Ради Билла мы постарались выглядеть радостно, но вечеринка все равно не особенно удалась. Моя голова была перегружена всякими мыслями – долги, Глория и чувство вины перед Энн, и я лишь кое-как старался разделить веселье Билла. У Энн, явно усталой и невеселой, это хотя бы получалось лучше, чем у меня.
Мы испытали большое облегчение, когда Билл наконец-то собрался уходить. А он был так доволен своей новой работой и ужином, который сам же и организовал, что, похоже, не заметил, какие мы сидели мрачные.
Пока я ходил вниз, чтобы запереть после Билла гараж, Энн отправилась спать.
Когда я вошел, она лежала спиной к моей половине кровати и притворялась спящей. Я устроился рядом с ней, и мы лежали так в темноте, не разговаривая. Оба делали вид, что спим, испытывая злость и досаду друг на друга.
Я ждал, не повернется ли Энн, чтобы я ее обнял: она так всегда делала, когда у нас бывали легкие размолвки. Но теперь этого не произошло, и я еще больше разозлился и продолжал злиться, даже когда провалился в сон.
Энн не проснулась, когда я встал в шесть часов, и, бреясь, я с тоской думал, что меня ждет довольно мрачный день.
Как всегда, я продал бензин водителям трех фургонов, которые затем отправились по своим маршрутам, а остальное время, пока не пришел Тим, расчищал место для машины Глории.
В конечном итоге я решил позволить ей ставить машину в моем гараже. Я взял ее деньги и выдал ей квитанцию. Теперь я уже не мог передумать. Что-либо менять поздно. Кроме того, я больше не мог вести дела по-прежнему, и я был почти уверен, что Глория мне чем-нибудь поможет. Я не знал, как именно, но убедил себя, что я ей понравился и у нее найдется идея, которая позволит мне выбраться из нынешней паршивой ситуации.
Здравый смысл подсказывал, что я обманываю себя, но я не хотел в это верить. «Это моя последняя надежда, – повторял я себе. – Мне нужно увидеть ее снова просто на тот случай, если у нее появилась для меня хорошая идея». Но все это время я знал, что использую этот предлог как оправдание, и совесть покалывала меня весьма болезненно.
Для середины июня утро выдалось холодное и сырое – как раз под стать моему настроению. В открытый гараж моросил дождь, возле входа расплылись мутные и маслянистые лужи.
Чуть раньше восьми пришел Тим, толкая велосипед. На парне был желтый плащ-макинтош, волосы намокли.
– Доброе утро, мистер Коллинз.
– Паршивое утро, Тим.
– Совсем паршивое.
Он прислонил велосипед к стене и стянул плащ. Я увидел, как Тим разглядывает место, которое я расчистил.
– Можешь там подмести, Тим. Я это место сдал в аренду мисс Селби для ее «ягуара».
Тим моргнул совиными глазами:
– Сейчас сделаю. Это та самая молодая леди, что заходила вчера?
– Она самая.
Я пошел в офис, не давая ему возможности задать другие вопросы. Отперев ящик кассы и ящики стола, я пошел наверх завтракать.
Запах кофе напомнил, что я голоден.
– Привет, Энн.
Она надела все тот же старый свитер и слаксы, но подвязала волосы красной ленточкой. Я вдруг осознал, какая у нее привлекательная фигурка, – а я и не думал об этом последние несколько месяцев.
– Привет, Гарри.
Энн выкладывала на тарелку две рыбные котлеты и не смотрела в мою сторону.
– Хорошо пахнут.
– Да.
Я сел за стол и, глядя на жену, стал ждать: мне хотелось, чтобы она посмотрела на меня и больше не дулась.
Наполнив тарелку, она поставила ее передо мной.
– Хорошо спал, дорогой?
Я обнял ее за бедра и притянул к себе.
– Ладно, Гарри. Так как?
Я посмотрел на Энн:
– Не особенно. Я сожалею насчет вчерашнего, Энн. Попробуешь об этом забыть?
Она слегка коснулась моего лица:
– Забуду.
Я отодвинул стул и усадил жену себе на колени:
– Да и причины-то никакой нет, Энн. Я просто дерганый. У меня ничего не получается. Не обращай внимания. Все будет хорошо.
– Именно тогда, когда дела идут плохо, я хочу быть уверена, что нужна тебе. Я хочу тебе помочь, Гарри. Сейчас для нас не то время, чтобы терять веру друг в друга.
– Правильно. Ты моя девочка, Энн. Только ты, и никто другой.
Она вдруг поморщилась, как ребенок, которому сделали больно. И отвернулась, прикусив губу.
– Хорошо, что ты это сказал.
– Пусть я набитый дурак, Энн, но я тебя люблю. Даже не знаю, что я буду делать без тебя. Прости меня за вчерашнее. Ты ведь меня простишь?
Она обняла меня за шею и прижалась лицом к моему лицу:
– Тут нечего прощать. Я знаю, что ты тревожишься, Гарри. Поэтому и повел себя вчера так странно, да? А не из-за той… той девушки?
– Конечно нет. Нет никакой девушки, кроме тебя, Энн. Честно. И выброси из головы такие мысли.
– Я знаю, что выгляжу как пугало. И что мне надо стараться выглядеть красивой, но это ужасно трудно, Гарри. Будь терпелив со мной.
