– Нет уж, предпочту повременить. – Поёжился Граммон и, окинув взглядом свой наряд, вздохнул. – Но я совершенно не готов к походу в руины. Благодарю вас за кинжал, конечно, но кажется мне, что его одного в предстоящем походе будет маловато.
– Моих припасов хватит на двоих. – Успокоил я новоиспечённого напарника. – А оружие… поверьте, если будете следовать моим указаниям и не станете лезть на рожон, оно вам вообще не пригодится.
– Как это?! – Изумился он. – Это же Искажённые пустоши! О них по всей империи легенды складывают. Будто твари здесь только и рыщут, чтобы разорвать любого несчастного, что посмеет сюда сунуться без подготовки.
– Тварей здесь действительно много, это же их вотчина. Но, во-первых, они и друг друга жрут, иначе бы на одной диете из ходоков и авантюристов, давно бы с голоду загнулись, так что, при выборе меж мясистым сородичем и худосочным человеком, скорее выберут первого. А зная их повадки, вполне можно обойтись без стычек. А во-вторых, мы идём в руины не воевать. – Пожал я плечами. – Ходоки, знаете ли, сударь Граммон, вообще не любят устраивать в Пустошах бессмысленные бои. Куда проще и безопаснее тихо прийти, тихо собрать необходимое, и так же тихо уйти. Меньше проблем, больше добычи.
– «Правильно, а о том, что благодаря чёрному благословению у нас куда больше шансов на воплощение этой идеи, лучше промлчать» – Ехидно заметил сосед.
– Зачем же тогда вам столько оружия? – Недоверчиво хмыкнул Граммон.
– «Столько»? – Деланно удивился я. – Фальшион в моих ножнах и кинжал на вашем поясе, это разве много? Заметьте, вы путешествовали по империи, будучи вооружённым, не хуже чем я. А ведь империя, куда более безопасное место, чем Искажённые Пустоши, согласитесь?
– А арбалет?
– Сейчас, это не оружие, а инструмент, с помощью которого я намереваюсь добыть часть того, что заказали мне алхимики Ленбурга. – Ответил я.
– Инструмент? – Изумлению Пира не было предела. – Боевой арбалет, для вас просто инструмент?
– Именно, точно такой же, как лопата. – Я невозмутимо кивнул и в доказательство продемонстрировал своему новоявленному спутнику один из болтов, снаряжённых вместо классического бронебойного наконечника, керамическим шариком с морозной алхимической смесью. – Видите? Он не взрывной, и предназначен для… ну, пусть будет, охоты, но уж никак не для бессмысленной бойни.
– Знаете, сударь Дим, когда вы так объясняете, всё выглядит не страшнее лесной прогулки. – Задумчиво проговорил Пир. – Но вспоминая рассказы о Пустошах… разница пугает.
– Истина всегда лежит где-то между крайностями, в независимости от числа последних. Для новичков и самоуверенных глупцов ищущих подвига, Искажённые земли действительно смертельно опасны. Но немного осторожности, знаний и опыта снижают эту опасность многократно, сударь Граммон. Мы, ходоки, знаем это как мало кто другой.
– И где же набираются знаний и опыта те самые новички? – Прищурился Пир. Пытается поймать на несостыковках? Зря.
– Знания можно купить, а опыт наработать в командах ходоков. – Улыбнулся я в ответ. – Правда, цена знаний некоторым может показаться завышенной, но это дело такое… относительное.
– Какое? – Не понял Граммон.
– Относительное. – Повторил я. – То, что одному покажется слишком дорогим, другой купит даже за вдвое большую цену. Особенно, если этот другой уже успел хоть раз побывать в Пустошах.
– А если в цифрах? – Уточнил Пир. Какой он, оказывается, настойчивый. Может, Наста его за эту черту характера и грохнула? А что? Достал её спутник своими приставаниями до печёнок, девка его и пришибла. Чем не версия?
– «Ответь уже своему помощнику. Не видишь, как ёрзает?» – Ехидный тон соседа мгновенно вернул меня на землю.
– Если в цифрах, то шесть-семь сотен можно уложиться. Золотых, разумеется. – Ответил я и с удовольствием наблюдал, как отвисает высокорожденная челюсть потомственного аристократа.
– Это же два года учёбы в Университете… или месячный доход среднего баронства! – Охнул Граммон, приходя в себя от таких новостей.
