– Пока вполне неплохо. Мы просто молчим.
– А что с вашей щекой? – внимательно на меня посмотрел он.
– О, нет, это я сама, слишком сильно потерла. Он никогда не бьет меня по лицу. Это единственная неприкосновенная часть моего тела, – грустно улыбнувшись, ответила я.
Он грустно улыбнулся в ответ. Мы сидели в заполненной тишиной паузе, я нервно теребила краешек стола.
– Я вас смущаю? – спросил он.
– Нет, я просто никак не могу привыкнуть, что вы знаете обо всем этом, – растерянно произнесла я.
– Ну, я могу сделать вид, что не знаю, если вам станет легче.
– О, нет, таких людей в моем окружении достаточно.
– Меня радует этот ответ. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу помочь вам чем-то еще, помимо беседы.
– Почему вы так хотите мне помочь?
– Потому что знаю, через что вам приходится проходить.
Я в задумчивости на него посмотрела.
– Ваш тыквенный пирог! – весело произнесла рыжеволосая девушка, прервав очередную паузу.
– Спасибо, Карина, – тепло улыбнувшись, поблагодарила я, впервые назвав ее по имени.
– О, е-е-е! – щелкнув пальцами, радостно воскликнула девушка. – Макс, гони косарь, я выиграла, – танцуя, прокричала она другому бариста.
Сергей рассмеялся и, увидев недоумение на моем лице, пояснил:
– Они спорят, с кем же первым заговорит или начнет обращаться по имени постоянный гость. Карина часто выигрывает. Но в этот раз по факту первым был я, конечно, – подмигнул ей Сергей.
– Хм, мне кажется, ты где-то сжульничал, биг босс. Да? Он же сжульничал? – прищурившись, спросила Карина, обращаясь ко мне.
– Да, он сам со мной заговорил, – улыбнувшись, ответила я.
– Ах ты, проказник, – потрепав Сергея по волосам, весело воскликнула она. – Нарушаешь правила, значит? Минус сотка к твоей карме. Так, ладно, я полетела к посетителям. А вы заглядывайте к нам, вы же еще с Максом не знакомы, он нереально крутой парень.
Я кивнула, улыбаясь.
– Так странно, что я раньше никого и ничего не замечала, – посмотрев на Сергея, произнесла я.
– Просто не туда смотрели.
– Да, наверное. Я все хотела спросить, почему вы работаете здесь в качестве официанта?
– Ну, кофейня не приносит настолько хорошего дохода, приходится экономить на персонале.
Я в замешательстве опустила глаза, всегда испытывая неловкость, когда разговор заходил о деньгах. Мне словно было стыдно за наполненную роскошью жизнь, которую я проживаю.
– Простите, это шутка. Неудачная, – виновато улыбнувшись, произнес Сергей. – Если серьезно, мне нравится находиться по ту сторону, – он указал на стойку, – я люблю варить кофе, общаться с людьми. Изначально я вообще не планировал открывать что-то свое, мне нравилась работа бариста, а вот вся подноготная со сплетнями и интригами утомила. Поэтому я и создал кофейню, где такого не будет, по крайней мере, не в мою смену.
– Здесь, правда, очень уютно.
– Спасибо, это приятно слышать. Кстати, пробовали нашу новинку? Мятный латте со сливочным мороженым?
– Нет, пока не довелось.
– Весьма неплох. Советую, особенно если вы – любитель мяты.
– Обожаю мятное мороженое
– Я тоже, а мятный шоколад? – оживленно спросил он.
– Лучшее, что изобрело человечество, – улыбаясь, ответила я.
Мы проболтали с ним до самого вечера, смеясь и узнавая друг друга. Неловких пауз между нами больше не существовало.
Глава 5. Маленький принц
«После случившегося я снова осталась одна. Вечерами, пока мама прибиралась, я бесцельно слонялась в окружении бетонных стен. Мне очень не хватало друга, а мама была не в силах понять, отчего я вдруг перестала играть с дядей Мишей. И я чувствовала себя потерянным ребенком в огромном лабиринте.
Мама мыла только первый и второй этажи, где никого, кроме нас и охранника, в такое позднее время не было, подниматься выше мне не разрешалось. Я подходила к широким лестничным пролетам, устремленным в бесконечность, и, грустно вздыхая, возвращалась вниз. Мне казалось, поднимись я до самого верха, смогу достать звезды, но проверить это не могла.
Однажды я решила нарушить запрет. Пока мама возилась в подсобке, я прошмыгнула мимо и ловко взбежала по ступеням до третьего этажа. Я шла, затаив дыхание, боясь встретить незнакомых людей, но, в тоже время, безумно желая их отыскать. Моя предосторожность была лишней: коридоры на верхних этажах были такие же покинутые и безликие, а двери кабинетов плотно закрыты.
