Он думал о Йеннифер. Разозлился на себя за то, что думает о ней, а не о жене. Поэтому он стал думать о Мю. О медовом месяце – десяти замечательных днях в Турции – а потом переключился на свадьбу.
На брачную ночь. Утро после нее. Тут все пошло насмарку.
Билли закрыл ноутбук и со вздохом встал. Подошел к окну и посмотрел на озеро. Чем же заняться? Когда они заселились, на ресепшне сказали, что в гостинице есть небольшой зал для фитнеса. Потренироваться? Как-то не хотелось. Кроме того, в таком случае уж лучше пойти на пробежку. Позвонить кому-нибудь? В голове вновь всплыло имя Йеннифер. Почему, он не знал. Примерно за месяц до свадьбы они один раз поцеловались, и все. Правда, обоим хотелось пойти дальше, но Билли воспротивился. Он собирался жениться – и женился – на Мю. Он любит Мю, поэтому уж если с кем-то и разговаривать, то надо бы с ней. Но с Йеннифер все проще. Они больше похожи. У них больше общего. Она по-другому понимает его.
Но она, разумеется, ничего не знает о брачной ночи. Об утре после нее. Этого не понять никому, даже ему самому.
Впрочем, от того, что он будет стоять в душном гостиничном номере и позволять мыслям захватить себя, лучше не станет. Он схватил куртку и вышел из комнаты.
Минутой позже он спустился по лестнице в вестибюль. Оглядевшись, обнаружил, что в одном из коричневых кресел позади ресепшна сидит Себастиан и читает. Билли понадеялся, что успеет выскользнуть на улицу незамеченным, но Себастиан как раз оторвался от газеты и встретился с ним взглядом. Билли тихо выругался про себя. Почему Себастиан сидит в вестибюле? Почему он не у себя в номере или не отправился на поиски какой-нибудь жительницы Ульрисехамна, чтобы с ней переспать? Ведь обычно он поступает именно так. Неужели Себастиан караулит его?
– Ты куда? – услышал он через вестибюль громкий голос Себастиана, который встал с кресла и двинулся к нему, натягивая по пути куртку.
– На улицу.
– Я пойду с тобой.
Констатация факта, не вопрос. Мнение Билли его явно не интересовало.
– Мне не нужна нянька.
– Рассматривай меня скорее как… друга животных.
Билли не смог даже ответить, а просто распахнул дверь и очутился на круглой, мощенной булыжником площади перед входом в гостиницу. Хотя на улице было по-прежнему тепло, он застегнул тонкую куртку и, не говоря ни слова, пошел прочь от гостиницы. Свернул направо через маленький газон, потом еще раз направо.
Себастиан, не отставая, шел следом, и они вместе пересекли большую дорогу по напрвлению к озеру. Добравшись до него, Билли предпочел пойти влево, чтобы ветер дул в спину. Себастиан молча шел рядом с ним.
Виной тому, что за последний месяц так много всего произошло, был Билли. Он догадался о родстве Ваньи и Себастиана. Старая добрая полицейская работа по сбору ДНК подтвердила возникшее у него подозрение.
Он угрожал Себастиану, что расскажет обо всем Ванье, если тот не забудет об увиденном. О том, что Билли в ночь собственной свадьбы задушил кошку и получил от этого удовольствие. Сексуальное.
Себастиан, конечно, предпочел бы забыть, но не смог. Он незамедлительно рассказал Ванье, что он ее отец, чтобы уничтожить имевшееся у Билли преимущество. Потом ему пришлось размышлять. Решать: рассказывать Торкелю или нет.
Об Эдварде Хинде, о Чарльзе Седерквисте. О двух людях, которых Билли был вынужден убить по долгу службы. Себастиан удивлялся отсутствию у Билли реакции на смертельные выстрелы, но он даже в самых безумных фантазиях не мог представить себе, что у Билли в голове убийство свяжется с наслаждением и что эта связь направит его по опасному пути.
У Билли разрушился естественный барьер, который в обычных случаях не позволяет человеку воплощать свои фантазии в жизнь. Ему требовалось выстраивать этот барьер заново, ведь фантазии никуда не денутся. Главное – твердо знать, где их место, что они именно фантазии и нельзя поддаваться вызываемому ими импульсу.
