– Что означает это и это? – уточнил Виктор, когда кельнерша, перезревшая девушка лет тридцати, неторопливо отплыла от их столика и растворилась в дымной, подсвеченной желтоватыми лампами полумгле зала.
– А черт его знает, – пожал плечами Макс. – Пиво называется Mestreech Aajt, темное, но я такого сорта не помню. Я «Хайнекен» пил, а водку помню – гадость, но пить можно. «Кетель». Впрочем, у нас она называлась как-то по-другому. «Кетель оне», может быть? Биться об заклад не буду.
– И не спорь, – согласился Виктор. – Идеи имеются?
– Поедим, отдохнем, – предложил Макс.
– Погуляем по городу, осмотримся, – продолжил Виктор в той же тональности.
– Часов до десяти.
– Почему именно до десяти?
– Университетская библиотека уже наверняка откроется.
– А! – сказал на это Виктор. – Пожалуй, это лучше, чем покупать книги в магазине. Мы в магазине купим тетрадки и ручки.
– Будем конспектировать, – поддержал его Макс. – До вечера надо снять девочек.
– Вот в библиотеке и снимем, – согласился Виктор. – Не может быть, чтобы у них в библиотеке не оказалось парочки шмар. Амстердам все-таки. Или при советской власти все повывелись?
– В СССР не было проституток? – усмехнулся Макс.
– Были, но нам ведь не проститутки нужны, а…
– …студентки, – закончил за него Макс. – А строй у них народно-демократический, если я ничего не путаю.
– По большому счету… – начал Виктор, но тут вернулась давешняя кельнерша, оказавшаяся на редкость оперативной. Она принесла мясо, пиво и водку и даже пожелала им приятного аппетита на вполне сносном немецком языке.
– По большому счету нам не стоит болтаться в одном и том же месте больше одного дня, – сказал Макс и отхлебнул из бокала. – Нормально, – сказал он спустя секунду.
– Да, – подтвердил Виктор, которому пиво тоже скорее понравилось, чем наоборот. – Вполне. Как тебе идея идти морем?
– Боюсь, что для этого нам сначала придется долго изучать ситуацию и навигацию, а это было бы неприятно.
– Увы, ты прав, Макс, – грустно усмехнулся Виктор. – Это я так не смешно шучу. Просто домой ужас как хочется, а здесь по прямой до Питера всего ничего.
– Да, – кивнул Макс, взявшийся между тем за мясо. – Я тебя хорошо понимаю. Я тоже соскучился…
В харчевне, «за водочкой и пивком», они просидели почти до восьми, но в конце концов вынуждены были выйти на свет. Не то это было место, чтобы сидеть в нем до бесконечности, не вызывая при этом опасного в их положении любопытства. И они отправились гулять. Они неспешно дошли до Нового Рынка, а там было уже рукой подать до Дамрак, куда они было уже и направились, когда Виктор углядел впереди группу туристов. Туристы глазели по сторонам, фотографировали все подряд и громко выражали свои мысли и эмоции вслух на великом и могучем русском языке.
– Ты когда последний раз по карманам шарил? – спросил он, задумчиво изучая туристов.
– Не помню, – откликнулся Макс. – Думаешь?
– Думаю, – подтвердил Виктор, решивший, что не может быть, чтобы среди двух десятков туристов не нашлось ни одного, похожего, пусть и отдаленно, на него или Макса. – Иди-ка ты, Макс, в библиотеку, разбирайся в ситуации и ищи ночлег, а я займусь документами.
– Можно и наоборот, – предложил Макс.
– Можно, – согласился Виктор. – Но я первый предложил.
– Хорошо, – кивнул Макс. – Встречаемся в шесть вечера у вокзала.
– Почему у вокзала? – не понял Виктор.
– А где? – с интересом спросил Макс.
– А! – понял Виктор. – Ну да. Вокзал, он всегда вокзал. Ладно. У первой платформы.
И Виктор стал неторопливо нагонять туристов. Сделать это было тем более просто, что уж эти-то точно никуда не спешили. Впрочем, эта первая на его пути группа оказалась практически бесполезной. В ней не нашлось никого, кто бы ему приглянулся, но вместе с шумной компанией тамбовских рабочих Виктор проник уже ближе к обеду в огромную гостиницу, где не только пообедал на халяву, но и порезвился от всей души среди простых и сердечных соотечественников.