Я проходила этаж за этажом, все больше ощущая давящее одиночество стен. Я уже хотела бросить эту глупую затею и вернуться вниз, к маме, как вдруг услышала чьи-то голоса, прозвучавшие вдалеке. Тихонечко крадясь, я приближалась все ближе и ближе к их источнику. Около одного из кабинетов я увидела женщину и ребенка. Притаившись за углом, я наблюдала, как мама аккуратно повязывает сыну красивый ярко-алый шарф.
– Ох, я же совсем забыла взять свою сумочку! Дима, постой здесь, я поднимусь до папы, – женщина нежно потрепала ребенка по волосам и скрылась в дверях лифта.
Мальчик остался ждать, теребя бахрому своего шарфика. Переполняемая восторгом от встречи с живым человеком, я смотрела на него, как зачарованная. Он был похож на сошедшего со страниц книг сказочного героя: аккуратное детское личико, красивая изящная одежда, какой я никогда не видела, совершенно черные волосы, отливающие серебром в тусклом свете мерцающей лампы. Наверное, почувствовав на себе чей-то назойливый взгляд, мальчик вдруг оглянулся. Я тут же быстро спряталась за угол и вжалась в стену, стараясь не дышать, но, услышав его приближающиеся шаги, поняла, что он меня заметил.
Он подошел ко мне, его яркие, как изумруды зеленые глаза внимательно меня разглядывали.
– Ну, и что ты тут делаешь? – строго спросил он.
– Прячусь, – словно выполняя важное и совершенно секретное задание, ответила я.
– И кто же тебя ищет?
– Никто.
– В чем же смысл прятаться, если тебя никто не ищет? – недоуменно спросил он.
– В том, чтобы не потеряться. Вдруг однажды меня все-таки удастся кому-нибудь отыскать.
Он улыбнулся.
– Ну, считай, я тебя нашел. Как тебя звать?
– Юля, – протянула я.
– И как ты здесь оказалась, Юля?
– С мамой пришла, она моет полы вот там внизу, – указав пальчиком в пол, проговорила я. – А ты здесь откуда?
– А я оттуда, – подняв палец вверх, произнес он.
– С другой планеты? – восторженно выпалила я.
Он рассмеялся.
– Какая же ты чудная!
– Ты просто не похож на других мальчиков, – насупившись, сказала я, раздосадованная тем, что он надо мной смеется.
– А на кого тогда похож? – хитро подмигнув, спросил он.
Я посмотрела на его красивый мягкий шарф, обрамленные пышными ресницами озорные глаза.
– На Маленького принца[8 - Герой одноименного произведения Антуана де Сент Экзюпери, 1943 г.], – на одном дыхании промолвила я.
Он с гордостью вскинул челку.
– Ну, значит, принцем и буду, а ты станешь моей Розой.
С тех пор мы с Димой были неразлучны. Принадлежащие к двум абсолютно разным мирам, мы притянулись, словно близнецы.
Мне было пять, ему целых десять. Взрослым не понять, но для малышей это настоящий восторг, когда с тобой играют старшие. Я помню, с какой гордостью рассказывала всем в саду, что у меня есть десятилетний друг, и как с завистью покусывали губы другие ребята.
Я была взъерошенным, чумазым, покрытым заводской пылью ребенком, Дима был моей полной противоположностью. Его внешний вид всегда был преисполнен лоска: красивая, хорошо выглаженная, дорогая одежда, отпаренные воротнички и манжеты, аккуратно причесанные волосы. Дима был чистюлей, всегда носил с собой влажные салфетки. Он каждый день протирал ими мою грязную мордашку, покачивая головой и приговаривая:
– Юля, Юля, и откуда же ты взялась, такая замарашка? Как домовой.
Я хихикала, строила смешные гримаски, веселя его.
Дима был очень умным, рассудительным и серьезным, он продумывал все наши игры до мелочей, но легко раздражался, если что-то шло не по плану, и не любил, когда ему перечат. Я была смышленой любопытной девчонкой, с неуемной фантазией, обожающей баловаться и упрямиться. На Диму я всегда смотрела со слепым обожанием и восторгом. По его довольному взгляду и гордо поднятой голове я понимала, что ему это льстит.
Мы виделись всего пару раз в неделю, по вторникам и пятницам, чаще Дима не мог, у него уже была школа и масса дополнительных занятий. Я ждала этих встреч больше всего на свете, зачеркивая дни в своем маленьком календарике с лошадкой. И, отматывая все назад, мне иногда кажется, что иных дней, кроме вторника и пятницы, в моей жизни не существовало.
Моим главным страхом было, что Дима однажды не придет, и я снова останусь одна. Поэтому каждый раз я с замиранием сердца поднималась на наше место, боясь его там не отыскать. И заливалась тихим плачем, когда он опаздывал. Приходя, он жалел меня и говорил, что никогда не оставит.
Из-за его вспыльчивости и присущей мне резкости мы часто ссорились. Я всегда извинялась первая, догоняя, крепко обнимала и говорила, что люблю больше всех в этом мире, а он великодушно меня прощал.
