Адам Сэвидж "Каждый инструмент – молоток. Правила жизни и творчества бессменного ведущего «Разрушителей легенд»"
Не ждите идеального момента для творчества и не бойтесь странных идей. Исследуйте, создавайте и наслаждайтесь процессом. Книга ведущего программы «Разрушители легенд» Адама Сэвиджа – это вдохновляющая история изобретений, важные советы по выбору инструментов и уходу за ними, а также правила творчества от других популярных изобретателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Каждый инструмент – молоток. Правила жизни и творчества бессменного ведущего «Разрушителей легенд» Адам Сэвидж
Каждый инструмент – молоток Не ждите идеального момента для творчества и не бойтесь странных идей. Исследуйте, создавайте и наслаждайтесь процессом. Книга ведущего программы «Разрушители легенд» Адама Сэвиджа – это вдохновляющая история изобретений, важные советы по выбору инструментов и уходу за ними, а также правила творчества от других популярных изобретателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Адам Сэвидж
Каждый инструмент – молоток: правила жизни и творчества бессменного ведущего «Разрушителей легенд»
Моей семье, а также всем созидателям из этого мира
Созидание – это всегда нечто большее, чем просто физический акт изготовления чего-либо. Это танец, это шитье, это готовка, это процесс написания песни, это шелкотрафаретная печать. Это открытие новых путей как в буквальном, так и в переносном смысле.
Созидание, как говорит мой друг Эндрю Коу, бывший старший советник Белого дома по созиданию (White House Senior Advisor for Making) [1 - Да, это его настоящая должность. (Здесь и далее, где специально не указано, – примечания автора.)] при президенте Обаме, это просто новое имя для старейшего человеческого занятия – творчества.
Созидание вещей интересовало меня столько, сколько я себя помню. Оно также было моей работой всю жизнь, ну или почти всю. Сначала как мастер на все руки и рабочий сцены я подвизался в театрах Нью-Йорка и Сан-Франциско в середине 80-х – начале 90-х; затем я работал изготовителем макетов для рекламных роликов и кино; а в итоге целых 14 лет провел как продюсер, популяризатор науки и серийный убийца предметов в передаче «Разрушители мифов» (MythBusters) [2 - В русском переводе известна также как «Разрушители легенд». – Прим. ред.].
Когда люди, достигшие социального успеха, пишут о своей жизни, часто их опыт предстает перед нами как целеустремленное, линейное движение вверх по горному склону к вершине успеха. Возникает ощущение, что вся жизнь такой персоны определялась некоей целью, заданной либо судьбой, либо персональными амбициями. Победа ли это на Олимпийских играх, основание бизнеса, попавшего в Fortune 500 [3 - Рейтинг 500 крупнейших компаний в мире по объему выручки. – Прим. пер.], или полет на Луну – их история всегда движется примерно одним и тем же путем, словно описывая восходящую дугу… Но очень немногие истории на самом деле таковы. Моя определенно не из их числа.
Моя история – это путь со множеством развилок.
Имелось общее направление, в котором я хотел следовать, – дизайнер LEGO, специалист по визуальным эффектам для «Звездных войн», но на каждой из развилок, когда я до них добирался, решения, принимаемые мной в тот момент, базировались большей частью на обстоятельствах и возможностях, находившихся прямо передо мной. Некоторые повороты были ошибочными, другие верными, третьи выглядели странными, но затем оказались правильными, как вышло с «Разрушителями мифов».
Сообщество фанатов, с которым я и Джейми Хайнеман встретились, когда занялись нашим телешоу, было достаточно большим, но его значение и важность определялись не столько размером, сколько самой тематикой и ее глубиной, поскольку в то время просто не было интересных сообществ, где юные созидатели могли общаться с себе подобными. При этом я вовсе не хочу сказать, что оказался кем-то вроде первопроходца. Скорее наоборот – я двигался по хорошо утоптанным путям и использовал плоды трудов созидателей, прошедших по ним ранее. Но одной из причин большой популярности нашей передачи, думаю, стало то, что мы являлись некоей разновидностью аномалии. Даже если мы могли сказать, глядя на фэнов, что любовь к творчеству разлита в эфире, очень немногие из них были готовы взяться за молотки, чтобы сделать те штуки, которые мне были интересны. Не хватало молодых людей, готовых практиковать, вовлекать руки и сердце в процесс созидания важных для них вещей, готовых творить не только в мечтах.
Существует, наверное, миллион факторов, повлиявших на то, почему сложилась именно такая ситуация: решительное искоренение трудового обучения в школах в 1980–1990-х, завышенная ценность высшего образования и ученых степеней, фокусировка на технологиях и/или финансах как основе для движения вверх по социальной лестнице. Я не социолог и не антрополог, поэтому не могу полностью это объяснить, но я просто замечал тогда, как становилось все сложнее и сложнее найти в достаточном количестве молодых творцов, с которыми можно было бы поделиться идеями.
