– Никто не смеет так со мной говорить!
Тут Дух Дракона тоже слегка обиделся:
– Потому что ты привык жить в окружении смертных. А я не из них. Но… – совладав с чувствами, он принял более мирный тон. – Но ты не обижайся. У меня вышло ничуть не лучше. Словом, суть такова: для победы над Николом Боласом нужен не просто хороший план. Тут требуется точнейший расчет, согласованность действий и уйма везения.
– В везение я не верю. Предпочитаю полагаться на подготовку.
– Этого будет мало. Никол готов превозмочь любое мыслимое сопротивление. И если все эти споры – лишь из-за подготовки, у нас нет ни шанса.
– Тогда Мультивселенная обречена, – довольно вяло сказал дух дракона.
– Надеюсь, нет. У нас имеется одно преимущество. Мой братец слишком уж верит в себя и слишком мало доверяет кому бы то ни было из окружающих. Его заслуженная самонадеянность и неизменное презрение к любому, кроме себя самого, предоставляют нам неплохую возможность.
– Которая в случае неудачи обернется тысячами смертей.
– Не тысячами, миллионами… Но даже в случае успеха потери будут весьма высоки. Сегодняшний день, несомненно, унесет не одну сотню жизней. И этого, как ни жаль, не избежать.
– Как обычно, – согласился дух дракона. – Я прожил на свете шестнадцать тысяч семьсот шестьдесят восемь лет, а ты… сколько – вдвое, втрое больше того?
Дух Дракона глумливо хмыкнул.
Дух дракона с досадой закатил глаза под лоб.
– Речь о том, что все это мы с тобой уже видели, и не раз. Смертные возвышаются. Смертные гибнут. Занавес поднимается. Занавес падает. А после вновь поднимается, и на сцену выходят новые актеры. Не будь я уже мертв, даже минутой сна из-за нового катаклизма не поступился бы – неважно, сколько прольется крови.
– На этот раз все куда хуже, и ты, по-моему, это понимаешь. Если мой братец одержит победу, заурядным катаклизмом дело не обойдется. Да, занавес-то упадет и поднимется, но следующая пьеса будет называться «Вечное владычество Никола Боласа». И новых актеров на сцене уже не появится. Пройдет «лет этак около ста», механизмы твоей расчудесной игрушки износятся, и… Неужели тебе придет в голову кричать «браво, бис»?
Это заставило дух дракона на пару минут замолчать. Когда же он заговорил, голос его зазвучал хладнокровно, бесстрастно:
– Так что же нам теперь делать?
– Сию минуту? Дожидаться подъема занавеса, Нив-Миззет. Дожидаться подъема занавеса…
Акт первый
Картина вторая. Тейо Верада
Сгибаясь под тяжестью заплечного мешка, Тейо Верада шагал по раскаленным лучами двух солнц родного мира пескам, вдоль гребня дюны, старался не обращать внимания на трусившего впереди вьючного зверя, то и дело портившего воздух, и грезил о невиданном чуде… об уборной.
Рожденный в крохотной деревушке девятнадцать лет тому назад, сегодня он возвращался из первого в жизни путешествия в большой город – в Оазис. К немалой досаде аббата Барреса, хозяйка единственного в Оазисе постоялого двора наотрез отказалась поселить послушников в конюшне. Польщенная тем, что ее заведение почтили вниманием настоящие маги щита, она отвела им гостевые комнаты за ту же плату, какую обычно брала за ночлег в стойле, на охапке соломы. Конечно, аббат пытался объяснить ей, что послушники – еще не маги-щитовики и этакой роскоши не заслуживают, но в кои-то веки его голос – глас абсолютной власти – был пропущен мимо ушей.
Так-то паре послушников и досталась комната вдвое просторнее той монастырской кельи, которую Тейо обычно делил с Артуро, Пераном и Тео. Но настоящее чудо постоялого двора заключалось вовсе не в том. На постоялом дворе не оказалось ночных горшков. Не оказалось выгребных ям. Не оказалось ванн, которые требуется наполнять из кувшина, который требуется наполнять водой из насоса, а после – тащить до ванны добрую сотню ярдов. Вода здесь текла по трубам прямехонько в небольшую уборную в конце коридора, а уж там… Хочешь – пей, хочешь – умывайся, хочешь – принимай ванну, а хочешь – справляй, так сказать, нужду. Причем все результаты помянутого отправления нужд – уже по другой трубе – отводились куда-то наружу, да не попросту под окно, учиняя вонь хуже испускаемых вьючным зверем газов! Вот это-то и казалось Тейо чем-то вроде настоящего чуда, которого разум просто никак не мог, никак не желал позабыть.
