– Но ты не ликвидировал ее и закрыл своей спиной, когда Хассан попытался сделать за тебя грязную работу, – с притворным равнодушием замечает Кадер.
– Эрика Доусон – дочь одного из больших боссов ЦРУ. Ты всерьёз думаешь, что нам бы спустили ее убийство? Она не располагала никакими важными данными, и ее гибель только усилила бы напряжение между странами, учитывая обстоятельства и присутствие израильских пограничников, – странно, что Кадер вообще поднял вопрос, который был досконально изучен ранее.
– Мне до сих пор не удалось выяснить, как они оказались в зоне операции, которую мы тщательно выбирали, – задумчиво произносит он.
– Случайность ты исключаешь?
– Нет, – отрицательно качает головой Кадер. – Не исключаю. В обратном случае у меня мог быть только один подозреваемый, – Таир складывает пальцы в замок, откидываясь на спинку кресла, не сводя с меня острого взгляда. – Джамаль, мы работаем вместе много лет, и ты разочаровывал меня в исключительных случаях. Я верю тебе, но должен убедиться в том, что мы с советником не ошиблись, поставив на тебя. Без нашей поддержки ты уже завтра будешь валяться с простреленной головой в каком-нибудь овраге.
– Я помню, что обязан тебе всем, Кадер, и я знаю, что на кону стоит судьба страны, а не только моя, – отвечаю самым убедительным тоном, на который способен в сложившейся ситуации. Я уловил тонкую угрозу в словах Таира и знаю, что в критической ситуации он способен прибегнуть к кардинальным методам.
– Времени мало, Джамаль, – быстро произносит Таир, поджимая губы. Его взгляд выдает тревогу, которую полковник пытается тщательно скрыть. – Король совсем плох, а Искандер уже начал действовать.
– Ему сообщили о заболевании аль-Мактума? Кто? Сам король?
– Это исключено. Мактум не встречается с сыном лично. Мы позаботились об этом, иначе Искандер давно бы догадался и без помощи шпионов. У наследника свои способы получать секретную информацию, нам периодически удается выловить и уничтожить лазутчиков, но Искандер крайне острожен и очень хитер. Поэтому нам необходимо собрать совет и сделать официальное заявление, пока Искандер не усилил свое влияние. Его авторитет среди народа – ничто против имеющихся у нас фактов. Срочность обусловлена не только состоянием Мактума. Уверен, что Искандеру удалось выяснить кое-что еще…
– Что именно? – нахмурившись, уточняю я, ощущая неприятное покалывание в области позвоночника. Я задерживаю дыхание в предчувствии удара.
– Пару недель назад он вернулся из зарубежной поездки в Штаты, Джамаль. А вчера на личном самолете Искандера в Асад прибыла его гостья. Никто иная, как бывший агент американской разведки Эрика Доусон. Нехилое совпадение, не так ли? – полковник наклоняется вперед, чтобы не пропустить мою реакцию, своевременно оценить и сделать собственные выводы. Даже автоматная очередь не произвела бы на меня столь оглушительного воздействия. Сохранять самообладание, когда тебе вонзают острие кинжала в незажившую рану и начинают медленно проворачивать вокруг своей оси – неимоверная задача, даже для агента широкого профиля с многолетним стажем и опытом ведения боевых операций в условиях особой опасности. И все же мне приходиться брать всю свою волю в кулак, чтобы ни один мускул не дрогнул на лице. Ничем не выдать острого желания стиснуть зубы и вырвать Кадеру кадык, который, к слову, заметно задергался, когда я задержал ненадолго взгляд на его горле.
– Зачем она ему нужна? – холодно спрашиваю я, пытаясь пересилить пронзительную боль в висках. Из-за гула крови с трудом различаю слова.
Черт возьми, когда я перебирал возможные вероятности о возвращении Эйнин, то имел в виду совсем другое. Она совсем обезумела? Какого Шайтана она делает рядом с Искандером? Что, бл*дь, за пи*дец творится? С тем же успехом она могла нарисовать на лбу мишень и встать под пули снайперов. Я отправил ее домой не для того, чтобы она явилась сюда в разгар войны. Роль стервы приелась за полгода, и она снова решила стать марионеткой, но в чьих, бл*дь, руках? На чьей стороне ты играешь сегодня, глупая женщина?