– Увы, да. Знания всегда стоят дорого. – Деланно печально вздохнул я в ответ и, бросив взгляд на алые отсветы закатного солнца, недовольно нахмурился. – Так, сударь мой, Граммон, мы с вами заболтались, а время идёт. До захода солнца осталось не больше часа-полутора, так что отыскать в Пустошах безопасное место для ночёвки, мы уже просто не успеем. Бродить же там после заката, попахивает самоубийством, поскольку ночные твари куда агрессивнее дневных. Так что, предлагаю разбить лагерь прямо здесь, дождаться утра, а там по холодку выйдем на маршрут.
– Вы командуете, сударь Дим. Вам и решать. – Несколько отрешённо проговорил Пир, явно всё ещё находящийся под впечатлением от рассказа о стоимости «знаний» ходоков. Ну и ладно. И покомандую и порешаю. Мне не трудно.
Глава 5
Пока Дим вёл в руины нашего помощника, я предавался размышлениям о борьбе Добра и Зла и дуальности сущего. А если не витийствовать и говорить просто и понятно, то пытался разобраться с недавними событиями, в которых так рьяно проявили себя Свет и Тьма. Для Дима, как и для подавляющего большинства жителей этого мира, всё просто и понятно. Есть Добро и есть Зло. Добро олицетворяют жители освоенных земель в целом и ударный отряд в лице Церкви и рыцарских орденов, в частности. А в качестве противоборствующей команды выступают обитатели Искажённых Пустошей, сами Пустоши и нередкие проклятые места, играющие роль эдаких анклавов Зла в освоенных землях. И да, конечно, тёмные колдуны, как мобильные пункты распространения Тьмы. В общем, классика фэнтези, во всей своей красе.
Я мало что помню толкового о прошлой жизни, но точно знаю, что чёрно-белое восприятие мира в моё время и в моём мире не пользовалось особым уважением. Наверное, именно поэтому, мой разум сомневается в столь кристально ясной трактовке, что предлагает местное общество и эсхатология. Ну трудно мне себя убедить в том, что здешняя Тьма и Свет, которые я очень хорошо ощущаю, между прочим, и есть те самые абсолюты-антагонисты, на которых лежит ответственность за всё плохое и хорошее, что есть на свете. Для меня естественен факт, что и добро и зло проистекают из мыслей, действий и бездействия человека, и потому не могут писаться с заглавной буквы, как и любое человеческое деяние, за редкими, весьма редкими исключениями. Подвиг, Мать, Родина, вот слова которые, на мой взгляд, должны начинаться с большой буквы, но никак не «добро» и «зло». Здесь же… понятия эти обыденны, зримы, и пишутся и даже произносятся, исключительно так. А я до сих пор не уверен, что ощущаемые мною эманации света и тьмы, действительно есть воплощения того самого добра и зла. Впрочем, об этом я уже упоминал. Хотя, если подходить к вопросу чисто практически, то не могу не признать, что пока не видел от фонящих тьмой тварей ничего, кроме попыток сожрать моего носителя, а Церковь за то недолгое время, что я имею возможность наблюдать её деяния, даже заставила меня принять необходимость говорить о ней именно что с той самой пресловутой заглавной буквы. И было от чего. Все госпитали, школы, приюты и дома призрения, все они здесь находятся под управлением Церкви, а святые отцы, если позволяет возраст, не чураются выходить с рыцарскими отрядами против Искажённых. И не то что не чураются, рвутся! Да и вообще, не похожа эта Церковь на организацию из моего прошлого мира. Здешние святые отцы не берут на себя прав монополиста-провайдера связи с горними высями, не берут денег сверх церковной десятины, получаемой, внимание! ОТ ГОСУДАРСТВА! И как я уже сказал, не только словом, но и делом борятся против тёмных тварей.