День удался. К четырем часам дня Виктор оказался обладателем двух комплектов надежных документов и довольно крупной суммы денег в рублях, гульденах и «сосках», как называли советские товарищи денежные знаки Совета Социалистической Кооперации, имевшие хождение во всех странах социалистического содружества. За время блужданий по городу он выяснил, что вокзал остался в Амстердаме на прежнем месте и никакого другого, нового, вокзала в городе не появилось, так что где искать Макса, он представлял, и по случаю – конечный пункт его затянувшейся прогулки находился совсем недалеко от Центрального вокзала. Поэтому оставшееся до встречи время Виктор использовал с толком и со смыслом. Он постригся по местной моде, то есть так коротко, как «не стригся» со времен, когда был полностью лыс. Затем он переоделся, честно купив одежду в большом универмаге на Niewezijds на уворованные у тружеников города и села деньги, выпил кофе с рюмочкой французского коньяка в bruin cafe[5 - Bruin cafe – «коричневое» кафе; заведения, напоминающие лондонские пабы.] на Stromarkt и без четверти шесть уже прогуливался по Stationplain вдоль дивной красоты фасада старого вокзала.
«Жизнь прекрасна», – решил он, с удовольствием щурясь на заходящее солнце.
Погода вполне соответствовала его настроению, она была не по-амстердамски ясной и теплой. Виктор чувствовал, все будет хорошо. Все просто обязано было быть хорошо, но будет, он знал, еще лучше, потому что он – Виктор. А Виктор означает победитель.
«Пришел, увидел, победил, – усмехнулся он, затягиваясь. – Нет, не так. Пришли, увидели, победили. Мы с Максом. Виктор и Макс это вам, хлопцы, не Бонни и Клайд. Мы круче будем!»
В этот момент он увидел Макса и получил, таким образом, еще одно подтверждение своей теории. Судя по всему, Макс тоже выполнил все стоявшие перед ним задачи на ять. На обеих руках могучего Макса висело по упитанной блондинке, вокруг шеи был повязан черный платок, а длинные волосы были собраны в понитейл. Макс тоже переоделся и выглядел сейчас, как преуспевающий деятель культуры. Ну где-то так.
– О! – сказал Макс, приближаясь. Он говорил по-немецки. – Вот и он! Знакомьтесь, это…
– Георгий, – шутейно поклонился Виктор. – Но вы можете звать меня Гошей.
– Хейди, – сказала левая блондинка. – Ты русский?
– Лин, – представилась правая. – Хейди, Макс же сказал, что его друг русский.
Обе говорили по-русски с очень сильным акцентом, хотя и правильно. Обе были студентками и, по-видимому, были не против немного погулять. Во всех смыслах.
Ну а дальше все пошло своим чередом, то есть как по писаному. Амстердам и в этой реальности остался самим собой. Ему даже народная демократия не смогла мозги вправить. В смысле, черного кобеля добела отмывать замучаешься.
«А все-таки интересно, – думал Виктор, когда, перезнакомившись, они отправились гулять по городу. – В чем тут дело? Ведь северный вроде народ?»
Но с другой стороны, продолжал он рассуждать про себя, ведя одновременно непринужденную светскую беседу, которая по необходимости состояла из сплошных неприличных анекдотов, в их родной реальности именно немцы, шведы и прочие голландцы едва ли не первыми на Западе отшумели свою великую сексуальную революцию.
«И может быть, они-то и были правы. Живут как люди, и все им по барабану!» – решил он и уже полностью переключился на беседу.
Между тем погода, как это часто случается в Амстердаме, начала портиться, и начавшийся чуть погодя дождик загнал их в бар. Для полноценного загула время было еще детское, но вместе с кофе они употребили по паре бокалов бренди, так что настроение – если иметь в виду девушек, конечно, – начало стремительно подниматься, хотя и так не на нуле стояло.
– Нет, – объяснил Виктор, покуривая русскую папироску – земляки угостили его пачкой одесского «Беломора», – мы не исторический роман пишем. Мы с коллегой Максом работаем в жанре альтернативной истории.
– Ja, ja! – весело подтвердил Макс. – Die alternative Geschichte[6 - Альтернативная история (нем.).]. Это про то, что могло бы быть, но чего не случилось никогда.
– А зачем же про это писать? – удивилась несколько прямолинейная Лин. Более простодушной Хейди на эти философские тонкости было наплевать.
– А затем, что, во-первых, это интересно, – наставительно поднял палец Виктор. – Игра ума, полет фантазии… Ну ты понимаешь?
– О да! Да, я понимаю! – У Хейди был грудной голос, полный обещания претворить понимание в действие так скоро, как только будет возможно.
Бренди разогрел девушек, дождь временно перестал, но хмурое небо обещало холодный и дождливый вечер, и компания решила перебраться под надежную крышу квартиры, которую снимали в Амстердаме Хейди и Лин.