Где-то в середине 2000-х ситуация начала меняться, отчасти благодаря прогрессу в технологиях быстрого прототипирования вроде 3D-принтеров, а также распространению открытого программного обеспечения и широкополосного Интернета. Движение «Сделай сам» [4 - Англ. DIY (Do It Yourself). – Прим. пер.], появившееся тогда, воодушевило многих молодых людей из самых разных слоев общества, дало возможность удовлетворять любопытство, учиться, учить и делиться знаниями. Я также глубоко благодарен Дэйлу Догерти, основавшему в 2005 году журнал Make и положившему в его основу концепцию эдакой обновленной «Популярной механики» [5 - Американский научно-популярный журнал, издаваемый с 1902 года. – Прим. ред.], которая, казалось, взята им из моих самых смелых мечтаний. Журнал стал прекрасным флагманом для огромного количества творческих проектов и практик.
Вскоре в Сан-Матео (Калифорния) возник собственный конвент журнала – Maker Faire – и родилось новое сообщество. Я горжусь тем, что был частью конвента с самого начала и выступал на каждом мероприятии с момента рождения затеи. Через некоторое время я даже прославился за свои «воскресные проповеди» (о том, что их так называют, я узнал только спустя несколько лет). Каждый год я беру новую тему, но неизбежно заканчиваю чем-то вроде наставления о том, что надо продолжать делать всякие штуки, оставаться творческими людьми и продолжать расширять границы собственных возможностей. Я постоянно сражаюсь со всякими ограничениями, которые мешают нам взять в руки инструменты и реализовать потенциал динамичного креативного разума, будь то апатия, нехватка ресурсов, бюрократические препоны, давление социальной среды или образовательные стандарты. Меня не волнует, что именно, – миру требуется больше созидателей.
После выступления я трачу пару часов на общение с коллегами-созидателями, и это моя любимая встреча года. Мы обмениваемся историями, фотографируемся, и я спрашиваю у людей, чем они заняты, поскольку, даже если они нервничают, энтузиазм по поводу того, во что они вовлечены в данный момент, всегда побеждает любое волнение. Дайте созидателю шанс рассказать вам о том, на что он тратит свое время… и удачи вам в попытках остановить его!
На одном из первых Maker Faire ко мне подошел молодой человек и сказал немного печально: «Я не создаю ничего, я пишу программный код». Я слышал эту чепуху много раз: «Я не создаю ничего, я __________ (нужное вписать»). Писать программы, приготавливать пищу, пилить пиломатериалы (не знаю, почему тут все на букву «П») – весь этот длинный список исключений, которые люди изобретают, чтобы исключить себя из числа созидателей, приводит меня в ярость. Потому что люди, которые делают это с собой – или, что более вероятно, ГОВОРЯТ нечто подобное, – чудовищно ошибаются.
«Написание кода – это созидание», – воодушевленно сказал я тому молодому человеку. Когда мы движимы идеей сделать нечто из ничего – например, что-либо материальное вроде кресла или более эфемерное типа поэмы, – мы вкладываем часть себя в мир. Собираем опыт, который у нас есть, и, фильтруя его через наши слова и руки, голоса и тела, создаем некий культурный объект, которого ранее не было. И мы не просто помещаем то, что сделали, внутрь культуры… То, что мы сделали, на самом деле и ЕСТЬ культура. Помещение во внешний мир чего-либо не существовавшего ранее – самое широкое определение созидания, и это значит, что каждый из нас может быть созидателем. Творцом.
У всех есть что вложить. Это просто. Но никто не говорит, что это легко. Вещи, которые мы создаем, наделяют нас силой, даруют нам озарение, но в то же время делают нас уязвимыми. Наша одержимость чем-либо способна раскрыть нам, кто мы и кем хотим быть, но в то же время она может выставить напоказ нашу слабость, предъявить миру нашу странность и уязвимые места, наше невежество в какой-либо области и неполноценность. Даже сейчас, когда я сочиняю это в возрасте 51 года, я сильно подставляюсь, занимаясь написанием серьезной большой книги.
Я не знал, как писать книги, до того момента, пока не решил написать собственную. Подобно большинству вещей, которым я научился на протяжении жизни, я обучался писать по ходу самого дела. Это оказалось на удивление сложно и невероятно утомительно. Как станет ясно дальше, я люблю проекты с высоким уровнем сложности, так что в теории я должен был справиться с созданием текста. Однако реальность показала, что я оказался полностью не подготовлен к организованному воплощению собственных мыслей в десятки тысяч слов. У меня немало друзей, которые пишут, публикуются и живут за счет книг – я снимаю перед ними шляпу, поскольку это тяжелый труд. Эти люди меня даже пугают. Изложенное дальше является глубоко личным и, надеюсь, окажется полезным для читателей. Откровенно говоря, я удовлетворен результатами своих усилий – они на том уровне, которого я от себя не ожидал.