Дима много рассказывал о школе: о прочитанных там книгах, учителях и одноклассниках. И мне хотелось побыстрее вырасти, чтобы уйти из ненавистного садика и очутиться в этом мире уроков и перемен.
Он учил меня разным английским словам, а я помогала ему учить стихи, которые он терпеть не мог. Пересказывала сказки, что им задавали прочесть. Их он тоже не любил, говорил, что они глупые и в них все не так, как в жизни. Ему больше нравились книжки про приключения и путешественников, как «Робинзон Крузо»[9 - Роман английского писателя Даниэля Дефо, 1719 г.] или «Двадцать тысяч лье под водой»[10 - Научно-фантастический роман Жюля Верна, 1870 г.]. Единственные сказки, какие он признавал, были сказки Уайльда[11 - Оскар Уайльд, английский писатель и поэт.]. Уайльда я не читала, узнав об этом, в следующую нашу встречу он подарил мне большую красочную книгу. Я просидела с фонариком всю ночь, поглощая страницу за страницей, это были настолько жуткие, несправедливые и печальные сказки, что внутри меня все сжималось, а в горле застревал комок, от которого хотелось плакать. Я рыдала в подушку, боясь, как бы мама не услышала. Я тоже полюбила эти сказки, они были пропитаны болью, а что такое боль я хорошо знала. Как знал и Дима.
Дима был единственным, кто понимал мои игры в насилие.
Я поделилась с ним, что мне нравятся игры, которые другим детям кажутся странными, он внимательно меня выслушал, а потом заявил, что ему такие игры тоже нравятся. И мы стали в них играть.
Дима с детства был сильным, он швырял меня, словно пушинку, хватал так, что я не могла даже пошевелиться, но всегда был предусмотрителен, рассчитывая свои силы и следя, чтобы я не ударилась, поэтому страшно мне не было. Я всегда знала, что игра прекратится, если мне станет больно. Я ему доверяла, и от таких игр мы оба получали удовольствие. Дима сказал, что взрослым не следует знать о наших играх, и я с ним беспрекословно согласилась. Мне было пять, и я хорошо понимала, что если хочешь остаться непонятым и наказанным, то непременно расскажи взрослым.
Мы разыгрывали разные сценки и вообще любили примерять на себя роли, то отважного Робина Гуда и шерифа Ноттингема, то охотников за привидениями, то искусных детективов. Нашим фантазиям не было границ. Однажды Дима показал игру, в которую играют взрослые. Он повалил меня на пол и, забравшись сверху, принялся ездить туда-сюда, Дима делал это с таким сосредоточенным видом, что я захохотала, он нахмурился, сказав, что я должна изобразить страх и сопротивляться.
– Но я тебя не боюсь, с тобой играть в такие игры мне нравится. А вот с дядей Мишей нет.
– Что за игры были у тебя с дядей Мишей? – нахмурившись, спросил он.
Я ему все рассказала. Его кулаки тогда сжались, а лицо сделалось злым. Больше дядя Миша там не работал.
Как всякие юные искатели приключений, мы исследовали каждый квадратный метр в здании. Дима имел доступ во все потайные углы. Нося с собой связку ключей, он ловко открывал любую дверь. Я считала его настоящим волшебником и еще больше им восхищалась.
– А что скрывается за этой дверью? – дергая ручку запертой двери, спросила я.
– Сейчас узнаем, – хитро сощурил взгляд он и, достав нужный ключ, повернул в замке.
Мы шли по большому коридору с панорамным окнами. Это был самый верхний этаж, так высоко мы ещё не забирались. Я открыла рот от удивления, мир внизу был таким крохотным, что, казалось, мог уместиться у меня на ладони. Дима лишь снисходительно улыбался, глядя, в какой восторг меня приводят уже привычные ему вещи.
Вдалеке мы услышали приглушенный шум. Дима подал мне сигнал молчать, и мы тихонечко стали подкрадываться к массивным дверям одного из кабинетов. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее становился звук. Но слов я не могла разобрать, как будто их вовсе не было.
Я заметила, как Дима напрягся, стоя у двери, не решаясь ее открыть.
– Что там, ну что там? – нетерпеливо затараторила я и, скользнув перед Димой, дернула ручку. Дверь на удивление хорошо поддалась.
Но то, что мы увидели, было далеко не детским зрелищем.
Мужчина со спущенными штанами, стоял к нам спиной, совершая толчкообразные движения, под ним, обхватив его спину ногами, извивалась, постанывая, женщина. Это была одна из тех игр, что показал мне Дима.
Дима осторожно закрыл дверь. Я видела, как сжалось в один сплошной напряжённый нерв его лицо. Его глаза стали дикими и наполнились слезами.
– Что случилось?! – испуганно воскликнула я.
Он крепко сжал меня в своих руках. Его пальцы впились в мою кожу.
– М-м, – простонала я, – что ты делаешь?
– Ты ведь мой друг, верно? – разжав свою хватку, спросил он.
Я согласно кивнула.
– Мне сейчас очень больно, и ты, как друг, должна мне помочь. Раздели со мной мою боль.
