978-5-17-133942-5
ISBN :Возрастное ограничение : 12
Дата обновления : 14.06.2023
По папиной линии дедушка был церковнослужителем. А поскольку папа всегда занимал руководящие посты, то, естественно, был членом партии. И они с мамой очень долго скрывали, что меня крестили. Я во взрослом возрасте сама покрестилась, думала, что некрещеная. Во Франции нашла себе батюшку, и он стал моим крестным и крестным моего сына. А когда приехала домой, маме сказала, она ответила: «Ну что ты, дочка, мы тебя в детстве уже крестили». Так что я внучка священника и дочка члена партии.
Отец мой Георгий Иванович (1916–1990) занимал в Астраханской области руководящие посты в организациях и на предприятиях народного хозяйства. Вообще-то папа у меня человек деревни, был он и председателем колхоза.
Отца все уважали. Он разговаривал с каждым колхозником на его родном языке.
Я все время удивлялась, откуда он знает столько языков и как всех понимает?! Однажды пришла к нему во время собрания, он мне говорит: «Ты подожди, дочка, посиди». Я села на лавку. Пришли дяденьки, стали что-то отцу говорить, а он им отвечает на непонятном мне языке. После собрания я спросила у отца: «Откуда ты знаешь столько языков?» А он отвечает: «Надя, люди пришли ко мне со своими проблемами. Я должен их уважать. Я с ними поздоровался, спросил, как живут, на их родном языке. А потом о делах колхоза мы говорили по-русски, чтоб каждому было понятно».
В работе отец был очень требовательный и в то же время душа нараспашку. Уж если он за что-то брался, можно было быть спокойным: как человек ответственный за свое дело, он выполнял его на самом высоком уровне. Все у него получалось. Если что-то сказал, пообещал, значит – «железно» сделает. Папа был партийным человеком, очень серьезным и основательным.
Однажды он придумал такую вещь: случился колоссальный урожай помидоров, вывезти который не представлялось возможным, но и дать погибнуть – жалко, ведь столько трудов вложено! Прямо на поле поставили специальную печь, и из томатов варили пасту, которую сами колхозники с удовольствием и раскупили. За эту самовольность отцу потом выговор объявили по партийной линии. К сожалению, такое было. Сплошь и рядом допускалась бесхозяйственность, а деловая инициатива часто наказывалась.
Я и мой брат Валера не могли запятнать авторитет отца. Детям председателя колхоза нельзя было не трудиться на полях. Почему дети рядовых колхозников должны работать, а мы нет? И мы работали на полях наравне со всеми. Пололи, поливали. Когда покос или посевная, вся деревня поднималась, и мы в четыре утра вставали. У нас как было: зимой учимся, а в каникулы – работаем. Это у кого-то каникулы как каникулы, а нам отдыхать летом казалось зазорным.
За свою работу мы получали деньги, как и все, 15–30 копеек за одну прополотую грядку. А у Валерки вообще были большие амбиции. Он всегда зарабатывал больше всех. Как же – сын председателя должен работать лучше всех. Валера шел на самый тяжелый участок – сенокос. Причем косили не комбайном или сенокосилкой, а косой-литовкой.
Помню такой случай. У нас не было коровы, родители вообще не держали скотину, некому было за ней ухаживать. Мама – учительница, целый день в школе. Отец – председатель колхоза, тоже занят. Мы в школе, на занятиях. И вот Валера заработал на сенокосе стог сена и отдал его соседям. Так они нас потом долго поили молоком.
Люди, связанные с землей, – они другие. Они умеют разговаривать с планетой, с ее энергией. Человек, который с землей имеет дело, – мощный, сильный. Наверное, и мне это генетически передалось.
Папа мой, Георгий Иванович, происходил из казаков. По происхождению я потомственная казачка, с Юга России, родилась и выросла в Астраханской области. Уклад дома был свой, казачий, неповторимый, ведь казаки – это особое сословие. Добрейшие люди! Гостеприимство, душа нараспашку. Чтобы кто-то голодным остался или кто-то ночевал на улице – сроду такого не было. В казачьей семье меня приучили к порядку, дисциплине, уважению старших, хорошей учебе и обязательно – труду.