В любой творческой задаче есть риск: ее решение сопровождается множеством препятствий и вариантов дальнейшего развития событий, причем каждый из них создает вероятность, что все закончится неудовлетворительно с точки зрения результатов. Например, другие будут ими недовольны… и загорятся желанием вам об этом сообщить.
Это, я думаю, одна из главных причин того, что подростковый возраст многих травмирует. Как только мы начинаем ловить первые отблески того, какие мы есть на самом деле, как только начинаем понимать, что именно в мире нас больше всего интригует и воодушевляет, мы часто врезаемся в людей, которые не только не собираются нас одобрять, но и вообще могут оказаться откровенно враждебными. И тот урок, что делиться с другими своим сокровенным не всегда безопасно, может быть преподнесен чудовищно рано. В этом смысле, раскрыв другим область нашего искреннего интереса, того, что цепляет нас за живое, мы открываем подбрюшье. Например, когда мои собаки перекатываются на спину и позволяют почесать им животы, они демонстрируют тем самым высочайшую степень доверия, показывая мне свою уязвимость.
Дети могут быть очень жестокими. Не все, конечно, но, как правило, их жестокости с лихвой хватает, чтобы в подростковые годы многие научились прятать свое истинное я, скрывать творческие интересы и инстинкты просто из чувства самосохранения. Лекарство от этого – найти людей, которым вы можете доверять, и предъявить им свое «подбрюшье». Это может быть близкий друг, социальная группа или целое братство единомышленников. В этом отношении сейчас лучшее время в истории: Интернет далек от того, чтобы стать хранилищем всех знаний человечества, он больше похож на схему или указатель, но он дает возможность кому угодно на этой планете найти группу соратников-энтузиастов, чтобы разделить с ними свое творчество, а значит, и себя. Это главный плюс от наличия Сети. Когда мы находим родственных по духу людей, мы вместе с ними обретаем и разрешение исследовать, бурно радоваться и делиться найденным.
Эта книга – попытка поделиться результатом моих исследований с вами. Это хроника моей жизни и описание уроков, которые я извлек по пути. И это также разрешение от меня – вам. Разрешение заниматься тем, что вам интересно, тем, что вас зачаровывает, заставляя погружаться туда все глубже и глубже, чтобы увидеть, куда это в итоге приведет. Возможно, вам не требуется такое разрешение. Если так, то отлично! Вперед, делайте прекрасные вещи! Но мне самому такое разрешение требовалось множество раз в жизни. Поэтому, в чем бы я его ни находил, оно помогало мне открывать секреты как относительно себя, так и относительно мира, в котором я живу. Оно сделало меня лучше – как человека, как созидателя, как разумное существо.
Мы созданы для совместной деятельности. Люди по своей природе – исследователи и социальные существа. Нам постоянно хочется делиться своими историями, и именно эти истории делают нас уникальными созданиями. И разумеется, делиться – в пределах человечества. Вполне допускаю, что существует великий эпос, распространенный среди осьминогов и каракатиц, а касатки или серые волки рассказывают друг другу невероятно смешные байки и анекдоты. Но пока мы не можем все это расшифровать, нам остаются лишь другие люди. Только они способны расширить наше понимание вселенной, рассказывая истории о том, что они видят или видели. Созидание – один из магистральных путей делиться историями, который мы используем и всегда использовали.
Структура книги менялась несколько раз в процессе написания, так что сейчас это совсем иной текст, чем тот, что был у меня в голове, когда я только начинал. Это очень смешно, поскольку одна из сквозных мыслей сочинения, которая стала очевидной мне только под конец, – ничто из того, что мы создаем, не получается в точности таким, каким мы его задумываем. Причем это не косяк, а фишка, и именно по этой причине творчество нам так нравится. Творческий путь не похож на прямую линию из A в B. Это было бы очень скучно. Даже из A в Z – предсказуемо, слишком предсказуемо. Только за пределами Z начинаются интересные штуковины, которые рушат наши ожидания и меняют нас.
Книга разбита на четыре больших раздела. Первый говорит о мотивации и физике созидания. Я рассматриваю здоровую одержимость как гравитацию, которая притягивает нас к вещам, которые мы делаем. Я верю, что мастерства в каком-либо деле можно достичь, только будучи одержимым этим делом, и этот раздел показывает, как использовать одержимость, чтобы находить идеи и воплощать их.
