Чтобы обстоятельно проанализировать тему, мы начинаем не с теоретических повседневных наблюдений за профессиями. Поразмыслив, большинство людей скажут, что профессии – это сердце социальной и профессиональной жизни. Практикующие специалисты спасают наши жизни и помогают оставаться здоровыми, они обучают наших детей, советуют и просвещают нас в духовном плане, консультируют нас по вопросам юридических прав, управляют нашими деньгами, помогают вести наш бизнес и сдавать налоговые декларации, декорируют наши дома и многое другое. Когда мы нуждаемся в рекомендации экспертов по важным для нас вопросам, мы, естественно, обращаемся к профессионалам и опираемся на их знания и опыт.
Профессии имеют огромное экономическое значение. Некоторые – громадное. Например, в 2013 году в США почти три триллиона долларов было потрачено на здравоохранение[3 - Robert Pear, ‘After Slow Growth, Experts Say, Health Spending Is Expected to Climb’, New York Times, 3 сентября 2014 http://www.nytimes.com (доступ 27 марта 2015).], что превышает ВВП всех стран, за исключением трех. Профессии обеспечивают трудоустройством сотни миллионов человек. Например, в Великобритании как в области здравоохранения, так и в области образования трудоустроено больше людей, чем в любом другом секторе, за исключением ретейла[4 - Business Register and Employment Survey (BRES) 2013 – Table 1: Broad Industry Group’, Office for National Statistics, 25 сентября 2014. http://www.ons.gov.uk/ons/taxonomy/index.html?nscl=Employment+by+Industry+Sector#tabdatatables (доступ 27 марта 2015).]. Некоторые профессиональные компании являются гигантами. Выручка аудиторских компаний «Большой четверки» достигла 120 миллиардов долларов[5 - PwC, Deloitte, E&Y и KPMG. – Примеч. пер.]. То есть оборот только этих четырех фирм превышает ВВП 60 самых богатых стран. Значимость отдельных профессий в разных странах может существенно отличаться. Так, рынок юридических услуг в Великобритании является крупнейшим в Европе и составляет четверть общего объема европейского рынка[6 - ‘Legal profession and the EU’, The Law Society, 11 июня 2013. https://www.lawsociety.org.uk/policycampaigns/governmentparliamentaryaffairs/miscellaneousbriefings/legalprofession andtheeu/ (доступ 27 марта 2015).].
Несмотря на важность социального и экономического аспектов трудовой деятельности, быть профессионалом для многих практиков означает труд во имя любви, а не просто ради заработной платы. Это существенно больше, чем просто трудоустройство. Множество успешных профессионалов называют свою повседневную деятельность призванием, а не просто работой. Считается, что сельский ветеринар, деревенский учитель, местный врач и муниципальный юрист, если выбрать несколько конкретных примеров, выбирают деятельность, исходя из этических принципов, с основной целью помогать согражданам. Эта работа часто сопровождается стабильным доходом, хотя большинство профессий обычно не являются самой высокооплачиваемой деятельностью в обществе. Профессии предоставляют гарантии занятости и постепенное продвижение по карьерной лестнице. Стабильность и связанное с ней ощущение солидности обнадеживают получателей профессиональной помощи тем, что они отдали себя и свои проблемы в надежные руки.
Мы хотим доверять профессионалам и видеть в них честных людей, мотивы которых зачастую кажутся благородными, надеемся, что они будут воплощением порядочности. Мы ожидаем, что они будут действовать добросовестно и ставить интересы тех, кому помогают, превыше своих. Конечно, мы осведомлены и об исключениях, о том, что некоторые из них являются скорее злоумышленниками, чем благодетелями, однако, в основном, представляется, что профессионалы – люди с хорошей репутацией.
Доверие отдельным экспертам и оказываемое им уважение, без сомнения, делает их специальности престижными. Родители часто гордятся своими детьми, получившими «статусную» профессию. Подобные случаи хорошо проиллюстрированы в анекдоте о пожилой еврейской маме. Когда ее взрослый сын тонет, стоящая на берегу мать зовет на помощь: «Мой сын, врач, тонет!»
Многие работники вне профессий хотят переквалифицироваться, чтобы тоже добиться статуса и уважения, которые есть у специалистов. Это задевает профессионалов, наслаждающихся своей эксклюзивностью. Таким образом, имеется место и для снобизма, особенно среди обладающих властью профессионалов, которые ожидают почтения со стороны тех, кому они помогают. Здесь прослеживается и более широкая проблема классовости: профессионалы несоразмерно часто принадлежат к одним социокультурным группам и обладают похожим образованием. Например, в Великобритании 75 % высокопоставленных судей и 43 % адвокатов высшей категории посещали частные или платные школы (в которых обучается только 7 % детей)[7 - Independent Reviewer on Social Mobility and Child Poverty, Fair Access to Professional Careers: A Progress Report (2012), 32 and 4. [Full publication details for book titles are provided in the Bibliography.]]. Почти половина газетных обозревателей закончили Оксфорд или Кембридж[8 - Social Mobility and Child Poverty Commission, Elitist Britain? (2014), 10 at https://www. gov.uk/government/publications/elitistbritain (доступ 27 марта 2015).]. В 2011 году среди поступивших в медицинские университеты 57 % принадлежали к трем наиболее обеспеченным социально-экономическим группам, и только 7 % – к трем самым малообеспеченным[9 - Independent Reviewer on Social Mobility and Child Poverty, Fair Access to Professional Careers (2012), 44.]. В некотором смысле профессии – это как клуб, доступ в который разрешен только избранным. Внутри клуба, кажется, существуют различные уровни членства. К примеру, хирурги кажутся представителями элиты в сообществе, в то время как, скажем, сертифицированные оценщики, какими бы навыками они ни обладали, не наслаждаются таким же статусом.
Даже те, чья деятельность не может быть формально отнесена к определенной профессии, тем не менее желают позиционировать себя экспертами, заявляя, что работа выполнена ими «профессионально» или услуга предоставлена «профессионально». Взять, к примеру, сантехников или плотников, рекламирующих свои услуги. Все без исключения обещают «профессиональное» выполнение работ, гарантируя тем самым мастерство и надежность.