Моя мама, Тамара Александровна, по своей природе была женщина тихая и спокойная, но обладала сильным и волевым характером. Мы, дети, никогда не слышали, чтобы она кричала, говорила на повышенных тонах. Никогда. Могла умолкнуть, уйти в себя, но не выплескивала эмоции. Она была человеком довольно строгим, сдержанным, уравновешенным, с каким-то обостренным чувством справедливости, которое и в нас воспитала. В своих воспоминаниях и снах я вижу ее всегда молодой, красивой, энергичной – такой она останется со мной навсегда.
С отцом они встретились после войны. Мужем и женой стали в 1948 году. Они были совершенно противоположными людьми, и, может быть, благодаря этому жизнь прожили чудесную.
Мама работала учительницей младших классов. Когда началась война, ее мобилизовали на фронт. Два года она служила в военной цензуре в Сталинграде, потом с наступающими войсками дошла до Белоруссии. Когда демобилизовалась, вернулась домой к родителям и стала продолжать работать учительницей начальных классов.
В то время для многих семей учитель был родным и близким человеком. Это была дружная семья: дети, родители, учителя. Все старались поддерживать друг друга, вместе проводили традиционные праздники, вместе грустили, веселились, строили планы на будущее. Здесь учитель был у всех на виду, всю жизнь жил как на сцене перед зрителями-односельчанами. Это очень ответственно и почетно.
Учитель чувствовал свою значимость. К нему приходили поговорить и посоветоваться не только ученики, но также их родители. В прежние времена сельский учитель пользовался особым почетом, непререкаемым авторитетом.
В наши дни отношения «учитель – ученик» в корне изменились. Педагогу нередко приходится работать не столько с детьми, сколько с их родителями, среди которых, к сожалению, далеко не все являются достойным примером. Почему-то многие родители считают, что раз они отдали своего ребенка в школу, то школа должна им полностью заниматься. Получается, что все знают свои права, но часто забывают о своих обязанностях. Вот и укоренилось правило: родитель всегда прав, ученик всегда прав, а к учителю можно относиться как к обслуживающему персоналу. Поэтому от учителя в наше время требуются не только глубокие знания, но также душевные силы, терпение и выдержка. Разумеется, в педагогике, как и в любой другой профессии, попадаются хорошие работники и плохие. Одни любят детей, а других к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя. Но второй вариант, скорее, исключение, чем правило.
С моей мамой у меня связано все самое лучшее в жизни. Перед ней я всегда в неоплатном долгу. Она не только подарила мне жизнь, но и научила своим примером многому, научила работать и делать любое дело на совесть. Отвечать за свои поступки, любить и уважать взрослых, особенно старшее поколение, и детей – это тоже материнский наказ.
Верно сказал один мудрый человек: «После Всевышнего мы в первую очередь в долгу перед женщиной: сперва она дарует нам жизнь, а потом придает этой жизни смысл».
Все в жизни начинается с матери: первый вздох ребенка, первый крик, первая улыбка, первая песня у колыбели. Самим Богом и природой предназначено женщине-матери нести в мир свет и добро, быть символом величайшей созидательной и нравственной силы. Она – хранительница семейного очага, тепла и уюта в доме. От ее ласки, заботы, терпения, мудрости зависят крепость и благополучие семьи.
Я всегда с восхищением и особым теплом отношусь к российским женщинам-матерям. На их долю выпало столько испытаний и трудностей, сколько, пожалуй, никому в мире. На их духовной силе, великом терпении, милосердии и доброте испокон веков держалась Родина.
Наши женщины вынесли на своих плечах всю боль и тяжесть ушедшего века.
В суровые годы Великой Отечественной войны они наравне с мужчинами защищали Отечество на фронте. В тылу они заменили своих мужей, отцов, братьев. Руки наших матерей до сих пор помнят тяжкий труд в военное лихолетье, вес драгоценной пайки хлеба, полученной на рабочую карточку.