– Меня тоже сильно волнует этот вопрос. Официальная версия – благотворительная деятельность. Покинув службу, мисс Доусон активно занялась помощью детям. Наследник пригласил ее сюда, как будущего руководителя реабилитационного детского центра, который он активно строит. Однако мои наблюдатели сообщили, что ведут они себя как влюбленная пара. Возможно, у тебя есть соображения по этому поводу?
– Нет, – излишне резко отвечаю я. – Эрика Доусон не может быть полезна Искандеру, как источник информации. Она ничего не знает.
– Ты уверен? – уточняет Кадер, не сводя с меня немигающего взгляда.
– Да, – твердо говорю я.
– Тогда остается только два варианта.
– Какие?
– Не притворяйся идиотом, Джамаль. Ты соображаешь лучше, чем многие из нас. Случайность их встречи можно смело отмести, как и внезапно возникшую влюбленность наследника. Первый вариант – агент Доусон не уволена и находится здесь на очередном здании, а значит Искандеру удалось заручиться поддержкой ЦРУ, что может существенно усложнить нам задачу. Или же она нужна ему для того, чтобы добраться до тебя. Оба варианта ведут к одному выводу – наследнику известны наши планы. И он не собирается сдаваться. И я хочу быть уверенным в том, что ты не подставишь нас ради какой-то американской сучки. Мне нужно знать наверняка, Джамаль. Если она угроза – я устраню ее, и стены дворца Искандера ее не защитят.
– Она в его дворце? – внутри закипает ярость, которую я не испытывал даже в прямом противостоянии с противником.
– Это имеет для тебя значение?
– Нет, – холодно отвечаю я, выдерживая проницательный взгляд Кадера.
– А я думаю, что ты мне лжешь, Джамаль, – ухмыляется он. – Но я не стану повторять ошибку, которую когда-то совершил брат короля. Если ты хочешь – ты ее получишь. Это будет мой подарок. От чистого сердца. Желание обладать женщиной – не грех, а вот неспособность удержать ее в узде – слабость. Хочешь – бери – этим девизом руководствовался мой отец.
– Подобные подарки не преподносятся просто так, – напряженно отзываюсь я.
– Считай это жестом доброй воли и залогом нашего длительного сотрудничества, – расплывается Кадер в широкой улыбке.
– Когда? – мне не приходится уточнять свой вопрос. Таир понимает меня правильно. Удовлетворенно ухмыляется, решив, что нашел мою ахиллесову пяту.
– Через пару дней на крупном благотворительном мероприятии. Искандер, как организатор фонда, будет там. Разумеется, со спутницей. Гарантирую, что оттуда она больше не вернется во дворец Искандера.
– Мое присутствие обязательно?
– Будет много прессы, но на фуршет после мероприятий журналистов не допустят. Там можешь появиться. Проверь реакцию Искандера. Возможно, он как-то выдаст себя. Не подведи меня, Джамаль. И не забудь сделать перевод на пожертвование. Это все-таки благотворительный вечер.
Рика
Мной овладевает невыносимое чувство тревоги, как только я приземляюсь на территорию Анмара в одном из личных самолетов наследника, который он благосклонно предоставил в мое пользование, выполнив главное условие пребывания в этой стране. Аль-Мактум пообещал, что одного моего звонка капитану будет достаточно для того, чтобы он собрал экипаж в любой момент и отвез меня обратно в США. Столь быстрое возвращение в Америку пока не входит в мои планы, но подобная договоренность создает хотя бы иллюзию безопасности и уверенности в том, что на этот раз эта земля не принесет мне очередную порцию боли и унижения, а Махрус не поглотит своими песками и не заберет в злосчастные «Шатры». Где бы я ни находилась, я всегда буду под защитой охраны самого наследника Анмара, а это уже заявка на полную неприкосновенность.
Искандер аль-Мактум вылетел из Нью-Йорка на сутки раньше, а я последний день дома провела с Лукасом и Мэттом – напряженный, полный горечи и страха взгляд отца, наотмашь отрезвляющий мою глупую затею, связанную с возвращением на Ближний Восток, оставил прочный отпечаток в моих воспоминаниях.