В свое время, особенно в мире спорта, важность профессионализма заключалась в резком контрасте с деятельностью любителей. Профессионалам оплачивали их услуги, а любителям – нет. В некоторых видах спорта, уже в другую эпоху с другим мышлением, именно любитель рассматривался как пример для подражания. Таким образом, в оскароносном фильме «Огненные колесницы», когда магистр Тринити-колледжа в Кембридже обвиняет будущего олимпийского чемпиона по бегу на короткую дистанцию Гарольда Абрахамса в «принятии профессионального подхода» к тренировкам, тот отвечает: «Возможно, вы бы предпочли, чтобы я играл в джентльмена и проиграл?», на что магистр ответил: «Игре в ремесленника, да»[10 - Chariots of Fire (1981), at http://www.imdb.com/title/tt0082158.]. В то время для джентльмена (студенты тогда были исключительно мужчинами) заниматься чем-то профессионально означало признать в каком-то смысле поражение, показать недостаточность таланта, требуемого для победы и удержания основной работы. Поэтому Бобби Джонс, один из лучших игроков в гольф и приверженец присущих времени Абрахамса убеждений, отказался от того, чтобы стать профессиональным спортсменом, что не мешало ему выигрывать в крупнейших мировых турнирах как среди любителей, так и среди профессионалов. Несмотря на то что Джонс перестал выступать на соревнованиях в возрасте 28 лет, он стал профессионалом в другой области – юридической.
Позже, при очередной смене приоритетов, наличие вознаграждения стало существенным образом способствовать развитию выдающихся успехов в разных областях. В конце концов, профессионалы могут посвящать тренировкам все свое время, в то время как любители, какими бы снисходительными ни были их работодатели, вынуждены выкраивать время на свои увлечения в ежедневном рабочем расписании. Сейчас, в столь сложное время, мы не хотим опираться на любителей и дилетантов. Общепринятая идея профессий радикально изменилась.
При этом профессии не свободны от критики со стороны получателей услуг. Эксперты обвиняются в элитаризме, их часто относят к недоступным, а циники, цитируя жаргонизмы, иллюстрируют то, как специалисты окружают таинственностью свою деятельность и ставят барьеры для остальных, чтобы закрепить право предоставления услуг исключительно за собой.
Таким образом происходит формирование концепции профессий. Они прокладывают свой путь повсеместно, неоценимо, без исключений – в обществе, даже если иногда сталкиваются со скептическим отношением. И мы наблюдаем, как эти стереотипы подкрепляются в нашей литературе, искусстве, кино, театре, в средствах массовой информации и в повседневных беседах. На основе этого представления главным вызовом, с которым сталкиваются профессии, часто считается необходимость оптимизировать, улучшать и модернизировать институт, который функционирует с момента своего зарождения.
Наша позиция отличается. Мы утверждаем, что профессии находятся на пороге трансформации. В том виде, в котором существуют сейчас, они сталкиваются с неразрешимыми, как нам представляется, вопросами. До того, как мы определим эти проблемы (секция 1.7) и разберем доказательства изменений (в главе 2), потребуется более глубокий анализ, чтобы осознать основные характеристики профессий, а также понять, каким образом данные специальности укоренились и почему занимают привилегированное положение в обществе.
1.2. Масштаб профессий
Как мы определяем профессионалов и наделяем их полномочиями? В предыдущей части мы представили мнения о профессиях и профессионализме обычных людей. Но что думают эксперты? За последние 80 лет или около того были сформированы фундаментальные академические труды о разных специальностях. И практикующие профессионалы, и большое количество теоретиков – социологи, экономисты, историки, философы, психологи и многие другие – заинтересовались предметом. Учитывая, что одно из наших основных утверждений состоит в том, что дни традиционных профессий сочтены, мы должны четко определить природу людей и институтов, находящихся под прицелом.
Первый факт, который стоит отметить, состоит в том, что эксперты, пишущие труды на эту тему, не достигли консенсуса относительно того, что такое профессия и какие виды деятельности к ней относятся. К примеру, никто не сомневается, что работа врачей, юристов и бухгалтеров относится к профессиям, но могут возникнуть жаркие дискуссии, например, на тему того, заслуживают ли подобного статуса, скажем, журналисты. Во время наших исследований мы провели интервью с представителями высокопоставленных управленческих консультантов, и они поделились мнением, что управленческий консалтинг – это не профессия в основном потому, что любой может начать бизнес и оказывать услуги консультирования (мы вскоре вернемся к основополагающему вопросу эксклюзивности). Аналогичным образом заслуженный профессор одного из самых престижных университетов мира отметил, что не относит себя и своих коллег-академиков к определенной специальности, даже несмотря на то, что профессура является одной из первых признанных профессиональных групп.
В 2009 году в отчете британского правительства было отмечено, что существует более «130 различных профессиональных секторов» в Великобритании[11 - Panel on Fair Access to the Professions, Unleashing Aspiration (2009), 14. Выражаем благодарность профессору Алану Патерсону за привлечение нашего внимания к этому отчету. См. Alan Paterson, Lawyers and the Public Good (2012), 7.]. В процессе нашего исследования при упоминании этой статистики мы часто встречали глубокую озадаченность, и не только со стороны членов давно устоявшихся профессий. Например, можно ли считать представителей местного самоуправления профессионалами? И если нет, то почему? Это, как отмечено ранее, проблема охвата: абсолютно не четко определено, где лежат границы профессий, а также в соответствии с какими критериями они должны быть обозначены. Пока они в безопасности в профессиональном лагере, скептики свободной интерпретации «профессий» могут склоняться к проведению достаточно сжатых границ.