Женщины наши сами голодали, ели жмых пополам с лебедой, но армию кормили. Своим материнским благословением они осеняли уходящих на фронт мужей, сыновей, дочерей. А сколько они пережили горя, получая леденящие душу похоронки, оставаясь без кормильца с малыми детьми на руках!
Да разве только война выпала на их нелегкую долю? А голодные, тяжелые послевоенные годы? И тогда наши матери работали за гранью человеческих возможностей. Трудно переоценить значение материнского подвига в судьбе нашей страны.
Вспоминая свою маму, я теперь часто думаю, что пока есть мать, дети защищены огромной силой. Любовь матери, ее молитва, как талисман, оберегают нас от несчастий, заряжают нашу жизнь чистой энергией добра.
И независимо от того, сколько нам лет, в самую тяжелую минуту мы невольно зовем маму. Тогда все отступает: и тревоги, и боль, и горечь. Для матери ребенок, будь он царем, президентом или водопроводчиком, всегда самый родной, самый дорогой и любимый человек на Земле. И она вечно будет его оберегать от трудностей и опасностей.
В моей семье я воспитывалась в народных традициях. Не понаслышке и не по книжкам, а реально в них жила. Неудивительно, что впоследствии выбор мой сразу пал на народные жанровые песни. Каждая культура имеет свою особенность. Это ведь не формальное произношение слов – душа начинает работать!
Села, в которых мы жили, были многонациональны. Кто здесь только не проживал: и русские, и казахи, и казаки, и чеченцы, и украинцы, и армяне. И все жили дружно, ладно и весело. Была взаимная поддержка, понимание, не было среди людей никаких ссор. В селе все друг про друга все знали. Все со всеми здоровались. Люди друг к другу относились по-особому. Ощущалось какое-то родство. Все были родными и близкими. В беде и горе сосед старался соседу помочь. Замков на воротах никто не вешал. У нашего дома двери всегда были нараспашку. Когда появлялся новый человек, спрашивали: «Кто, откуда, к кому приехал»? Незамеченным не оставался никто. Были общие праздники, общие радости.
Если у нас во дворе гульбища шли, допустим, новогодние колядки, и все наряжались, то мы с братом Валерой не могли узнать, кто у нас папа, а кто мама. А уж если свадебка чья-то была, то по деревне проезжала телега или полуторка с открытыми бортами и там стояло трюмо, обязательно лежала гора подушек, перины, кружевные подзоры. И все видели, что это приданое невесты. А впереди бежали ряженые и кидали детям карамельки. Я этого забыть никогда не смогу.
А на краю нашего села размещался цыганский табор. Одни цыгане уходили, другие приходили. Костры, кибитки, гитары, а как они пели – не передать! Мы все время бегали ночью их слушать. Нам было безумно интересно смотреть на них, на их образ жизни и как-то приобщаться к этому колориту.
Для меня понятие родины постоянное. Это реальная сила, которую я ощущаю, и которая идет от земли. Я ее чувствую. Она меня держит крепко. Не имеет значения место, в котором ты родился, жил или живешь сейчас. Я думаю, никого не надо убеждать, что своя квартира, свой дом, по степени важности для человека, стоят сразу же вслед за водой и хлебом насущным.
И как бы трудно ни приходилось в жизни, если вокруг крепкие, надежные родные стены – это как спасательный круг для семьи, тогда можно преодолеть любые невзгоды! Знаете, если бы у меня была машина времени, я бы хоть ненадолго вернулась в родительский дом, чтобы вновь ощутить тот неповторимый запах детства, то особое тепло, которое никогда ни с чем не спутаешь и никогда не забудешь. Запах из детства – самая мощная в мире машина времени, писал Михаил Задорнов. Это святыня, куда хочется приходить вечно! Это то место, по которому тоскует душа и к которому притягивает необъяснимая сила. Ведь дом – это не просто жилище, крыша над головой, не просто здание, которое защищает от холода и дождя. Дом – это уклад жизни, традиции, обычаи, привычки. Это встречи и расставания, которые и через долгие годы перебираешь в памяти и к которым, как к живительному роднику, припадаешь в своих воспоминаниях. Здесь хранятся семейные фотографии, старинные вещи бабушек и дедушек, а может – еще прабабушек и прадедушек.
Как здорово быть дома – под родной, теплой крышей, когда за окном моросит холодный осенний дождь или метут зимние метели, а тебя согревают стены твоего дома, внимание и забота дорогих тебе людей. Можно ли пожелать большего счастья для человека? Родные люди – семья, дом – это воистину «…надежный причал…». Это частичка моей души.
Оглядываясь на прожитое, до сих пор чувствую, как много в душе осталось от детства. Человек формируется из истоков. Воспитание ребенка происходит до пятилетнего возраста. И лишь потом он начинает активизировать то русло, в которое родители смогли его направить. Самые первые уроки мы получаем в семье от родителей, которые всегда являются для нас примером и в поступках, и в делах. Конечно, многие качества человеческого характера приобретаются потом, позже, с годами, с опытом, через преодоление невзгод, осознание ошибок, горечь утрат. Но есть глубинные, стержневые свойства личности – доброта, порядочность, честность, милосердие, которые наследуются от родителей, передаются с молоком матери. Мои родители делали все правильно. Даже когда я уже училась в Москве и приезжала домой в Астрахань, меня мой папа, председатель колхоза, гнал тут же на поле. «На обратную дорогу, дочка, зарабатывай сама». И я собирала помидоры, благо с одного куста можно ведро собрать. Норма – 12 ящиков, и все, что сверх нормы – по 10 копеек.
Родители воспитывали меня в любви и уважении ко всему: людям, труду и всему, что меня окружает. Моя душа не противится моим действиям. Это называется гармония. В быту то же самое. Я непривередливая, очень непритязательна в еде. Для меня деликатесы – что они есть, что их нет – значения не имеют.
Нынешней молодежи хочу дать такой совет: берегите, любите, жалейте родителей, пока они живы, ведь можно и не успеть вовремя заглянуть в родные глаза, поцеловать заботливые руки, а потом горько сожалеть и корить себя за это. Цените каждый миг, прожитый рядом со своими родителями. В мире не осталось ничего более подлинного, чем родительская любовь.
Да, мы привыкаем, что родной, близкий тебе человек живет рядом. Для нас становится нормой, что о нас кто-то постоянно заботится, ждет, волнуется, переживает, любит. Кажется, что так и будет всегда. Но в том-то и дело, что «всегда» не бывает в нашем конечном мире. Как часто мы начинаем понимать, что были счастливы тогда, когда это счастье теряем.
Каждый прожитый день – невероятно дорогой подарок судьбы. И на каждый день надо смотреть, как на маленькую жизнь, а не откладывать все на потом. Ведь «потом» может и не быть.
Сейчас, с высоты прожитых лет, когда я уже сама мать и бабушка, невольно о многом задумываешься, переосмысливаешь пережитое, понимаешь, сколько бы я еще сказала теплых слов самым дорогим мне людям на земле.
Память – это великое дело. Пока мы помним, история продолжает формироваться. История про наших родителей, дедов, прадедов, она про нас с вами. И мы в ней сегодня все участвуем.
Глава 3
Детство
Мое детство проходило очень бурно и активно, я была непоседой. Однажды играли в казаков-разбойников. А мама как раз купила мне классную юбку из поплина в полоску. Поплин тогда только входил в моду. И я раз! – через забор в ней. А забор деревянный, с торчащими штакетинами. Я перепрыгнула через него и повисла на колу. Юбка широкая, на резинке, как парашют. Вишу на заборе и чувствую, как трещит моя юбка. И мне вдруг так жалко стало эту юбочку. Что я маме скажу? Но до крови стиснула губы и молчу, только бы юбка не разорвалась до конца, только бы мне не упасть вниз, потому что рядом проходила другая команда мальчишек, которая нас искала.
Недалеко находился стог сена. Ребята решили, что я в этом стогу спряталась. А я рядом на заборе вишу. Как только они отошли, я рухнула на землю.