Себастиан настаивал на том, чтобы Билли занялся этим. Обратился за помощью. Насколько он знал, до сих пор ничего этого не произошло.
Когда они немного прошли вдоль берега, Себастиан нарушил молчание.
– Зачем ты вышел на улицу?
– Я должен, черт возьми, иметь право покидать гостиничный номер.
– Не находишь себе места?
Билли не ответил, что Себастиан истолковал как «да».
– Как у тебя с Мю?
Билли не ответил. Да этого и не требовалось. Естественно, с Мю возникали трудности. Тайны тяготят, а эта – одна из самых больших, какие бывают. Билли приходилось заниматься переоценкой большей части того, что, как ему думалось, он о себе знал, и посреди всего этого справляться с работой и поддерживать любовные отношения.
– Ты пока ни с кем не поговорил? – спросил Себастиан, чувствуя, что начинает слегка уставать. Билли шел быстро, а его форма не позволяла поддерживать этот темп. Он увидел, что они приближаются к еще одному кемпингу. Сколько же их в этой глуши?
– Ты знаешь, что если ты не поговоришь со мной, то я поговорю с Торкелем.
Ему показалось, что Билли немного замедлил шаг.
– Почему же ты просто не пойдешь и не поговоришь с ним?
Вполне логичный вопрос. Себастиан размышлял над этим. Почему он хранит молчание? Особо глубоких чувств к Билли он не питает, но Ванья его любит. Неизвестно, как она отреагирует, если Себастиан окажется человеком, сообщившим новость, которая расколет команду. А вдруг Ванье придет в голову обвинить во всем «доносчика»? Позволить себе рисковать он не может. Кроме того, нельзя не признать, что иметь маленькое преимущество приятно. Знание того, чем занимается Билли, создает хорошую основу для переговоров, если вдруг потребуется какая-то услуга или поддержка. Билли наверняка об этом догадывается, но подтверждать это незачем.
– Так как у тебя с Мю? – повторил Себастиан.
На мгновение он подумал, что и на этот раз не получит ответа, но потом услышал, как Билли сделал глубокий вдох, выпустил со вздохом большую часть воздуха и произнес:
– Она сейчас у родителей, и я рад, что мне не надо ежедневно с ней встречаться.
Себастиан молча кивнул.
– Я стараюсь ей не звонить, – продолжил Билли. – Я только что женился и не хочу разговаривать с женой. Я ответил на вопрос, как у меня с Мю?
– Да, ответил, – согласился Себастиан.
– Хорошо.
Они пошли дальше.
10
Урсула вернулась в гостиницу около половины девятого вечера.
Было совершенно очевидно, что Мирослава Петковича убили не в школьном классе. Тело туда каким-то образом перевезли. Способ и место убийства надо попробовать установить с помощью камер наблюдения, если таковые имеются. Это – дело Билли.
Она прошлась по школе Хильдинг, чтобы сориентироваться, но с ходу ничего не обнаружила. Коридоры, белая дверь, за ней класс химии, взломанная входная дверь на первом этаже. Против воли пришлось признать, что полиция Буроса действительно хорошо поработала. Они уже обследовали заинтересовавшие Урсулу места и составили добротный отчет. Она собиралась вечером перечитать его, а утром первым делом позвонить ответственным криминалистам. Личный контакт с теми, кто проводил первоначальное обследование, очень важен. Она почти всегда перенимала дела от кого-то другого, редко оказывалась на месте преступления первой. Задокументированный материал являлся основой, но личная встреча обычно углубляла знания. Только так ей удавалось понять, как криминалисты работали, как они думали, и таким образом, возможно, найти детали, которые те не искали или, в худшем случае, упустили.
Иногда случалось, что полиция на раннем этапе останавливалась на какой-то версии и пыталась добыть доказательства, подтверждающие их теорию, вместо того, чтобы позволить уликам вести их за собой, быть объективной основой для выстраивания теории. Тогда очень помогало обстоятельное изучение материала. Для Урсулы технические доказательства не подлежали обсуждению, все остальное могло истолковываться, искажаться и наводить на ложный след, а доказательства были точными и истинными.
Вероятно, поэтому она любила их больше, чем людей.