Очевидно наличие проблем терминологического и концептуального порядка. Элиот Фрейдсон, знаменитый социолог, писал в 1988 году о том, что усилия по определению профессий «захлестнули социологию более, чем на полвека»[12 - Eliot Freidson, Professional Powers (1988), 31. Freidson offers ‘A Semantic History’ of ‘Profession’ in ch. 2.]. И до сих пор нет признаков достижения консенсуса. На самом деле некоторые мыслители сомневаются в том, что четкое определение профессий вообще возможно[13 - См. Robin Downie, ‘Professions and Professionalism’, Journal of Philosophy of Education, 24 (1990), 147–159.]. Один признанный специалист посчитал упражнение по выведению определения профессионалов как «бесполезное»[14 - David Sciulli, Professions in Civil Society and the State (2009), 1.], другой заявил, что четкое определение профессий не является необходимым и к тому же опасно»[15 - Andrew Abbott, The System of Professions (1988), 318.]. Мы погрузились в изучение большого количества трудов и пришли к выводу, что организационные группы, которые являются – всегда являлись или стремятся стать – профессиями, настолько разнообразны как по своей сути, так и по направлению деятельности, что они не попадают ни под какое точное определение. И это является четким примером «танца на булавочной головке»[16 - Выражение «танец на булавочных головках» означает вступать в спор, который невозможно разрешить и который не имеет никакого практического значения. Выражение пришло от схоластической аргументации, доведенной до абсурда: «Сколько ангелов может танцевать на булавочной головке?», представленной в «ангельской иерархии» такими теологами, как, например, Иоанн Дунс Скот. – Примеч. пер.] – придирок в отношении того, что один пример необходимых и достаточных критериев важнее другого[17 - Более того, «характеристики профессионального статуса» меняются со временем, что можно проследить в книге: Roy Lewis and Angus Maude, Professional People in England (1953), 72–73, где один из критериев – «запрет на рекламу услуг». – Примеч. авт.]. Поэтому мы не предпринимаем попыток создать подходящее определение «профессий». Также мы не предлагаем исчерпывающий список групп, которые, по нашим убеждениям, заслуживают статуса, и тех, которые, по нашему мнению, не подходят. Может ли проституция, к примеру, рационально считаться древнейшей профессией[18 - Читателям, заинтересованным в том, может ли проституция считаться профессией, мы рекомендуем работу Jethro Lieberman, The Tyranny of the Experts (1970), 64–66. Фраза «древнейшая профессия», возможно, пришла после упоминания Редьярдом Киплингом «самой древней профессии». – Примеч. авт.], а управленческое консультирование – «новейшей профессией»?[19 - См. Christopher McKenna, The World’s Newest Profession (2006).] По этим вопросам мы не вступаем в дебаты (по крайней мере, на этих страницах).
Тем не менее, так как эта книга излагает перспективы постпрофессионального общества[20 - Мы заимствовали этот термин у Ивана Иллича: см Ivan Illich, ‘Disabling Professions’, Ivan Illich et al., Disabling Professions (1977). – Примеч. авт.], мы считаем важным убрать развернутые характеристики современных профессий и людей, занятых в этой деятельности[21 - Характеризуя профессии таким образом, мы можем подвергнуться критике и нас отнесут к членам диспозиционной школы теоретиков (trait theory, dispositional theory) – см. секцию 1.5. Мы считаем, что наше изолирование “широких характеристик” никак не позволяет отнести нас к трейтистам (traitist).]. Для этого мы следуем концепции «фамильных черт» Людвига Витгенштейна[22 - Ludwig Wittgenstein, Philosophical Investigations (1958), см. также Downie, ‘Professions and Professionalism’, 147. – Примеч. авт.]. Идея состоит в том, что некоторые феномены кажутся связанными не потому, что обладают общими уникальными характеристиками, а потому, что имеют «пересекающиеся и перекрещивающиеся» схожие черты. Четверо детей одних родителей, например, могут казаться похожими не потому, что разделяют определенную черту, а потому, что делят, в различной степени, пересекающийся ряд схожих черт.
По аналогии мы утверждаем, что члены сегодняшних профессий в различной степени разделяют четыре пересекающихся сходства: (1) они обладают специальным знанием; (2) условия принятия в них зависят от подтверждающих квалификацию документов; (3) их деятельность регулируется; и (4) они разделяют общий набор ценностей. (Следует упомянуть, что, хотя термины «профессионалы» и «профессии» употребляются параллельно, они не должны рассматриваться как взаимозаменяемые. «Профессионалы» – это люди-специалисты, в то время как «профессии» относятся к профессиональным группам или институтам, к которым в настоящий момент относятся профессионалы.) Что касается фамильных черт, иногда эти черты сильные, а иногда – нет, но широкая сеть сходств скрепляет их вместе.
Во-первых, профессионалы обладают знаниями, которых нет у рядовых граждан[23 - «Миряне» заменено на «рядовые граждане» в силу того, что в русском языке слово «миряне» употребляется почти исключительно в религиозном контексте. – Примеч. пер. Мы используем термин «миряне» во всей книге. Он не идеален. Но мы считаем его лучшим из возможных терминов. Например, нам не нравятся термины «обыкновенные люди», «непрофессионалы» или употребляемое в английском праве выражение «мужчина в Клэпхэм омнибусе». – Примеч. пер.]. Врачи, бухгалтеры, юристы и архитекторы, например, имеют технические знания по своим дисциплинам, у обычных же граждан они просто отсутствуют. По сравнению с простыми людьми профессионалы, как правило, считаются «экспертами», хотя этот термин также используется и среди самих специалистов для обозначения и выражения признания тем, кто среди них обладает глубочайшими знаниями. Отчасти знания профессионалов формальны и могут быть найдены в опубликованных книгах, журналах, и все чаще онлайн. Однако, в отличие от теоретиков или академиков, знания специалистов включают в себя и практические умения, имеющие множество разновидностей. Они могут быть рассмотрены как прикладные или ноу-хау и являются близким родственником того, что часто называют профессиональными навыками. Таким образом, чтобы заниматься практикой, недостаточно знать основные учебные дисциплины. Необходимы способности и средства для применения знаний, чтобы помогать пациентам, клиентам или студентам, в зависимости от обстоятельств. При этом профессионалам недостаточно знаний и навыков. Ожидается, что их знания актуальны, то есть в их распоряжении находятся последние наблюдения и новинки техники. Также на них возлагается ответственность за расширение границ своих дисциплин, за создание новых концепций и методов, а это уже роль, часто предполагаемая в академических областях профессий. Профессионалам предписывается роль кураторов, в которой они достигают мастерства, от лица своей профессии и получателей их услуг.
Вторая характеристика профессий: считаться специалистом может лишь тот, кто подтвердит свою квалификацию соответствующими документами. Кандидатам для принятия в клуб недостаточно обладать знаниями или даже быть экспертами. До того, как они могут быть признаны полноправными практиками, которые могут работать независимо, профессионалам зачастую требуется получить углубленное образование, пройти тренинг или практику, суметь продемонстрировать, что они получили достаточно знаний и практического опыта; а также то, что над их деятельностью осуществлялся надлежащий контроль. Исторически в некоторых профессиях прохождение производственной практики или иногда наличие опыта работы по найму считалось достаточным для получения квалификации. Сейчас может требоваться успешная сдача письменных и практических экзаменов, ожидаться прохождение формального академического обучения. Что интересно, теперь довольно часто просят предоставить доказательства добропорядочности, имея в виду надлежащий моральный облик и готовность служить другим, чем бы это ни было выражено. Письменная рекомендация от занимающих высокий статус профессионалов обычно является достаточным доказательством.