Однако Оазис остался в двух лигах позади, и их небольшой отряд, груженный припасами словно бы на год вперед, гуськом направлялся домой, через песчаные дюны Гобахана. Аббат шел впереди, за ним трусил вьючной зверь, за ним шли послушники, за ними – еще вьючной зверь, за ним – еще послушники, за ними – последний вьючной зверь, а уж за ним – он, Тейо Верада, нижайший из низших, самый бездарный из учеников аббата Барреса (о чем аббат так любил ему напоминать).
На ходу Тейо грезил о том, как закончит учебу, станет состоявшимся монахом Ордена Магов Щита и получит назначение в большой город вроде Оазиса, где всю самую худшую вонь, порожденную человеком, вода словно бы по волшебству уносит в трубу и далеко прочь.
«Может, уж этой-то магией смогу овладеть и я? – с тоской думал он. – Как там ее называла хозяйка? Что-то про сливы?»
Что у текущей воды может быть общего со сливами, он не понимал, но сливы любил всю жизнь. Сладкие, сочные, в дни солнцестояния их подавали послушникам к завтраку – целых две каждому. Вспомнив о сливах, Тейо приостановился, но тут же шумно вздохнул и вновь зашагал вперед. Он знал: при этаком скромном умении управляться со щитами места в Оазисе или другом подобном Оазису поселении ему не видать. Счастье, если пошлют в деревеньку величиной с ту, безымянную, где он был рожден, а вскоре и осиротел – после первой же в жизни…
Вдруг кто-то сгреб его за плечи и встряхнул, возвращая из царства грез к насущным делам.
– Да ты что ж, разом ослеп и оглох, Буря тебя разрази?! – заорал аббат, перекрикивая свист усилившегося ветра. – Снимай мешок и готовься! Мы влипли! Живей!
Тейо послушно засуетился, избавляясь от мешка. Гонимый Восточным Облаком, песок обжигал, сек неприкрытые щеки. Сощурившись, Тейо поднял руки и нараспев затянул заклинания, геометрические формулы магии щита.
Баррес шагнул вперед.
– Вздеть щиты! – заорал он, усилив магией голос, чтоб все могли слышать его за шумом ревущего ветра.
Тейо сосредоточился изо всех сил и выстроил, вычертил против каждой ладони по мерцающему белому треугольнику. И еще пару треугольников, под углом к первым. И третью пару. А со стороны левой, «сильной» руки – и четвертый. Но треугольные фигуры тут не годились, и он это прекрасно знал. Алмаз есть ромб, а ромб ромбом и отражай. Однако с четырехугольниками послушник Тейо Верада управлялся неважно. Просто из рук вон плохо – особенно когда нужно спешить. К примеру, когда аббат на утренних упражнениях понукает. Или, к примеру же, когда вот-вот разразится алмазная буря…
Одним словом, щитам Тейо отчаянно не хватало равновесия. Его левая рука, восточная вершина, всю жизнь намного превосходила силой правую. Чтоб компенсировать разницу, пришлось повернуться к ветру боком и в то же время сотворить за правым ухом мерцающий белый кружок, хоть как-то уравновесив им токи маны. Это более-менее помогло.
Маневр Тейо знал назубок и велел себе ему следовать.
«Четыре угла. Четыре угла. Четыре угла».
Сверху, снизу, справа и слева от пары комплектов треугольных щитов образовались концентрические окружности.
«Теперь линии».
От центра к центру окружностей, соединяя их в пару ромбов, пролегли яркие белые линии отточенной мысли.
«Заполнить фигуры».
Расширив восточную и западную вершины, Тейо сотворил два ромбовидных щита – край к краю, внахлест. Теперь он был прикрыт. Теперь мог перевести дух. Но все это – лишь полдела.
«Как учит аббат, если маг-щитовик не способен прикрыть никого, кроме самого себя, скверный из него щитовик».
В строю Тейо стоял замыкающим, но, как минимум, должен был расширить щиты настолько, чтобы укрыть, обезопасить припавшего к земле, жалобно мычащего вьючного зверя и припасы на его шершавой спине.
