Менарди склонила голову набок и нетерпеливым движением руки проверила свою прическу.
– Да? Мне сказали, что вы наш следующий кандидат на эксперимент с памятью.
– Эксперимент с памятью?
– Главврач расскажет вам обо всех подробностях сразу после обхода. А пока давайте воспользуемся возможностью и внесем ваши данные.
Марк вздохнул и посмотрел на часы.
– Вы теряете время, – сказал он, но все равно сел напротив врача, когда та снова опустилась в кресло. Она налила ему стакан воды из графина и открыла небольшую папку, которая лежала между ними на журнальном столике.
– Марк Лукас, тридцать два года, диплом юриста с отличием. – Она кликнула на соответствующий раздел лежащей перед ней анкеты, которую Марк должен был заполнить в зале ожидания вместе с договором о конфиденциальности. Но уже на середине анкеты ему надоело, и он бросил.
– Оба экзамена на отлично, как и защита диссертации по ювенальному уголовному праву. Насколько я знаю, это удается немногим.
Менарди с уважением кивнула.
– И сейчас вы работаете с социально неблагополучными детьми и подростками в Нойкёльне? – спросила она.
Ее взгляд упал на часы Марка на правом запястье.
– Подделка из Таиланда, – солгал он и просунул указательный палец под слишком свободный браслет часов. Ему не хотелось объяснять, как с зарплатой соцработника он может позволить себе люксовые часы стоимостью автомобиля среднего класса – пусть даже это был подарок от Сандры на день рождения.
– Ваш отец тоже был юристом. – Она достала из папки фотографию и подняла ее так, что Марк ничего не смог разглядеть. – Вы похожи, – сказала она и принялась листать дальше.
Марк никак не отреагировал, хотя ему очень хотелось вырвать анкету у нее из рук. Сходство с отцом было действительно поразительным, правда, чужие это редко замечали, потому что похожесть касалась не столько внешности, сколько характера и жизненной позиции. Франк Лукас тоже был бойцом – как и Марк, он получил аттестат о среднем образовании в вечерней школе, чтобы затем стать адвокатом и посвятить себя простым людям. Вначале, когда он еще не мог позволить себе собственную контору и бюро находилось в домашней гостиной, у Франка за советами перебывала половина соседей. Обманутые жены, пьяные водители, мелкие жулики, уличенные в воровстве. В округе к Папе Лукасу относились больше как к духовнику, чем адвокату. Нередко он предоставлял отсрочку своим «друзьям» или же и вовсе отказывался от гонорара, хотя Мама Лукас устраивала ему потом хорошую взбучку, потому что им нечем было платить за жилье.
Но некоторые из мелких преступников, которым он когда-то помогал безвозмездно, сделали карьеру. Эти мошенники вдруг начали платить наличными и не требовали чеков. Благодаря такой сомнительной клиентуре дела его конторы пошли в гору, пусть и недолго.
– Ваш отец рано умер от поздно диагностированного цирроза печени, а ваша мать, домохозяйка, скончалась спустя несколько месяцев, – продолжила Менарди.
«Откуда она все это знает?»
Если память его не подводила, эту и следующие страницы анкеты он не заполнял.
– У вас есть младший брат, Беньямин? – спросила Менарди.
Марк почувствовал комок в горле и взялся за стакан с водой. Очевидно, невролог потратила время на то, чтобы собрать информацию о нем в Интернете.
– Бенни. По крайней мере, он так себя называл, когда мы разговаривали с ним в последний раз.
– И когда это было?
– Так, дайте подумать. – Марк сделал глоток и поставил стакан на журнальный столик. – Это было, мм… понедельник, вторник, среда… – Он считал дни недели по пальцам. – Приблизительно в четверг. Около полутора лет назад.
– В день его принудительной госпитализации? – Менарди захлопнула папку и постучала ручкой по передним зубам. – После повторной неудачной попытки самоубийства?
Горло у Марка перехватило еще сильнее.
– Послушайте, я не знаю, как вы заполучили всю эту информацию. Но я здесь точно не для того, чтобы болтать с вами о старых семейных делах.
Он встал, но врач успокаивающе подняла руку.