В-третьих, профессиональная деятельность обычно регулируется с помощью двух обширных направлений. С одной стороны, большинство профессий получают эксклюзивные права на осуществление конкретной деятельности, что является их отличительной характеристикой. Профессионалы владеют лицензией на осуществление конкретных категорий деятельности. Фактически мы имеем дело с утвержденными законом монополиями внутри одной профессии. Только врачи могут выписывать определенные медицинские препараты, чтобы пациенты могли быть уверены, что принимаемые ими лекарства безопасны для здоровья. Только аудиторы наделены правом заверять достоверность финансовых отчетов публичных компаний, чтобы акционеры могли уверенно принимать решения об инвестициях. Законодательство часто предоставляет существенную степень независимости и автономии некоторым профессиям, поэтому они могут и должны заниматься саморегулированием. Это приводит ко второй стороне регулирования профессий: их работа должна соответствовать четко определенным стандартам поведения и этическим нормам. Данные регуляции покрывают вопросы, связанные с конфиденциальностью, страхованием, принципом добросовестности, конфликтом интересов, уровнем предоставления услуг, ценообразованием, жалобами и многими другими. В то время как одни профессии на самом деле являются саморегулируемыми, а другие регулируются независимыми организациями, третьи используют гибридную модель этих двух подходов. Все больше рядовых граждан занимает должности в регулирующих организациях. Как бы то ни было, профессионалы без исключений входят в профессиональные ассоциации или общества, членство в которых требует соблюдения этих регуляций. Иногда сами организации являются регуляторами. То, что профессии независимые и иногда саморегулируемые, не означает, что их представители не несут публичной ответственности. Наоборот, они находятся под более пристальным вниманием, особенно если сами являются объектом действия норм права о халатности, ведь данная область, стоит отметить, относится к процветающему направлению права во многих юрисдикциях.
Финальное сходство профессий заключается в том, что их носители обычно считаются связанными общим набором ценностей, которые выходят за рамки формального регулирования, применимого к ним[24 - Как отметил Фрейдсон: «Требования, ценности и идеи, которые предоставляют рациональное обоснование… профессионализма». См. Eliot Freidson, Professionalism (2001), 105.]. Например, мы можем полагать, что честность, надежность, приверженность службе и утешению других находятся в сердце их работы. Некоторые, но не все могли бы пойти дальше и утверждать, что служение на благо общественности, удовлетворение определенных социальных нужд, гарантия равного доступа к услугам и даже в некоторой степени альтруизм являются неотъемлемыми компонентами профессиональной этики. Другие отмечают, что профессиональная работа должна быть «карьерой со значением для человека… с точки зрения человеческого благополучия и развития»[25 - William Wickenden, A Professional Guide for Young Engineers (1949), 16.]. Продолжаются споры о вознаграждении: некоторые ожидают лишь рационально обоснованных денежных средств, в то время как другие считают, что их профессиональные услуги – это не более чем один из типов бизнес-услуг, а значит, получение прибыли не просто возможно, но является центральным компонентом их работы. Менее спорным является следующее утверждение: люди гордятся своей принадлежностью профессиям, потому что эта деятельность обеспечивает их престижным статусом и большим уважением.
Четыре сходства дают широкое представление о масштабе рассматриваемых профессий. Наличие всех указанных ниже соответствий у обсуждаемой в этой книге деятельности позволяет нам отнести ее к профессиям. Это люди, практики и институты, которые, как мы заявляем, будут заменены в постпрофессиональном обществе.
1.3. Исторический контекст
Хотя мы можем выбрать, охарактеризовать или дать определение профессиям, факт их существования поднимает фундаментальные вопросы. Несмотря на то что, как мы отметили, целый ряд ученых и теоретиков сделали профессии предметом своих исследований, в литературе последних полутора столетий доминируют работы социологов и других ученых социальных наук. Толкотт Парсонс, один из признанных в данном направлении теоретиков, выразил это следующим образом: «Сравнительный анализ социальных структур важнейших цивилизаций показывает, что профессии занимают в нашем обществе доминирующее положение, которое, при любом относительном уровне развития, является уникальным в истории»[26 - Talcott Parsons, ‘The Professions and Social Structure’, Social Forces, 17: 4 (1939), 457.].
Можно много рассказать о социологических трудах. Некоторые из работ тщательно анализируют материал и написаны академическим языком, однако большинство либо слишком высокопарны, либо до смешного банальны. Хотя вряд ли можно назвать смешным то, что получатели профессиональных услуг достаточно редко освещаются в трудах социологов: пациенты, клиенты, студенты и другие пользователи профессий нечасто попадали в рамки их анализа. (Что резко отличается от литературы по управлению, которая гораздо более клиентоориентирована. Основная часть этих работ фокусируется на профессиональной «фирме» как доминирующем механизме организации и предоставления профессиональных услуг[27 - См., например, David Maister, Managing the Professional Service Firm (1993), and Charles Ellis, What It Takes (2013).].)
Как мы упомянули, социологическая литература также характеризуется наличием глубоких разногласий (больше об этом – в секции 1.5). Мы мгновенно сталкиваемся с этим, когда стремимся точно определить происхождение профессий. Согласно одной из точек зрения, «профессии… существовали с незапамятных времен…»[28 - Thomas Marshall, ‘The Recent History of Professionalism in Relation to Social Structure and Social Policy’, Canadian Journal of Economics and Political Science, 5 (1939), 325.]. Другие с этим не согласны и настаивают, что профессии обязаны своим зарождением по большей части ремесленным гильдиям и достигли расцвета главным образом благодаря снижению влияния церкви после Реформации[29 - Lewis and Maude, Professional People in England, 17–19.]. Также существует мнение, что профессии стали продуктом индустриальной революции[30 - См., например, Alexander CarrSaunders and Paul Wilson, The Professions (1933), and Harold Perkin, The Rise of Professional Society (1989).]. Тем не менее никто, похоже, не считает людей-экспертов недавним феноменом. Нам лишь стоить напомнить себе различные известные имена, чтобы прийти к выводу, что специалисты гуляли по Земле веками: древнегреческий целитель-врач Гиппократ (V век до н. э.), древнеримский юрист Цицерон (I век до н. э.), испанский раввин и целитель-врач Маймонид (XII век), английский архитектор эпохи Просвещения Кристофер Рен (XVII век). Впрочем, никто из этих незаурядных личностей не принадлежал к профессиям и профессиональным организациям, которыми мы располагаем в XXI веке.
