Элис Хоффман "Верная". Читать онлайн бесплатно.

Читать Элис Хоффман "Верная
Отзывы на книгу Элис Хоффман "Верная

Верная
Элис Хоффман

Novel. Частная история
Однажды холодной зимней ночью произошла трагедия, в результате которой Шелби чудом выжила и теперь не может избавиться от тяжести вины за случившееся. Исправить уже ничего не выйдет, и жить дальше не получается, потому что все вывернуто наизнанку. Остается только верить в лучшее. И судьба дает Шелби надежду: она начинает получать анонимные открытки – трогательные, согревающие. Словно от ангела-хранителя, который хочет помочь, оставаясь неизвестным. Существует ли он на самом деле? Или же Шелби действительно помогают невидимые силы? Удастся ли ей простить себя и снова почувствовать себя живой? История, которая вызывает бурю разных эмоций: от темного отчаяния до настоящего счастья.

Элис Хоффман

Верная

Alice Hoffman

Faithful

* * *

Бей в колокол, покуда гулок он,
И не ищи в нем совершенства.
Везде есть трещины, таков закон –
Для освещенья лучше и нет средства.

Леонард Коэн. «Гимн»

Глава 1

В декабре, когда валит снег, маленькие светящиеся шарики зажигаются вдоль трассы 110, с той стороны дороги, где внезапно начинается уклон, чего никак не может ожидать водитель. Это горят свечки, вставленные в бумажные пакетики, присыпанные песком. Свет этот можно увидеть далеко за полночь.

По идее, они не должны гореть так долго, но в этом отчасти и заключается чудо. Во вторую годовщину со дня аварии мальчишки украдкой выглядывают из окон, а в два часа ночи выходят на улицу, чтобы посмотреть, не едет ли Диана Бойд, мать Хелен, и не ставит ли новую свечку на место лужицы растаявшего воска. Они хотят увидеть воочию, как происходит это надувательство, и развенчать миф о волшебстве, но, понаблюдав какое-то время, мальчишки разбегаются по домам и потом долго не могут заснуть, размышляя о том, как много всего на свете нельзя понять и объяснить.

Светящиеся шарики делают ученики средней школы, в старшем классе которой училась Хелен, пока с ней не случилось несчастье. Даже те, кто не был знаком с девушкой, сидят целый день в кафетерии, наполняя бумажные пакетики. В первую годовщину учитель рисования заказал специальный песок в Аризоне – он создавал красноватое мерцание, но в этот раз песок безупречно белый, его обычно возят с гравийного карьера Хейварда. Когда его просеивают сквозь пальцы, кажется, что это крошечные алмазы.

Многие старшеклассницы в ночь годовщины аварии запираются в спальнях и, преисполненные скорби, шепчут молитвы, погружая пальцы в светящийся песок. Каждая из них благодарит судьбу, что не оказалась на месте Хелен, хотя та была красавицей и поступала всегда так, как хотела. Все мальчишки в классе хотели дружить с ней, а девчонки мечтали быть похожими на Хелен. Но все это было в прошлом.

Теперь даже изгои – толстые, непривлекательные, печальные, одинокие, всеми забытые – благодарны судьбе, хотя бы в этот вечер, за то, что они такие как есть. Даже самые эгоистичные девочки, никогда не упускающие возможности унизить менее привлекательного и популярного одноклассника, предлагают помочь собрать использованные бумажные пакетики по дороге в школу утром после дня памяти. Воск еще не успевает остыть, фитили еще дымятся. Иногда и свечка горит, словно зажженная совсем недавно. Тогда девочки собираются вокруг нее в благоговении, испытывая чувство солидарности, забыв о неприязни. Они закрывают глаза и загадывают желание, каждый раз одно и то же: «Пусть это никогда не случится со мной».

* * *

Шелби Ричмонд – единственная, кто никогда не бывала вовлечена в мероприятия, связанные с этой трагедией, – будь то собрание, посвященное безопасному вождению, церемония зажигания свечей на углу Главной улицы и трассы 110 или молитва в доме Бойдов в канун несчастья. Впрочем, она уже не школьница, поскольку закончила учебу тогда же, когда и Хелен Бойд, – администрация школы пожалела Шелби, вручив ей аттестат зрелости сразу же после выписки из больницы. Сью, мать Шелби, подарила ей золотые часы, которые дочь так ни разу и не надела. Девушке не нужны были подарки, ей вообще не нужно было ничего красивого, и, уж конечно, ее не волновало время, которое показывали часы. Шелби не поступила в колледж, как они с Хелен планировали. Девушка была близкой подругой Хелен, но Бойд ценила ее вовсе не за красоту, хотя Шелби была совсем не дурна, а за ум: Шелби часто делала уроки за них обеих.

