Паоло ходит по дому, прикрывая рукой рот, чтобы не разбудить домашних: Иньяцио, Винченцо, Викторию, Джузеппину.
Он дрожит, завернувшись в одеяло. У него жар. Идет в столовую, держится за стол, прислоняется к буфету, делает передышку.
Подходит к окну, поднимает руку, чтобы глотнуть свежего воздуха, но не решается открыть окно: слишком холодно.
Каменный пол блестит, белеет в лунном свете. Корзины зеленщика стоят пустые у дверей их старого жилища.
Новый дом очень красивый. В нем много окон, везде настоящие двери, кухня с прекрасной жаровней. На стенах столовой – гобелены.
Снова приступ кашля. Паоло массирует грудь. После каждого приступа он чувствует, как внутри у него все болит. Должно быть, простудился. Неудивительно, ведь он всегда бегает по делам – солнце ли, дождь ли, ветер…
За спиной у Паоло раздаются шаги.
Он поворачивается. В темноте лицо. Ночная рубашка едва прикрывает босые ноги.
На него смотрит сын.
Именно таким Винченцо запомнит своего отца. Не голос, не жесты, не эмоции. Безжалостная память снова и снова будет возвращать ему образ отмеченного болезнью сгорбленного старика с горячечными глазами.
И всякий раз его будет охватывать тоска, как и в ту ночь, когда он лишь смутно догадывался, что в его жизни настанут перемены.
В голове зазвучит тонкий детский голосок, а в нос ударит горький запах болезни, который он так ненавидит.
– Папа, что с вами?
Винченцо уже большой: ему семь лет, у него внимательный, сосредоточенный взгляд. Паоло чувствует в голосе сына непонятный страх.
– Простыл немного, Виченци. Иди спать.
Но ребенок мотает головой. Подвигает стул, чтобы сесть рядом. Так они и сидят, обнявшись. Дыхание их сливается, взгляд падает в одну точку на полу.
– Можно мне завтра прийти в лавку? – Винченцо берет руку отца.
– А как же учитель? Что мы ему скажем?
– Ну, после уроков, – настаивает ребенок.
– Нет.
С тех пор как отец решил, что Винченцо должен учиться, настал конец его свободе. Теперь он не может, как раньше, бегать в портовых переулках вместе с Пеппино и другими детьми переселенцев из Баньяры. Но Винченцо не отчаивается. Улучает возможность убежать в бухту Кала или к друзьям. Они запускают волчки на камнях площади Сант-Олива, больших гладких камнях, которыми она вымощена. Оттуда мать за ухо тащит его домой, ведь каждый день к ним приходит учитель, Антонино Гальяно, юноша, готовящийся стать священником.
Писать, считать, читать. Вообще-то, ему нравится учиться, но еще больше нравится сидеть в лавке, слушать, как дядя разговаривает с купцами и капитанами, запоминать названия городов, различать корабли в порту по их силуэтам.
Он умеет распознавать запахи: хина, гвоздика, арника и даже ферула.
Отец, кажется, читает его мысли.
– Нужно терпение, сынок. Терпение и настойчивость: если не выучишься, не сможешь продолжить мое дело.
– Но ведь вы не учились.
– Да, – вздыхает отец. – Поэтому нам пришлось много трудиться, бывало, что и обманывали меня. Но если ты ученый, тебя нелегко провести. Чем больше ты знаешь, тем больше тебя уважают, тем меньше найдется желающих вытереть об тебя ноги.
– Нужно увидеть мир своими глазами, папа, а не просто учиться по книгам, – спорит Винченцо.
– Когда вырастешь… – Он встает, пытается взять сына на руки, но не может: голова кружится, приходится прислониться к косяку. – Пойдем спать. Я устал.
Винченцо обнимает отца. Крепко прижимается и прячет лицо у него на груди, вдыхает его запах, аромат лекарственных трав и пота. К нему примешивается и новый запах, неприятный и кислый, чужой.
Эти объятия, он запомнит их на всю жизнь.
