Лучи утреннего солнца пробивались в окно и отражались в блестящих черно-белых полицейских «фольксвагенах». Сотрудник полиции Никлас Хултин с восхищением разглядывал модель машины, которая стояла на полке его коллеги между кубками за успехи в стрельбе и стопкой старых бумаг.
– Это ведь наш старый помощник Пелле?
– Ага. Полицейский автомобиль Пелле собственной персоной. Мне его подарили однажды в связи с одним дельцем. Как-то даже неправильно убирать его с полки. Классный, правда?
– Даже обидно за полицейское братство.
– Добро пожаловать в мир украденных великов!
– Да уж, я подумал о том же, когда мы решили сюда переехать.
Уже несколько лет супруга Никласа, Карианне, потихоньку потихоньку закидывала удочку. Сначала на север ее позвали корни. Потом совесть напомнила ей о больном отце. Поэтому, когда Никлас получил анонимку с вырезанным из газеты «Нурланд» объявлением о вакансии в полицейском участке Бергланда, выбора у него уже не было. Иногда ему казалось, что письмо отправил ее отец. Карианне спросила у отца напрямую, и, хотя тот все отрицал, выбор был сделан.
Никлас отработал здесь уже несколько недель, и пока работа напоминала сводки из мира автомобилей Пелле: один взлом, одна чересчур бурная вечеринка, а сегодня ночью еще один взлом, на этот раз у полицейского, который сидел прямо перед ним.
– Уверен, что ничего не пропало?
Амунд Линд без особого интереса пожал плечами. Нельзя сказать, что годы на него не повлияли. Линду исполнилось сорок семь, и, хотя он был далеко не развалюхой, в нем явно начало пробиваться что-то стариковское. Заостренные черты лица и увеличивающаяся лысина лишь усиливали это впечатление. Кожа на ладонях и на шее покраснела и покрылась пятнами – видимо, Линд страдал псориазом.
– У тебя есть гараж, Никлас?
– Был.
– Тогда ты представляешь себе, как они выглядят, если ты, конечно, не фанатичный любитель порядка. Миллионы всяких ненужных вещей втиснуты на двенадцать квадратных метров. Если кто-то и возьмет что-то из этой кучи хлама… – Линд махнул рукой. – Честно говоря, я понятия не имею, пропало ли что-нибудь. Даже если и так, то я должен им спасибо сказать. Мне ничего из этого не нужно. Вот только второй взлом за последние три дня – это уж совсем ни в какие ворота. Я надеюсь, это не начало волны взломов.
– Не волнуйся понапрасну. – Никлас проработал четырнадцать лет в полиции Осло, поэтому криминальная обстановка в Бергланде казалась ему весьма очаровательной.
– Вполне возможно. Но такое случалось и раньше, – Линд взял скрепку и почесал ей шею. – Это было еще до меня, но люди до сих пор вспоминают то лето. Почти ко всем жителям ночью кто-то вламывался. Преступника так и не поймали. Самое удивительное, что он ничего не брал. То есть кто-то просто ради забавы вскрывал чужие дома, устраивал там разгром, а потом незаметно исчезал.
– Похоже, он что-то искал.
– Да, видимо, так. Но взломы прекратились, значит, преступник нашел то, что искал.
– Как насчет ночного происшествия? Ты будешь о нем заявлять? Или надеешься, что на этом все прекратится?
– Подам заявление и сразу закрою дело.
– Весьма эффективное делопроизводство.
– Еще бы.
– Я даже не понимаю, почему мне здесь доплачивают за риск.
– Единственное, чем рискуешь, это умереть со скуки, хотя у нас тут есть оригиналы, не дающие совсем скиснуть.
Никлас вполне мог прожить без того, что формально называется «драйвом», а на деле подразумевает передозировку наркотиков, убийства и семейные трагедии.
– Почему ты стал полицейским? – спросил он, прекрасно зная, что сам выбрал эту профессию чисто случайно.
