– Ваше сиятельство, миледи, господину Константину крестьяне привезли подарки в честь его юбилея, что им передать?
Валентин посмотрел на сына, а тот нехотя, ответил:
– Как они мне надоели, ну что они могут привезти мне хорошего, кроме тыкв и куриц.
– Константин, так невежливо, пойди и прими подарки, а потом можешь их деть куда угодно.
– Ладно, а то вы от меня не отцепитесь…
Он встал и, в развалку не спеша, направился во двор. Увидев ещё издалека телегу, гружённую разными овощами и клетками с птицами, он уже сделал гримасу недовольства, но, подойдя поближе, его взгляд упал на юную девушку, сидящую на краю телеги. На вид ей было не более шестнадцати лет, хрупкая, с белыми жиденькими волосиками, в длинной мешковиной рубахе, доходящей до грязных щиколоток и босыми ногами. Константин подошёл к телеге, где стоял загорелый крестьянин в соломенной шляпе, переминаясь с ноги на ногу, он промямлил:
– Ваше сиятельство, вся наша деревня та, что за рекой, собрала подарки на ваш юбилей, а эта девчонка – сирота, и нам не чем её кормить, приданного у неё нет, мы тоже преподносим вам её в дар, да она и сама вызвалась наслушавшись о вашей красоте. Не возьмёте ли вы её к себе в услужение?
Константин, не говоря ни слова, обошёл телегу и, подойдя к девчонке, брезгливо взяв её за подбородок, посмотрел в голубые глаза и сразу почувствовал, как она затрепетала при виде его. Он вздохнул и подумал:
«Очередная курица на всё согласная, лишь бы я её обласкал»
Потом осмотрел её с ног до головы и сказал ей:
– Открой рот.
Девушка повиновалась.
Константин убедился, что зубы у неё белые, а дыхание чистое, небрежно провёл правой рукой по её груди под жёсткой тканью, пощупал, убедился, что она упругая, ехидно ухмыльнувшись, грубо сказал, наблюдая за её лицом:
– Ладно, вымоешься и сегодня ночью придёшь ко мне.
Девушка, покорно склонив голову, тихо ответила:
– Хорошо, ваше сиятельство.
Константин отвернулся и, даже не взглянув больше на крестьянина, быстро ушёл обратно в замок.
– Что , Константин? – спросил Андрей.
– Да так, как я и думал, крестьяне привезли разные овощи и девку.
– Девку? – все сразу удивились.
– Ага, то они ко мне сами приходят, так хоть уходят потом, а эту вообще подарили, типа мне в услужение.
– Да! И что ты будешь с ней делать? – спросил и тут же громко рассмеялся Андрей.
– Да то, что и со всеми, – ухмыльнулся Константин в ответ.
Валентин и Мейфенг взволнованно переглянулись друг с другом, видимо одновременно подумав, чтобы их разбалованный сынок так не увлёкся этим живым подарком, что не убил бы её ненароком. Но вслух Валентин сказал:
– Ты можешь делать с ней всё, что захочешь, раз уж тебе её подарили, но не смей перегнуть палку. Я этого не потерплю в моём доме.
Константин кивнул и ответил с ехидными нотками в голосе:
– Ладно, папенька, я её только загну, как захочу, но палку не перегну…
Валентин, строго взглянув на сына, добавил:
– Перестань паясничать при твоей матери и наших друзьях. Имей хоть к нашим дамам уважение.
Константин фыркнул и, уткнувшись в тарелку с мясом, стал ковырять его вилкой.
Вскоре пир подошёл к концу, гости разъехались по домам, Валентин и Мейфенг ушли в покои, а Константин направился в спальню, где принял ванну, которую ему быстро наполнили слуги, нося горячую воду из кухни вёдрами, от которой шёл густой пар. Затем накинул домашний длинный халат и, не завязывая его, улёгся на широкую кровать в ожидании этого юного чуда, что привезли ему в подарок сегодня.
Спустя пять минут в двери постучался слуга:
– Ваше сиятельство.
– Кто? – ответил Константин.
– Можно?
– Давай.