Но самое интересное, здешняя Церковь не пропагандирует наличие некоего высшего всеведущего, всезнающего и всемилостивейшего… Наоборот, я уже трижды слушал в Ленбургском Доме проповеди здешнего приходского священника, и трижды он говорил не о Боге и его милостях, а о человеке и его делах. А если свести всё, о чём проповедовал святой отец в одно предложение, пусть и несколько упростив и сократив содержание, то получим одну мысль, красной строкой проходившую через все его речи, мысль, которую он чуть ли не саморезами вворачивал в головы паствы, а именно: всё добро и всё зло исходит от самого человека, и нет ничего праведнее, чем благодетельствовать в пользу ближнего и тем самым искоренять зло… если сил не хватает, чтобы уничтожать его сталью. Вот так просто. Творение добра есть помощь в искоренении зла. Не можешь уничтожать тьму мечом, борись с ней, творя добро. И повторюсь, ни одного замечания о «рабах божьих», «страхе божьем», адских сковородках, райских кущах и смирении перед властью, «ибо она от бога». А присутствовавший на этих проповедях, инквизитор, между прочим, только благостно кивал на каждую фразу святого отца и совсем не выглядел недовольным.
Кстати, не могу не заметить, что все три раза мы с Димом оказывались на проповеди после неудачных выходов, когда нашему телу доставалось от искажённых тварей. Вот как только мой носитель оказывался способным подняться с койки в лечебнице, так и топал в Собор на проповедь, получал мощный заряд Света… и выздоравливал после таких визитов раза в два быстрее. Что, прямо скажем, придаёт немалый вес тем самым проповедям, и так и склоняет согласиться с мнением большинства. Но торопиться развешивать ярлыки, мол, вот это тьма и она – зло, а это свет, и он – добро, я всё же пока не стану. Вот накоплю статистический материал, тогда и посмотрим. А пока… какого?! Ди-им!!!
Меня вдруг окатило такой волной тьмы, что крик вырвался непроизвольно. А в следующую секунду я услышал своего носителя.
– Что стряслось, сосед? – От Дима так и пахнуло настороженностью.
– Всплеск тьмы, мощный, близко. – Быстро ответил я, одновременно дав носителю направление, с которого пришла волна. Впрочем, это было необязательно. Над холмом, из-за которого на нас и накатило, возник огромный, зримый столб черноты, тут же иглой вонзившийся в небо. По округе ударил порыв ледяного ветра, оставивший на камнях белёсые разводы, а через секунду всё стихло. Исчезло ощущение близкой тьмы, пропала чёрная «игла» и только быстро истаивающая изморозь напоминала о том, что здесь только что произошло что-то очень странное.
Дим тихо выругался но, заметив недоумённый взгляд нашего нечаянного спутника, прекратил сотрясать воздух бессмысленными звуками.
– Что это было, сударь Дим? – Спросил Граммон, настороженно поглядывая в сторону холма.
– Рождение нового пятна. – Зло буркнул мой носитель. – Именно из-за таких вот внезапностей, ходоки и не любят выходить в поиск в первые дни Прилива. Слишком велика опасность вляпаться в смертельные неприятности, такие, как это пятно, например. Окажись мы сейчас чуть ближе к его центру, и Искажённые пустоши получили бы двух новых жителей, если, конечно, умертвий можно так назвать.
– А сейчас… – Пир явно занервничал, и я его понимаю. Такие новости не способствуют сохранению хладнокровия. – Сейчас это пятно для нас опасно?
– Тьма всегда опасна. – Пожав плечами, ответил Дим. Ну да, успокоил мальчишку, называется. Психолог, чтоб его!
– Тогда, может, стоит обойти это пятно стороной? – Спросил Граммон, шагая следом за моим носителем, который даже не подумал притормозить, и как шёл по маршруту, так и продолжал переть вперёд, держа курс точно на тот самый пресловутый холм.
– Нет. – Отрезал Дим. И я его понимаю. В подобных случаях, кстати говоря, редких даже в Искажённых пустошах, опасность представляет сама вспышка тьмы, корёжащая и коверкающая всё, что попадает под её удар. Но сам процесс изменения длится не меньше двух-трёх дней, в течение которых пятно практически безопасно, если, конечно, не тянуть руки куда не следует, потому как искажение порой затрагивает не только органику, но и неживые предметы.
Понятное дело, что с моей чувствительностью, у Дима не будет проблем с определением степени опасности какого-нибудь неприметного на вид, но накачанного под завязку тьмой, камешка, но у других-то ходоков такого «анализатора» эманаций тьмы и света, нет. Максимум, на что они могут рассчитывать, это слабенькие артефакты алхимиков или не менее слабые эликсиры зельеваров, реагирующие на присутствие рядом тьмы. Впрочем, обычно им хватает и этого. Вкупе с богатым опытом, подобные артефакты довольно неплохо защищают своих владельцев от неприятностей.