– Итак, я продолжаю, – сказал Виктор, когда, покинув бар, они под легким моросящим дождем отправились на квартиру к девушкам. Виктор был рад, что удалось найти такую удачную и, похоже, напрочь лишенную актуальности тему, как альтернативная история.
– Про интерес я вам уже говорил, – сказал он, а его рука между тем начала неторопливое путешествие по спине Хейди сверху вниз. Плавно, медленно, но неумолимо. – Это во-первых, а во-вторых, это ведь весьма эффективный метод моделирования исторических процессов.
– Но этим, кажется, занимаются историки, разве нет? – спросила Лин, которая, судя по всему, была из тех людей, которые никогда не путают дело и «потеху». Огромная ладонь Макса, как-то ненароком сместившаяся с ее плеча на полную грудь, ей не мешала, но и на ход ее мыслей, по-видимому, не влияла.
– Нет, сладкая моя, – возразил Виктор. – Историки лишь пытаются воссоздать ход реальных событий. Реконструировать то, что уже случилось. Мы же пытаемся понять, как складываются исторические события. Случайны ли они, или неизбежны. Детерминизм и неопределенность, как единство и борьба противоположностей.
Макс с интересом посмотрел на Виктора, но ничего не сказал, предоставив Виктору витийствовать и дальше.
– Но Гегель… – Лин была не намерена сдаваться без боя, во всяком случае, не в концептуальной дискуссии.
– А зачем нам сейчас Гегель? – искренне удивился Виктор. – Мы, между прочим, не решили еще, что будем пить.
Дискуссии по этому поводу, однако, не получилось. Девушки предложили шнапс, но в результате с легкостью согласились на русскую водку. Макс с видимым и понятным только Виктору облегчением оставил в покое выдающуюся во всех отношениях грудь Лин и отправился покупать водку, пока Виктор и девушки покупали хлеб, сыр и ветчину. Четыре бутылки «Юбилейной», небрежно схваченные за горлышки могучими пальцами Макса, произвели на Хейди и Лин сильное впечатление.
– Не волнуйтесь, барышни, – поспешил успокоить их Виктор. – Три бутылки выпьет Макс, еще одну – я, а вам, боюсь, придется пить воду из-под крана.
Девушки шутку оценили и тут же начали смеяться, но им было неведомо, что в этой шутке, как и следует быть, было место и шутке и истинной правде. И чего в ней было больше, могло показать только время. Или опыт. Которые в данном случае были одним и тем же.
«Надо было брать пять», – с сожалением подумал Виктор, которого, как истинно военного человека, вопросы логистики и снабжения всегда волновали как бы и не поболее, чем тактические и стратегические изыски.
– И все-таки, – продолжала допытываться Лин, когда, поднявшись на четвертый, последний, этаж, они расселись вокруг небольшого стола в крошечной гостиной их квартиры. – И все-таки! Чем тогда социалистическая по форме и содержанию альтернатива должна отличаться от буржуазной? Она же должна чем-то отличаться, ведь правда?
«Вот ведь настырная девка! – подумал с раздражением Виктор. – Если она еще и в постели такая же зануда, я Максу не завидую».
Но вслух он этого, естественно, не сказал, тем более что инициативу перехватил почувствовавший его состояние Макс.
– Правда, – кивнул Макс, принимая эстафету, и начал разливать «Юбилейную» по низким тяжелым стаканам с толстым дном. – Мы рассматриваем варианты, а американцы пишут о несбывшемся. Ты чувствуешь разницу, Лин?
– Но ведь и вы пишете о том, чего не было! – Лин так просто угомониться не могла.
– Так, да не так, – усмехнулся Макс. – Прозит!
Он опрокинул в глотку полный стакан «огненной воды», «закусил» восхищением в глазах обеих фемин и продолжил объяснять Лин основы социалистической теории альтернативной истории.
– Вероятности – вот ключевое слово. – Макс назидательно поднял указательный палец. Палец у него, как с усмешкой отметил Виктор, был таких размеров, что с легкостью мог привлечь внимание не только двух захмелевших девиц, а смеяться мог заставить целую толпу дураков. – Мы занимаемся исследованием вероятностей и вариантов, притом вариантов обязательно убедительных, выдерживающих проверку реальными, объективными фактами истории.
Макс сделал короткую паузу, разом уполовинив содержимое стакана, и продолжил:
– Вот вам, девушки, навскидку два примера о роли личности в истории. Вы знаете, кто такой Ленин?