«Береги себя, Эрика. Я понимаю, почему тебя тянет в Анмар, и не стану лезть к тебе с непрошеными советами, – тихо произнес Мэтт, когда мы прощались в аэропорту. До этого мгновения я не осознавала, насколько сильно отец любит меня и как глубоко может ранить его полный слез взгляд, которым он никогда не позволит пролиться, оставаясь в моих глазах сильной и надежной опорой. – Но, пожалуйста, будь осторожна, Рика. Ты – моя единственная дочь, и мне бы не хотелось…» – его голос сорвался, Мэтт так и не смог закончить фразу, да и я сначала не понимала, почему он прощается со мной. Прочувствовала лишь когда отец порывисто прижал меня к себе и заключил в крепкие отцовские объятия, позволив мне проронить пару тоскливых слез на его голубую рубашку. Я прекрасно ощутила то, что он хотел сказать мне без лишних слов.
Мэтт боится не только за мою жизнь.
Он боится того, что рано или поздно моя кровь и истинное происхождение возьмут верх над западным воспитанием, и я пойму, что жизнь в Америке – не для меня.
И я до сих пор не знаю, правдиво ли его невербальное предначертание, потому что я сама не уверена в том, где мне хорошо и комфортно, и по каким законам я хотела бы жить. Если бы я могла взять из каждого родного мне места только плюсы, то жила бы в полной гармонии с самой собой, но это звучит как несбыточная утопия.
Я и сама устала от разрастающегося раскола в душе, который с каждым днем становится мощнее и глубже, пуская трещины по западному образу жизни, частью которого я стала. Привыкла быть вольной птицей, которая не способна вечно опускать взгляд в пол по указке и рта не раскрывать без чужого позволения. В Анмаре, какие бы послабления и вольности ни давались женщинам в последнее время, как бы ни заверяли СМИ в том, что у нас есть права выбирать место работы и учебы, жизнь местной женщины все равно протекает под девизом «подчинение». И, несмотря на то, что все мое нутро отрицает этот догмат, мое сердце принадлежит этой стране гораздо больше, чем переработанный западной культурой разум, и именно поэтому я вновь и вновь пересекаю границу своей родины, где даже городской воздух напоминает мне запах нашей скромной хижины в Аззаме и мысленно возвращает к тихому, убаюкивающему голосу матери, читающей мне сказки перед сном.
Сдержанно улыбаюсь внимательно разглядывающему меня сотруднику таможенной службы, акцентируя внимание на белой кандуре мужчины, контрастирующей с его кожей бронзового цвета, и осознаю, насколько же в разных вселенных я живу. Внутреннее напряжение нарастает, когда я прохожу границу и ловлю на себе осуждающие взгляды женщин, чьи лица покрыты никабом. Несмотря на то, что на мне полностью закрытый брючный костюм, я чувствую, что все равно привлекаю внимание прохожих, даже в тот момент, когда пространство аэропорта наполняет певучий призыв муэдзина к дневной молитве и многие из ожидающих своего рейса анмарцы направляются к молитвенным комнатам, расположенным по всему периметру здания.
Практически перед выходом в зону, где меня ожидает личный водитель и телохранитель, замечаю высокого мужчину в кремового цвета кандуре, неспешной и гордой походкой направляющегося к выходу из аэропорта, в окружении трех женщин, полностью облаченных в черную национальную одежду, переговаривающихся друг с другом на арабском языке. Судя по обрывкам их фраз, это три жены обеспеченного сайиди, которые довольно дружелюбно сосуществуют друг с другом, несмотря на то, что делят на троих одного мужа.
По телу пробегает волна болезненных мурашек, словно капли воздуха, превращаясь в сотни ледяных игл, впиваются под кожу, когда я представляю себе на месте одной из трех жен – себя.
Такую жизнь мне предлагал Джамаль?
Жить в отдельном доме, но посещать общественные мероприятия подобным организованным «гаремом», слушаться его во всем, бесконечно покоряться и отдавать всю себя, при этом любезно ворковать с его первыми женами, быть с другими «любовницами» чуть ли не лучшими подружками?! Должно быть, я безумная собственница, но одна лишь мысль о подобной жизни отравляет изнутри, заставляет черстветь сердце. Мне трудно представить себе такую любовь, ведь мой родной отец всегда смотрел на маму как на единственную женщину на Земле. В моем сознании многоженство никогда не являлось нормой.