– Почему? – А настырный мальчишка. Другой бы на его месте давно заткнулся и постарался не отсвечивать, а этот…
– Потому что шанс побродить по новорождённому пятну выпадает один раз на сотню. – Снизошёл до объяснений Дим. – А алхимики и зельевары платят золотом по весу за куколки проходящих искажение тварей.
– О… – Граммон умолк, глядя куда-то в пространство. Должно быть, размечтался, что найдёт в пятне окуклившегося кабана-секача. Наивный.
Как и ожидалось, в пятне, родившемся на каменной осыпи за холмом, ничего выдающегося мы не обнаружили. Слишком неудобное место, здесь и насекомых-то нет, не то что животных. Хотя, если порыскать среди валунов, может быть пару ящериц и отыщем…
Мои размышления прервал всплеск недовольства донёсшийся от носителя. Интересно, что он такое обнаружил?
– Сударь Граммон, поздравляю с первой находкой в Пустошах. – Проговорил Дим, глядя на два гладких кокона, вытащенных Пиром из какой-то расселины. Точно, окуклившиеся ящерицы. Но вот Граммону, вместо поздравления, нужно было вломить от души, чтоб не тянул грабки к непонятностям посреди искажённого пятна.
Мой носитель смерил светящегося от радости мальчишку долгим взглядом и, поманив его пальцем, кивнул в сторону расселины.
– Скажите, Пир. Вы вытащили свою находку оттуда?
– Именно так, сударь Дим. – Довольно кивнул тот, и пустился было в объяснения, но носитель пресёк их одним жестом.
– Я рад, что у вас такое хорошее зрение, сударь Граммон. – Заговорил Дим, когда наш спутник замолк. – Но я искренне сожалею, что это единственное достоинство вашей головы.
Мальчишка покраснел от обиды, но носитель не дал ему и слова вставить. Вытащив из кармана серебряную монету, Дим резко швырнул её в узкую щель меж камней, где глазастый Пир и узрел перерождавшихся тварей. Монета звякнула где-то в глубине расщелины, а в следующий миг над трещиной взвился чёрный, пронизанный алыми сполохами дым.
– Ч-что эт-то было? – Заикаясь, произнёс Пир, округлыми от изумления глазами следя за тем, как рессеивается чёрное облако.
– Ваша феерическая удача, сударь Граммон. – Резко ответил Дим, указав кончиком моментально извлечённого из ножен фальшиона на красноватые отблески, виднеющиеся на изломах камней в расселине. – Тьма искажает не только живых и мёртвых. Она и камень может превратить в чистое зло.
Вот, о чём я и говорил. А мальчишка, судя по вытянутой физиономии, проникся… что не может не радовать.
– Простите, сударь Дим. – Поник Пир. – Обещаю впредь не быть столь легкомысленным и спрашивать вашего совета прежде, чем хватать… всякое.
– Договорилиь, сударь Граммон. – Кивнул мой носитель. – А сейчас, идёмте. Там в глубине оврага может найтись что-то не менее интересное, чем эти куколки. Кстати, возьмите изолирующий мешок, и переложите свою добычу в него.
– Это так важно? – Взяв протянутый Димом мешочек, спросил Пир.
– Очень. Куколки развиваются под воздействием Тьмы, учитывая же, что дальнейший наш путь почти полностью пролегает по чёрным пятнам, дня через два куколки окончательно переродятся и потеряют свою изначальную ценность в глазах возможных покупателей. Да и таскать в карманах искажённых тварей, удовольствие небольшое, согласитесь?
– То есть, лучше таскать порождения зла в мешке? – С намёком на улыбку, уточнил Граммон.
– Мешок изолирует куколки от эманаций Тьмы и приостановит процесс перерождения. – Дим никак не отреагировал на подначку спутника. Но тот и сам спохватился и стёр с лица улыбочку. Нет, ну ребёнок же! Только дети способны забывать об опасности, которой они только что подверглись, и улыбаться как ни в чём не бывало.
Пока Дим и Пир обсуждали находку и средства её сбережения, я «принюхался» к коконам, стараясь запомнить то ощущение, что они у меня вызывают. А оно было хоть и слабым, но довольно отчётливым и… странным. Куколки не отдавали тьмой или, тем более, светом, но от них исходило ощущение какой-то сосущей пустоты, можно сказать, голода и жажды… тьмы. Если это ощущение характерно для всех перерождающихся тварей, а не только для двух найденных Граммоном ящериц, то я, пожалуй, смогу отыскать пару-тройку образцов и на нашу с Димом долю.