* * *
1806 год почти миновал; кашель Паоло, однако, никак не проходит. Неотвязный, глубокий. Паоло не хочет обращаться к лекарю, хоть Иньяцио и твердит постоянно об этом. У Паоло хроническая слабость, он почти не заходит в лавку.
Маурицио Реджо занимается счетами, Иньяцио ведет дела. Он всегда за прилавком, принимает заказы от розничных торговцев. С годами его черты утратили прежнюю мягкость. Это бесстрастный молодой мужчина с тихим, ровным голосом. На его лице не прочитать ни беспокойства за дело, ни опасения, что болезнь в груди, от которой страдает Паоло, серьезна.
А она такова.
Иньяцио понял это, когда Орсола, горничная, которую Паоло нанял в помощь жене, прибежала в лавку.
– Дон Иньяцио, скорее! – Она тяжело дышит, вытирая руки о платье. – Вашему брату плохо.
Близится Рождество, на улице холодно, но Иньяцио выбегает без плаща. Он спешит, перепрыгивая через ступени. Останавливается на пороге комнаты. В углу на стуле сидит Виктория, раскачивается всем телом взад и вперед. Прикрывает рукой рот и твердит:
– Пресвятая Мадонна! Горе-то какое! – Больше ничего не может сказать.
Джузеппина стоит, держа в руках таз, полный грязных носовых платков. На лице у нее ужас оттого, что она все поняла, но не может поверить в это.
Иньяцио медленно подходит к ней, берет у нее таз. Руки Джузеппины дрожат. Он сжимает ее пальцы.
– Иди на кухню. Скажи Орсоле, чтобы немедленно позвала Карузо, цирюльника, потом нагрей воды и помойся, ты и ребенок, и ты, Виктория, тоже. Обязательно горячей водой, и простирайте со щелоком все белье.
Женщины выходят. Только тогда Иньяцио находит в себе силы повернуться к брату.
Голова Паоло тонет в подушке. Губы и усы у него красные от крови. Рот кривится в горькой усмешке.
– Это она. Я так и думал, это не от сквозняков.
Иньяцио колеблется, прежде чем сесть на кровать. Крепко обнимает брата. Это его брат, чем бы он ни болел.
– Я обо всем позабочусь, хорошо? – Иньяцио утыкается лбом в его лоб, как делал Паоло когда-то давно. – Я тебя одного не оставлю. – Он сжимает его затылок. – Попрошу сейчас же приготовить тебе настойку эхинацеи. Потом найдем для тебя дом за городом, может, в Ноче или в Сан-Лоренцо. Там тепло и чистый воздух. Ты поправишься, я тебе обещаю.
* * *
На кухне Виктория и горничная кипятят воду в котлах, погружают в них простыни и одежду. Лицо у Виктории потемнело, губы плотно сжаты.
Джузеппина не может унять дрожь в руках. Винченцо, завернутый в полотенца, сидит на кухонном столе. На полу у его ног стоит дымящееся корыто. Мальчик видит, что мать расстроена, но не понимает почему.
Входит Иньяцио. Кажется, он вмиг постарел.
– Надо, чтобы нас всех осмотрел Карузо, – голос звучит глухо, напряженно.
Джузеппина хочет что-то сказать, но в горле застрял комок. Сын, сидящий за ее спиной, чувствует, что происходит что-то неладное. Чувствует, как только дети могут: догадка становится явью.
– Папа заболел?
Джузеппина и Иньяцио разом оборачиваются.
Винченцо все понимает.
Мать хочет подойти к ребенку, но Иньяцио ее останавливает. Отвечает ему как взрослому:
– Да, Винченцо.
Темные глаза ребенка гаснут. Он сползает со стола, идет к себе в комнату. На кровати лежат книги. На доске – задания, оставленные учителем.
Садится. Начинает писать.
* * *
Ночью никто не может уснуть.
Ни бедный Паоло, которого мучает кашель. Ни Винченцо, который не может себе представить, что будет с отцом, и беззвучно плачет, уткнувшись в подушку. Ни Виктория, которая предчувствует надвигающееся одиночество.