Теперь же время для Шелби словно остановилось. Подруги подали документы в Нью-Йоркский университет и были приняты, но, увы, для Хелен слишком поздно и, как оказалось, для Шелби тоже. Родители Шелби даже оплатили обучение в первом семестре, но она не поехала туда ни в назначенный срок, ни на следующий день. Чемоданы Шелби стояли в прихожей, пока ее родители не потеряли всякую надежду. Они долго ждали, надеясь, что дочь образумится и поедет учиться, а теперь и деньги пропали.

После того как случилась трагедия, Шелби перестала заниматься своей жизнью. Минуло два года, но для нее как будто прошло всего лишь мгновение с того дня, когда она попала в автокатастрофу. Все после никакого значения уже не имело. Часы и дни воспринимались в ее сознании как отдельные вспышки: палата интенсивной терапии; вот ее отправляют домой, зашив раны и объявив выздоровевшей; миг, когда она порезала себе вены на запястьях; тот серый, словно затянутый дымкой день, когда ее закрыли в палате психиатрической клиники; звук открывающейся двери, когда мать забрала ее оттуда.

Шелби часто вспоминает ту ночь, когда закрывает глаза. Тогда между девочками вышел спор: Шелби не хотела никуда ехать, а Хелен рвалась из дома. Конечно же, Хелен настояла на своем – Шелби всегда ей уступала. Если бы она тогда отказала подруге, то Хелен легко нашла бы ей замену. Шелби никому не рассказывала правду о той ночи, чтобы люди не подумали, будто она ищет себе оправдание. Хелен действительно бы не потерпела отказа. Она была так раздосадована, когда Шелби промедлила с ответом, что сняла с руки браслет, который всегда носила, – такой же, как у подруги, с амулетом в виде эмалированной бабочки, только у Хелен бабочка была белая, а у Шелби – черная.

Хелен была лидером, яркой личностью, а не только очаровательной девушкой. В отличие от Шелби, Хелен всегда знала, чего хочет. Так случилось, что, когда они выходили из дома, Хелен забыла надеть обратно браслет, а Шелби потеряла свой при аварии. Должно быть, порвалась цепочка, когда Шелби лежала на промерзшей земле, хватая ртом воздух, истекая кровью, пока свитер и джинсы насквозь не пропитались. Шелби возвращалась после аварии на это место, чтобы поискать амулет, но в высокой сорной траве у дороги не было ничего, кроме разбитого стекла, бросающего синие блики на ярком солнце.

Иногда, когда Шелби быстро поворачивает голову, она чувствует: Хелен здесь, где-то рядом. Шелби не доверяет своим глазам, хотя последняя проверка показала, что со зрением у нее полный порядок. И все же девушке кажется, что видит она не очень хорошо. Это чувство возникло в ту ночь, когда Шелби подняла глаза к небу и увидела ангела: это воспоминание до сих пор жжет ее изнутри. Он склонился над ней, накрыв ее своим черным одеянием, и сказал, что она не должна сдаваться. Девушка вся дрожала, душа ее в любой миг готова была вырваться из груди наружу, как струя воздуха, но ангел оставил ее на земле. Чтобы понять, насколько все это напоминает безумие, ей не нужен был психотерапевт. В клинике для душевнобольных она никому об этом не рассказала, даже когда ее спросили прямо: «Ты веришь в демонов и ангелов? Видишь то, чего здесь нет?»

Зачем ангелу спасать ее, такую никчемную? А Хелен, которая несравненно лучше ее, отчаянно нуждается в помощи. И все же теперь каждый раз, когда Шелби видит человека в темной одежде, она гадает, не ангел ли он, и каждый раз ошибается. Она смотрит на прохожих слишком долго, и у них возникает превратное мнение о ней. «Эй, постой!» – кричат ей эти люди, когда она идет вдоль трассы или Главной улицы. Наверно, она выглядит отчаявшейся, и им кажется, что Шелби легко командовать. «Пойдем, сестренка, дорогуша, малышка!» Если такое случается, она ускоряет шаг. Шелби знает разницу между демоном и ангелом: она отличит их друг от друга даже в темноте. Шелби поняла это еще в больнице, а возвращаться туда она не собирается.