– Чтобы помогать людям… – Линд углубился в стопку бумаг. Никлас понял, что тот не станет болтать о том, что считает своей жизненной миссией. Он решил оставить эту тему и взглянул на часы. Через час ему нужно было ехать в школу и беседовать с детьми о том, что пора прикреплять светоотражатели к своей одежде, потому что по вечерам уже совсем темно. Он взглянул на полку коллеги и на куклу возле стены. Нашедшая ее женщина настаивала на том, чтобы оставить ее на хранение в полиции, не только на тот случай, если найдется ее владелец, но и потому, что была уверена: кукла что-то означает. Линд сомневался, но ничего не сказал, просто забрал куклу и поместил ее на полку рядом с полицейской машинкой.
– А по поводу куклы есть какие-нибудь соображения?
Линд потянулся:
– Кто-нибудь из детей потерял. Или, может, у кого-то крыша поехала. В любом случае, кому-то нравится кидать в море старых кукол, и, насколько я знаю, подобное пока не является преступлением, хотя некоторые особо впечатлительные дамы и пугаются.
– Да, она была несколько обеспокоена.
– По-моему, даже слишком. Но я оставлю куклу здесь, – Линд развернул кресло на 180 градусов. – Как там твоя прекрасная половина? Рада, что вернулась в родной город? Ей нравится?
Никлас пожал плечами:
– Похоже на то. Но пока ей довольно скучно. Работа ведь здесь не растет на дереве.
– Что-нибудь найдется. Так всегда бывает, – Линд выглянул из окна и демонстративно вздохнул. – А вот и он.
Никлас вытянул шею и увидел, что к ним твердыми шагами приближается местная знаменитость. Это был Бродяга, человек, который целыми днями копался в земле, изучая метр за метром в выбранном направлении, и каждую неделю предоставлял подробный отчет в полицейский участок.
– Нужно подыгрывать. Ничего не объясняй и не подшучивай над ним. А то хуже будет.
Никлас услышал в коридоре какой-то шум, потом в дверь настойчиво постучали.
– Да-да, войдите, – строго сказал Линд.
В комнату вошел человек лет пятидесяти со старой лопатой в руках. Широкий резиновый полукомбинезон болтался на его худощавом теле, а к ботинкам прилипли комочки сухой земли. Лоснящиеся от пота волосы лежали гладко – было видно, что он усердно поработал. Об этом свидетельствовал и запах, мгновенно заполнивший комнату. Отдышавшись, мужчина махнул свободной рукой.
– Корнелиуссен, – пробормотал он.
Никлас понял, посетитель спрашивает о его предшественнике – табличку на двери еще не успели сменить.
– Корнелиуссен на больничном, – серьезно ответил Линд, – а это Никлас Хултин, он его замещает.
Мужчина скептически оглядел Никласа, по его взгляду можно было подумать, что он считает Корнелиуссена незаменимым. В близко посаженных глазах сквозила усталость, а манера держаться усиливала впечатление одержимости.
– Семнадцать квадратов, – сказал он и повернулся.
– И ничего не нашел?
Бродяга покачал головой.
– Ну, хоть с погодой повезло.
– Сегодня-то да.
– Можно сделать перерыв, когда такой ветрище с юго-запада.
Бродяга опустил глаза и грустно покачал головой.
– Погода для зубных врачей… – пробормотал он.
Линд улыбнулся и переглянулся с коллегой.
– Точно подмечено. Дождь – это погода для зубных врачей. Поэтому я сижу под крышей и без особой необходимости носа на улицу не показываю.
– Сейчас есть.
– Что?
– Есть такая необходимость.
Линд собрался было возразить, но в последний момент передумал:
– Понимаю.
– Я дойду до горного болота до заморозков.
– Отлично.
Бродяга быстро взглянул на сменщика Корнелиуссена:
– Я высчитал.
– Что ты высчитал? – Не понял Линд.
– Я проживу до шестидесяти.
– Да ну?
– К этому времени я доберусь до лужайки возле пляжа.
Линд с пониманием кивнул.
– Но я найду ее раньше.
– Буду держать за тебя кулаки.
Мужчина сильнее сжал рукоятку лопаты. Костяшки пальцев побелели, а мышцы под рубашкой напряглись.
