рано легло на плечи Клавдии, Динки и Саши. Безусловно, Тамара до безумия любила и баловала младшую дочку, но это не она, а Саша с Динкой ходили на родительские собрания к Люсе, водили ее в больницу, если девочка заболеет, делали с ней уроки. Семья относилась с пониманием к постоянному отсутствию дома матери – ей надо было зарабатывать им на жизнь. А Дина еще и с облегчением – что греха таить, девочка с детства прекрасно осознавала, что является постоянным источником раздражения Тамары. Она рано узнала историю своего появления на свет, поэтому с пониманием относилась к материнской нелюбви. Ей было жаль Тамару. И жаль себя. Ведь Дина прекрасно понимала, что мать никогда не сможет ее полюбить.
Пока Саша жил с ними дома, нелюбовь матери на так била по Дине. Брат всегда ее защищал. При нем Тамара не отваживалась сказать старшей дочери дурного слова, боясь потерять расположение пасынка. Все изменилось пять лет назад, когда брат поступил в университет. Саша уже не мог, как раньше, каждый день защищать Дину от матери. И это угнетало. Дина старалась лишний раз не провоцировать Тамару, но матери и не нужен был особый повод, чтобы докопаться до нелюбимой старшей дочери. Не спасало и заступничество бабушки, которая тоже не всегда оказывалась рядом. Все это держало Дину в жутком напряжении. Она, как могла, сглаживала конфликты, жалея мать. Но даже ее терпению подходил конец. Господи, как же Дина ждала момента, когда брат закончит учебу! У нее были грандиозные планы на их будущее! То, что Саша о них еще не знал, Дину не особо волновало. Она была уверена – брат обрадуется ее планам!
В этом году Дина сама закончила в школу и уже поступила в институт. Сама. К удивлению Тамары, которая никогда особо не верила в старшую дочь. Жить и дальше под одной крышей с вечно недовольной ею матерью девчонка не собиралась. Мысленно она уже паковала вещи, чтобы переехать в город на квартиру к брату, которую Саша наверняка снимет, чтобы было удобнее добираться до работы. Дина ни на секунду не сомневалась: брат будет только рад, что теперь они всегда будут вместе!
Правда, к этой идее почему-то весьма скептически относился ее друг детства Валера. Девчонка искренне не понимала почему.
В отличие от Динки, до наблюдательного, тактичного Валеры прекрасно доходила вся странность и неловкость этой ситуации. Безусловно, Дина и Саша были родными друг другу людьми. С одним нюансом: не по крови. О том, что они сводные брат и сестра, в семье хоть и особо не афишировалось, но и не скрывалось. Да и фамилия у Динки была другая – Агапова. По девичьей фамилии матери. Петр хотел официально удочерить девочку, но, увы, не успел. Так что даже формально Динка и Саша не были родственниками. Ситуация, при которой эти двое жили бы в городе вдвоем, даже Валере, который не сомневался в исключительно братских чувствах Александра к Дине, казалась странной и двусмысленной. И дело было не в Саше, а в самой Динке. Проницательный Валера боялся, что ее судорожная ревностная привязанность к брату может ошибочно перерасти в нечто иное – большее. И это сломает Дине жизнь. Ведь для Саши она всегда будет лишь его любимой младшей сестренкой. Но как поаккуратней сказать об этом Дине, он не знал. Поэтому попытался зайти с другого боку.
– Дин, я тут это… Подумал… – нерешительный голос Валеры отвлек Динку от размышлений. – Если хочешь, на время учебы у меня пожить можешь. Зачем тебе общага? Да и Сашка… Мало ли… Вдруг он в городе жить не захочет. Ну, а что? У меня же трехкомнатная в Красноярске. От родителей досталась. Одна комната твоя…
Мальчишка нерешительно взглянул на Динку. Девочка растерянно улыбнулась. Такой вариант решения «квартирного вопроса» она не предвидела. Хотя именно он был наиболее логичным. Нет. Дину с Валерой никогда не связывали романтические отношения. Наоборот. Сосед Валерка с детства был еще одним ее братом. И мальчишка ценил это, ведь, кроме бабушки Марии Федоровны, которая и воспитала его с семи лет, у него никого не было. Его родители-академики погибли в авиакатастрофе много лет назад. Так что Динка и была его семьей.
– Спасибо, конечно, но… – отозвалась девчонка, не зная, как помягче отказать ему.