Второй раздел говорит о том, как фиксировать процесс работы, и о том, как эта фиксация способна помочь вам работать лучше. Я упомяну о том, как время может заменять навыки, когда вы сталкиваетесь с чем-то незнакомым, и как небольшое количество времени, инвестированное в проект на ранней стадии, может сохранить куда большее его количество ближе к завершению. И в конечном счете мы посмотрим, как увидеть себя и свои рабочие привычки в контексте вашей работы и как расширить круг осознания, чтобы включить в него других людей, с которыми вы можете разделить то, что делаете. Созидание часто бывает одиноким, но я обнаружил, что оно куда веселее, если является групповым занятием.
Третий раздел говорит о допуске, о допустимом отклонении – как в инженерном значении, так и в значении терпимости. Когда мы говорим, что нужно учить детей переживать неудачи, мы говорим не всю правду. Ведь когда мы это произносим, то на самом деле имеем в виду, что творчество – пошаговый процесс и что нам нужно давать себе некий допуск, пространство на то, чтобы пробовать варианты, которые могут и не сработать, чтобы в конечном счете все-таки найти удачный. Неправильные повороты – неотъемлемая часть путешествия, как сказал о них мудрый Курт Воннегут – «урок танцев, преподанных богом» [6 - Из романа «Колыбель для кошки», перевод Риты Райт-Ковалевой. – Прим. пер.], и это последняя вещь, от которой мы хотим избавить наших детей.
Четвертый раздел имеет уклон в сторону организации, особенно в сторону организации рабочего пространства созидателя. Я верю, что каждая мастерская – физическое воплощение трудовой философии своего хозяина, его представления о труде. Понимая эту философию, вы можете тонким образом настраивать свои методы, привычки и результаты.
В конечном счете «Каждый инструмент – это молоток» представляет собой эклектический микс историй и инструкций, и это меня устраивает. Эклектика – что-то типа моего бренда. Я универсал в том, что касается моих творений, и разносторонний фанатик в том, как я организую свою жизнь. Поэтому дальше вы увидите, что для каждой истории успеха или предостерегающего рассказа есть урок по инструментам, методам и материалам, короче, по всему тому, что определило меня в жизни как созидателя.
Честно говоря, я думал, что уроков будет несколько больше, но чем глубже я погружался в писательство, тем осторожнее начинал говорить с позиции авторитета, поскольку мой талант заключается не в мастерском владении отдельными навыками (тут я почти во всем посредственен), а скорее в сочетании этих навыков и организации их в едином «ящике для инструментов», позволявшем мне решать проблемы, возникавшие в самых разных областях жизни. Важно упомянуть, что в этом ящике находится также длинный список невероятных созидателей и творцов, с которыми я имел счастливую возможность консультироваться, работая над книгой. Их честные и эмоциональные рассказы о своем подходе к ремеслу продолжали вдохновлять меня на протяжении всего проекта, и я надеюсь, что они вдохновят вас тоже. Чтение о творчестве всегда вызывает зуд у меня в руках и желание сделать что-то самому. Если эта книга так же подействует и на вас, я почувствую, что хорошо сделал свою работу.
Так что вперед, к созиданию!
1. Копать вглубь на дне кроличьей норы
«Как я начинаю?» На протяжении четырех десятилетий карьеры созидателя этот вопрос мне задавали чаще остальных. На первый взгляд он простой, но вот ответить на него не так уж и легко. Когда речь идет о проектах индивидуального уровня, я обычно говорю: «Ну… по-разному…» Большей частью потому, что творчество и созидание имеют особенную динамику, которая включает уникальные вопросы ментальной физики: инерцию, импульс, структурное сцепление, трение и механическое разрушение. Поэтому правила того, что вы создаете, часто определяют и то, как вы начинаете.
Но большей частью, задавая этот вопрос, люди хотят узнать что-то вроде: «Как я могу начать, если не имею представления, что создать?» Именно тогда вопрос перемещается из физического мира созидания в ментальное пространство воображения и вдохновения. Я пришел к заключению, что ответ на этот вопрос находится в рамках одного из более широких, фундаментальных принципов физики – первого закона термодинамики [7 - Так у автора. На самом деле он приводит первый закон Ньютона, или первый закон классической механики. – Прим. пер.]: тело, находящееся в состоянии покоя, будет оставаться в состоянии покоя, пока к нему не будет приложена внешняя сила. Иначе говоря, чтобы начать, вы должны получить внешний толчок, который заставит катиться шары (ментальные или физические), преодолеет инерцию бездействия и нерешительности и породит настоящий творческий импульс.
С учетом моей личной склонности к быстроте и экспериментам, проблема начала движения у меня возникает очень редко, и идей обычно бывает больше, чем требуется. Поскольку глаза у меня больше брюха, моя творческая тарелка всегда полна замыслами до краев. Мои сложности обычно связаны с недостатком времени и ресурсов, а не с волнением по поводу того, какой проект у меня будет следующим.