Сделав полшага вперед, он слегка наклонился, подался навстречу ветру, навстречу угрожающе заблестевшему, заискрившемуся песку. Промедли он еще секунду, микроскопические алмазные зернышки уже иссекли бы, исполосовали одежду и кожу. Крохотные алмазы уже сейчас пронзали толстую шкуру вьючного зверя, жалобно постанывавшего от каждого укола. Чтобы расширить щиты, пришлось опереться на ветер, точно на вертикальную плоскость, а ведь такое – оно против веры, против всех догм…
«За это аббат не похвалит».
Однако трюк удался. Щиты – семь треугольных и пара четырехугольных – слились воедино, образовав большой ромб. Фигура вышла прочной, устойчивой, и защищенный ею вьючной зверь отблагодарил Тейо облегченным вздохом да новой, особо зловонной струей кишечных газов.
Успел Тейо как раз вовремя. Еще секунда – и по его щиту, и по щитам товарищей-послушников забарабанили алмазы покрупнее, величиною с градины. Взглянув налево, Тейо увидел Артуро, щеголявшего грандиозной трапецией.
«Показушничает, – мысленно проворчал Тейо. – А, спрашивается, перед кем?»
Впрочем, ответ на этот вопрос ему был известен. Вдоль строя, из стороны в сторону, прикрывшись лишь маленьким личным овалом, расхаживал аббат. Его усиленный магией голос так и гремел, веля послушникам держать строй, веля им стать геометрией. Гонимые ветром алмазы сделались еще крупнее, величиной с те самые сливы к празднику солнцестояния, и – тук-тук-тук – били в ромб Тейо один за другим. Вот семь, а то и восемь, угодили в щит разом. На миг Тейо охватил страх – боязнь, отвлекшись на их удары, не удержать построения, – но он совладал с собой, вновь подался навстречу ветру и запел, укрепляя щит.
Вот тут-то и вспыхнули эти огни.
«Огни? Откуда здесь взяться огням? Быть такого не может!»
Песок и алмазы, поднятые в воздух ураганным ветром, должны были целиком затмить и небо, и оба солнца, и все остальное, однако вот они, эти огни – и впереди, и над головой, сверкают в небесах, словно огромные рубины и изумруды, словно сапфиры и обсидиан, и – да, словно алмазы. Огни манили к себе, притягивали взгляд и мысли, неумолимо отвлекая от неотложного дела. Вот по плечу чиркнул алмаз величиной с целое яблоко, и лишь после этого Тейо осознал, что щит его дрогнул. Зверь замычал, застонал от боли. Тейо принялся лихорадочно нащупывать знание, укреплять конструкцию, однако огни-которых-не-могло-быть в небе-которого-он-не-мог-видеть по-прежнему звали, влекли к себе…
Тут рядом снова, будто из ниоткуда, возник аббат Баррес, прикрывший и Тейо, и вьючного зверя обширным четырехугольником.
– Нет, вправду, мальчик мой, что с тобой?
– Огни… свет, – пробормотал Тейо, вялой рукой указав вверх.
– Какой еще свет? Твое счастье, что я смог разглядеть твою оплошность сквозь этакую-то кашу! Ну, дитя мое, если кто из учеников и заставляет меня понять, что есть отчаяние, так это ты!
– Да, учитель, – механически отвечал Тейо.
Сказать по правде, все его внимание было устремлено туда, в небеса. На миг ему сделалось странно: отчего же огней не видит аббат? Но даже этой загадке не удалось занять его мысли надолго. Теперь огни говорили с ним, тянулись глубоко в самую душу, внушая предчувствие чего-то дурного, зловещего, и в то же время стремление – вопреки здравому смыслу – идти вперед, к ним.
Наконец алмазная буря пошла на убыль. Сами алмазы унесло дальше, а вот песок по-прежнему буйно хлестал в лицо, но Тейо этого почти не замечал.
– Отыщи знание, послушник, – не отступался аббат, – или шкуру песком обдерет!
Казалось, Тейо его даже не слышит. Не поднимая щита, не пропев ни одной ритуальной формулы, он заковылял вперед, навстречу стихающей буре.
– Тейо! – окликнул его Артуро.
– Верада, держи строй! – крикнул и аббат Баррес, оглянувшись через плечо.