– Ленин? – переспросила Хейди, которая, судя по выражению ее лица, про Ленина услышала впервые в жизни.
Но вот Лин, изучавшая социологию и историю экономических учений, как оказалось, кое-что о Ленине знала.
– Ты имеешь в виду Ульянова? – деловито спросила она. – Он, кажется, был членом ВРК вместе со Свердловым и Дзержинским?
– Да, – усмехнулся Макс, бросив мимолетный взгляд на Виктора. В его взгляде было столько иронии, сколько поместилось. – Да, Лин, он был тогда в Петрограде. И был он, между прочим, первым предсовнаркома Республики.
– Bay! – Хейди удивленно раскрыла свои небесно-голубые глаза, в которых, впрочем, было сейчас больше алкогольного энтузиазма, чем здравого смысла.
– Точно, – нахмурила лоб Лин, пытавшаяся, видимо, припомнить стершиеся из памяти за ненадобностью подробности.
– Именно, – подтвердил Макс. – И это был, девушки, очень и очень многообещающий политик. И не погибни он летом восемнадцатого, кто знает, какими путями пошла бы в дальнейшем история русской революции.
– А разве у революции могли быть другие пути? – Хейди, кажется, даже протрезвела от такой крамольной мысли.
– А почему нет? – пожал плечами Макс.
– Да, – неожиданно поддержала его Лин. – Могли. Ульянов же был за военный коммунизм и против НЭПа, ведь так?
– Ну где-то так, – вынужден был согласиться Виктор, ругая в душе Макса на чем свет стоит за то, что тот полез в такие дебри. Черт их знает, этих нынешних европейских коммунистов, что они там, вернее здесь, себе думают.
– Вот видите, – усмехнулся Макс. – Та же революция, в той же самой стране, одни и те же люди, но замена одной ключевой фигуры на другую, возможно, – я уточняю, возможно не значит обязательно – могла изменить ход событий самым драматическим образом. Или нет.
– Красиво, – согласилась Лин и подняла свой стакан. – За вариативность истории, геноссен, и за то, что все состоялось так, как состоялось.
Тост всем понравился, и они дружно выпили за неизменность исторической последовательности.
– А второй пример? – вспомнила Лин, глаза которой блестели теперь так же, как и глаза Хейди.
– Второй? – задумчиво переспросил Макс, откидываясь на спинку стула. – Извольте, есть и второй.
Он разлил водку по опустевшим стаканам и продолжил свой мысленный эксперимент с двумя историями одной и той же революции. Виктору показалось даже, что Макс получает от этого какое-то извращенное, по мнению Виктора, удовольствие.
«Ну-ну, – подумал он с сарказмом, – чем бы дитя ни тешилось! А девки все равно пьяные, им чего не расскажешь, все будет в струю».
– Второй пример относится к тому же времени, что и первый. К лету тысяча девятьсот восемнадцатого.
Макс замолчал на секунду, видимо, формулируя свою «гипотезу».
– Ну же! – попросила Лин, придвигаясь ближе и заглядывая снизу вверх то ли в глаза Максу, то ли ему в рот. – Ну же, гер профессор!
– Летом восемнадцатого, – немецкий акцент Макса стал отчего-то более жестким, очевидным, – обострились отношения между большевиками и левыми социалистами-революционерами.
– Эсерами, – блеснула неожиданной эрудицией Хейди и пьяно засмеялась, довольная собой.
– Эсерами, – согласился Макс, одобрительно кивнув смешливой девушке. – Причины разногласий были, естественно, исключительно идеологического характера, но в подоплеке имел место личный конфликт, я бы сказал, личностная несовместимость того самого Ульянова, о котором мы уже говорили, и некоторых лидеров социалистов. Так вот, конфликт интересов едва не привел к военному мятежу, но в последний момент Дзержинскому удалось договориться с Александровичем, и кризис был преодолен. Эсеры остались в правительстве, а правительство, в свою очередь, осталось коалиционным, но ситуация в июле восемнадцатого была очень и очень напряженная. Еще чуть, и полыхнуло бы!
– Не преувеличивай, Макс, – возразил Виктор, тоже помнивший это место в «Кратком курсе». – Ну какая такая большая беда могла бы случиться? Отодвинули бы эсеров, и всех дел. Их и было-то всего ничего.
– Не скажи. – Макс взял со стола пачку «Беломора», выудил одну папиросу, обстоятельно обстучал ее о ноготь большого пальца («И где только научился, мерзавец!» – восхитился Виктор.), закурил. – Ты не забыл, часом, кто командовал РККА в освободительном походе?
– А! – понял Виктор его логику. – Вот ты о чем.