Юбка, конечно, разорвалась. Долго я по ней плакала. Но зато никого не выдала. На следующий день, конечно, был кнут и другие вытекающие из моего поступка последствия. Росла боевой девчонкой, дружила исключительно с мальчишками и была главной зачинщицей во всех проделках и шалостях. Все время что-то чудила, ездила на мотоцикле, рвала тюльпаны в сквере у сельсовета, забиралась в колхозный сад за яблоками, а потом, ревя от полученного в одно место выстрела с солью, неслась домой.
В Зубовке, где я жила, была длинная тополиная аллея и огромная труба, в которой мы прятались, играя в казаков-разбойников. У меня была своя компания. Таня Иванова, Наташа Иванова, Лида Гундина, Галя Тимошенко, Володя и Толя Филяевы, Женька и Сашка Фокины. Компания была серьезная. Но нас постоянно разгоняли, потому что не хотели, чтобы мы были все вместе. А у нас был какой-то внутренний протест против несправедливости, против того, что было в школе: ага, ты мне нравишься – значит, любимый ученик, не нравишься – нелюбимый. В нас во всех созревал какой-то внутренний протест. Интуитивно мы все старались противостоять сложившейся традиции. Но как? А как могли!
Рядом со школой жила одна бабулька. У нее клубники было очень много. Она не любила детей, все в нас раздражало ее. А нам, конечно же, обязательно надо было напоминать о себе. Мы вырезали длинный щуп из прутьев с резинкой на конце, ложились под забор. А щуп вырезали как рогатку, дотягивались им до клубники и срезали ее всю, как бритвой. Бабулька приходила, а клубники – нет. Нет бы нам попросить! Может быть, она и дала бы, а может – и нет. Потом перестали ограничиваться клубникой и засунули тыкву в печную трубу. Бабулька затопила печку, дым пошел в избу. Она как заорет: «Помогите! Хулиганы! Это Надька Бабкина и вся ее шпана! Из этой шайки-лейки людей не получится. Все хулиганы. Тюрьма по ним плачет». И много других разных обидных слов. Вот такое веселое детство у меня было!
С завучем в школе отношения тоже не сложились. Вернее, были они очень и очень напряженные. Ворота дегтем ей намазали. А это ж в деревне позор! Да не только мазанули, а еще большие провода привинтили к створкам ворот, чтобы коров не успела выгнать на пастбище. В деревне в четыре утра открывают ворота, выгоняют коров, а сами опять спать ложатся. А тут калитка заперта снаружи. Замотана этим самым проводом, который тянули по деревне, когда свет проводили. Начали выяснять, кто виноват. Выяснили. «Кажется, Надька Бабкина смеялась. Ее был смех».
В общем, определили меня по смеху. Приехала милиция. Быстренько меня взяли. «С кем ты была? Ты была не одна?» Я ни в какую не признаюсь. А отец у меня на высокой должности. «Ну, все, – думаю. – Сейчас меня позорить будут». Папа приехал, посадил меня в коляску мотоцикла и повез в детскую комнату милиции. Там я дала подписку, что больше ни одного проступка не совершу, но все-таки меня поставили на учет как хулиганку.
В общем, девчонка была неспокойная, боевая. Многим моя строптивость не нравилась. Но угомониться не могла: что-то задвигала, переставляла, белила с командой ребятишек стены и двор нашего дома, хотя он совершенно не нуждался в этом, выкорчевывала трубу, которая пролежала в земле сто лет и никому не мешала. Надо было же куда-то девать энергию, руки-то чесались. Организатором всего этого была я. Командовала мальчишками, и все беспрекословно исполняли мои команды. Лидерские качества во мне, видимо, были всегда.
А вечером мы, деревенские девчонки, бегали на танцы, особенно когда приезжали какие-нибудь студенческие группы из Москвы.
Танцы – это было что-то. Обычная деревянная площадка с кольями деревянными и таким же полом. Все рассядутся на лавках по углам и смотрят друг на друга. Стеснялись. Начнут ходить туда-сюда, будто никто не знаком, никого не замечая. Сначала гармонист играл, а потом включали модный тогда бобинный магнитофон и танцевали. Очень был моден вальс. Потом появились шейк, твист. Было весело.