Иногда ночью она выходит погулять и слышит, как мать зовет ее. В два или три часа ночи Сью проезжает на своей машине по городу, разыскивая дочь. Мать останавливает автомобиль, выходит из него и зовет Шелби, но та ныряет в кусты и не отзывается.

Она просто недостойна материнской любви. Шелби теперь спит большую часть времени, видя сны о прошлом, когда она ни о чем не думала, весь мир был голубым и сияющим, а земной шар не замысловатее рождественского шарика. Шелби поставили диагноз – глубокая депрессия. Помимо этого – чувство мучительного беспокойства, синдром вины выжившего и посттравматический стресс. Она находилась в реанимации всего один день после аварии, но вскоре попала в лечебницу для душевнобольных на целых три месяца.

Шелби перестала говорить, отказывалась принимать пищу. И вот однажды она оказалась в ванной с бритвой в руке. Шелби бил озноб, но это ее не остановило. Она сделала надрез на запястье, где синела вена. Какая яркая кровь! Девушка услышала, как раскрылась дверь и заплакала ее мать, почувствовала холод, когда выключили воду. Мать крикнула отцу, чтобы тот вызвал «Скорую помощь», а сама осталась с Шелби. Она села рядом с дочерью на пол и затянула полотенце у нее на запястье, чтобы остановить кровотечение.

– Все хорошо, моя девочка, – проговорила сквозь рыдания Сью, обхватив дрожащее обнаженное тело дочери.

В больнице никто ни разу не навестил Шелби, кроме матери, даже телефонных звонков не поступило. Ни единая душа не скучала по ней. В городе стали распускать слухи, что она сошла с ума. Сама виновата. Люди стали считать, что она приносит несчастье и надо избегать ее во что бы то ни стало. Девочки, дружившие как с Хелен, так и с Шелби, решили, что потеряли обеих подруг. Так им было легче думать. Что ушло, то ушло.

Пролетела неделя, потом две, и вскоре Шелби перестала вести счет времени. Она словно исчезала дюйм за дюймом, растворялась в воздухе, а потом однажды пришла открытка. Дежурная медсестра назвала имя Шелби во время раздачи почты.

– Проснись, детка! – позвала ее медсестра, но Шелби не ответила. Она сидела в фойе перед телевизором в полусне после принятых медикаментов и слушала ток-шоу, которое любила ее мать. На экране несколько женщин обсуждали новости из мира политики и сплетничали о знаменитостях.

– Шелби Ричмонд! – позвала медсестра уже раздраженно. – Оторви задницу от стула!

Шелби очнулась и подошла к ней, уверенная, что это какая-то ошибка.

– Возьми! – сказала медсестра, передавая почтовую открытку Шелби. – Спасибо, – саркастически добавила она.

Шелби по-прежнему молчала. После того как ее привезли в психиатрическую клинику, она не произнесла ни слова.

На лицевой стороне открытки художник набросал тонкими линиями некую семью: отца, мать и дочь. Рот дочери был заклеен широким скотчем – такой обычно используют для упаковки. Шелби поняла, что это она – девушка, которая не может говорить. Ее запястья и сердце алели, они были нарисованы красным. Шелби не ожидала, что кто-то догадывается о ее чувствах, но, по-видимому, дело обстояло именно так. Не было ни обратного адреса, ни подписи, только нацарапанное каракулями послание: «Скажи что-нибудь».

Шелби даже подумала, что это некое указание высших сил, хотя и не верила в подобные вещи. Она положила открытку под подушку и очень ею дорожила: хранила ее там, пока не стали менять белье. Шелби тогда вышла из палаты, чтобы принять участие в сеансе групповой терапии, где так и не вымолвила ни слова. За это время санитар успел выбросить открытку. Но Шелби в панике обыскала все корзины для мусора и нашла ее. Она сохранилась в неповрежденном виде: не была сложена вдвое или порвана, и это тоже показалось девушке знаком судьбы.

Вернувшись домой, она взялась за ум: вновь начала говорить. Несколько слов за один раз, но большую часть времени стала проводить в подвале, в своей берлоге, волчьем логове, – только там ей хотелось быть. Шелби взяла в привычку оставлять надрезы на коже в местах, где это никто не увидит, – подошвы ног, внутренние стороны бедер. Рядом с узкой кроватью – коробки с книгами ее детства: сказки Эндрю Лэнга, «Мисти с острова Чинкотиг», – книга, превратившая ее в любительницу лошадей.