Наконец я замечаю водителя, удерживающего над головой табличку с надписью «Miss Dowson» и, обменявшись краткими приветствиями, мы покидаем здание аэропорта. Ловлю себя на мысли, что совершенно не боюсь садиться в машину практически к незнакомцу, что удивительно, учитывая мой прошлый печальный опыт в этой стране и похищение людьми из «Шатров Махруса». Я стараюсь доверять этому миру. Иначе бы давно сошла с ума от мании преследования и содрогалась бы каждый раз, когда таксист закрывает все двери в авто нажатием одной кнопки на приборной панели.
Асад встречает меня спертым от жары воздухом, заставляя заскучать по промозглому ветру с Гудзона, ровным и широким дорогам в восемь полос и череде зеркальных небоскрёбов, выстроившихся в гордый ряд вдоль линии горизонта. Их сияние ослепляет каждого, кто подъезжает к городу, заманивая гостей своей показной роскошью и искусственно воссозданной в городе зеленью, благодаря которому Асад часто сравнивают с ожившим оазисом.
До резиденции Искандера мы едем около двадцати минут, но как только выезжаем с трассы на узкую пальмовую аллею, за которой я наблюдаю идеально подстриженный зеленый газон с гуляющими по его просторам павлинами, распустившими свои зелено-синие хвосты, я понимаю, что мы фактически на месте.
Мой взгляд останавливается на огромном дворце песчаного цвета, выполненном в традиционном арабском стиле. Мы неумолимо приближаемся к моей новой «золотой клетке» и, наконец, объезжая позолоченный фонтан в форме вытянутого кувшина по кольцевой дороге, останавливаемся перед дворцом Искандера Аль-Мактума. Следующие пятнадцать минут, пока Мустафа провожает меня до моей спальни, я нахожусь в некоем трансе, ощущая полное погружение в одну из «Легенд Анмара», которую в детстве читала мне мама.
Каблуки стучат по полу, выложенному светлой мозаикой, пока я разглядываю окна и дверные проемы в форме куполов мечети и слегка сжимаю веки от бьющего в глаза вибрирующего света, созданного лампами и отяжелевшими от драгоценных камней люстрами, и буйства красок, в котором преобладает красный, золотой и песчаный цвет. После минимализма, господствующего в апартаментах Нью-Йорка, пестрые персидские ковры и покрытые золотом вазы действительно режут мой взгляд, но другого интерьера я и не ожидала от дворца, в котором живет будущий правитель Анмара – каждый элемент здесь олицетворяет дань древним традициям и культуре страны.
– Ваша комната, госпожа, – Мустафа открывает передо мной одну из дверей внутри главного здания дворца и первой пропускает меня в новую обитель. Признаться, я думала, что буду жить где-то рядом с детьми, возможно, в одном из коттеджей резиденции, поэтому роскошная спальня под боком у наследника не входила в мои планы. – Если вам что-то понадобится, просто наберите кнопку вызова прислуги, – Мустафа оставляет небольшой планшет на журнальном столике из красного дерева, поверхность которого украшает букет белых орхидей, заключенных в высокий литой золотом кувшин. Обнадеживающе улыбнувшись мне, водитель поспешно выходит из комнаты, оставляя меня наедине с благовониями, насквозь пропитавшими пространство комнаты, и броской, свойственной арабскому стилю роскошью, от которой с непривычки кружится голова. Точнее кружится она от слишком резкого цитрусового запаха – с ароматами Искандер или его учтивая прислуга перегнули палку. Не в силах терпеть приступы тошноты, подхожу к окну и, с трудом раскрыв тяжелые бархатные портьеры, ставлю оконную дверцу в режим проветривания помещения.
Внимательным, изучающим взглядом медленно рассматриваю раскинувшиеся передо мной просторы, а именно внутреннюю часть территории резиденции принца.
Мне важно все, до мельчайшей детали.