Но ученик аббата, похоже, просто не мог с собой совладать. Песок – и запоздалый, отбившийся от прочих алмаз – действительно обдирали кожу. По щеке заструилась горячая кровь. Глаза Тейо крепко зажмурил, уберегая их от песка, однако сверкающие, зовущие огни были видны даже сквозь сомкнутые веки. Оступившись, он рухнул с гребня дюны и покатился вниз. Сзади, едва различимые, донеслись крики учителя и товарищей, зовущих его назад. Попытавшись подняться, Тейо едва не по колено увяз в песчаном наносе, а нанос между тем быстро рос. Похоже, тут ему и конец. Похоже, нужно бы поднять щит. Только теперь его спасет разве что сфера, а сотворить сферу больше собственного кулака ему еще ни разу в жизни не удавалось… Тем временем песок достиг пояса и будто бы потянул книзу. Тейо отчаянно рванулся на волю, однако песчаная осыпь, накрывшая плечо, всей тяжестью влекла его вниз. В следующий миг склон дюны за спиною не выдержал, подался, и новая осыпь накрыла Тейо с головой…
Погребла его заживо. Да так, что не шевельнуться и не вздохнуть.
В отчаянии и в испуге забыв все, чему только был обучен, он открыл рот, сделал вдох, но вместо воздуха в рот хлынул песок. От удушья потемнело в глазах, но огни – огни продолжали сиять даже сквозь эту кромешную тьму. Огни… Последнее, что ему, Тейо Вераде, суждено увидеть…
И тут уголек, тлевший где-то в самой глубине души, в самом центре вершины сердца, превратился в яркую искру. Все вокруг взорвалось ослепительной россыпью геометрических фигур – так вот она какова, смерть? – и Тейо исчез, без следа растворился в песке…
Картина третья. Чандра Налаар
Чандра Налаар, мироходец и пиромантка, еще глубже погрузилась в мягкое – слишком мягкое – кресло, стоявшее в новых апартаментах матери, в городе под названием Гирапур, в мире под названием Каладеш. В эти минуты ее снедала тревога, досада, злость, страх и невероятная, невероятная скука.
Пиа Налаар приготовила дочери и гостям, друзьям дочери, по чашке темного, густого горячего шоколада и – как всегда, словно в последний раз – распрощавшись с Чандрой, ушла на заседание совета.
«Как всегда… как всегда… только на сей раз она, возможно, права».
Обмякнув так, что подбородок едва не касался груди, Чандра сидела у столика, перед нетронутой чашкой горячего шоколада, и обводила взглядом товарищей. Напротив, на софе, расположился Джейс Белерен, маг разума. Усталый, осунувшийся, он не отрываясь глядел в свою чашку, точно там, в глубине темно-коричневой жидкости, таился секрет победы над Древним Драконом Николом Боласом. Рядом с ним, откинувшись на спинку софы, утомленно прикрыв глаза и глубоко, ровно дыша, сидел Тефери, мастер магии времени. На табуретах у кухонного стола устроились, мило болтая о наблюдении за птицами и прочих пустяках, львиноголовый целитель по имени Златогривый Аджани и Джайя Баллард, некогда обучавшая Чандру премудростям пиромантии. В углу без движения высился серебряный голем, Карн, словно бы целиком поглощенный совершенствованием собственного и без того феноменального сходства со статуей. Все – мироходцы, они являли собой Стражу, считались заступниками, спасителями Мультивселенной. Правда, формально Карн с Джайей к Страже не принадлежали – иными словами, отказались принимать Клятву, однако тоже явились сюда, дабы выйти на битву против дракона Боласа плечом к плечу с остальными. Выйти на битву и, может статься, погибнуть…
Вдруг Джейс, встрепенувшись, поспешно, словно горячий шоколад мог чем-то его напугать, опустил чашку на кофейный столик.
– Что-то он слишком долго задерживается, – сказал маг разума.
«Он» – это Гидеон Джура, душа Стражи (по крайней мере, по мнению самой Чандры). Гид отправился назад, на Доминарию, чтоб разыскать еще одного из Стражей, некромантку Лилиану Весс, которая должна была встретиться со всеми здесь, на Каладеше, да так и не объявилась. Джейс уже недвусмысленно дал понять, что полагает Гидеоновы поиски пустой затеей, что присоединяться к ним в бою с Боласом Лилиана вовсе не собиралась, а Стражей просто воспользовалась как орудием победы над собственными – в буквальном смысле этого слова – демонами. Ну а теперь, когда помянутые демоны убиты, так называемые друзья ей, вероятно, более ни к чему.