Когда Шелби была маленькой, то упрашивала маму свозить ее в Виргинию посмотреть на диких лошадей, пока Сью Ричмонд наконец не сдалась. Они провели уик-энд, рыская по дюнам в поисках пони, которые водятся там на морском побережье. Шелби помнила, как счастлива она была тогда, хотя погода была плохая, а лошади убегали от них. Теперь Шелби часто думает, что это было, возможно, самое счастливое время в ее жизни.

Доктора и родители могут как угодно называть ее состояние, но сама Шелби знает, что с ней не так. Она наложила на себя епитимью. Шелби приостанавливает свою жизнь, так чтобы ее дыхание было в полном согласии с медленным поступлением воздуха в легкие девушки, пребывающей в коме.

Она смотрит на свою почтовую открытку каждый вечер, чтобы напомнить себе о том, что с ней сделают, если узнают, как сильно затронула ее болезнь. Нет уж, лучше молчать. Иначе посадят под замок навсегда.

Шелби не видела Хелен с той ночи, когда они попали в аварию. Однажды мистер Бойд, отец Хелен, который всегда хорошо относился к Шелби, прислал ей коробку леденцов на день рождения. Но Шелби чувствовала себя настолько виноватой, что выбросила ее в мусор, даже не открыв. Ей не хотелось видеть специальную медицинскую кровать, которую поставили в спальне Хелен. В каком-то смысле они с Хелен до сих пор ведут одинаковый образ жизни, как это было в школе.

Шелби даже не покупала новую одежду после того, как случилось несчастье, носит всё ту же обувь. Она настолько разносилась, что приходится подкладывать кусок газеты в правую туфлю. К тому же отрывается каблук.

Конечно, есть отличия. Хелен после аварии не стригли, а Шелби, вернувшись домой из психиатрической клиники, обрила себе голову. Так и ходит лысая, а когда, собравшись с духом, выбирается в «7-Eleven» за едой и журналами, люди относятся к ней предупредительно, словно она больна раком. Стоит кому-нибудь шепнуть: «Это девочка, которая вела машину, когда Хелен попала в аварию», Шелби чувствует себя куда хуже, чем если бы у нее было онкологическое заболевание. Как на нее смотрят эти люди! У всех большие глаза, как на картинах, выполненных на бархатной основе.

Люди и жалеют, и обвиняют ее. Они с Хелен всегда были вместе: две горошины в одном стручке. Красивые, легко идущие по жизни. Как может она жить дальше, разрушив жизнь своей лучшей подруги? Все ахают и охают при виде тощей, лысой Шелби в больших башмаках. Им кажется, что ей нужно сострадание, но единственное, чего она желает, – чтобы ее оставили в покое. Шелби выходит из дому, только когда стемнеет, надвинув на лицо шляпу, замотавшись шарфом, надев перчатки и засаленный пуховик, который делает ее бесформенной и анонимной. Тем не менее все вокруг ее узнают.

Шелби и Хелен теперь не похожи друг на друга. Шелби, в отличие от подруги, способна воспринимать действительность: она плохо ест, в основном фастфуд, но все же не питается через трубочку для поддержания жизни, как Хелен. Шелби ходит, разговаривает, один или два раза в месяц ездит на Главную улицу на автобусе – автомобиль теперь ей запрещен – для того, чтобы купить травки у Бена Минка, парня, которого едва знала в школе.

Бен тощий и высокий, с длинными волосами, которые он подвязывает сзади, иногда используя для этой цели шнурок от ботинка, если не удалось найти резинку. Он наглый и ловкий. В школе Шелби и Хелен даже не догадывались о его существовании. Они входили в популярную группу старшеклассников, нацеленных на успех, планировавших учиться в колледже, посещавших вечеринки по пятницам. Бен не появлялся в этой компании, друзей у него не было. Он вечно таскался с книгой под мышкой, обычно сочинениями Филиппа К. Дика или Курта Воннегута.

Бен был также фанатом Ширли Джексон, читал ее книжки чуть ли не круглые сутки. Это закончилось печально: врач прописал ему антидепрессант. Все знали, что жизнь прекрасна, но она была помимо этого горька и печальна, к тому же страшно несправедлива. Где в итоге оказывался человек? Вне игры, как и все остальные. Сидит один в кафетерии и читает книжку. Стоит ему перевернуть страницу – и он уже где-то в другом городе. Хелен шутила, что он родня волкам-оборотням, потому что его борода уже тогда была в запущенном состоянии.