А что? Пара куколок Пира с лёгкостью уйдут Ленбурге за полсотни золотых. А чем мы с носителем хуже? Вот и я о том же, мы не хуже, мы лучше. А значит, вперёд и с песней! Как говориться, бороться и искать, найти и перепрятать!
Дим потопал вниз по склону, в сторону небольшого перелеска росшего на другом краю оврага, обходя подозрительные места и стараясь не грохнуться на каменной осыпи, а следом за ним, двинулся довольный Граммон. Я же старательно «принюхивался» к окружающему пространству, стараясь уловить любую странность. И ведь уловил. И носителя своего навёл на находку. Так что, спустя десять минут, Дим снял предусмотрительно закреплённую на заплечнике лопатку и принялся разрывать попавший под искажение муравейник. Конечно, муравьи, это не ящерицы, зато их много. Пусть далеко не все из них выжили после удара тьмы, но и тех, что окуклились, хватит, чтобы сравнять наш с Граммоном счёт.
Глава 6
Ну, Пир Граммон, ну су… сударь, чтоб его! Ведь трижды, трижды предупредил его, чтобы не вздумал в пятне хвататься за что ни попадя. И всё без толку, только увидел коконы и тут же потянул к ним грабки, словно дитя неразумное. Так кто он после этого? Баранёнок, однозначно. Наивность ягнёнка с хватательными рефлексами баронов, страшная смесь! Искренне сочувствую его батюшке и поздравляю с наличием старших отпрысков. Хоть какая-то гарантия, что этому недорослю не грозит баронская корона, а баронству, соответственно, – банкротство.
– «Старший умный был детина, средний был и так и сяк, третий вовсе был дурак». – Продекламированные соседом строки заставили меня улыбнуться. Интересно, что это такое?
– «Не помню». – Дух, наверное, вздохнул бы, если б было чем. А так, до меня дошла только лёгкая тень сожаления, впрочем, тут же смытая деловитостью.
– «Пятно прошли. Встаём на маршрут?»
Именно, но сам маршрут предлагаю чуть изменить. Изначально мы планировали идти налегке до поворотной точки, а уже набив пауков, на обратном пути заняться выполнением попутных заказов. Но сейчас у нас появился помощник, которого можно нагрузить трофеями и при этом не потерять особо в силах и возможностях.
– «Точно! Повысим барана до мула! Или осла?» – В тоне духа послышались насмешливые нотки. Язва. Но… нет, всё же до мула сударь Граммон не дотягивает. А вот осёл, вполне. Решено. Как оглашают приказы в легионах, «волеизъявлением военного совета», Пир Граммон повышен в звании до отрядного осла. С чем его и поздравляем… мысленно. Мне ещё обиженного дитяти тут не хватало.
– «Пф! Кому ты компостируешь мозги, сосед! Сам повесил нам на шею этот жернов, так чего ныть? Пищи, а беги…»
И ведь не поспоришь с этим бесплотным созданием. С другой стороны, а что прикажете делать с мальчишкой? Бросить в Пустошах на верную смерть? Так ведь, с такими замашками, сам не заметишь, как в черноту уйдёшь. А эта дорожка не по мне.
Выйдя к опушке небольшого пожухлого леска, я жестом остановил следующего за мной по пятам Граммона и, лишь оглядевшись по сторонам и выслушав соседа, не обнаружившего поблизости какой-либо опасности, двинулся по краю зажатой меж двух холмов длинной долинки, сплошь покрытой алой травой, встопорщившей длинные тонкие «хлысты» с метёлками мелких жёлтеньких цветков на кончиках.
– Стоп. – Затормозив у самого начала травяного ковра, я остановил своего спутника и тот, выполнив приказ, молча взглянул на меня с явным вопросом в глазах. – Сударь Граммон, с этого момента я буду обращаться к вам по имени и того же жду от вас. Иначе, боюсь, в случае опасности я просто не успею о ней предупредить, и нас напластают ломтями раньше, чем я договорю слово «сударь». Это ясно?