По мнению Эндрю Эбботта, ведущего теоретика профессий, «в XIX веке началось развитие профессий в том виде, какими мы их знаем сегодня. В Англии изменения начались с объединения аптекарей с хирургами и врачами-терапевтами, с распространения представителей нижней ветви юридической профессии и появления инспекторов-землемеров, архитекторов и бухгалтеров»[31 - Abbott, The System of Professions, 3.]. Мы согласны с этой оценкой, но не помешает вернуться во времена более ранние, чтобы рассмотреть возникновение права, медицины и семинарии как устоявшихся дисциплин и сообществ в Европе XV века; и даже еще раньше – в XII век, к появлению архитекторов в качестве гильдии каменщиков[32 - Lewis and Maude, Professional People in England, 16.] и созданию профессорства в различных университетах. Определение таких исторических корней современных профессий полезно, так как многие подходы и поведение, подкрепляемые так называемым великим договором (секция 1.4), могут быть прослежены, в особенности до эры гильдий, начиная с конца XI века. Средневековые гильдии (по большей части торговые и ремесленнические) представляли собой ассоциации, объединенные схожей торговой деятельностью. Специалисты и ремесленники объединялись для установления норм, контроля конкуренции, защиты интересов членов гильдии или их семей, а также получения престижа от принадлежности к группе признанных экспертов. Здесь, среди сапожников, пекарей, плотников и многих других, мы находим первые признаки саморегулирования, монополизации и жажды статуса, которые продолжают господствовать во многих современных профессиях.
В Лондоне членов определенных гильдий можно было отличить по форменной одежде, ливрее, внедрение которой привело к тому, что эти гильдии стали известны как ливрейные компании. Показателен тот факт, что новые ливрейные компании продолжают создаваться и процветать. Например, сотая ливрейная компания Worshipful Company of Information Technologists («Почтенная компания информационных технологий») получила этот статус в 1992 году, а Worshipful Company of Management Consultants («Почтенная компания консультантов по вопросам управления») стала 105-й ливрейной компанией Лондонского Сити в 2004 году. Это демонстрирует тенденцию некоторых видов деятельности к «профессионализации», то есть к проникновению и демонстрации характеристик получивших массовое распространение профессий[33 - Для дискуссий о профессионализации см. Harold Wilensky, ‘The Professionalization of Everyone?’, American Journal of Sociology, 70: 2 (1964), 137–158.].
Простите за каламбур, но специалисты по информационным технологиям и управленческие консультанты оказались в хорошей компании. Взгляните на основанную в 1540 году Company of BarberSurgeons («Почтенную компанию цирюльников»[34 - Включает хирургов и дантистов. – Примеч. пер.]), представляющую собой объединение сформированной в 1368 году Гильдии хирургов и Гильдии цирюльников, получившее статус Королевской хартии в 1462 году. Новая компания «Почтенная компания цирюльников» впервые получила эксклюзивные права на предоставление услуг определенных категорий (среди которых есть некоторые спорные области совместной деятельности, такие как манипуляции с шеей и, что важнее, вскрытие абсцессов)[35 - Новая компания получала интересные привилегии, как, например, ежегодное получение тел четырех приговоренных к смерти преступников для вскрытия; см. http://barberscompany.org.]. В таком скромном происхождении, возможно, берет свое начало самая престижная в настоящее время профессия – современная хирургия.
В целом мы считаем правильным и поучительным рассмотрение гильдий позднего Средневековья как предшественника современных профессий, расцвет которых пришелся на XIX век. В настоящее время, как мы отметили в секции 1.1, профессии считаются повсеместными, бесценными и незаменимыми. Теперь мы имеем некоторое представление об их происхождении. Следующий шаг – это обратить внимание на то, как и почему они получили свое привилегированное положение в обществе.
1.4. Пояснения к договору
Какова природа соглашения, по которому современные профессии получили право, часто эксклюзивное, предоставлять определенные услуги общественности? Другими словами, какой общий договор существует между профессиями и обществом? И что граждане получают взамен?
Эксперты описывали его различным образом: как лицензионное соглашение[36 - Everett Hughes, Men and Their Work (1964), 7.], регулятивную сделку[37 - Keith MacDonald, The Sociology of the Professions (1995), 10.], мандат или заявление права[38 - Donald Sch?n, Educating the Reflective Practitioner (1987), 7.]. Мы предпочитаем называть его «великим договором»[39 - William Alford, Kenneth Winston, and William Kirby (eds.), Prospects for the Professions in China (2011), 1.]. Одна из версий соглашения, полезная как исходная база, предложена философом Дональдом Шёном в следующей форме:
«В обмен на доступ к исключительным знаниям в делах чрезвычайной важности для человечества, общество предоставило им [профессионалам] мандат на общественный контроль в областях их специализации, высокую степень автономии деятельности и лицензию на определение того, кто должен брать на себя обязательства по управлению профессионалами»[40 - Sch?n, Educating the Reflective Practitioner, 7, where he is citing Everett Hughes.].
Для врачей-терапевтов и хирургов Атул Гаванде, писатель-хирург, запечатлел соглашение более незабываемо:
«Общество предоставило нам выдающееся и эксклюзивное разрешение на отступление от правил в целях распространения лекарственных средств людям, для ввода в бессознательное состояние, проведения манипуляций с их телами и возможность делать то, что в противном случае рассматривалось бы как насилие, которое мы делаем от их лица для спасения их жизней и обеспечения им комфорта»[41 - Atul Gawande, Better (2007), 148.].
Социолог Эверетт Хьюз, когда говорит о «лицензии врача резать и вводить дозы лекарств или лицензии священника играть со спасением души человека»[42 - Everett Hughes, ‘The Study of Occupations’, in Sociology Today. Vol. II, ed. Robert Merton, Leonard Broom, and Leonard Cottrell (1959), 449.], описывает общественный договор аналогично Адаму Смиту, великому политическому экономисту и философу конца XVIII века, написавшему, что «мы доверяем наше здоровье врачу, а наше состояние и иногда нашу жизнь и репутацию – юристу и адвокату»[43 - Adam Smith, Wealth of Nations (1998), 101.]. Для профессий юридической сферы мы обнаружили суть великого договора, описанную более прозаично:
«В основе принципов, стоящих за эксклюзивными правами юристов в большинстве юрисдикций, – интересы клиентов, которым необходимы консультации по юридическим вопросам должным образом подготовленных и опытных специалистов. Так же как мы не хотим, чтобы какой-то Джо проводил операцию с нашим мозгом, мы не должны желать быть представленными в суде тем же Джо»[44 - Richard Susskind, Tomorrow’s Lawyers (2013), 6.].