– Не смей так говорить. Я люблю тебя, а не твою одежду. Просто у нас такого еще не было. Мы в тяжелой ситуации. И нам надо это признать. Если и дальше так пойдет, мы разоримся. И что нам тогда делать?
– Все продадим и пойдем работать. Ты в любой день сможешь найти работу, и я тоже. До тех пор пока мы держимся вместе, Гарри, нам ничего не страшно. Ты не думаешь, что нам лучше продать бизнес сейчас и уменьшить потери?
– Еще нет. – Мои мысли опять вернулись к Глории. – Давай попробуем продержаться еще немного, Энн. Мы сумеем добиться успеха. Я могу что-нибудь придумать.
Она поцеловала меня и встала.
– Хорошо. Ешь завтрак, пока не остыл. А как ты смотришь на то, чтобы я поискала работу? Это ведь нам поможет?
– Мы продержимся еще немного. Не хочу, чтобы ты уходила из дому. Ты молодец, Энн. Не знаю, что бы я делал без тебя.
Около десяти часов один из моих немногих клиентов подогнал машину, чтобы отрегулировать толкатель клапана. Я еще уговорил его заменить масло на новое из моего чрезмерного запаса и попросил Тима заняться этим.
Пока я разговаривал с Тимом, вошел Билл:
– Привет, Гарри, как идут дела?
– Понемногу, но и это уже хорошо.
– Я бы хотел с тобой потолковать.
Я посмотрел на него:
– Пойдем ко мне в офис, Билл. Что у тебя на уме?
– Ничего особенного. – Он зашел следом за мной в офис и закрыл дверь. – Сигаретка найдется?
Мы закурили. Он сидел на стуле с прямой спинкой, а я за столом.
– Как Энн?
– В порядке.
– Это хорошо.
– А неплохую мы вчера устроили вечеринку. Ты молодец, что отпраздновал повышение вместе с нами, Билл.
Билл снял форменную фуражку, почесал макушку и опять надел фуражку.
– Все нормально. В конце концов, ты и Энн – единственные, кто мне дорог.
– Взаимно.
Билл посмотрел на меня и смущенно улыбнулся:
– Знаю. У нас с тобой были хорошие времена.
– А иногда и плохие.
– Это факт.
В комнатушке наступило молчание, мы курили. Я поглядывал на него, но Билл уперся взглядом в пол, а на его красном дружелюбном лице читалась тревога.
– Что у тебя на уме, Билл?
– Ты и Энн.
Я промолчал.
– Может, это не мое дело, но я вас люблю. А сейчас у тебя трудные времена.
– Да, трудные, но тебя это не должно волновать.
– Не должно? Знаешь, Гарри, я всегда считал, что друзья должны помогать друг другу. И если у меня наступят тяжелые времена, надеюсь, ты мне поможешь.
– Ладно, помогу. Но ты ничем не сможешь помочь, Билл. Что есть, то есть.
– Кое-что я сделать могу. Вчерашняя вечеринка не очень-то удалась, верно?
Я пристально взглянул на него, и он улыбнулся.
– Мы просто были не в настроении веселиться, Билл. Надеялись, что ты не заметишь.
– Не замечу? Черт побери! Да вы смотрелись так, словно гроб с покойником несли. За кого ты меня принимаешь? За слепого?
– Извини, Билл, но сейчас на нас много всего навалилось.
– И насколько все плохо, Гарри?
– Достаточно плохо.
– А теперь послушай. Может, перестанешь вести себя так, словно я сборщик налогов? Я тебя знаю уже восемь лет. Мы ведь с тобой старые приятели или как? Так насколько все хреново?
– Ну, мы должны восемьдесят девять фунтов, а получим только примерно полсотни, чтобы оплатить ежемесячные счета. Если не оплатим счета, нам прекратят поставки. Вот насколько все хреново.
– Пятьдесят фунтов избавят вас от долгов?
– На этот месяц – да, но наступит следующий. Мы начинаем понимать, Билл, что Игл-стрит – это провал.
– Давай разберемся с этим месяцем. А в следующем месяце, может, все само разрешится. – Он достал из кармана чековую книжку. – Я одолжу тебе пятьдесят фунтов, Гарри, ведь и ты одолжил бы их мне, окажись я в заднице.
– Даже не думай! Слушай, Билл, это чертовски любезно с твоей стороны, но я должен выбраться из этой ямы сам. Если даже я возьму у тебя деньги, то все равно останусь по уши в долгах. И буду думать только о том, как вернуть долг тебе. Нет, я не могу их взять.
– Пятьдесят фунтов продержат тебя на плаву до конца месяца. А за это время что-нибудь может измениться. Давай, Гарри, не строй из себя гордеца. Мне наплевать, когда ты сможешь их вернуть.
– Но тебе не по карману одалживать мне полсотни фунтов, и ты это знаешь.
– Возможно, тебя удивит, мальчик мой, но у меня в банке лежит полторы сотни. Я начал копить с тех пор, как уволился из армии. Мне не на кого тратить деньги, кроме как на себя. Ну давай, скажи, что возьмешь их. Ты сделал бы то же самое для меня, и я не стал бы выпендриваться.
Я помедлил с ответом. Пятьдесят фунтов станут для меня сейчас подарком небес. И возможность избавиться от проклятых счетов, которыми забит ящик стола, оказалась слишком сильным искушением.
– Ну хорошо. Это чертовски любезно с твоей стороны. Наверное, тебе придется подождать, прежде чем я смогу их тебе вернуть.
Билл ухмыльнулся:
