* * *
– Значит, ты тоже вампир, – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнёс я, нарушая тишину.
Уже стемнело. Мы шли по пустынной аллее парка и долгое время оба молчали.
– Как видишь, – неохотно признала Стелла. – А ты, если я правильно понимаю, ещё не до конца инициирован?
Ну наконец-то она мне поверила!
– Двадцать один день ещё не прошёл, – ответил я, вспоминая письмо. – Может быть, ещё не поздно как-то повернуть этот процесс вспять?
– Поздно, – врач коротко мотнула головой.
Я пнул попавшуюся мне под ноги жестяную банку из-под газировки, и она с грохотом покатилась по асфальту.
– Что ж, значит, мне придётся смириться и учиться с этим жить. Сколько времени понадобилось тебе?
– Я такая с рождения, – на этой фразе её голос немного охрип, – меня всему научили родители. А вот тебе будет несладко.
– Дай мне пару советов? Мастер-класс для чайников, так сказать…
– Хм… – протянула Стелла и взяла паузу на минуту или две. Видимо задумалась, отшить ли меня в очередной раз или всё-таки выполнить мою просьбу, чтобы я наконец от неё отвалил. Когда я уже потерял надежду на ответ, она вдруг нарушила тишину пулемётной очередью из слов:
– Во-первых, нельзя допускать даже малейшего чувства жажды или голода. Ты всегда должен быть сыт. У сытого вампира инстинкт притупляется, так синдром хищника легче контролировать. Кроме того, чем сильнее ты голоден, тем сильнее будет твой жар вблизи людей. И, наоборот, тем холоднее им будет рядом с тобой. Их будет знобить, упадёт давление и температура, а особенно чувствительные могут даже шлёпнуться в обморок, так как из-за голода ты будешь жрать их энергетически. Что, если помнишь, и происходило в больнице… Во-вторых, перестань ходить по врачам и сдавать анализы, если не хочешь, чтобы тебя разобрали на опыты. Твой организм изменился. У тебя теперь нет пульса, потому что сердце вампира не бьётся в традиционном понимании, а работает скорее как газовый поршень. Кристалл нагревает кровь до высоких температур, но она не сворачивается, потому что в ней больше нет человеческого белка, а превращается в газ. В газообразном состоянии она циркулирует по артериям и венам, а при порезе охлаждается от температуры окружающей среды и конденсируется, в результате чего можно наблюдать кровотечение, хотя и не такое обильное как у человека. Именно изменённым составом крови и её высокой температурой можно объяснить ускоренную регенерацию тканей у вампира. В-третьих… будь предельно осторожен после завершения инициации. Когда твой кристалл окончательно вживится в тело, начнёт происходить всякая чертовщина, которой ты сперва не сможешь управлять. Вампиры называют это сверхспособностями, – она хмыкнула и, подумав, добавила уже серьёзно. – Сверхспособностей много, но все они активируются одним из пяти каналов восприятия – визуальным, аудиальным, обонятельным, тактильным и ментальным. Чем раньше определишь, какой канал у тебя заработал, тем лучше.
– А как это можно определить?
– Сходить в гости к охотникам и попросить их тебя просканировать, – сострила доктор.
– Наверняка есть более щадящие методы, – мне шутка показалась не очень-то смешной, особенно если учитывать, что завтра мне взаправду придётся снова проходить через упомянутый сканер.
– Следи за собой. За своими глазами, ушами, нюхом, прикосновениями и мыслями. Что-то из этого вдруг выйдет из-под твоего контроля, вот так и определишь, к какой группе ты относишься. Заранее прими мои соболезнования, если ты ментал или тактильный.
Я снова скользнул взглядом по её перчаткам, но задавать личных вопросов, на всякий случай, не стал.
– Ну и, конечно, правило номер один, – Стелла вытащила из сумочки начатую головку чеснока и, отломив от неё половину, протянула мне, – не вздумай больше выходить на улицу без этой штуки.
– А не то что?
– А не то влипнешь в какую-нибудь неприятную историю, как сегодня, спалишься и попадёшься в лапы тем самым охотникам.
– Расскажи про охотников подробнее, – я крутил в руке дольки чеснока, счищая с них шелуху. – Насколько они опасны?
– Очень опасны. С ними лучше не иметь дела.
– Так я и думал. А есть ли какие-то способы защиты от этих товарищей?
– Гриша, пойми, вряд ли я чем-то ещё смогу тебе помочь, – она вдруг занервничала и стала теребить кольцо на безымянном пальце. – Я тебя выслушала. Сочувствую. Но на этом всё. Давай закончим.
– Тебя дома, наверное, ждёт муж, – ляпнул я, убирая чеснок в нагрудный карман пиджака. – Не подумал, прости.
– Да уж, – буркнула Вернер недовольно. – А я не думала, что вместо того, чтобы после работы идти домой, мне придётся тут целоваться со всякими…
– Послушай, Стелла, – теперь уже я её перебил. – Ты реально вытащила меня из серьёзной передряги. Я тебе за это очень благодарен. Правда! Вряд ли мы с твоим супругом когда-то встретимся, но если вдруг встретимся… и если понадобится… я ему лично всё объясню. Прости меня, пожалуйста. Как некрасиво получилось…
Я ещё долго что-то говорил в этом духе, с жаром оправдывался и извинялся. Будто бы это я «поцеловал» её, а не наоборот. Стелла же оставалась безучастной и прохладно молчала. И я бы даже подумал, что она злится, если бы в какой-то момент она вдруг не коснулась рукой в перчатке своей левой щеки, будто что-то смахнув или вытерев.
Уже попрощавшись с ней и почти дойдя по аллее до нужного мне выхода из парка, я остановился и хлопнул себя по лбу. Совсем забыл!
Красная нить! Так растерялся, что даже не спросил, что это всё значит и что мне с ней делать.
Обернувшись, я выцепил взглядом угловатый, будто выточенный из камня, элегантный силуэт на другом конце парка. Удивительно, но в тот же самый момент Стелла тоже остановилась и обернулась. Несколько секунд мы смотрели друг другу в след. Точнее, растерянно пялились друг на друга, понимая, что с такого расстояния уже бесполезно пытаться кричать или жестикулировать. Слишком далеко, слишком темно.
Да и вообще, какое ей дело до моих ночных кошмаров…
Глава 12.
Жопа.doc
«Видела тебя вчера в парке. Ты целовался с какой-то девкой».
Такую весточку в мессенджер я получил утром по дороге на работу от Кати и прямо-таки прочувствовал всю степень её возмущения. А следом пришло ещё одно сообщение:
«Мог бы и посимпатичнее найти».
Не раздумывая, я щёлкнул по ссылке «заблокировать контакт». Ещё не хватало, чтобы она ревновала меня к Вернер. В этом абсурде я участвовать не намерен. Лучше немного вздремну в пути.
Всю ночь меня преследовал странный аромат, похожий на ладан. Запах чеснока от «поцелуя» выветрился, а вот едва уловимый, но от этого не менее навязчивый ладан – остался. Казалось, что Стелла где-то совсем близко – сидит у кровати и, склонившись, смотрит мне в лицо.
Кошмаров на этот раз не снилось, но сон был неглубоким. Я то и дело просыпался и включал ночник. В комнате, разумеется, никого не было, однако это меня не успокаивало. Стоило мне снова закрыть глаза и задремать, как я вновь чувствовал её дыхание на своей коже…
Я почти уже доехал до подпольного штаба СКОК, когда телефон опять завибрировал. На этот раз Катя, не достучавшись в мессенджер, не поленилась написать обычное СМС:
«Ладно, сорри. Погорячилась. На самом деле, я её толком не разглядела. Давай встретимся вечерком?».
И ещё через пять минут:
«Я, в отличие от некоторых, не ревнивая. Только скажи сразу честно, у вас с ней всё серьёзно?»
«Серьёзнее некуда», – настрочил я в ответ подрагивающим пальцем.
Умеет же она испортить настроение перед трудовым днём. Вот как мне теперь прикажете работать?
С раздражением убрав телефон, я выпрыгнул из «бобика». Почему она не могла просто уйти? Зачем мучить меня и заставлять врать? Гораздо проще было бы перестать общаться раз и навсегда, чем по частям отлепляться друг от друга, корчась от боли…
Кристалл в груди подрагивал и мерцал, бросая блики вокруг – будто пытался излечить меня от сердечных терзаний. Я даже задержался на несколько секунд у ступенек проходной, отстав от Михаила. Вдохнул свежий утренний воздух, наполнив грудь до отказа. Выдохнул. Как хорошо, что там, внизу, не будет мобильной связи.
На проходной я, как обычно, поставил рюкзак на стол охраны и выложил всё из карманов. Прошёл в кабинку и поднял руки, прислоняя ладони к кругам, начерченным белой краской. Обычно всё сканирование занимало две-три секунды, но на этот раз что-то пошло не так. Я услышал – нет, скорее, почувствовал – под рёбрами какой-то странный звук, напоминающий звон стеклянного бокала. Над моей головой зажглась красная лампа и раздался протяжный вой сирены.
«Положительно, – процитировал один из охранников результат сканирования и добавил. – Тип не определён».
И тут же секьюрити, как по команде, сделали шаг назад и нацелили на меня дула своих АК-74. Откуда ни возьмись подтянулось подкрепление – ещё по два здоровых бугая окружили меня сзади и спереди. Все шестеро вооружены автоматами.
В этот момент я, наверное, впервые за жизнь, понял смысл выражения «класть кирпичи». В животе у меня что-то похолодело и сжалось. Я, как и был, с поднятыми руками, повернулся к Михаилу, стоящему за мной, и с облегчением заметил, что он один не поднял оружие. Кажется, он пребывал в таком же шоке, что и я, поэтому не сразу заговорил:
– Гриша, стойте на месте! – скомандовал он с задержкой. – Двигаться будете только по моей команде. Сейчас сделайте шаг вперёд. Ещё один. Стоп!
Я послушно вышел из сканера обратно в вестибюль. Стволы автоматов последовали за мной и снова замерли, нацеленные мне в голову.
– А теперь, не поворачиваясь, возвращайтесь в сканер. Левее. Руки на белые круги!.. Гриша, вы меня слышите?! – на последней фразе он повысил голос, так как я не спешил подчиняться.
Внутренняя чуйка подсказала мне, что нужно как-то затушить кристалл, прежде, чем меня «просветят» ещё раз. Только вот как! Я и до этого не знал лекарства от душевной боли, а уж найти его за какие-то несчастные пару секунд…
– Руки на белые круги, сейчас же! – прогрохотал Михаил, выхватывая из кобуры пистолет.
Перед глазами внезапно всплыла Стелла. Её бледные бесцветные губы, обхватившие дольку чеснока. И потом этот гадкий запах у меня во рту, от которого сводит скулы… Я ощутил его так отчётливо, что у меня даже усилилось слюноотделение, как при мыслях о лимоне. А ещё я почувствовал руку Стеллы, пахнущую ладаном, на своей щеке. Точно, она ведь тогда дотронулась до моей щеки. Я словно нырнул в темноту, которую она распространяла вокруг себя, и мне вдруг сделалось спокойно и легко. Будто я уже умер, и больше нечего бояться. Что-то оборвалось у меня внутри, и кристалл потух. В голове и груди стало тихо, как на кладбище. Напряжённые плечи опустились. Всё правильно. У мёртвых ведь ничего не болит…
Михаил уже успел передёрнуть затвор, взводя курок, когда я, наконец, поднял руки. Вспотевшими ладонями коснулся кругов и замер в ожидании.
На этот раз никаких спецэффектов. Сканер зажёгся зелёным, дверцы бесшумно раскрылись, пропуская меня в холл.
– Стойте! – коротко скомандовал Рэмбо. – Давайте ещё раз!
Следующие минут десять – а то и все пятнадцать – они гоняли меня туда-обратно через этот чёртов сканер. Я даже сбился со счёту, сколько раз мне пришлось облучиться их «рентгеном». В конце концов Михаил жестом приказал охране опустить оружие.
Подойдя ко мне, он велел снова поднять руки вверх и принялся тщательно прощупывать меня через одежду с ног до головы.
– А это что ещё такое? – нахмурился он, хлопая по нагрудному карману пиджака. По тому самому, куда я вчера убрал полголовки чеснока, подаренные Стеллой. Но сегодня с утра мне каким-то образом удалось предусмотреть такое развитие событий. Я взглянул на Михаила с ангельской невинностью:
– Сухарики с чесноком, – моя рука вытащила на свет шелестящую упаковку. – Вот. Думал перекусить в обед.
– Что же тебе, наша столовая не понравилась? – пробасил тот и вдруг расхохотался, сбрасывая с себя напряжение. – Гриня, ну! Обижаешь!
– Да вовсе н-н-нет, – выдавил из себя я. – Столовая у вас отличная, просто… идти далеко и…
– Да не выдумывай! – не дослушав, он меня перебил. – Мы нашего дорогого гостя без полноценного обеда не оставим!
Но пакетик отбирать не стал, только хмыкнул и добавил многозначительно:
– А вообще, ты угадал. Мы тут тоже все любим чесночком побаловаться… Ну, проходи-проходи, не стой в дверях!
После такого фееричного начала рабочего дня едва ли я смогу сосредоточиться на важных делах – подумал я. Так оно и вышло. Около часа промучив злосчастную базу данных, я сдался и решил лучше заняться Валеркиной «жопой». «Жопа.doc» по-прежнему висел в документах, его никто не заметил и не удалил. А может быть, просто не посчитал нужным?
Ко мне пришла идея прогнать зашифрованный файл по всем известным паролям из тех, которые стояли у нас в офисе. Конечно, задача значительно упростилась бы, если бы на компьютер, который предоставил мне СКОК, можно было бы скинуть программу по перебору паролей. Но, увы, придётся действовать вручную. Накануне я распечатал список рабочих паролей всех наших сотрудников и теперь методично вводил их один за другим, вычёркивая варианты, которые не подходили.
Сотрудников в нашей «очень крупной компании» было много, паролей тоже. Сначала я перебрал все универсальные пароли, потом пароли руководства, потом айти-отдела, в конце концов, отчаявшись, перешёл к бухгалтерии. Честно говоря, я был уверен, что одна из первых комбинаций сработает – если Валерка хотел бы оставить «весточку» одному из своих приближённых, то воспользовался бы известным для них паролем. Но, нет. Файл по-прежнему не поддавался.
За пять минут до обеда я всё же признал очередное фиаско и, ради прикола, вбил в окно свой личный пароль. Не глядя на экран, нажал «enter», и вдруг – вуаля – документ, вместо того, чтобы снова ругнуться на меня, открылся.
Там оказалось совсем немного текста:
«Гриша, если всё вышло так, как было запланировано, то на этот проект назначили тебя. Впрочем, это не столь важно.
Кто бы ты ни был, если ты читаешь это – беги отсюда!
Они не оставят тебя в живых».
В общем, на обед я всё-таки не пошёл. Расхотелось.
* * *
«Мне исполнилось шестнадцать, а на следующий день началась война. Войне было всё равно, сколько мне лет. Война не жалеет никого: ни молодых, ни старых. Всем нашлось место в этом аду…
Уезжая на фронт, папа поцеловал нас и сказал, чтобы мы берегли себя. Мама, провожая его, расплакалась. А я нет. Я держалась. Неожиданно для самой себя за эту неделю я повзрослела на целую жизнь.
Мы ещё тогда не знали, что больше папу не увидим. В конце лета пришла похоронка – папа погиб под Смоленском. Вот такое странное, леденящее душу совпадение – под Смоленском он родился и там же, спустя всего каких-то сорок лет погиб…
В начале осени учебный год в мединституте не начался. Станция, сквер у института и сами аудитории – всё опустело. Ни одного студента. Наткнувшись у входа в здание на директрису, я не узнала в ней той самой грозной Зинаиды Михайловны. На меня смотрела похудевшая, ссохшаяся женщина за пятьдесят с грустными глазами и растерянным лицом. Я, тем не менее, обратилась к ней по имени отчеству, спросив, что случилось. В ответ она махнула рукой:
– Лишнее это. Никакая я теперь не Зинаида Михайловна. Зови меня тётей Зиной.
Она села прямо на ступени перед институтом и жестом пригласила меня сесть рядом. Чуть помолчав, поинтересовалась, как меня зовут и кого я ищу. Потом со вздохом объяснила, что всех студентов мобилизуют, учиться больше будет некому. Институт, скорее всего, закроют. Потом она расплакалась. От её слёз я будто оцепенела, просто сидела, затаив дыхание – такая же потерянная и встревоженная.
– Ты приходи, приходи сюда, как раньше, – сказала она мне на прощанье. – Жди его, где и прежде. Если любит, он придёт. Придёт с тобой попрощаться.
Так и случилось. Мы встретились с Антоном в нашем месте, на станции. Нещадно пекло солнце, на перроне было безлюдно, а от тех редких людей, что попадались мне, веяло каким-то холодным, оцепеняющим страхом.
Антон долгое время стоял в тишине, пряча глаза. Потом вдруг обнял меня и крепко-крепко прижал к себе. В следующий миг будто лопнула какая-то невидимая струна внутри него, и он взорвался словами:
– Света, прости меня. Прости, что не приезжал, что оставил тебя одну. Я ничего не понимал, словно новорожденный младенец, ничего не знал о жизни. Мне казалось, что впереди целая вечность. Я не ценил время. Дни, которые были даны мне. Казалось, что все эти чувства, вся эта любовь – ерунда. Успеется. Подождёт. Что есть нечто более важное – учёба, книги, отличные оценки. Теперь я понимаю, как всё это глупо. Там, куда я уезжаю, всё это не пригодится…
– Куда ты уезжаешь? – произнесла я одними губами.
– Сам не знаю. Знаю только, что всех парней забирают на фронт. Нет, не врачами. Простыми солдатами. Им там не хватает рук. Вот этих, моих рук, – он поднял подрагивающие ладони в воздух. – Только держать ими я буду не скальпель, а оружие… До сих пор не могу поверить, что я справлюсь. Как я буду справляться… Не знаю…
Я усадила его на скамейку и долго-долго гладила по спине, пытаясь успокоить. А он всё говорил и говорил. Обо всём и одновременно ни о чём. Слова, насквозь пропитанные страхом, всё лились и лились на меня, а я ничего не могла сделать, чтобы ему помочь. Чтобы успокоить его. Наверное, если бы я могла, я бы забрала все его тревоги себе. А ещё я бы забрала всю злость, ярость, зависть, чтобы люди жили мирно никогда не воевали… Но разве маленькая девочка, насколько бы сильно она ни любила, может остановить госпожу Войну?.. Так только в сказках бывает, но не в жизни.
– Мне страшно, Света… – прошептал Антон. Его лицо было бледным как полотно. – Я хотел лечить людей, Света… Лечить, а не убивать.
Это было последним, что он сказал. И только садясь в поезд, он проговорил полностью обессилено и как-то потеряно:
– Я тебя люблю. Я запомню тебя.
– Я тоже, – сквозь слёзы пролепетала я. – Я тоже буду тебя помнить! Всю жизнь, пока не умру!
Наверное, я буду помнить его даже дольше – вечно. Сотни и тысячи лет после своей смерти. Как самый сладкий и, одновременно, самый страшный сон…