Аналогично дело обстоит и с другими профессиями, общая изложенная здесь идея понятна. Жизнь сложна и требовательна, людям часто нужна обнадеживающая и достоверная рекомендация, особенно когда их общие повседневные знания и опыт недостаточны для решения проблем. Более того, людям требуется защита в основном от мошенников и шарлатанов, а иногда и от самих себя. Это привело нас к формированию собственного общего толкования великого договора:
В знак признания и в обмен на их экспертные знания, опыт и мнение, которые, по нашему мнению, должны быть применены ими для предоставления доступных, своевременных, обнадеживающих услуг по приемлемой цене; при условии того, что они будут распоряжаться и обновлять свои знания и методы, тренировать своих членов, создавать и следить за исполнением норм для гарантии качества предоставляемых услуг. Будут принимать в свои ряды только квалифицированных специалистов, всегда будут действовать честно, добросовестно, ставя интересы клиентов превыше своих, мы (общество) доверяем профессиям и предоставляем эксклюзивные права на осуществление широкого ряда социально значимой деятельности и оказания услуг; путем выплаты им достойной заработной платы, наделения их независимостью, автономией, правами на самоопределение и даруя им уважение и статус.
Мы признаем, что это сложно выговорить, но анализ работы профессионалов и исследование литературы показали, что именно в этом заключается суть совершенной сделки. Очевидно, что это – чрезмерное упрощение, не применимое в равной мере ко всем профессиям, но оно освещает основные моменты договора и готовит почву для оставшейся части книги.
В терминах политической теории, великий договор – это тип общественного договора. Это означает, что он не является на самом деле традиционным контрактом, составленным юристами. Великий договор никогда не был формально положен на бумагу и подписан, его условия никогда не были однозначно и исчерпывающе описаны, и никто на самом деле не выражал согласия с принятием всего ряда прав и обязательств, им предписанных. Тем не менее сделка может рассматриваться как вероятная в целом ряде юридических и регулятивных норм, дающих права широкому ряду деятельностных групп. Или она может рассматриваться как метафора, указывающая на то, что соглашение между профессиями и обществом настолько прочно укоренилось, прекрасно понято и широко распространено, что подлежит обязательному исполнению. В любом случае, на практике великий договор делает профессии проводниками – хранителями широкого ряда навыков, опыта и экспертных знаний, которые имеют фундаментальное значение для общественной и экономической жизни всех нас. Он имеет важность манифеста. Это договор, от которого общество сильно зависит. А также это дорогие обязательства: например, возьмите совокупные затраты страны на системы здравоохранения, образования, налогообложения и судопроизводства.
По нашему мнению, один из важнейших вопросов нашего времени состоит в том, должны ли условия великого договора быть пересмотрены или нужно отказаться от него. Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны погрузиться в тему глубже и рассмотреть, как различные теоретики объясняли феномен профессий и их доминирование во многих сферах жизни.
1.5. Теории профессий
На первой странице одной из лучших книг по этой теме «Система профессий» (The System of Professions) Эндрю Эбботт ставит вопрос, которые многие считают ключевым в теоретическом исследовании профессий: «Почему должны быть деятельностные группы, контролирующие получение и применение различных областей знаний?»[45 - Abbott, The System of Professions, 1.]
Рядовой наблюдатель может удивиться, в чем же состоит дилемма. Разве не очевидно, что профессионалы знают и делают то, что обычные люди не могут, а мы им за это платим соответствующим образом? Согласно этой точке зрения, профессии – это лишь практичное средство, учитывая, что люди просто не могут знать всего сами и делать все самостоятельно. Если ломается машина или течет топливо, мы звоним специалисту. Аналогично мы обращаемся к врачу, юристу или бухгалтеру не потому, что вынуждены так поступать по закону, а потому что обстоятельства и наше невежество таковы, что мы хотим задействовать знания специалистов. Это кажется разумным объяснением, но существует множество альтернативных теорий. (Читателей, которых не интересуют теории, приглашаю перейти к секции 1.6.)
Альтернативные теории
В более ранних работах по профессиям отсутствие баланса или «асимметрия» знаний являлись основным предметом интереса. Фокус был на том, как профессии справляются с неравным распределением знаний в обществе[46 - См. Abbott, The System of Professions, 86–87: «Для Парсонса профессиональная власть над клиентами была необходима для успешного предоставления услуг и не предотвращала других профессиональных проявлений власти. Она была основана на экспертных знаниях, была гарантирована профессиональным контролем и была уравновешена доверием между профессионалом и клиентом».]. При этом другие ранние теоретики были менее увлечены отсутствием баланса при распределении знаний и более – другими важными ролями, которые, по их мнению, выполняли профессии. Некоторые отмечали укрепление моральных устоев общества. Сторонники этого мнения утверждали, что профессии, единственные в своем роде, защищают и способствуют формированию достойных восхищения ценностей и положительных мотивов. Например, они ставят «благополучие клиента» выше «собственных интересов»[47 - Marshall, ‘The Recent History of Professionalism in Relation to Social Structure and Social Policy’, 331–332.], предоставляют «индивидуализированные», а не «шаблонные» услуги[48 - Paul Halmos, ‘The Personal Service Society’, British Journal of Sociology, 18 (1967), 13. На самом деле, Халмош делит профессии на те, которые предоставляют «индивидуализированные» услуги, и тех, которые предоставляют «шаблонные».], предпочитают «принципы коллективного» ориентации на индивидуума[49 - Talcott Parsons, The Social System (1951), ch. 2.], чувствуют «гордость за предоставленную услугу» вместо «интереса от возможности получить индивидуальную прибыль»[50 - Alexander CarrSaunders and Paul Wilson, The Professions (1933), 471, quoted in Geoff Mungham and Philip Thomas, ‘Solicitors and Clients: Altruism or SelfInterest?’ in The Sociology of the Professions, ed. Robert Dingwall and Philip Lewis (1983), 136.] и стремятся к развитию «функционального» общества, а не «общества потребления»[51 - Richard Tawney, The Acquisitive Society (1921), 35.]. Они надеялись, что данные ценности и мотивы могут передаться от профессий широким массам. Эти идеи напоминают ранее затронутые в работах социолога-теоретика Эмиля Дюркгейма темы:
«То, что мы, в частности, наблюдаем в профессиональных объединениях, – это моральную силу, способную к сдерживанию индивидуального эгоизма, воспитанию среди работников более интенсивного чувства солидарности и предотвращению применения закона сильнейших в индустриальных и коммерческих взаимоотношениях»[52 - E?mile Durkheim, The Division of Labor in Society (1997), p. XXXIX. Как отметил Ларсон, концепция «профессий» Дюркгейма шире используемой в этой книге (возможно, «занятость» является более подходящим словом для перевода используемого Дюркгеймом французского слова profession). Тем не менее сходства между его идеями и мыслями более поздних теоретиков очевидны. Эти идеи появятся вновь в работе Дюркгейма On Suicide, посвященной размышлениям на тему того, как уменьшить растущие случаи суицида в Европе, где он предлагает профессии как лекарство, объясняя, почему они являются лучшим способом «пробуждения нашей моральной чувствительности». См. E?mile Durkheim, On Suicide (2006), esp. bk. 3, ch. 3.].