– Много камней, – сказал он, вытирая капельки со лба. – Дело движется медленно. Мне нужна помощь.
– Мы об этом уже говорили.
– Она где-то здесь.
Посетитель заинтересовал Никласа. Коллеги предупреждали его о странных визитах Бродяги и о том, что он целыми днями копает землю, но никто ни разу не обмолвился о том, зачем он это делает.
– Иди домой, Конрад.
Мужчина опять вытер пот.
– Семнадцать метров, понимаешь?
– Я записал.
Бродяга открыл дверь.
– Она где-то здесь, – повторил он и исчез за дверью.
Линд скривился и открыл окно:
– Пора проветрить.
– Что это было?
– Добро пожаловать в Бергланд! Везде есть свои сумасшедшие. Бродяга – наш.
Никлас с жадностью вдохнул свежий воздух:
– Он каждый день копает?
– Каждый божий день.
– И ему не помогают?
– С чем?
– А разве не очевидно?
– Бродяга, конечно, звезд с неба не хватает, и никому не мешает. Он живет один и вполне справляется. Как ты только что понял, гигиена – не самая сильная его сторона, но, несмотря ни на что, он копает каждый день. Не знаю уж, сколько лопат он сменил за это время. К тому же, он безвреден и вполне отдает себе отчет в том, что делает. Это смысл его жизни – вывернуть наизнанку кусок земли в Нимарке примерно в 6 км в диагонали… – Линд поднял вверх указательный палец, – …включая пляж в Стурволлене. Причем буквально наизнанку – он копает на глубину минимум в полметра. Местами даже глубже. Не пропускает ни одного квадрата, ну разве что наткнется на скалу. Конечно, эту проблему поднимали сотни раз – не нужно ли вмешаться, может быть, даже запретить ему ездить в горы, – Линд пожал плечами. – С ним разговаривали мы, полицейские. С ним разговаривали мэр и социальные службы. Бесполезно. И, сказать по правде, он ведь закапывает все обратно, складывает раскопанные кусочки обратно, как в гигантском пазле.
– Что он ищет?
Линд поднялся и подошел к окну, посмотрел, как Бродяга пересек улицу и вышел в поле.
– Это грустная история, может быть, именно из-за нее никто здесь над ним не смеется. Большинство думают о своем, тихо качают головой, но никто не смеется. Слишком уж сильна его боль.
Никлас проникся сочувствием к бедолаге, который изо всех сил выполнял свою главную жизненную задачу. Он взглянул в окно: Бродяга завернул за небольшой валун и исчез.
– Двадцать пять лет назад бесследно пропала его сестра. Она вышла из дома в Нихолме, и с тех пор ее никто не видел. Она собиралась спуститься к морю в Стурволлене примерно в семи километрах от дома. Ей было лет четырнадцать-пятнадцать. К сожалению, поиски начали только через два дня, я так до конца и не понимаю почему. Семья была бедной, может, они слишком поздно обратились в полицию, а возможно, им не сразу поверили. Дело не в этом. Весь район прочесали вдоль и поперек, но девушка как сквозь землю провалилась. Семья, конечно, жила надеждой, что рано или поздно она найдется, но не прошло и месяца, как ее брат принялся без устали бродить взад и вперед по этому же участку. Отсюда и прозвище. Только когда он начал копать, все поняли: он решил, что сестру убили, – Линд провел рукой по волосам, которых с возрастом явно поубавилось. – Думаю, сначала все считали, что девушка упала со скалы или попала в расщелину, но тела не нашли, и поползли слухи, что она просто-напросто сбежала из своей неблагополучной семьи. И если это действительно так, я хорошо понимаю, почему она предпочитает оставаться пропавшей без вести. Ведь куда ей возвращаться? Родители умерли, брат превратился в копающего зомби, а сестра, старшая из всех детей, вообще умственно отсталая. Она живет неподалеку, за ней присматривают сиделки.
– Ну и история… – Никлас чувствовал, как рассыпается миф о деревеньке без криминала.
– Прежде всего это грустная история, история, которая не закончится, пока не умрет Бродяга.