Но Гид отказался этому верить, и Чандра с ним согласилась – так же, как Джайя, Карн и Тефери. Все пятеро чувствовали, что, несмотря на великолепно ухоженную и подкрашенную маску своекорыстия, Лилиана им в самом деле верный друг и союзник. Что Лилиана к ним вправду неравнодушна – ко всем, даже к Джейсу. Возможно – особенно к Джейсу…
«Ведь они спали вместе, не так ли?»
Но Лилиана, определенно, заботилась и о Гидеоне, которого неустанно высмеивала – нет, не со зла, с любовью. И Чандра вовсе не думала, будто льстит себе, полагая, что Лилиана заботится и о ней. Мало этого, к Лилиане Чандра относилась, как к старшей сестре.
К сестре, много более старшей. Старшей не на одну сотню лет. Однако – сестре.
Словом, Чандра ни минуты не сомневалась: Гидеон с Лилианой вот-вот будут здесь, готовые выйти на бой – последний, решающий бой – с драконом, замыслившим неслыханное злодеяние.
Однако с тем, что Гидеон задерживается слишком уж долго, не согласиться было нельзя. Нет, Чандра не то чтоб волновалась о нем: магия Гидеона делала его почти неуязвимым. Все прочие – и сама Чандра – могут пасть, но Гидеон будет продолжать бой. Продолжать, продолжать, продолжать…
«Таков уж он есть», – подумала Чандра.
Таков уж он есть… Несокрушимый воин, неостановимый титан с непогрешимым чувством справедливости и «кубиками» на животе, рельефными, что твоя стиральная доска. Когда-то, давным-давно, Чандра в него здорово втрескалась. Конечно, теперь-то это прошло, но Гид по-прежнему остался ее лучшим другом во всем мире. Вернее, во всех мирах, сколько их ни есть в Мультивселенной.
«Сколько бы их там ни было…»
Чандра вздохнула. Мироходцем она стала, еще не войдя в пору отрочества, но окончательно приспособить манеру выражаться ко всему, что это значило, так и не смогла – нет-нет, да сбивалась. Дело было в том, что Чандра Налаар принадлежала к небольшой группе избранных, способных переноситься из измерения в измерение, путешествовать из мира в мир, переходя из одного в другой, и в третий, и далее. И в каждом из миров, где ей довелось побывать, не обходилось без собственных бед и невзгод. Новых опасностей, новых бед, явившихся из других миров, ни в одном мире не требовалось. Вот потому-то и была создана Стража. Вот потому-то мироходцы, которым на судьбы Мультивселенной не наплевать, и бьются со злом, защищают миры от межмировых угроз наподобие Никола Боласа…
«Да нет, какое уж там “наподобие”… именно от Боласа и защищают».
За последнюю пару недель всем сделалось ясно: любое отдельно взятое бедствие из тех, с какими им довелось столкнуться, было задумано, порождено, инициировано самим драконом. Лично. Не говоря уж о том недавнем столкновении с ним в мире под названием Амонхет, где Болас откровенно надрал их коллективную задницу. Ну конечно, ведь тогда-то со Стражей не было ни Джайи, ни Тефери, ни Карна. Только Чандра, Джейс, Гид, Лилиана и…
Тут Чандра вжалась в кресло глубже прежнего. В самом деле, Гидеон что-то слишком уж задержался. А ведь если они всемером (или, стоит надеяться, ввосьмером) собираются прибыть к месту назначения прежде Боласа и приготовиться к грядущей битве, им уже пора отправляться. Сказать по правде, еще немного – и это тревожное ожидание сведет ее с ума!
Выпятив нижнюю губу, Чандра дунула вверх – в ленивой попытке сдуть непокорную рыжую прядь с левого глаза. Эффект оказался буквально нулевым. Тогда Чандра попробовала еще раз. И еще.
И в следующий же миг вскочила на ноги, будто сдернутая с места призывом, донесшимся из иных миров. Остальные восприняли зов не так бурно, но с тем же вниманием.
– Чувствуете? – спросила Чандра, хотя и знала, что зов чувствуют все.
Остальные молча кивнули. Тогда Чандра подняла взгляд к небу, и, разумеется, увидела лишь потолок материнского дома. Но между нею и потолком сияли, искрились, как самоцветы, огни – они-то и звали ее за собой, на… на… на Равнику!
– Равника, – объявила и Джайя.
Остальные ответили на это согласным ропотом.
– Что это значит? – спросил Карн. – Мы опоздали?