Другие теоретики полагали, что профессии могут способствовать социальному порядку и политической стабильности. Толкотт Парсонс писал, что профессии являются «механизмами социального контроля»: они «социализируют»… приводят их (молодое поколение) обратно в социум, когда они показывают девиантное поведение[53 - Talcott Parsons, Essays in Sociological Theory (1964), 382 (original emphasis).]. В 1933 году Александр Карр-Сондерс и Пол Уилсон заявляли, что профессии являются «стабильными элементами общества», отмечая:
«Старая формула давит на них; они наследуют, сохраняют и передают традицию. Они знают, что ничего нельзя достигнуть в их сфере разрушением или революцией, и перекладывают этот подход на другие сферы. Профессиональные ассоциации являются стабилизирующими элементами в обществе. Они порождают жизненные модели, привычки мышления и стандарты принятия решений, что придает им свойства центров сопротивления грубым силам, которые угрожают стабильной и мирной эволюции»[54 - Carr-Saunders and Wilson, The Professions, 497.].
Здесь снова видны сходства с идеями Дюркгейма, который пишет, что путем укрепления «профессиональных групп и корпораций» в обществе «вся ширина социального полотна, угрозы которому ослабеют, будет скреплена накрепко и станет сильнее»[55 - Durkheim, On Suicide, 426.].
Теоретики такого плана, обеспокоенные различными функциями профессий, – или корректировкой дисбаланса при распределении знаний, или укреплением моральных устоев в обществе, или удержанием социального порядка, – известны как функционалисты. Часто социологи отмечают, что функционалисты обнаружили сходства роли профессий в нашем обществе с ролью отдельных органов в функционировании наших тел: каждый выполняет конкретную функцию, вносит вклад в здоровье целого и является необходимым, в своем роде незаменимым элементом.
Другая группа теоретиков занималась больше вопросами отличительных характеристик профессий, чем их отдельными функциями. Подобно зоологам, пытающимся определить и классифицировать различные типы животных и растений, эти социологи фокусировались на тщательном документировании характерных черт профессий, составляя всесторонние чек-листы важных характеристик и определяющих черт профессий, организуя эти субъекты в таксономии. Эти теоретики широко известны как трейтисты[56 - От англ traitist (trait – характерная черта) – последователи «теории черт». Примеч. пер.]. Тем не менее, хотя их мысли оказали влияние на огромное количество работ на тему профессий – конкурирующие списки определяющих черт рассеяны в литературе, – их коллективные усилия являются в лучшем случае незавершенными. Проблема состоит в том, что почти нет аргументов о том, какими являются определяющие черты. Социолог Теренс Джонсон, резюмируя их усилия в начале 1970-х (когда энтузиазм к сбору характеристик приближался к пику), иронично отметил, что «результатом [их работы] стал настолько глубокий хаос, что нет тех, кто бы не согласился с наличием хаоса»[57 - Terence Johnson, Professions and Power (1972), 22.]. Современник Джонсона и тоже социолог Джеффри Миллерсон изучил к тому времени работы двадцати одного теоретика и обнаружил двадцать три определяющие черты профессий, но не нашел ни одной, с которой бы согласились все авторы[58 - Geoffrey Millerson, ‘Dilemmas of Professionalism’, New Society, 4 июня 1964, quoted in Johnson, Professions and Power, 23.].
Эксклюзивность и сговор
Для большинства социологов, которые подвергли профессии тщательному исследованию, тем не менее было что-то более ценное, чем изучение их функций и характеристик. Вместо этого, и с разных углов зрения, основной областью интереса стала эксклюзивность профессий. Совместная увлеченность социологов заключалась в стремлении ответить на вопрос, почему и как профессии смогли изолировать и оградить массивное пространство знаний и соответствующих услуг таким образом, что другие (не профессионалы) оказались лишены возможности вовлечения, кроме как в роли получателя услуг. На самом деле эта характеристика великого договора является больше, чем областью увлеченности теоретиков. Здесь также прослеживаются следы негодования. Дональд Шён, заявляя, что «договор приближается к расторжению», требует объяснений того, «почему мы должны продолжать предоставлять им [профессиям] исключительные права и привилегии?»[59 - Sch?n, Educating the Reflective Practitioner, 7.]. Социолог Кит Макдональд задается вопросом: «Как подобные профессии умудрились убедить общество предоставить им привилегированное положение?»[60 - Macdonald, The Sociology of the Professions, p. XII.]
Эти авторы обнаружили, что повторяют идею другого теоретика классической социологии, Макса Вебера, социального «закрытия». Вебер предложил раннее и влиятельное обоснование того, как и почему определенные группы сблизились для «установления правового порядка, ограничивающего конкуренцию через формальные монополии»[61 - Max Weber, Economy and Society (1978), 342.]. В контексте профессий он четко отметил, что «каждая бюрократическая структура стремится увеличить преимущество информированных профессионалов, сохраняя их знания и намерения в секрете»[62 - Max Weber, ‘Bureaucracy’, in Max Weber: Essays in Sociology, ed. Hans Heinrich Gerth and Charles Wright Mills (1947), 233.].
Теоретики предложили множество обоснований этой эксклюзивности. Некоторые заявили, что она является следствием классовой системы, элитизма или коллективного инстинкта самосохранения. Другие увидели в ней естественное следствие экономического прогресса. Социолог и бывший президент Американской социологической ассоциации Уильям Гуд заявил, что «общества в процессе индустриализации – это общества в процессе профессионализации»[63 - William Goode, ‘Encroachment, Charlatanism and the Emerging Profession: Psychology, Sociology, and Medicine’, American Sociological Review, 25: 6 (1960), 902.]. По его мнению, по этой причине тенденция к «профессионализации» неизбежна[64 - См e. g. Wilensky, ‘The Professionalization of Everyone?’, 137–158.].