Дверь распахнулась, и в неё вошли двое: слуга, мужчина средних лет, рыжеволосый с длинными такими же рыжими усами, приятной наружности, в высоких чёрных сапогах, коричневых широких брюках, белой рубахе и чёрной кожаной жилетке и девушка, которую ему подарили, на ней было длинное белое чистое льняное платье. Он подтолкнул её, она споткнулась, но не упала. Константин показал жестом руки слуге уйти, и тот быстро исчез, плотно закрыв за собой большие деревянные двери. Девушка осталась стоять на месте, опустив голову и нервно теребя белый платочек, который держала обеими руками. Константин обратил внимание, как чисто ей вымыли волосы и гладко расчесали, они лежали мягкими волнами на её хрупких плечах. Он похлопал рукой возле себя по кровати и произнёс тоном, не требующим возражений:
– Иди сюда!
Девушка вздрогнула, но сразу же повиновалась и подбежала к кровати, встав рядом с ней, боясь гнева молодого графа.
– Ложись рядом.
Она буквально подползла на четвереньках, ползя по длинной кровати, и прилегла совсем рядом с ним, подняв на него взгляд олубых глаз и уставившись в его холодные глаза цвета морской волны, в которых уже горел хищный огонёк. Он внимательно посмотрел на неё, затем взял локон её волос, они оказались мягкими и пушистыми, прислонил к ноздрям, резко втянул их запах и сказал:
– Тебя отлично вымыли, теперь ты хорошо пахнешь свежими цветами и луговыми травами.
Девушка слегка улыбнулась и со страхом напряглась. Он медленно провёл кончиками пальцев, начиная от её лба к носу, затем по губам, обводя их по кругу и раскрыв одним пальцем, засунул его внутрь, легко прикасаясь к её языку и зубам. Девушка вздохнула, раскрыв широко глаза, и не понимая, что ей делать с пальцем господина, который мешал ей дышать, замерла. Константин убрал палец и спросил:
– Ты понимаешь, зачем тебя мне подарили?
Девушка закивала головой.
– Тогда чего же ты лежишь как истукан?
– А что я должна делать, ваше сиятельство?
Он улыбнулся и, сняв с себя полностью халат, лёг снова рядом, смотря на неё из-под полуприкрытых глаз. Девушка со смущением и восхищением разглядывала его великолепное тело, кожа блестела в свете многочисленных свечей, упругие мышцы переливались под ней, её взгляд опустился вниз на мужское достоинство, которое ещё спало, но уже выглядело достаточно внушительно, она покраснела и тяжело вздохнула.
– Раздевайся, – скомандовал граф.
Она встала на колени рядом с обнажённым Константином и быстро сняла с себя платье.
– А теперь целуй меня.
– Как мне это делать? – пролепетала девушка.
– Вот дурёха, как хочешь, начинай, не люблю таких – тупых. Целуй всё моё тело с шеи и до ног, так, чтобы я захотел обладать тобой.
Девушка подчинилась, уже и сама желая своего господина, хотя, ещё не сильно понимая этого состояния, но чувствовала, как она трепещет под взглядом этих хищных глаз, и внутри её тела начинает что-то клокотать от звука его властного голоса. Боясь что-то сделать неправильно, она начала целовать графа с шеи, медленно двигаясь вниз по всему его телу одновременно лаская руками. Он закрыл глаза и расслабился, целовать её в губы он совсем не хотел, она не вызывала в нём никаких нежных чувств, как впрочем и все остальные местные девушки. И когда уже она просто облобызала всё его прекрасное тело, а его орудие стало твёрдым как камень, он резко встал на колени рядом с ней, схватив её за волосы одной рукой, намотал их себе на запястье, другой рукой развернул её задом, крепко схватив за тонкую талию и быстро вошёл в неё, делая сильные и грубые толчки. Она вскрикнула от боли, ей показалось, что её разрывают изнутри, но Константину на её крики было абсолютно наплевать. Удовлетворив своё мужское желание, он грубо оттолкнул её от себя, и сказал:
– А теперь убирайся, если хочешь остаться в живых, больше ты мне не нужна, а то твоя хрупкая шея вызывает у меня совсем другое желание.
Девушка не поняв, о чём говорит граф, пролепетала:
– Куда же мне идти, ваше сиятельство?
– Да куда угодно, на кухню выносить помои, или свиней пасти, мне всё равно.
Она залилась горькими слезами и прошептала:
– Вам я не понравилась? Я первая красавица в своей деревне…
Он смерил её высокомерным взглядом и, с нарастающим нетерпением, отпарировал:
– А что мне может в тебе понравится? Всё такое же, как и у всех девок. Убирайся!