Я знаю, что это может поставить меня в двусмысленное положение в некоторых кругах созидателей и, вероятно, даже разозлить кое-кого, но уверяю вас, что это связано не столько с моими особыми умениями, сколько с одной специфической чертой – одержимостью. Мой опыт говорит, что создание чего-либо требует пусть минимальной, но помощи от одержимости, этой гравитации мира созидания. Она движет вещи, она связывает их, она дает им структуру. Страсть (хорошая сторона одержимости) может создавать великие вещи или идеи, но если она превращается в фиксацию (плохая сторона одержимости), то может стать и разрушительной силой. И то, каких результатов вы добьетесь как созидатель, зависит в значительной степени от того, как вы будете открывать и эксплуатировать источники вашей собственной одержимости.
Мое любопытство работает сериальным образом. За долгие годы бесчисленное количество вещей привлекало мое внимание: история, научная фантастика, кино, архитектура общественных пространств, механические компьютеры, клей, LEGO, ругательства, волшебство, сторителлинг, «Звездные войны», физика, философия, оружие и военная техника, магия и монстры, новые инструменты, крошечные автомашины, космические скафандры и космические корабли, сознание животных, яйца… И я еще не добрался до конца списка, каждая строчка которого отправляла меня в путешествие на дно кроличьей норы.
Слава богу, меня с самого раннего детства поддерживали родители, которые не мешали полету моей фантазии и никогда не гасили мои интересы. Папа был художником, мама – психотерапевтом, и мне с ними здорово повезло. Если я интересовался чем-то, они давали мне разрешение исследовать эту штуку. Когда я не знал, как это сделать, они помогали мне найти инструменты для исследования. Иногда я думаю, что мои родители пытались удержать мое любопытство нацеленным на что-то конструктивное, на что-то отличное от шалостей, немалое количество которых я сотворил в свое время. Они знали, что если позволят мне следовать своим чувствам, то есть шанс, что плоды моих занятий в принципе где-то и когда-то могут пригодиться.
Эмоциональное самоосознание – немыслимая задача для ребенка. Черт, это сложно даже для взрослого. Очень тяжело переводить эмоции в слова. И еще сложнее, когда вы делаете это на публике и можете стать объектом насмешек. Это как раз мой случай. Половозрелым тинейджером я был просто не в состоянии описать, какие чувства у меня вызывали «Звездные войны», научная фантастика или астронавты из проекта «Аполлон». По крайней мере я не мог рассказать об этом так, чтобы меня потом не заперли в шкафчике. Так что я держал свои чувства и энтузиазм при себе. Эта стратегия вовсе не уникальна для молодых людей, полных творческой энергии. Но я отличался тем, что хотя и скрывал чувства, не запирал и не подавлял их. А это часто происходит, когда тинейджер не находит поддержки дома. Вместо этого я просто разрешал им расти внутри, пока они не заполняли меня целиком.
В этом смысле родители, нянчась с моим любопытством, давали зеленый свет моей творческой одержимости, и я буду вечно благодарен им за это. Их одобрение показывало мне, что моя растущая одержимость – ценная штука, а вовсе не что-то глупое, что надо отбросить, и мои интересы чего-то стоят. Мое любопытство было валютой, которую я мог потратить, исследуя нечто во внешнем или внутреннем мире. Родители выдали мне лицензию на занятие тем, что я называл «тайными страстями».
Следуйте за своими «тайными страстями»
Тайные страсти могут приходить откуда угодно, как угодно и в любое время. Если вы поклонник кино или фанат архитектуры вроде меня, то Макгаффином [8 - Макгаффин – объект, реальный или мысленный, вокруг охоты за которым строится сюжет, например бриллианты в «12 стульях» или статуэтка сокола в «Мальтийском соколе». – Прим. пер.] может быть то, что движет замысел вашего любимого фильма, или зеленая патина на поверхности некоей архитектурной детали, мимо которой вы каждый день ходите на работу или в школу. Если ваше внимание задержится на этих вещах и вы им это позволите, они подтолкнут ваш разум. Однажды они могут так зачаровать вас, что пробудят желание погрузиться в тему глубже, узнать о ней больше, возможно, даже что-то в ней сделать или нечто получить. Пробудившаяся (и зреющая) одержимость такого рода и есть источник идей.
По моему опыту, когда вы следуете за своей тайной страстью, идеи выскакивают из досок и выползают из деревьев по мере того, как гравитация интереса тащит вас все глубже вниз по кроличьей норе. И все же очень немногие из нас ценят и используют эти страсти. Мы можем отбрасывать их как нечто бесполезное, не имеющее реальной ценности, даже стыдиться. Именно по этим причинам тайные страсти обычно так и остаются тайными для очень большого количества людей. С годами я потерял счет людям, которые приходили ко мне и начинали разговор, тихо, даже неохотно признаваясь, что интересуются чем-то, что я сделал, или тем хобби, которому я отдаюсь. Многие из них верят, что прыгнуть головой вперед в нечто подобное – все равно что отказаться от важной и надежной части жизни. Но я им возражаю и говорю, что такие увлечения – важнейшая часть жизни. Это больше чем хобби. Это страсти, у которых есть цель. И я научился с искренним уважением тратить силы на подобные занятия, которые доставляют нам радость.