При этом другие социологи увидели в росте эксклюзивности более губительную тенденцию. Наиболее объемный современный труд на тему эксклюзивности The Rise of Professionalism архимонополиста Магали Ларсон написан в этом духе[65 - Magali Larson, The Rise of Professionalism (2013).]. По ее мнению, профессии не только наслаждаются монополией на экономическую деятельность, которую Ларсон называет «рыночной монополией», но также – на статус и привилегии – «социальной монополией»[66 - Larson, The Rise of Professionalism, 5–6.]. При этом Ларсон отмечает, что профессии не просто радуются статусу и престижу, но, отмечая собственную работу, они активно манипулируют нашими идеями о статусе и престиже, чтобы те находили отражение в их деятельности. Идея того, что власть профессий выходит за пределы рынка, широко распространена среди социологов. Эверетт Хьюз высказал аналогичную точку зрения несколькими годами ранее Ларсон:
«Профессии, возможно, в большей степени, чем другие типы занятости, требуют широкий правовой, моральный и интеллектуальный мандат. Не только практики, которые благодаря принятию в узкий круг профессии индивидуально пользуются лицензией на осуществление деятельности, другим недоступной, но сообща они позволяют себе указывать обществу, что хорошо и правильно в широких и жизненно значимых аспектах жизни»[67 - Everett Hughes, ‘The Study of Occupations’, 447.].
Другие были еще более бескомпромиссны в своих исследованиях эксклюзивности. Эта группа может быть громко названа «теоретиками заговора», и они могли похвастаться тем, что драматург и критик Джордж Бернард Шоу был их наиболее знаменитым амбассадором. Высказывание Шоу о том, что «всякая профессия – это заговор против непосвященного», стало их девизом[68 - George Bernard Shaw, The Doctor’s Dilemma (1954), 16.]. Для таких мыслителей и активистов мертвая хватка профессий вокруг знаний отражает больше, чем просто грубую жажду власти, богатства, престижа, классового превосходства, эксклюзивности или инстинкта самосохранения, а является коварной и согласованной программой введения в заблуждение: сознательными и систематическими действиями для мистификации и утаивания, с целью удержания того, что было названо «тиранией» экспертов[69 - Jethro Lieberman, The Tyranny of the Experts (1970).]. Стэнли Фиш, теоретик в области права и литературы, выразил это следующим образом:
«Профессионализм маскирует свое темное лицо, лицо манипуляции и самовозвеличивания… и означает деятельность небольшой и самопровозглашенной группы, которая находится в заговоре против непосвященного большинства, претендуя на превосходство, основываясь ни на чем большем, чем на запутанной терминологии и захвате механизмов производства и дистрибуции»[70 - Stanley Fish, Doing What Comes Naturally (1989), 200–201.].
Возможно, среди приверженцев теории заговора профессий более всего был исполнен энтузиазмом социополитический философ Иван Иллич, который считал профессии «калечащими» и говорил о распространенном «социальном принятии иллюзии профессионального всеведения и всеобъемлющей компетенции»[71 - См. Illich, ‘Disabling Professions’, 11–12.]. По мнению Иллича, «профессионалы утверждают, что обладают секретными знаниями о человеческой природе, знаниями, которыми только они вправе распоряжаться»[72 - См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19.]. Далее он также предполагает, что «в любой области, где только можно представить себе потребности людей, эти новые профессии – доминирующие, авторитарные, монополистические, легализованные и в то же время обессиливающие и успешно калечащие личности – стали исключительными экспертами по вопросам общественного блага»[73 - См. Illich, ‘Disabling Professions’, 19–20. В этом контексте в качестве одного из антидотов от профессий предлагаются «контрпрофессионалы». Как писал Дональд Шён, это «адвокаты и оппоненты, способные эффективно противостоять профессионально организованному подрыву общественных интересов и прав клиентов»: Sch?n, The Reflective Practitioner, 340.].
Несмотря на то что среди приверженцев теории заговора сложно не почувствовать признаки паранойи, они бросают нам вызов, как и другие теоретики, заставляя спросить, действуют ли профессии как посредники в качестве доброжелательных хранителей знаний, в которых достигли мастерства, или же на самом деле являются ревнивыми стражами этих знаний. Лексика теоретиков может быть туманной, но нам не остается сомнений в большом влиянии и доминировании профессий.
Влияние Карла Маркса
Значительная доля теоретизации профессий спрятана в терминологии и идеях Карла Маркса и его последователей – марксистов. Мы считаем эту часть анализа формирующей, если не как четвертую школу мысли, то как минимум достойным описания трендом. Возможно, это предает политические предубеждения этих ученых, однако в любом случае явный энтузиазм по отношению к марксизму придал форму общим темам, которые теоретики выбрали для изучения. Например, повторяющийся критический интерес к влиянию «капитализма» на профессии. Ученые с сожалением отмечали снижение количества самозанятых, независимых профессионалов в XIX веке и рост нанятых работников. Используя терминологию марксизма, они называли это «пролетаризацией» профессиональной занятости[74 - Macdonald, The Sociology of the Professions, 22.]. По утверждению теоретиков, дальнейшее губительное влияние развития капитализма заключалось в том, что прибыль стала доминирующим мотивом профессиональных организаций. Традиционные ценности и мотивы, упомянутые ранее, были подорваны. Социолог Эллиот Краузе обозначил основные характеристики этого конкретного перехода:
«Профессиональная деятельность может быть прибыльна, если она организована в капиталистической форме, которая больше не ставит на первое место интересы нуждающегося в услуге. Этот тренд кажется ведущим при переопределении профессии: от чего-то особенного до просто одного из способов заработка»[75 - Elliott Krause, Death of the Guilds (1996), p. IX.].
Далее Краузе с сожалением отмечает:
«Поражение положительных ценностей гильдий – коллегиальности, следования интересам группы, движение по пути высокой профессиональной этики, нежели стремление к прибыли, – которые уничтожили различия между профессионалами и представителями другой занятости, оставив их таким образом вместе с наемными работниками среднего уровня капиталистического строя»[76 - Krause, Death of the Guilds, 281. Краузе обсуждает идеи Вебера в приведенной цитате. См. также Hughes, Men and Their Work, 131–132.].