То, что я вижу, выглядит как искусственный Эдем: пышные пальмы контрастируют с завезенными в Асад цветными кустарниками; вычурные фонтаны, расставленные по всей территории необъятного моим взором сада, украшают выложенные песчаные, в тон дворцу, каменные дорожки. То, что я вижу, мне определенно нравится, но красота и мое ощущение погружения в арабскую сказку отходит на второй план, когда я замечаю несколько внушительных жилых помещений на территории Искандера Аль-Мактума. Очевидно, в одном из них Дерек как раз и приютил пострадавших детей, за которыми мне предстоит следить, постепенно исцеляя их души. Вот только один вопрос никак не дает мне покоя: какого черта Искандер поселил меня в свой замок, а не в дом для гостей? Почему я, обычная девушка, фактически представительница другой страны, удостоена жить в одном доме с самим принцем Анмара? Уму непостижимо, но мне рано делать выводы из поступков Искандера: остается только наблюдать за происходящим и анализировать его поведение – так, на всякий случай. Профессиональная привычка.
В момент, когда я понимаю, что львиная доля неприятных ароматов выветрилась, я возвращаюсь в спальню для того, чтобы переодеться в длинное, закрывающее колени и плечи платье. Я вечно мучаюсь с замком на его спине, и как раз в ту секунду, когда завожу две ладони назад, пытаясь закрыть молнию платья до конца, содрогаюсь от настойчивого стука в дверь – не дождавшись моего ответа, в спальню заходит Искандер, заставая меня в неловком и немного уязвимом положении.
– Прости, – хриплым голосом произносит Искандер, не сводя с меня пристального взгляда. – Я не привык предупреждать о своем визите. Обычно я сам принимаю визитеров. Но я хотел убедиться в том, что Мустафа хорошо тебя принял, и ты добралась до Анмара в хорошем расположении духа. Надеюсь, ты долетела с комфортом? – чуть задрав острый подбородок, интересуется Искандер, ненавязчиво напоминая мне о своем скромном «крылатом» даре. Самолет и правда был потрясающий, я впервые спала на ортопедической кровати в полете.
– Проспала почти всю дорогу, ваше высочество, – сцепляю руки на талии, оставив попытки застегнуть упрямое платье. Чувствую себя неловко, но не избегаю внимательного взгляда Искандера, которого впервые вижу в национальной одежде – он облачен в темно-синюю кандуру, не скрывающую проработанные рельефные плечевые мышцы и напряженные бицепсы, которые обычно облегает пиджак из плотной ткани.
Я прекрасно понимаю, какими глазами на него смотрят все женщины – принц красив, умен и создает впечатление сильного влиятельного человека. На первый взгляд Искандер Аль-Мактум не имеет изъянов, как внешних, так и внутренних – судя по его рьяному желанию помогать детям и беспокойству о будущем Анмара, он станет достойным правителем.
Искандер «крепкий орешек», и несмотря на то, что я больше не агент ЦРУ, я не могу избавиться от привычки изучать личность, стоящую передо мной, с целью выяснить, какое содержимое скрывается за твердой и внешне идеальной «скорлупкой».
– Почему вы сделали для меня исключение и пришли сами? – интересуюсь я, наблюдая за тем, как Искандер медленным шагом преодолевает расстояние между нами. С каждой секундой он все ближе и ближе, и я ощущаю, как струны души внутри меня болезненно натягиваются и вспыхивают огнем, обжигая сердце.
Я наедине с другим мужчиной, в закрытой спальне. В чертовом платье, которое начнет слетать с моих плеч, если немедленно не застегну его. Джамалю бы это не понравилось… но он мне не муж, чтобы я переживала о его мнении, не так ли?
– Глупый вопрос, Эрика. Учитывая то, что произошло между нами после премьеры мюзикла, – лукаво ухмыляется Дерек, замирая на расстоянии вытянутой руки от меня. В светлых глазах вспыхивает желание, напоминающее мне о довольно горячих поцелуях, которые я позволила принцу. – И я разрешаю тебе обращаться ко мне без лишних формальностей и приставки «ваше высочество», – поправляет меня Искандер.
Я выдыхаю с облегчением, когда понимаю, что мне не нужно будет постоянно контролировать себя, обращаясь к принцу.
– Ты мне нравишься, Эрика, – не моргая, непоколебимым тоном заявляет Искандер, и я замечаю, как его светлые глаза меняют цвета, приобретая стальной оттенок. – Как человек и как женщина. Я не хочу давить, но тебе не избежать моего внимания, – Искандер обольстительно понижает голос и обходит меня вокруг оси, останавливаясь за моей полуоткрытой его взору обнаженной спиной.
Я чувствую его взгляд, обволакивающий каждый позвонок по бегущим вдоль них мурашкам.
– Ты мне позволишь? – я медленно киваю, не в силах произнести ни слова. Затаив дыхание, я слегка сжимаю кулаки, поборов внутреннее желание отказать наследнику.
Говорить «нет» принцу Анмара – не лучшая затея, учитывая обстоятельства, при которых я здесь оказалась. У меня есть определенные задачи, которые я еще обязана выполнить, и я не уеду с этой земли, пока не спасу как можно больше детей, а главное девочку, которая никак не покидает мои мысли и сердце – Эмили.
Слегка вздрагиваю, когда ощущаю, как Искандер прикасается к молнии платья и медленно ведет замок вверх, намеренно прикасаясь к моей коже. Но дрожу я не от наслаждения, а от ярких, вспыхивающих перед внутренним взором воспоминаний об эпизоде в моей жизни, когда мой истинный сайиди проделывал с молнией на моем платье похожее действие – только вел ее вниз, открывая своему голодному взгляду мое тело.
«Ты не надела трусики, Рика», – стучит в висках низкий, полный желания взять меня, голос Джамаля.
Тот вечер, проведенный в его мастерской, невозможно забыть, стереть из памяти.
Оковы, в которые он заковал меня, подвесив в беззащитной позе, и божественно сладкие дразнящие движения кистью по самым чувствительным местам… черт, с кем бы рядом я ни находилась, хоть с самим принцем Анмара, каждая моя мысль принадлежит Джейдану.
И сейчас он бы убил меня за то, что я позволяю другому мужчине прикасаться к себе. Хотя… он никогда об этом не узнает. Возможно, ему давно плевать, и он забыл обо мне в череде насыщенных будней с женами и не менее ярких ночей.
– У меня есть для тебя подарок, – нарушает затянувшееся молчание между нами Искандер и вновь обходит меня, параллельно взяв за запястье. Я не успеваю заметить, откуда принц достал и как открыл небольшую бархатную коробочку, на дне которой поблескивает тоненький браслет с рубиновой подвеской.
– Искандер, я не могу принять… – начинаю неуверенно мямлить я. Мягко говоря, подобный подарок вводит меня в полный ступор.
– Отказов я не принимаю, Эрика, – с легкой угрозой напоминает Искандер и, не спрашивая моего разрешения, застегивает браслет на моем запястье. – Обычно я дарю массивные украшения. Но для тебя мне захотелось найти что-то особенное, Рика, – принц сжимает мою руку так, что его большой палец зажимает мой пульс. – Что-то изящное и нежное. И в то же время импульсивное, как цвет этого камня, – Искандер опускает взгляд на искрящийся красный рубин, который действительно сверкает так, словно внутри него полыхает крошечное пламя.
– Спасибо, Искандер, – расплываюсь в обеспокоенной улыбке, но не спешу одернуть руку и вызволить ее из каменной хватки принца. – Но хочу напомнить, что приехала сюда для того, чтобы помочь детям. В мои планы не входило… жить в твоем дворце, – невольно веду плечом не в силах скрыть своей тревоги по этому поводу. Кто знает, что таится под маской принца, и не переиграет ли он наш договор так, что я в два счета превращусь из особой гостьи в наложницу?
– Я не буду давить на тебя, Рика. И я прекрасно помню, зачем позвал тебя сюда. На данный момент здоровое подрастающее поколение – одна из моих главных целей. Сейчас тебе стоит отдохнуть после перелета, возражения не принимаются, – раздает приказы Искандер, словно замечает в моих глазах слишком явное желание поскорее отправиться в другое здание резиденции и проверить его на наличие Эмили. – С завтрашнего дня ты все свое время будешь проводить с детьми и помогать менеджерам в продумывании инфраструктуры для будущего центра. Мустафа проводит тебя, познакомит со всеми участниками проекта. У меня будет много дел, связанных с длительным отсутствием, поэтому мы не увидимся ближайшие пару дней.
– Они там? – пользуясь случаем, аккуратно избавляюсь от ладони Искандера и подхожу к окну, показывая в сторону двухэтажного дома, построенного в таком же стиле, что и дворец Аль-Мактума. И только сейчас замечаю две женские фигуры в обычной одежде во внутреннем дворе пристройки. В голову закрадываются тяжелые мысли – едва ли это дом для прислуги. Что-то мне подсказывает, что это и есть знаменитый гарем принца, о котором сдавленным шепотом ходят слухи и сплетни. Конечно, он состоит из женщин, добровольно выбравших себе такую судьбу, ведь быть наложницей принца согласна каждая вторая девушка в Анмаре… многие из них мечтают стать той «единственной», что наследник выберет в жены, что и это довольно глупо, учитывая то, что они не являются представительницами голубой крови. Или же Искандер ведет двойную игру и сам не пренебрегает услугами «Шатров Махруса»? Кто эти женщины?
– Нет. Там, – Искандер указывает на еще одно здание, почти ничем не отличающийся от предыдущего. – Я вынужден тебя оставить, – прощается Искандер, проследив за моим взглядом, обращенным к двум женщинам. Бросив беглый взгляд на наручные часы, усыпанные мелкими бриллиантами, принц направляется к двери и перед тем, как уйти, напоминает мне: – И кстати, не забудь про официальный прием в пятницу. Хорошо выспись. Все необходимое тебе также доставят. Завтрак, обед и ужин также будут приносить в спальню, – нервно сглатываю, потому что подобные условия начинают напоминать мне тюрьму, к тому же я понятия не имею, о каком приеме идет речь.
– Какой еще прием? – только и успеваю спросить я, но Искандер ничего не отвечает, лишь раздвигает губы в загадочной улыбке и покидает мою спальню, унося с собой аромат тяжелых нот арабского парфюма. Я наконец могу вдохнуть полной грудью, упасть на высокую постель и с болезненным стоном произнести:
– Черт, во что я опять ввязалась? – закрыв лицо бархатистой подушкой, я пытаюсь не думать о предстоящем «приеме», на котором наверняка будут присутствовать журналисты и операторы, а это значит, что мое появление в Анмаре, не останется для Джамаля Каттана незамеченным.
Я уже знаю, что среди спасенных детей в резиденции Искандера нет Эмилии. Сегодня я навестила каждого, и устала держать внутри себя слезы, подступающие к векам, как только видела их обреченные, печальные и сломленные взгляды, которые медленно оживали после небольшого разговора со мной. Это чувство согревает изнутри – видеть, как они медленно просыпаются от того кошмара, который пережили наяву. Каждому из них требуется индивидуальный подход, забота, внимание, понимание и, конечно же, – время.
Мне осталось познакомиться с последним мальчиком, которого, судя по данным в моем списке, зовут Реза – именно о нем и еще двух девочках сообщили Искандеру во время нашего последнего ужина. Он сбежал от своих жестоких хозяев меньше недели назад, а значит разговор с ним будет таким же тяжелым, как с двумя предыдущими малышками, которые даже двух слов связать пока не могут и по привычке опускают взгляд, пугливо вздрагивая при любом моем движении.
Когда я открываю дверь, невольно замираю на пороге, наблюдая за тем, как Реза сидит за столом и, расправив плечи, увлеченно водит карандашом по бумаге. Он не поворачивается в мою сторону, в отличие от предыдущих детей, но удивляет меня не его закрытость и равнодушие по отношению к нарушившей его одиночество незнакомке, а увлеченность делом, которым он занят – простой карандаш летает по листу бумаги с сумасшедшей скоростью, а Реза наблюдает за происходящем на нем с таким сосредоточенным видом, словно в мире нет ничего важнее, чем этот лист и истории, зарождающиеся на пустом холсте.
Кого-то мне это напоминает. Еще один маленький художник?