Мне очень повезло – у меня была возможность следовать за своими «тайными страстями», добиваясь взрослого профессионального успеха. Но даже если бы у меня не получилось сделать их профессией и я вынужден был заниматься ими только в свободное время, я бы все равно постоянно создавал всякие штуки.
«Страсти» резко контрастируют с другими, мимолетными увлечениями и случайными умениями, встречавшимися в моей жизни, например жонглированием или актерским мастерством, от которых я отказался сразу же, как стал на капельку лучше посредственности. Подобных хобби у меня было много, особенно в ранние годы, при этом я никогда не знал, наступит ли время, когда я стану профи, и не волновался об этом. Я был Святым Покровителем Уровня Чуть Выше Посредственности.
Когда в возрасте чуть больше двадцати я осознал, что могу поискать и даже найти реальный опыт созидания на высоком уровне, я немедленно ринулся в этом направлении. Этот шаг радикальным образом изменил мою способность сочетать умения, которыми я уже обладал, с новыми навыками, которые надеялся освоить. И это примирило меня с ограничениями – а они очень значительны – по поводу того, что я могу.
Например, я был бы не против стать сценаристом. Глядеть на мир как сценарист – интереснейшая штука. У них особый тип мозга, который фильтрует мир их опыта через нарратив и через некоторое время становится тонко настроенной машиной, способной производить героев, миры и многослойные сюжеты. Сценаристы по своей сути – человекоподобные 3D-принтеры для историй.
Но я понял, что мой мозг работает не так – я не думаю в терминах ветвящихся, изгибающихся сюжетов. И я не считаю, что это недостаток. Мой мозг меня вполне устраивает. Да мне и не нужно писать сценарии. Каждый из нас, проживая жизнь, создает свой, отличный от других способ интерпретации и отображения мира. Каждый из нас наделен уникальным способом делиться историями, и это значит, что каждый из нас приходит к собственным идеям и выражает их как может. Именно эта магия разнообразия создает культуру.
Как работает ваш мозг? Какова ваша «тайная страсть»? Как вы видите мир?
Сценарное искусство – лишь один способ, самый очевидный, создания историй. Специфический набор умений, которыми снабжен мой мозг, хорошо подходит для того, чтобы созидать материальные предметы. При этом он служит мне очень хорошо, пусть даже я ни разу не написал сценарий. И я доволен этим, поскольку именно созидание вещей всегда позволяло мне чувствовать свою уникальность – этот процесс задействует мой мозг так, как никакое другое занятие. Есть нечто особое в сцеплении между структурой моего разума и тем, что я могу делать с помощью рук. Когда я созидаю предметы, мир становился осмысленным для меня, и все это выглядит для меня как суперспособность.
Первой из моих страстей, связанных с изготовлением вещей, стал косплей. В его основе – практика наряжаться в костюмы любимых персонажей из книг, кино, в особенности из аниме. Но косплей – это нечто большее, чем просто нацепить шмотки героя. Косплей подразумевает вживание в образ того, кого ты пытаешься изобразить. Причем в какой-то момент я сообразил, что это скорее театр на общественных началах, чем сольная практика. Долгое время я испытываю страстный интерес к косплею, он для меня неиссякаемый источник любопытства и различных идей относительно того, что бы такое изготовить. Многие мои любимые проекты выросли именно из этого интереса. Я не скрываю любви к косплею и не изменяю ей. Сейчас, по крайней мере. Но не всегда дело обстояло так просто. Косплей, как и любой другой глубокий интерес, способный породить тайную страсть (потому что это клево!), одновременно может создать вам трудности (и тут может таиться исток тайного стыда, окружающего наш энтузиазм), поскольку вещи, которые мы любим, обычно делают нас по-настоящему уязвимыми.
Семена моего увлечения косплеем были посеяны еще в школе (хотя тогда даже сам термин еще не придумали), когда я понемногу влюбился в кино как в форму искусства. Сторителлинг для нескольких органов чувств и многослойное конструирование миров взорвали мой разум. Это было начало 80-х, невероятное время для тинейджера, который интересовался фантастическими приключениями, космооперами и фэнтезийным эпосом. Подобные вещи вдохновляли меня на создание собственных версий костюмов – просто чтобы сделать вымышленные миры ближе к реальности, чтобы поместить себя внутрь этих волнующих историй, но в приватной домашней обстановке, само собой. Показать это тайное увлечение на публике я мог только на Хэллоуин, когда вам готовы извинить любой наряд. Подозреваю, что так оно начиналось и для множества других людей.