Ответом мне стал резкий кивок и выжидающий взгляд. Ну надо же, всего одна демонстрация характера Пустошей, и мальчишка начал соображать. Уже хорошо, тем больше шансов у нас закончить дело и уйти невредимыми.
– Замечательно. Тогда, перейдём к делам насущным. Видишь эту травку? – Я указал на Пиру на поросшую алой растительностью долину. – Нам требуется нарезать не меньше двух килограмм таких «хлыстов», но только цветущих, и… не вздумай вырывать траву с корнем, если не хочешь неприятностей.
– Каких? – Не сдержал любопытства баронский сын.
– Больших, Пир. Как только корень окажется на открытом воздухе, растение тут же распылит ядовитую пыльцу, а следом за ним «полыхнёт» и всё это поле, защитная реакция, говоря умным языком.
– А яд смертельный, да? – Нахмурился Граммон. Я же задумался… Честно говоря, это был не тот вопрос, которого я ждал.
– В какой-то мере. – Определившись, ответил своему спутнику. Тот непонимающе взглянул на меня.
– Это как?
– Ну, если противоядие не принять, то дня через два, можешь и кончиться под каким-нибудь лопушком. – Почесав затылок, пояснил я.
– Почему под лопушком? – Изумился Граммон. И это всё, что его интересует?
– Потому что пыльца алого хлыстовика вызывает неудержимый понос. Да такой, что остановить его можно лишь противоядием, приготовленным на основе вытяжки из того же растения. А у меня такого противоядия нет. Зато есть кое-что другое. – Так и не дождавшись нужного вопроса от своего спутника, я решил форсировать процесс и, выудив из снятого со спины заплечника короткий тубус, извлёк из него небольшой секатор, одну из обработанных нейтрализующим раствором, тканевых масок и пропитанные чёрной смолой бумажные перчатки. Стандартный набор сборщика трав. – Держи.
– Подготовка, однако. – Покачал головой баронский сын, натягивая перчатки и примеряясь к секатору.
– Я же знал, куда и зачем иду. – Пожал я в ответ плечами и кивнул в сторону поля. – Всё, Пир, принимайся за работу. А я присмотрю сверху, чтоб к нам нежданчик не пришёл.
– Нежданчик? – Не понял Граммон.
– Бродячие твари. – Пояснил я. – Не забывай, мы не на прогулке в парке, а в Искажённых Пустошах, причём не сказать, что на самой окраине. Здесь всегда нужно держать ушки на макушке.
Пир вздохнул и, натянув на лицо маску, принялся за работу. Я тоже не стал нарушать технику безопасности и вторая маска извлечённая из тубуса, закрыла нижнюю часть моего лица. Пусть я не собираюсь заниматься сбором хлыстовика, но если баранёнок ошибётся в работе, то количества пыльцы, выброшенного в воздух этим полем, хватит, чтобы накрыть облаком всю долину до самых вершин холмов. В общем, лучше перестраховаться, противоядия-то у меня и в самом деле нет.
Понаблюдав за тем, как Пир старательно выискивает среди хлыстовика цветущие растения, я печально вздохнул и двинулся вверх по склону. У меня на сбор нужного количества травы ушло бы часа два, в случае же с непривычным к такой работе баронским сынком, это время можно смело умножать на два. А значит, раньше чем через четыре часа мы отсюда не уйдём…
В отличие от долины, сплошь поросшей хлыстовиком, холмы окружившие её, представляют собой абсолютно безжизненные груды камней. Здесь нет ни кустика ни деревца, только обломки скал и вездесущая серая пыль, забивающаяся во все щели. Хорошо, что я догадался напялить маску, иначе сейчас, взметаемая ветром, эта солёная и горькая пыль скрипела бы на моих зубах. Впрочем, она и без того добавит мне головной боли. Вечером придётся основательно чистить костюм от набившейся в него пыли, в противном случае, через сутки она начнёт въедаться в кожу, вызывая зуд и сыпь. Серая пыль – бич здешних мест. Тварям на неё плевать, а вот ходокам она доставляет немало проблем, заставляя подыскивать места для стоянок вблизи воды и каждый вечер чистить экипировку, избавляясь от этой серой гадости.