– Тогда расскажите мне, пожалуйста, о травме, которая в итоге подтолкнула вас обратиться к нам.
Марк немного помедлил, затем взглянул на часы и снова опустился на диван.
– Я слышу голоса, – сказал он.
– Простите?
– Вот опять. Кто-то сказал «простите»?
Менарди молча посмотрела на него, потом что-то записала в его медицинскую карту.
– Что вы там пишете? – поинтересовался Марк.
– Я фиксирую, что вы прячетесь за своим чувством юмора. Типично для креативных и умных людей. Правда, это усложняет терапию.
– Я не хочу никакой терапии.
– Однако вам стоит над этим подумать. Не могли бы вы описать мне обстоятельства несчастного случая?
– Зачем вы меня вообще спрашиваете, если и так уже все знаете?
– Потому что я хочу еще раз услышать это от вас. И я обращаю внимание не на то, что вы рассказываете, а на то, как вы это делаете. Например, ваши попытки обратить все в шутку более показательны, чем тот факт, что ваша жена, возможно, была бы жива, обратись вы сразу за помощью.
У Марка появилось чувство, что врач отыскала у него на теле вентиль, через который его можно было сдуть, как надувной матрас. Ему даже показалось, что он слышит шипение, с которым его покидают силы.
– Что это значит? Я не мог обратиться за помощью. Я был без сознания.
– Да? – Врач нахмурила лоб и снова заглянула в документы. – Согласно этому протоколу ДТП, вы позвонили в службу спасения. Однако лишь спустя четырнадцать минут после удара.
Невролог передала ему листок, тонкий и прозрачный, как бумага для завертывания бутербродов. Марк поднял взгляд и пришел в еще большее замешательство, когда прочел в ее глазах неподдельную тревогу.
– Секундочку, – нерешительно проговорила она. Ее щеки покраснели, а листок в руке задрожал. – Хотите сказать, что вы этого не помните?
8
Это невозможно, подумал Марк, вставая с дивана и подходя к окну. Абсолютно невозможно.
Он не мог набрать 112. Только не в тот момент. Да, это его номер мобильного значился в протоколе службы спасения, который неизвестно каким образом попал в медицинскую карту клиники. Но он не мог никуда звонить. Ударившись головой сначала о дверную раму, а затем о руль, он потерял сознание. Сразу же, а не спустя четырнадцать минут после удара.
В дверь постучали, и Марк обернулся в надежде увидеть невролога, которая несколько минут назад с озабоченным лицом покинула комнату. Но на пороге стоял профессор Бляйбтрой с обаятельной улыбкой, которая наверняка украшала многочисленные рекламные проспекты клиники.
– Что это значит? – набросился на него Марк. – Я думал, что пришел сюда, чтобы забыть. Вместо этого я уйду из вашей клиники с еще более ужасными картинками в голове.
– Доктор Лукас, я должен извиниться за поведение фрау Менарди. Это прискорбное недоразумение.
– Недоразумение?
– У нее не было полномочий говорить об этом.
– Полномочий? – Марк сцепил руки за головой. – Это означает, что я тогда действительно позвонил в службу спасения?
– Нет.
Бляйбтрой сделал приглашающее движение рукой, но Марк предпочел остаться стоять у окна, а не садиться на диван.
– Это был прохожий, – объяснил профессор. – Мужчина, который первым оказался на месте аварии, но у него не было с собой телефона, поэтому он просунул руку через разбитое боковое стекло и достал ваш аппарат.
На улице, одиннадцатью этажами ниже, засигналили автомобили. Пробка или свадьба. Марк отодвинул кремовые ламели в сторону, но из-за строительных лесов и брезентового навеса за окном не смог ничего разглядеть.
– Откуда вы это знаете?
Профессор удивленно посмотрел на него.
– В вашей медицинской карте есть копия протокола ДТП. В электронном письме вы дали разрешение на ознакомление с документами.
Марк смутно припоминал скачанный формуляр и квадратик, в котором он поставил галочку. В тот вечер ему было все равно.
– Разве вы сами не видели этот отчет?