Когда мне было 16 лет, мы с отцом под впечатлением фильма Джона Бурмена «Экскалибур» создали полный набор доспехов, и в день Хэллоуина я надел его в школу. Мы потратили недели, изучая его устройство и изготавливая из кровельного алюминия и миллиона заклепок. Я работал без устали, пока он не налез на меня как перчатка и я не почувствовал себя в нем по-настоящему офигенно. Оставалась единственная структурная проблема: я не мог в нем сесть. Если я хотел стоять в костюме и видеть, что учитель пишет на доске, я должен был стоять у задней стены класса. На эту сделку я пошел более чем охотно, и все, по моему мнению, шло отлично до самого третьего урока, когда я начал перегреваться… Появилось туннельное зрение, и я медленно съехал на пол по стене с громким, неуютным скрежетом и вырубился посреди урока математики. Это более чем смущающая ситуация – очнуться в кабинете школьной медсестры, когда ты весь в поту, раздет до белья и думаешь, куда делись сделанные тобой доспехи.
На следующий год я не стал перебарщивать с металлом и изготовил часть защитного снаряжения, которое носил герой фильма «Безумный Макс – 2: воин дороги». К наручам из того же алюминия я добавил несколько крутых наклеек и футуристических рисунков. Потом я сделал так, чтобы это смотрелось как надо, состарив предмет, шкрябая им о грязную стену в нашем подвале. Когда наступил Хэллоуин, я нацепил эту штуку в школу, дополнив ее кожаной курткой мотоциклиста и тяжелыми ботинками вроде тех, которые носил Макс. Это оказалось именно то, что называют (как я узнал позже) «костюмом в рамках вселенной» – то, что не является каноном, но находится в рамках канона. И оказалось, что все это невероятно круто носить, даже круче, чем полный комплект доспехов, если такое было бы возможно.
Впрочем, мой одноклассник Аарон придерживался другого мнения. И он начал прикалываться по поводу моего костюма – не особо жестоко, но достаточно ядовито, чтобы я ощетинился. Обычно, когда случалось что-то подобное, мое отвращение к конфликтам заставляло меня прятаться, уходить внутрь себя, туда, где обитала моя одержимость. Только не в этот раз. Костюм заставил меня ощутить, что я в общем мощный парень (позже я обнаружил, что косплей часто оказывает такой эффект), и наделил меня духом героя из постапокалиптического мира, ухитрявшегося выживать в бесконечных передрягах. Поэтому я встал на дыбы и ответил. В моем представлении, или, точнее, в представлении персонажа, которого я изображал, на этом все должно было и закончиться. Я выдержал наезд Аарона, потом сам наехал на него, причем вполне успешно. Аарон оказался повержен. Вот только Аарон не согласился с этим.
«О, гляньте, каким крутым стал Адам, напялив на руки какие-то железки!» – насмешливо завопил он к большому удовольствию наших одноклассников. Одной-единственной фразой он пробил мой доспех. Он увидел меня насквозь и использовал это против меня, выставив на обозрение мою самую интимную часть. В этот момент я понял, что вещь, способная трансформировать тебя в более могущественное существо, может быть использована и против тебя, вызвать ощущение уязвимости, а не только силы. И этот урок мне пришлось выучить еще не раз, пока я становился старше.
В 2009-м, например, «Разрушители мифов» решили поиграться с классическим мифом из кино. В бесчисленных кинолентах герои и злодеи одинаково удирали от погони, спрыгивая с крыш или выскакивая из окон высоких домов, чтобы безопасно приземлиться в мусорный бак внизу, затем небрежно выбраться из него и задать стрекача. Но насколько твердым или мягким является содержимое обычного мусорного бака из настоящего мира? Является ли оно идеальным материалом для того, чтобы встретиться с ним после настоящего прыжка? И если этот идеальный материал на самом деле находится в баке, то спасет ли он вашу жизнь? На все эти вопросы мы намеревались получить ответ.
Когда мы задумали историю, стало очевидно, что Джейми Хайнеману и мне придется прыгать самим. Это привело к тому, что возникли два эпизода: первый, где мы тренируемся, и второй, где происходит настоящий эксперимент. Я решил, что с точки зрения визуальной истории наши костюмы в том и другом случае должны отличаться. Для тренировочной сессии костюмеры выдали нам спортивные костюмы с надписью «Каскадер-практикант» на спине. Для самого же эксперимента, когда стало ясно, что мне придется прыгать, я долго думал, какой наряд будет лучше смотреться на экране и вообще подойдет к этой теме.