Казалось бы, если эта пыль такая сволочная вещь, зачем лезть туда, где её больше всего? Но что поделать, если сидя на вершине холма, куда легче засечь приближающуюся опасность. Конечно, у меня есть мой сосед, который всегда готов предупредить о незваных гостях, но одно дело, быть предупреждённым, когда расстояние до опасности не превышает пары сотен метров, а время на подготовку к встрече исчисляется секундами, и совсем другое, увидеть приближение возможных неприятностей за пару километров. В общем, ради такой возможности стоит потерпеть некоторые неудобства, тем более, что они давно уже стали привычным злом. Мелкой, но почти безвредной пакостью.
Следить за окрестностями, занятие скучное. Вокруг расстилаются каменистые, редко поросшие перелесками равнины. И лишь гряда холмов уходящая далеко на юг и где-то там превращающаяся в один из отрогов Срединного хребта, отсюда больше похожего на нагромождение облаков на горизонте, разбавляет невзрачность открывающихся видов. Скука… в какой-то момент, она достаёт так, что почти всерьёз хочется увидеть хоть какое-то движение. Пусть даже это будет стая бредней. Но когда подобные мысли начинают закрадываться в голову, я, встряхнувшись, принимаюсь проверять вооружение, чтобы через минуту вновь сосредоточиться исключительно на окружающем пространстве. Знаю, за такое несение дозора любого легионера ждала бы неделя работ золотарём, не меньше. Но здесь в Пустошах, нет вражеских лазутчиков, только и ждущих ослабления внимания дозорных, а у меня нет команды и сменщика, которому можно было бы передать «вахту». Полагаться же на Граммона, было бы полной глупостью. Парнишка просто не понимает всей опасности здешних мест, не знает куда смотреть и на что обращать внимание, а значит, способен пропустить опасность, просто не опознав её. Оно мне надо?!
– «Распадок на одиннадцать часов. У кривой сосны». – Голос соседа неожиданно раздавшийся в моей голове, заставил дёрнуться. А взглянув в указанную сторону, я лишь в очередной раз порадовался предложенной духом системе, позволяющей быстро находить взглядом то, на что он указывает. Уж не знаю по какой причине, но вроде бы смотрящий на мир моими глазами, сосед отчего-то успевает замечать куда больше и, кажется, имеет куда как более широкий угол обзора, нежели я. Вот и сейчас, он умудрился заметить маячившие на самом краешке переферийного зрения, две небольшие фигурки, устроившие какую-то непонятную возню в распадке меж двух низеньких холмов, под странно искривлённым стволом старого дерева.
Не теряя времени, я опустил на глаза круглые окуляры изготовленных дедом очков, тут же плотно прижавшихся к моему лицу и, крутанув рифлёное колесико, рывком приблизил далёкую картинку. Небьющиеся, обработанные какой-то алхимической дрянью, стёкла очков на миг помутнели, но почти тут же изображение прояснилось и я смог рассмотреть происходящее в добром километре от меня так, словно действо творилось всего в нескольких метрах от моего наблюдательного пункта. А посмотреть было на что. Там, в распадке, какой-то невезучий ходок умудрился напороться на жвальня. Я не представляю, какой силы должен был быть Прилив, чтобы суметь так исказить обычного медведя. Но результат, устойчивый результат, между прочим, просто пугал. Получившаяся в результате искажения, огромная, порой достигавшая веса в тонну, чешуйчатая тварь, вооружённая мощными медвежьими когтями и широченной усеянной острейшими зубами пастью, по праву считается самым опасным хищником Пустошей, справиться с которым, без алхимического оружия, можно лишь командой в пять-шесть человек, да и то, если сильно повезёт. И сейчас, именно такая тварь решила закусить каким-то ходоком. Вот ведь… пакость!
Впрочем, противник ей попался, пусть и не такой пугающий, но явно умный и хорошо вооружённый. По крайней мере, огненными гранатами он орудует с толком, не подпуская к себе тварь на расстояние броска. Вот только боюсь, это мало ему поможет. Огонь гранат не очень-то опасен для бронированной туши. Вот если бы ему снаряжённый теми же алхимиками болт в пасть засадить… или в глаз. Тогда, да. Верная смерть.
Я покосился в сторону Пира, по-прежнему ползающего на четвереньках по полю и, мысленно выругавшись, свистнул. Баронов сын тут же поднял голову и посмотрел в мою сторону. Жестом я подозвал помощника к себе, и когда он оказался рядом, вручил ему пару ледяных гранат из своих запасов.