Марк помотал головой. Да он и не просил. Жуткие детали самого страшного дня его жизни были ему не нужны.
– Понимаю, – сказал Бляйбтрой. – Конечно, вы еще переживаете первую фазу траура.
Первая: нежелание принимать. Вторая: сильные эмоции. Третья: поиск себя, освобождение. Четвертая: новое отношение к себе и окружающему миру. Марк знал эту классификацию. В его служебные обязанности входили в том числе и разговоры по душам с пришедшими к нему в офис, а эта схема помогала ему лучше понять ситуацию детей, которые потеряли на улице кого-то близкого. Однако на себя он эту схему примерять не хотел.
– Я не отрицаю смерть Сандры, – запротестовал он.
– Но хотите вытеснить это воспоминание!
– Я думал, это и есть тот путь, который вы предлагаете, профессор? Забыть!
Бляйбтрой подошел к нему и встал рядом у окна. На улице было ветрено, и брезентовый навес на строительных лесах прогибался внутрь под порывами ветра.
– Возможно, это прозвучит парадоксально, – сказал главврач. – Но прежде чем забыть, необходимо вспомнить. Поэтому, я боюсь, нам придется еще раз вместе пройтись по всем обстоятельствам аварии.
– Зачем? – Марк обернулся к нему.
– Чтобы не упустить никаких обрывочных воспоминаний, которые позже начнут прорастать из вашего подсознания, как сорняки. – Бляйбтрой положил руку, покрытую старческими пятнами, Марку на плечо, и неожиданная близость ненадолго переломила его инстинктивную оборонительную позицию.
Первая фаза. Отрицание. Вытеснение.
9
Они снова сели.
– Особо рассказывать нечего. Мы возвращались с небольшого семейного праздника на вилле ее отца, когда все случилось.
Бляйбтрой подался вперед.
– По какому случаю было торжество?
Ветер за окном так сильно сотрясал строительные леса, что скрип и треск были слышны даже через звуконепроницаемые стеклопакеты. Марк вздохнул.
– Сандра получила крупный заказ на новый сценарий. Она была актрисой и сценаристом, но вы это и так знаете.
Он беспокойно поерзал на диване. Сандра всегда подтрунивала над Марком, что он такой непоседа. В кино он не мог спокойно высидеть и одной сцены.
– Это был бы ее первый сценарий для кинофильма, американцы были готовы заплатить огромные деньги, и мы отметили это с ее отцом.
– Профессор Константин Зеннер?
– Хирург, да. Он… – Марк запнулся. – Он был моим тестем. Вы наверняка знаете клинику Зеннера.
– Мы рекомендуем ее всем нашим пациентам, если требуется оперативное вмешательство. Слава богу, это бывает нечасто.
Марк снова поменял позу и от волнения оттянул кожу под подбородком, прежде чем продолжить.
– Мы ехали по практически пустой лесной дороге, которая ведет из Сакрова в сторону Шпандау.
– Сакров под Потсдамом?
– Тогда вы знаете, где это. Дом семьи Зеннер располагается прямо у воды с видом на Павлиний остров. Как бы то ни было, я ехал слишком быстро для однополосной дороги. Сандра разозлилась из-за этого, мне кажется, она даже грозилась выйти из машины.
Марк ненадолго закрыл глаза и, как обычно, попытался отогнать от себя те немногие воспоминания о трагической поездке.
– Что случилось затем? – осторожно спросил Бляйбтрой. Чем тише он говорил, тем женственнее звучал его голос.
– Честно говоря, я не знаю. Воспоминания о последних часах перед аварией стерты. Больше того, что вам рассказал, я не знаю. Мой тесть говорит о ретроградной амнезии. Праздник у Константина, разговоры на обратном пути – все это стерто. – Марк безрадостно рассмеялся. – К сожалению, только это. За остальное теперь отвечаете вы.
– Хм.
Врач скрестил руки на груди, что подчеркнуло недоверчивый тон его следующего вопроса.
– А воспоминания о последних секундах в машине так и не вернулись?
– Вернулись. Частично, но лишь с недавних пор. Правда, я не уверен, что из этого сон, а что случилось на самом деле.