Урсула положила сумочку на одну сторону кровати, а сама прямо в обуви улеглась на другую. День получился длинным, и она чувствовала себя усталой. Глазной протез казался сухим, и она несколько раз моргнула, чтобы смочить его. Она уже начала привыкать к тому, во что изначально трудно было поверить.
Наибольшую трудность представлял не сам протез и уход за ним, а полное отсутствие обзора с правой стороны. Это сказывалось на психическом равновесии: чтобы воспринимать окружающий мир, ей приходилось все время крутить головой, так что все получалось намного медленнее.
Правда, могло быть хуже. Гораздо хуже. Она сделала глубокий вдох.
Приятно вернуться в группу, к активной деятельности. Она соскучилась. Ведь Урсула и жила ради таких поездок, как эта. Чем сложнее дела, тем лучше, сразу появлялась концентрация, которой так не хватало в повседневной жизни. Это заставляло ее чувствовать себя живой. Конечно, она работала во время реабилитации, но сидеть дома перед компьютером и находиться на месте – не одно и то же. Дома реальная жизнь подступала слишком близко, оказывалась слишком навязчивой. «На земле» ее не существовало, там все было подчинено расследованию.
Урсула села и огляделась. Похоже, хозяева гостиницы «Бугесунд» имели пристрастие к ярким обоям. Стену над кроватью покрывали большие красные цветы, перемежающиеся зелеными листьями. Большей разницы с ее собственным спартанским стилем и быть не могло, что само по себе приносило освобождение. Она чувствовала себя не дома во многих отношениях.
Ей было интересно, такие ли обои в номере у Торкеля. Они с Торкелем довольно давно не спали в одной кровати. Раньше, до того, как в Госкомиссии вновь появился Себастиан, они частенько оказывались в номере Торкеля. Просто и естественно. Для нее речь никогда не шла о любви, но существовала некая общность, и ей не хватало ее все больше и больше.
У них было соглашение.
Только на работе. Дома – никогда. Никаких планов на будущее.
Ей это подходило идеально. Днем все сосредотачивалось на работе, а ночью она могла предаваться непритязательной любовной связи. Большего ей не требовалось. Торкель надеялся на большее, она знала, на что-то более постоянное. На серьезные отношения.
Пока она была замужем, он довольствовался тем, что ему доставалось. Но потом, когда Микке оставил ее и никаких препятствий больше не существовало, ситуация стала совершенно ясной. Как ни странно, оказавшись одна по-настоящему, она поняла, что гораздо меньше хочет быть с ним. Не потому, что скучала по Микке – там речь о любви никогда и не шла, пришлось это признать, когда она разбиралась в самой себе. Во всяком случае, с ее стороны. Но желание Торкеля шагнуть от непритязательности к серьезности не сочеталось с тем, какая она есть и какие отношения ей хотелось иметь. Под конец ее сопротивление ликвидировало их регулярные свидания.
Впрочем, возможно, они смогут достичь компромисса. Урсула достала мобильный телефон. Задумалась, не послать ли ему эсэмэс. Просто спросить, как он себя чувствует. Не спит ли он. Он бы понял.
Одна эсэмэска, и все будет как прежде. Он появится через тридцать секунд.
Заманчиво, но в то же время, она здорово устала. Казалось увлекательным позволить себе еще немного пофантазировать. Завтра она чуть-чуть приблизится, дотронется до него, возьмет инициативу на себя. Проявит себя с новой стороны. Соблазнит его.
11
Ванья и Билли отправились в Хельсингборг сразу после раннего завтрака. Согласно навигатору, путь от Ульрисехамна до улицы Берга-алле 25 в Хельсингборге, где располагалось здание полиции, занимал два часа сорок пять минут, но, поскольку за рулем взятой напрокат машины сидел Билли, они могли добраться часа за два. Так он, по крайней мере, утверждал. Когда они оказались чуть южнее города, Ванья достала полученный утром новый отчет полиции Хельсингборга и начала его просматривать.
Жертву звали Патриция Эллен Андрэн, родилась в Мальмё в 1989 году. Мать-одиночка, один ребенок. Работала парикмахером. В материале имелось несколько ее снимков – большинство с места преступления, но два снятые при жизни, на вид профессиональные. Один на пляже, в бикини. Ванье она показалась знакомой. Или знакомым был просто типаж. Брюнетка с пышными формами, татуировка пониже спины, увеличенная грудь и слишком широкая улыбка на подкачанных губах.
– Нашла что-нибудь интересное? – спросил Билли.
Ванья показала ему одну из фотографий, в купальнике. Билли быстро покосился на нее.
– Черт, ее я тоже знаю, – с удивлением произнес он.
– Ты уверен?
– Погугли ее. Я совершенно уверен, что она тоже участвовала в какой-то телевизионной программе.
Ванья взяла мобильный телефон и стала быстро искать в Интернете Патрицию Андрэн. Билли оказался прав. Естественно. Фотография в бикини появилась одной из первых. Два года назад Патриция участвовала в программе для знакомств «Мать-одиночка в поиске». Ванья вздохнула. Только этого им не хватало. Когда эти сведения просочатся, им придется половину времени разбираться с прессой и отбиваться от нее. Конечно, это работа Торкеля, но интенсивное внимание СМИ сказывается на всех.
– Похоже, кто-то убивает звезд, – сказала она, показывая Билли телефон.
– Тогда это, по крайней мере, порадует прессу, – подавленно проговорил Билли, показывая, что сразу подумал в том же направлении, что она. – Хотя Торкелю будет не до смеха.
– Наверняка.
– Там есть что-нибудь еще? Наверное, должен присутствовать отчет о вскрытии, – продолжил Билли, нажимая на газ и обгоняя дальнобойщика. Стрелка спидометра приблизилась к 160.
– Да, должен быть, но эти недотепы его не прислали.
Ванья опять принялась просматривать скудный материал. Большая часть – с места обнаружения. Патрицию нашли в школе Тольшё – муниципальной начальной школе в пятнадцати минутах от центра Хельсингборга. Учитель, обычно работающий в этом классе, обнаружил ее в закрытой на летние каникулы школе в половине девятого утра накануне праздника Середины лета. Тело помещено на стул в одном из углов класса, перед кафедрой. Веревка вокруг живота, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении. На голове дурацкий колпак, лицо повернуто в угол, на обнаженной спине степлером прикреплены два листа с вопросами. Сигнализации в школе не было, и полиция обнаружила взломанную дверь с задней стороны здания. Как будто еще раз читаешь о Мирре Петковиче и школе Хильдинг.
– У них, по крайней мере, есть подозреваемый, – через некоторое время сообщила Ванья.
– Кто?
– Ее бывший парень. Стефан «Стеффе» Андерссон. Отец ее сына. Он, судя по всему, ее ненавидел.
– Это все, что у них есть?
– Написано, что его вызывали на допрос… – Ванья пролистала оставшиеся немногочисленные страницы. – Но протокол допроса они тоже не прислали.
Билли покачал головой.
– Похоже, они поручили дело лучшему следователю.
– Несомненно.
– Хорошо, что с нами нет Урсулы. Она разорвала бы их на куски.
Ванья внутренним зрением увидела, как Урсула вызывает беднягу, составившего отчет, и высказывает, что она думает о нем в частности и о полиции за пределами центра Стокгольма в целом. Она не смогла сдержать улыбки.
– Здорово, что она вернулась, – честно признал Билли.
– В прошлый раз ты хорошо справился без нее, – на полном серьезе сказала Ванья. – Не помню, говорила ли я тебе.
– Спасибо, это греет душу.
Он бросил на нее благодарный взгляд, и Ванья одобрительно кивнула ему. Это правда. Билли действительно вырос за последнее время. Жаль, что они отдалились друг от друга. Одно время они были скорее братом и сестрой, нежели просто коллегами, и, хотя они почти прояснили все разногласия, к прежним отношениям они так и не вернулись.
И, наверное, уже не вернутся.
Движение на дороге немного уплотнилось, и Билли пришлось сбавить скорость.
– Я должен тебя спросить… – начал Билли, и Ванье показалось, что он собирается с силами, чтобы продолжить. – Как тебе то, что Себастиан внезапно оказался твоим отцом? Вероятно, чертовски странно.
Ванья грустно усмехнулась.
– Я не могу думать о нем как об отце. Он просто коллега.
Билли бросил на нее непонимающий взгляд.
– Ты хочешь сказать, что все осталось по-прежнему?