На этот раз она не покорилась, а снова подползла к графу и продолжила поцелуи, в глупой надежде, что господин станет к ней ласковее. Константин потерпел минут пять, глядя свысока на её нелепые старания, затем его терпение просто лопнуло, он уже не мог сдерживаться и, схватив её за шею, вонзил в неё вылезшие в одно мгновение острые клыки. Девушка громко закричала, задёргалась, слабо пытаясь тонкими руками оторвать монстра от своей шеи, в которого в одно мгновение превратился красавец граф, но она ничего не смогла бы сделать. Её глаза закатились, она захрипела, руки безжизненно упали, а тело обмякло в сильных руках вампира. Его глаза горели красным огнём, и он жадно пил её горячую юную кровь, как вдруг двери его спальни распахнулись с громким грохотом, ударившись в стены, и в неё влетел разъярённый Валентин. Он быстро подлетел к сыну, вырвал полумёртвую девушку из его цепких пальцев, на её обнажённой коже сразу же образовались глубокие царапины, передал к тут же подскочившему слуге и заорал:
– Девчонку, если выживет, задушить и похоронить!
Затем перевел взгляд таких же красных глаз, которые метали молнии как и у сына, на него и заорал так, что на его крик тут же прибежала Мейфенг:
– Ты – исчадие ада! Я убью тебя, чтобы ты не уничтожил всех нас своим безрассудством! – и Валентин кинулся на сына, хватая его за шею и пытаясь оторвать ему голову, тот не сопротивлялся, кроме того, что пытался оторвать руки разъярённого отца от шеи. Ещё бы мгновение и Валентин в безумной ярости, до которой его довело безрассудное поведение сына, совершил бы непоправимое, если бы в этот момент в комнату не ворвалась Мейфенг. Она взлетела и кинулась со стороны лица Валентина к нему на грудь с рыданиями и криками:
– Любимый, не надо, Валентин, остановись! У нас же никогда не будет больше детей!
Но Валентин не приходил в себя, гнев на сына вытащил наружу самые низменные его вампирские стороны. Мейфенг, зная, что в таком состоянии её мужа можно вывести только одним и, недолго думая, быстро разорвала на себе ночную рубашку и, уже прильнув к мужу обнажённым телом, проорала:
– Возьми меня, утоли ярость в моём теле!
В ту же минуту Валентин медленно перевёл затуманенный взгляд на Мейфенг, встрепенулся и, схватив её в охапку, крепко прижав к своему телу, вылетел с ней в распахнутое окно. Подлетев к земле, которая была укрыта густой зелёной травой, он отпустил тело жены на неё, Мейфенг быстро расставила ноги и повторила:
– Возьми меня!
Валентин мгновенно разорвал ночной халат и, грубо схватив жену за стройные бёдра, оставляя на них глубокие кровавые следы от острых когтей, вошёл в неё, двигаясь так яростно, что если бы Мейфенг была человеком, а не вампиром, она бы была травмирована после такого жёсткого соития. Но она давно была уже бессмертна и очень любила своего красавца мужа, в котором всегда сидели две личности, безумный монстр и любящий нежный человек, в такой тяжёлый момент она даже нашла ещё для себя и некое удовольствие в этом, пытаясь всеми силами расслабиться.
А Константин в своей комнате, осознав, что на этот раз уже точно перегнул палку, сел на кровати, обхватив ноги руками, и задумался. До его слуха доносились звуки жестокого соития родителей из открытого окна и яростный крик отца, видимо дошедшего до кульминации. Он понимал, что своим безрассудством довёл отца до безумия, а отдувается сейчас за всё его мать, безумно красивая женщина, которой он постоянно восхищался и удивлялся, что вампиры вообще не стареют, и она всё также прекрасна как восемнадцатилетняя девушка.
Константин встал, одел халат, подошёл к окну и прикрыл его. Он ждал, что же теперь ему скажет отец после того, что он натворил. Ждать пришлось недолго, вскоре к окну подлетел отец и одним ударом кулака выбил закрытое окно. Константин вздрогнул и посмотрел в глаза отцу, они ещё горели красным огнём, на руках были всё те же страшные когти. Валентин подлетел к нему и, схватив его за шкирку, словно котёнка, грубо потащил из комнаты. Сын не сопротивлялся, понимая, что сейчас лучше молча повиноваться. Валентин уже немного успокоился благодаря жене, и неконтролируемое желание убить сына уже прошло, но всё же по своему, он был ещё в ярости.