Сидя на вершине одного из сооружений тренировочного центра пожарной охраны в Сан-Франциско (остров Трежер-Айленд), где мы снимали эпизод, я посмотрел в сторону района Ист-Бэй, и мой взгляд остановился на ныне закрытой авиабазе ВМС «Аламеда». «Аламеда» послужила локацией, где мы сняли несколько связанных с автомобилями выпусков, и там же создали ряд сцен для одной из моих любимейших франшиз всех времен – «Матрицы» с Киану Ривзом в роли Нео. И вот оно! Нео был эпическим прыгуном с крыш и из окон. Я мог одеться как он (отличная мысль!), скакнуть с высоты 20 футов в мусорный бак, и это будет выглядеть офигенно. Иконический длинный плащ Нео, выбранный братьями Вачовски за киногеничность, отлично будет смотреться и в нашем шоу.
Я принялся тщательно воссоздавать костюм Нео, никому из команды об этом не сказав.
Плащ с длинными фалдами: найден на eBay.
Солнечные очки Oakley Twenty XX: в наличии.
Мотоциклетные ботинки до колена со множеством застежек: быстрое путешествие на Хайт-стрит в Сан-Франциско решило проблему.
Когда пришло время снять сцену эксперимента на следующий день, я бегом рванул к машине, чтобы переодеться. Надевая каждый из предметов костюма Нео, я испытывал новый прилив возбуждения, но когда я появился из-за автомобиля в полном облачении, то увидел, что многие из членов команды хихикают, подавляя улыбки. Снова наступил тот самый сложный момент. Я оказался полностью беззащитным. Раньше, когда я был моложе, это стало бы непрерывным и невыносимым ночным кошмаром. Мой мысленный взгляд превратил бы ухмылки в откровенную насмешку, как у Кэрри на выпускном балу [9 - Главный персонаж романа «Кэрри» Стивена Кинга и одноименного фильма. – Прим. пер.]. Только вот никто из работников «Разрушителей мифов» не был настроен по отношению ко мне негативно. С большей частью этих людей я проработал уже около пяти лет, и мы были настоящей семьей. Они посмеивались, поскольку ясно видели, во что и насколько глубоко я вовлечен.
Кадр из высокоскоростной съемки эпизода «Нырок в мусор» для «Разрушителей мифов». До сих пор один из моих любимых
Нацепив костюм Нео, я предъявил команде глубоко личную часть себя, которую мало кто из них видел, часть, по поводу которой я всегда пусть немного, но испытываю смущение. Впрочем, я быстро вспомнил, по какой причине надел эти шмотки: я знал, что плащ из «Матрицы» будет красиво развеваться за моей спиной во время ускоренной съемки моего падения в полный пены мусорный бак. И, ни фига себе, именно так и получилось! Плюс я еще осознал, что состоялась беседа между двумя версиями меня.
Я-взрослый выразил публичную благодарность себе-школьнику, сказав ему: «Когда развевается твой флаг чудака, это круто!» А взрослой версии себя я напомнил, что надо продолжать двигаться в направлении вещей, выглядящих немного странно и любимых мной по причинам, которых я сам полностью не понимаю, поскольку движение к этим вещам и было двигателем, позволившим мне добиться всего, чего я добился в жизни.
Костюм Нео оказался первым одеянием, которое я трудолюбиво собрал для шоу. За ним последовали многочисленные облачения для других эпизодов «Разрушителей мифов», ну а за ними – наряды для комик-конов и для видео на tested.com, моего сайта, посвященного процессу и инструментам созидания во всех его многочисленных формах. В определенной степени тогда на Трежер-Айленде я дал самому себе разрешение, зажег зеленый свет для той одержимости, которая определяла мою юность, освободил тайные страсти, порожденные ею же, чтобы следовать за ними до самого конца, вне зависимости от того, что там.
Я созидатель по профессии и рассказчик историй по темпераменту, но в первую очередь я вижу себя «автоматом по выдаче разрешений». В начале своего знаменитого эссе «Доверие к себе» Ральф Уолдо Эмерсон говорит: «Верить в свою мысль, верить, что истина моего сердца – это истина для всех людей, вот что гениально »[10 - Перевод Василия Борецкого. – Прим. пер.]. Само эссе, и в особенности эта фраза, ударили меня прямо под дых, когда я познакомился с ними в возрасте 18 лет, и они до сих пор продолжают на меня действовать. Глубочайшие истины, извлеченные нами из опыта, универсальны и соединяют каждого из нас со всеми остальными и с миром вокруг. Я обнаружил, что та истина является ключом, размыкающим оковы стыда и неуверенности в себе. Она задает ментальное пространство, в котором сможет развеваться ваш флаг чудака и где вы сможете размещать интересные вам вещи. Для творца, который живет внутри каждого из нас, это прямой путь к свежим идеям и созиданию.