Зимой для нас была утехой круча одна, с которой я любила кататься на санках. Вот санки летят, мороз свирепый, река вся застыла во льду. Ты летишь под гору и орешь как сумасшедшая. А в конце горки куча-мала. Домой придешь – лицо красное, вся в снегу изваляна. Зимой ходили только в валенках. Когда стала постарше, так еще и галоши надевала. На зиму у каждого имелось по две пары валенок, потому что они моментально снашивались, да и высохнуть после такого катанья с горы одна пара не успевала.
Летом рыбу ловили руками. Волга разольется, зальет всю пойму. А потом вода сходит, и в маленьких ямках остается рыба: судаки, сазаны. И так жалко, что она погибает. Мало того что мы принесем домой полные ведра этой рыбы, так еще ее быстренько в Волгу выбрасываем, выбрасываем. А когда начинался нерест, на берегу столько икры было – ногой ступить некуда.
Еще у нас был свой островок. Мы ухаживали за ним, следили за чистотой. Там всегда было чисто, мы никогда там не сорили. Этот островок в дельте Волги был для нас местом свиданий, что ли, не знаю, как правильно назвать. Мы все туда приходили, садились на лужайке и каждый о своем говорил. Слушали лягушачьи концерты, слушали, как пели сверчки. И зачарованно замирали, когда после долгожданного дождичка, который поливал водой землю-кормилицу, чтобы богатым был урожай, на небе появлялась красавица-радуга. Она своими семью цветами улыбалась всему миру. И в ответ ей улыбалась вся природа: и земля, и цветы, и травы, и деревья, и птицы, и зверушки. Всё оживало и преображалось, всё ликовало и радовалось. Воздух наполнялся приятной свежестью. «Райская дуга» или «радость» называли радугу в старину и верили, что она приносит счастье.
Эти воспоминания о красоте и щедрости родной природы, это состояние души я сохранила на всю жизнь. До сих пор в дождливые дни у меня как-то само собой приходит задумчивое настроение. Появляется ощущение, что это явление природы таит в себе нечто большее, ведь всё на свете взаимосвязано. Быть может, Бог в стремлении сделать человека лучше и добрее посылает людям еще и вот такую возможность – смыть гордыню, тщеславие, алчность, зависть. Не зря же сказано: «Дождь – это слезы Бога, очищающие душу Земли… Это как молитва, очищающая человека от грехов». После дождика действительно и настроение улучшается, как после успокоительной ванны, да и жить становится как-то легче.
Родители воспитывали нас в строгих казачьих традициях. Пока я двор не приберу, дрова не сложу (взрослые кололи, а мы с братом Валерой укладывали), никаких гулянок быть не может. Могли и выпороть!
Однажды, вопреки отцовскому запрету, я допоздна загуляла с мальчишками. Брат пришел домой раньше меня, смотрит – отец уже психует, взял нагайку и пошел из дома. Валерка выскочил из окна и прибежал прежде отца:
– Надюха, отец тебя стережет. Давай скорее задами и ложись в кровать, потому что лежачего не бьют.
Я еле-еле успела прибежать до возвращения отца.
Но я на папу никогда не обижалась, потому что всегда получала по делу. Наказали – значит, мы с братом сами спровоцировали, особенно я. Отцовская требовательность к нам никогда не переходила в жестокость. Он меня с братом любил, и отношения у нас всегда были нормальные.
Отец всегда спрашивал с меня как с ответственного человека. Он видел во мне лидера, ну и спрос был соответствующий. А с младшего брата моего Валерки он не спрашивал, говорил лишь:
– Ну а ты чего стоишь? Видишь, как Надя это сделала? Надо было бы тебе это сделать, а ты сидишь.
Пытался сместить акценты.
Папа мне всегда говорил:
– Надька, за что берешься – не бойся! А если боишься – вообще не берись!
И я это помню всю жизнь. И мне это очень помогает. Поэтому, если берусь за что-то, то у меня слова «боюсь» нет. Думаю, что профессия мной выбрана правильно. Буду бороться! Господь дает силы, я борюсь.
Я давно не виделась со своими школьными друзьями. Прошло, наверное, лет двадцать, а может, и больше. И вот я как-то выкроила время и поехала к маме в Астрахань на несколько дней. И вдруг мы встретились уже взрослыми.