Мейфенг, встав с земли, полетела в комнату, быстро схватила новый халат из шкафа и, одевая его уже на бегу, выбежала . Она пробежала босыми ногами по холодному каменному полу замка, добежала до комнаты сына, двери были открыты, и по ней гулял сквозняк, забежала, оглядела пустую комнату и, с нарастающей тревогой в душе, побежала дальше по длинному коридору. Чуть позже она услышала странные звуки и, прислушавшись, поняла, что Валентин тащит куда-то живого Константина. Мейфенг направилась за ними, стараясь ничем не выдать своего присутствия, наблюдая из-за угла, и увидела, как муж подтащил сына к каморке колдуна. Тот уже выскочил навстречу, встревоженный и взъерошенный, но быстро окинув взглядом Валентина и Константина, всё сразу понял и прошептал:
– Что случилось, ваше сиятельство?
Валентин, швырнув сына к ногам колдуна, процедил сквозь зубы:
– Альберт, пересели этого выродка, куда хочешь, сегодня же, немедленно! Иначе я его убью!
После этих слов он резко развернулся и, не оглядываясь, ушёл, а Мейфенг сразу подбежала к Константину, он всё ещё сидел на полу на коленях у ног старика и молчал. Мать упала на колени рядом с ним и, обняв, расплакалась. Константин медленно повёл головой и, бережно взяв двумя руками её заплаканное лицо, поцеловав в щёку, произнёс:
– Прости меня, матушка…
Она стала гладить его по голове и причитать:
– Зачем, зачем ты сделал это в нашем замке? Зачем? Мой дорогой мальчик.
В этот момент Альберт наклонился, помог им подняться и завёл в каморку, где как обычно, сильно пахло разными травами. Он усадил Мейфенг на высокий стул, стоящий у стола, заваленного разными магическими штучками и старинными книгами, а после обратился к Константину:
– Ваше сиятельство, ваш отец долго теперь будет сердиться на вас, и вам лучше ему не попадаться на глаза. Может, уедете к Сану и Мейли пока? Потому что мне нужно время, чтобы приготовить зелье переселения, его можно сварить только в полнолуние, а оно будет ещё через неделю.
Константин кивнул, а Мейфенг снова залилась слезами. Он взглянул на неё, подсел рядом на одно колено и, взяв её нежные руки, целуя, сказал:
– Не надо, матушка, я готов принять это наказание.
– Но ты же совсем не понимаешь, что нельзя так себя вести. Мы не так бессмертны, как кажется, в современном веке, куда тебя хочет отправить отец, люди все очень умные и давно уже знают, как убивать вампиров. Я боюсь за тебя, ты же не сможешь контролировать жажду крови.
– Я знаю, матушка, я знаю абсолютно всё о том мире и от вас, и от ваших друзей. Не переживайте вы так, я постараюсь себя контролировать, по крайней мере, где это могут увидеть другие люди. Я буду осторожен.
Мейфенг обняла его, а Альберт произнёс:
– Вам пора, миледи, его сиятельство скоро вас хватится, и тогда нам всем несдобровать.
Она молча, глотая горькие слёзы, кивнула, встала и вышла из каморки, затем быстро пролетела по коридорам и залетела в их с мужем спальню. Его не оказалось, и она вылетела на балкон. Он стоял и смотрел вдаль, почувствовав её присутствие, медленно развернулся, глаза его ещё горели алым цветом и грубо спросил:
– Где ты была?
– Я летала вокруг озера, пытаясь успокоиться, дорогой.
– Тебе не надо успокаиваться, я снова хочу обладать твоим прекрасным телом.
Он сделал шаг по направлению к ней, и она тут же сбросила с себя халат, представ перед мужем во всей своей красе. Валентин посмотрел на её поцарапанные им ноги, кожа на них ещё не регенерировались, так как порезы были оставлены не человеком, а вампирскими когтями. Он подошёл к ней, взял на руки и, зайдя в их спальню, нежно уложил на кровать, встал на руки над ней и прошептал:
– Прости…
Мейфенг сразу ответила:
– Я люблю тебя…
Он наклонился к её бёдрам и начал их целовать, облизывая раны и уже запёкшуюся кровь. Вскоре от его слюны они полностью затянулись, и он начал ласкать её женственность. Мейфенг заметалась, а Валентин, наблюдая за её реакцией из-под полуприкрытых век, продолжил ласки, они были долгими, такими нежными и мучительными, что Мейфенг уже не выдерживая, застонала, шепча при этом, как заведённая:
– Возьми меня, возьми, возьми…