– Привет, Реза, – тихо нарушаю его уединение я, подходя к мальчику ближе. – Меня зовут Эрика, – опускаюсь на стул рядом, ожидая реакции юноши. Наконец Реза отрывается от рабочего процесса и медленно переводит взгляд на меня, а затем и поворачивается в мою сторону всем корпусом. Пытаюсь ничем не выдать разрывающего нутро чувства боли, сочувствия и сострадания к мальчику, когда замечаю внушительный шрам, протянувшийся от спинки носа до уха по всей левой скуле – сейчас он зашит, поскольку Резе была оказана высококвалифицированная помощь, но, судя по внешнему виду пореза, его наносили раскаленным ножом: края кожи вокруг залатанной раны сильно обожжены, обуглены. Мне хочется голыми руками придушить ублюдков, которые сделали это с беспомощным мальчишкой. Внутри меня бушует дьявольское цунами, я чувствую в себе сильнейшую потребность взять в руки пистолет и выместить свою злобу на этих нелюдей в своем подземном крохотном штабе в Нью-Йорке, но внешне остаюсь спокойной и, сохраняя полное самообладание, улыбаюсь мальчику, не обращая внимания на нанесенное ему увечье.
– Я занят, – грубоватым и гордым тоном отвечает Реза. Сдвинув брови к переносице, он вновь обращает свое внимание к листу и начинает прорисовывать мелкие детали рисунка. Перевожу взгляд на кончик карандаша, наблюдая за действием, развернувшемся прямо перед носом у маленького творца: сердце пропускает удар, когда я вижу полную картину, изображенную легкими штрихами простого карандаша.
Это пустыня. Резе удалось передать песчаную бурю россыпью крохотных точек, поднимающую подол плаща маленькой девочки, протянувшей две руки к своему юному спасителю – судя по шраму на скуле, Реза изобразил самого себя, пытающегося удержать девочку за запястья, но в картине присутствует некая третья сторона, злая сила, представленная в виде огромного змея, свернувшегося на песке массивными кольцами и ухватившегося пастью с острыми зубьями за край плаща утопающей в песках героини. Ее рот широко раскрыт в крике помощи, а лицо Резы преисполнено боли, отчаяния и желания ее спасти… но он не в силах тягаться с неподвластной ему стихией и ужасающим змеем, намеренным отнять его подругу.
– Ты очень красиво пишешь. Очень живой и печальный рисунок. Может, на следующем ему удастся ее спасти? – задумчивым голосом протягиваю я, рассматривая фигуру девочки, лицо которой плотно закрыто вуалью из растрепанных ветром волос.
– Нет, – отрезает Реза, не поднимая взгляда.
– Почему?
– Потому что ее уже не спасти. Она мертва, – железным тоном отвечает Реза, ломая в руке карандаш, и швыряет его части поверх листка.
– Кто она? – едва слышно вырывается из моих уст, сердце бьется в груди как оголтелое.
– Наша семья ходит на местный рынок каждые выходные. Я задержался в ковровой лавке, а потом… ничего не помню. Меня ударили. Очнулся я уже в этом гадюшнике, что эти уроды называют «детским рынком». Первой, кого я увидел, была она. Я прятал её, когда приходили за девочками. Она тихо пела мне, когда я не мог уснуть, или мы просто разговаривали ночи напролет, когда не были заняты работой, что нам поручали. Я очень полюбил её, но, конечно, не сказал ей об этом. А потом пришли другие, в такой же одежде. Забрали ее… они сказали, что убьют, если она будет сопротивляться. А я знаю Эмили. Она не станет молчать, – невольно сжимаю ладонь Резы, услышав знакомое имя. Едва ли это простое совпадение, учитывая возраст мальчика. Он поднимает на меня подозрительный взгляд, но не спешит одернуть руку. Я теряюсь в его черных глазах, полных решимости и смелости, скрывающих истинную скорбь, печаль и растерянность, которую он сейчас испытывает.
– Нет, нет, нет, – качаю головой, наблюдая за тем, как широко распахиваются глаза Резы, отражая искреннее удивление. – Она не умерла, слышишь? – ведь скорее всего так Эмили и попала в тот самый фургон, в котором мы вместе плакали и жались друг к другу, содрогаясь от страха. – Ты обязательно должен нарисовать, как вы снова встретитесь…
– Хорошо. Ты права, – соглашается со мной парень и, прищурив веки, избавляется от моей хватки. Проходит минута, и он более дружелюбным тоном обращается ко мне: – Как там тебя зовут? Эрика?
Глава 3
«Мужчина жесток, когда он не любит больше. В особенности, если он любит другую.»