Ни Джузеппина, которая отвернулась от мужа, смотрит в темноту, затаив в душе страх.
Ни Иньяцио, который ходит босиком, – рубашка выбилась из брюк, жилет не застегнут. Каменный пол приятно холодит ноги.
С болезнью Паоло меняется все.
Он знает, что новость вмиг облетит Палермо и что некоторые – Канцонери первыми – постараются воспользоваться ситуацией.
Все дела лягут на его плечи. Ему понадобится новый работник, Винченцо обязательно должен учиться. Придется позаботиться и о Джузеппине.
От этого внутри дрожь.
Он не может себе представить, что ему уготовано, что ждет его в ближайшие месяцы. Как далеко зашла болезнь, каковы будут последствия.
Ему вспоминается осеннее утро, когда брат-подросток вел его в дом Маттии и Паоло Барбаро, защищая от гнева мачехи и равнодушия отца. Тем самым он спас ему жизнь, теперь Иньяцио понимает это.
Маттия.
Маттия с детьми переехала в Марсалу. Время от времени Иньяцио посылает ей деньги на учебу Рафаэле, да и просто на жизнь. Паоло Барбаро после перенесенной болезни не может работать, он снял внаем в Марсале недорогой домик для себя и семьи.
А может быть – Иньяцио стыдно себе в этом признаться – так он хочет очистить свою совесть.
Нужно предупредить сестру. Паоло не знает, но жена ослушалась его и не порвала с Маттией. Сначала робко, затем все чаще Джузеппина просила Иньяцио написать золовке. Письма стали регулярными, Иньяцио не мог отказать невестке.
Так ему удалось сохранить семью, сохранить важную часть своей жизни. Это их с Джузеппиной секрет, одна из тех невысказанных тайн, которые связали их навсегда.
* * *
Случай послать за Маттией вскоре представился. Паоло перевезли в деревню, и Джузеппина поехала с ним, чтобы найти сиделку, которая будет рядом день и ночь.
Иньяцио и Винченцо остались в городе.
Время к полудню. Продавцы ушли из лавки на обед.
– Можно?
Винченцо сидит у прилавка, решает примеры. Услышав голос, поднимает голову.
– Дядя, это к тебе, – зовет он.
Иньяцио выходит из конторы. Один из торговцев, что плавает на фелуке, зашел забрать анис.
– А, мастер Сальваторе, добро пожаловать! Входите!
– Бог в помощь, дон Флорио. Хорошо выглядите. Как ваш брат? В порту мне сказали, он нездоров… – говорит тихо, уважительно, изредка посматривая на мальчика.
– Да, спасибо, вашими молитвами… Мой брат… У него болит грудь, он слаб, но мы надеемся на его выздоровление. Сейчас он за городом, а там как Бог даст…
– Хм. А мне-то порассказывали такое! Вечно люди болтают почем зря.
– Видно, других дел у них нет. Проходите… – Иньяцио провожает торговца в контору, вдыхая запах соли и солнца, напоминающий ему о юности.
Интересно, вспоминает ли брат о море, о тех временах, когда они плавали на «Сан-Франческо» от Неаполя до Мессины?
Подписывая бумаги, Иньяцио спрашивает торговца, куда тот держит путь.
– Я возвращаюсь из Мессины, думаю плыть к Мадзара-дель-Валло, а затем в Джелу…
Иньяцио смотрит на него снизу вверх, подперев лицо рукой.
– Не могли бы вы оказать мне услугу? Зайти в порт Марсалы, чтобы передать письмо?
– Конечно. Что-то важное?
Иньяцио достает из ящика стола сложенный листок.
– Крайне важное. Это нужно передать Маттии Флорио, по мужу Барбаро, лично в руки. Я здесь написал адрес, по которому она жила. Если они и переехали, то недалеко.
Мастер Сальваторе кивает. Хмурит лоб. Пытается припомнить что-то, слухи, которые ходили в порту о том, что Флорио не поладили с родственником и не помогли ему в трудный момент. Как чужие.