Они-то меня видят часто – то на экране, то в газетах, журналах. А я их давно не видела. Встреча была сумасшедшая, неожиданная. Как будто и не было этих лет. С ребятами, с которыми прошло мое детство, мы как братья и сестры по крови, с которыми расстаешься хоть на час – как будто режешь по живому. Вот мы встретились, плакали от счастья.
За эти несколько дней мы все успели. Мы съездили на Лотос. Есть такое место в Астрахани, там Волга впадает в Каспийское море, и видно, как в высокую волну моря плавно и спокойно входит река, как будто поднимается по ступенькам. И здесь, в дельте Волги, растут удивительные, необыкновенной красоты цветы – лотосы. Многие думают, что лотос – это цветок, который растет в Китае или Индии, но, оказывается, и в нашей русской стороне бывают такие чудеса, как лотос – необычный, полупрозрачный, легкий цветок. Мы порыбачили, а рыба в Волге какая! Наварили ухи. Когда вспоминаю, слюнки текут. Еще поставили маме кондиционер, без которого в жару в Астрахани просто невозможно жить. Я успела столько всего провернуть за эти несколько дней, сколько некоторым не удается за несколько месяцев. Вот такой это был момент. Мы все время были вместе и не могли наговориться. Чудесно. Вот это и есть настоящие друзья детства.
Нашу компанию называли «шантрапой». Говорили, что ничего путевого из нас не выйдет. Но все до одного состоялись в жизни. В прежние времена ребята для меня были Наташка, Вовка, Танька, а я для них – Надька. А теперь мы взрослые, серьезные, при должностях. Каждый занят работой, необходимой людям.
Наташа – заслуженный учитель страны, Володя – главный врач санитарно-эпидемиологической станции. Таня работает с людьми неимущими, пожилыми, которые нуждаются в попечительстве. Каждый нашел себя в жизни. У каждого дети, внуки. У каждого своя человеческая ниша.
Моя судьба тоже сложилась правильно. Я не случайный человек в песне. Любовь к русской песне выросла из семьи, из атмосферы, в которой я росла. Дедушки и бабушки, хоть и простые крестьяне, отводили душу в песнях, в народных гуляньях, которые мне потом удалось перенести на большую сцену.
А музыкальностью я «заразилась» от папы. Он хоть и был человеком от земли, имел потрясающие природные данные: мог играть на любом инструменте, на всем, что попадется под руку: фортепиано, баяне, гитаре, балалайке… Будучи человеком, одаренным от природы, он играл, не зная музыкальных нот, был заводилой любой компании. Там, где находился Георгий Иванович Бабкин, всегда царило веселье, всегда звучала музыка, гремели танцы. Отец становился тамадой на любом празднике. Он потрясающе пел народные песни. Фантастически, по-настоящему, широко, от души. Безумно любил украинские, хотя он волжский казак. Ему очень нравилась песня: «Ридна маты моя, ты ночей недоспала». Или: «Солнце низенько, мий вичер близенько, приди до мене, мое серденько, ты ж мое серденько».
В нашем доме постоянно бывали гости. Мама с папой любили компании, праздники, гулянки, веселые маскарады и всегда их устраивали их… Играли на гармонях и пели. Мы с Валеркой сидим на печке, подглядываем из-за занавески и пытаемся угадать, кто отец, а кто мать. Мы их узнать не могли. Родители и гости наряжались в какие-то невероятные костюмы, наклеивали себе усы, бороды, надевали шляпы, сооружали какие-то неимоверные прически. Причем гулянки устраивали не всегда в праздники. Просто люди собирались, и им хотелось веселиться. Они были молоды, и повод всегда находился. Можно ведь было пойти в кино. Нет, они гуляли с гармошками, песнями до тех пор, пока луна не взойдет. Так что с детства я не представляла себе жизни без этого. Росла музыкальной и артистичной. Постоянно ездила с агитбригадами по деревням, читала перед публикой стихи и пела. Мама рассказывала, что маленькой я никому не давала спать, почти все ночи напролет орала – наверное, развивала голос.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63069177&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом