Не могу сказать, что в школе мне понравилось. В детском саду было «теплее». Уютнее. А тут класс – двадцать пять человек. Двенадцать девочек и двенадцать мальчиков. И все разные. Я, Артём Петров, тринадцатый мальчик в этом первом классе, куда все мы пришли впервые.
Екатерина Анатольевна тоже пришла первый раз в первый класс. Только мы учениками, а она – учительницей.
Чтобы нам не было заметно её волнение, Екатерина Анатольевна с первого дня притворяется строгой. На самом деле она добрая, я это почувствовал на физкульт-минутке.
– «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, а теперь мы отдохнём и опять писать начнём!» – говорила Екатерина Анатольевна.
Мы нестройным хором повторяли этот столетний стишок. И, вытянув руки ладошками вниз, сжимали и разжимали кулачки.
– Теперь сами, без меня, – сказала она.
И стала неторопливо ходить по проходам между партами.
Ходила она не просто так. Девочкам поправляла банты или косички. Мальчикам приглаживала вихры. Или слегка подтягивала воротники рубашек. И всё это она выполняла не потому, что она наша учительница, а мы её ученики. А как-то душевно и заботливо. Как это делают мамы.
Я пожалел о том, что мне придётся её разыгрывать. Да ещё и каждый день. Но, как говорится, «назвался груздем – полезай в кузов».
– Тёма, всё хорошо? – тихонько спросила Екатерина Анатольевна.
Я кивнул: да, всё хорошо. Но мне показалось, что она сомневается. Потому что огорчена мной.
«Я уже всё склевал…»
У нас три урока. Так будет два месяца: весь сентябрь и весь октябрь. Первоклассники не должны переутомляться.
Утром всех провожают до самой школы. А в полдень встречают. Девочек мамы и бабушки целуют и обнимают. Некоторых мальчиков тоже пытаются обнять и поцеловать. Но ребята спешат увернуться. И озираются: вдруг одноклассники смеются над телячьими нежностями?
Всех встречают, всех обнимают. Только я возвращаюсь из школы один.
Я бегу. Накрапывает дождь, а зонтика у меня нет. По прогнозу, дождя быть не должно. А он пошёл и не останавливается.
У нас подъезд пока без домофона. И консьержки нет. Сказали бы мне, кто здесь будет работать консьержкой, я бы не поверил.
Захожу и оглядываюсь: мало ли что. Я ни с кем не сажусь в лифт. И не спешу отпирать квартирную дверь. Смотрю, нет ли кого на площадке этажом выше. И ниже. Вот такие у меня основы безопасности жизнедеятельности.
В квартире выхватываю из кармана вибрирующий мобильник.
– Тёма, ты уже дома?
– Да, мама, я уже дома!
– Тёма, всё хорошо?
– Да, всё хорошо!
– Что покушать – знаешь?
– Да, но я ещё руки не мыл! Даже не разулся!
Мама смеётся, желает мне хорошо отдохнуть после школы и добавляет:
– Ладно, веди себя хорошо, звони, если что!
Следом за мамой звонит Олег: у него в школе перемена.
– Тёма, ты уже дома?
– Дома, дома!
– Всё нормально?
– Нормально, а у тебя?
– У меня порядок. Я же не в новой школе и не в первом классе. Короче, всё путём. А ты там что-нибудь поклюй, не жди меня!
– Да я уже всё склевал, что было. Теперь не знаю, чем тебя кормить.
– Шутник! – смеётся Олег. – Ладно, веди себя хорошо, звони, если что!
Олег решил весь год ездить в свою старую школу, он хочет закончить её вместе со своими друзьями. Если бы мне сегодня сказали, что скоро Олег поменяет своё решение, и если бы мне сказали, почему он это сделает, я бы опять ни за что не поверил.
«Артём, ты не тот Артём!»
Через час звонит Максим Емельянов – мой сосед по парте. Мы ещё не водим дружбу. Но обменялись телефонными номерами.
– Артём, привет! Слушай, у вас кошка есть?
– Нет, а зачем тебе кошка?
– Да не мне! Она вам нужна.
– Зачем? У нас нет мышей!
– Артём, кошку первой пускают в новую квартиру.
Я сразу вспоминаю этот обычай.
– Да, Макс, такая традиция, безусловно, существует. И уже не одно столетие.
Макс от неожиданности напрягся. И даже стал запинаться:
– Что су… суще… существует?
Я машинально перечисляю слова, более-менее близкие по смыслу:
– Обычай, практика, обряд, порядок, ритуал, церемония, церемониал.
Максим растерялся. Я это понял по его сосредоточенному сопению.
– А это Артём?
– Артём, Артём, – уверяю я его. – Кто же ещё?
Но он не верит:
– Это не Артём.
– Почему, Максим? Это я, Артём.
– Если ты Артём, то скажи, что ты сегодня Екатерине Анатольевне ответил. Или нет, погоди. Лучше скажи, что она у тебя спросила.
Тут я решил развлечься:
– На каком уроке дело было?
– На том, где все смеялись!
– Почему смеялись, над кем смеялись?
– Всё, Артём, ты не тот Артём, разговор закончен!
– Макс, Екатерина Анатольевна спросила, почему я пишу не в одну линейку, а в две. Я сказал, что мне так больше нравится.
– А потом?
– А потом она спросила, почему я пишу не то, что нужно, зачем рисую узоры. И я ответил: для красоты! Тут все и засмеялись надо мной. Только ты один не стал. Спасибо тебе, Макс!
Он доволен.
– Да не за что. Знаешь, Тёма, ты просто ещё к школе не привык. Тебе кажется, что это детский сад. Ничего, будешь стараться – всё получится. Не переживай, если что непонятно – у меня спрашивай.
– Хорошо, спасибо тебе, Макс.
– Ну, пока, Артём!
– Пока-пока! До завтра!
Не знаю, что и думать. С одной стороны, хорошо, что Макс готов меня поддержать. Мне приятно, что он хочет мне помочь. Но как он будет ко мне относиться, когда узнает, что сидит за одной партой с человеком, для которого программа первого класса и трёх последующих – семечки? Обидится Максим. Скажет, что я потешался надо всеми, и над ним в том числе.
Вдруг я слышу звонок в дверь. И вздрагиваю от крика за дверью.
Кто с копьём, а я с рожком
На старой квартире звонок у нас был приятный, мелодичный. А здесь, в новостройке, звонок резкий и громкий. Его слышно во всех комнатах. Даже на лоджии и даже тогда, когда она закрыта.
Он не звенящий, а противно дребезжащий.
Не звон, а дребезвон. Не звонок, а какой-то дребенок!
Перед отъездом в Монголию папа этот звонок не снял, не поменял на мелодичный. Олегу мама запретила это делать. Мол, ты не электрик, не дай бог, током ударит. Олег не стал настаивать, а электрика мама пока не вызвала.
Но вовсе не от этого противного звонка я вздрагиваю, а от крика за дверью:
– Помогите! Помогите, спасите!
Голос кажется мне знакомым. Да это же голос той высокой девушки, которая катила в кресле-коляске свою сестру!
Мне семь лет, и я не готов к бою. Но я знаю, что людям в опасности надо помогать. Я не звоню в полицию по городскому телефону ноль два. Хватаю длинный и тяжёлый металлический рожок для обуви и, распахнув дверь, выскакиваю на площадку.
– Полиция уже едет! – ору я во всё горло и размахиваю этим рожком.
Однако на площадке, кроме высокой девушки, никого нет.
Она в слезах, она лихорадочно спрашивает:
– Взрослые дома есть, кто-нибудь?