И Шелби, и Хелен боялись волков. Говорили, что один такой зверь убежал из клетки, в которой жил в чьем-то подвале, а поймать его не удалось. «Беги», – говорила, бывало, Хелен, когда они гуляли в лесу и вдруг слышалось что-то похожее на рычание.

Бен ходил круглый год в солнцезащитных очках, даже в темное время суток, это давало ему возможность не смотреть людям в глаза. Поскольку Бен обожал все иностранное и не выпускал из рук книгу, над ним вечно потешались. Его называли Бен Вонючка, если вообще когда-нибудь говорили о нем.

Шелби едва его помнила, но это было тогда. Теперь они ладят друг с другом, если кто-то из них вообще сохранил способность чувствовать себя комфортно с окружающими.

При встрече они сидят в парке неподалеку, почти не разговаривая, двое одиночек, с трудом идущих по жизни. Они иногда затягиваются от одного косячка с травкой и говорят о самых ненавистных учителях.

Шелби умудрялась получать приличные отметки даже в самые трудные времена, но теперь она дает волю своим чувствам. Ей больше не надо прикидываться хорошей девочкой. Каждый раз, вспоминая школу, Шелби вытаскивает ключ от дома и зажимает в ладони так сильно, что она начинает кровоточить. Никакого чуда. Это связано с Хелен. Кровь Шелби – наказание, тут нет сомнения, и это вполне серьезно.

– Не думаю, что тебе следует так делать, – сказал как-то Бен, осознав, что она творит – пускает себе кровь, сидя рядом с ним.

– Ты так полагаешь? – иронически спросила Шелби. – Надо же! Разве ты не знаешь, что мы считали тебя оборотнем?

Шелби ожидала, что он удалится, оскорбленный. Возможно, на это она и рассчитывала. Ее одиночество, в конце концов, – это все, что у нее есть.

Но Бен спокойно ответил:

– Я просто о тебе беспокоюсь.

– Не стоит этого делать, – предупредила его Шелби.

– Я не против того, чтобы быть оборотнем, – продолжил он, и Шелби от этого испытала еще большую вину за то, что они столько лет смеялись над ним.

* * *

Бен хорош, пока не заговорит, но, кажется, ему трудно заставить себя замолчать. «Говори что-нибудь, – часто думает Шелби, когда он трещит без умолку. – Но не все что попало».

Бен как-то спросил ее, правда ли, что можно исцелить болезнь, дотронувшись до руки Хелен. Так говорят люди.

Ходит молва, что в ее комнате пахнет розами, что она способна беседовать с тобой, не произнося ни слова, может сообщить тебе нечто очень важное о твоем прошлом и будущем.

Первое чудо случилось уже в тот самый день, когда родители Хелен привезли ее из больницы домой.

Бабушка Хелен из-за артрита не могла ходить более десяти лет, но она встала с кресла-каталки и подошла к внучке. Инвалидным креслом она больше не пользовалась. Но однажды вдруг заявила, что устала ходить и ей нужно отдохнуть. Она попросила мать Хелен усадить ее в кресло и откатить его в комнату внучки. Потом старая дама легла на постель рядом с Хелен и прямо здесь испустила дух в мире и покое.

После этого на сухих прутьях живой ограды в феврале появились розы, а весной глицинии рядом с дорогой, всегда блекло-пурпурные, при цветении стали белоснежными. Малыш со шрамом на лице прижался щекой к бледной руке Хелен, и к вечеру на его коже не осталось ни единого пятнышка.

Люди приезжают отовсюду – со Среднего Запада, из Флориды и Нью-Джерси, и даже из Франции. Хелен знаменита – вот еще одно различие между ними. В журналах публикуют статьи о чудесах, творимых коматозной девушкой. Есть немало свидетельств людей, исцелившихся единственно благодаря тому, что находились рядом с ней. Подобно бабушке Хелен, они вновь обрели способность ходить. Астматики теперь нормально дышат, младенцы, не спавшие и беспрестанно плакавшие ночами напролет, стали спокойными. Болезненно нервные подростки всерьез взялись за учебу и превратились в студентов-отличников.

Розы всегда расцветают в годовщину автокатастрофы, эти огромные кроваво-красные цветы невосприимчивы к снегу и льду. Ясно, что розы в феврале – чудо, их фотографию поместили на обложку «Ньюсдей». У родителей Хелен брали интервью для журнала «Пипл», а 4-й канал посылал целую новостную команду, чтобы побеседовать с исцеленными.

– Если у человека есть хоть немного мозгов в голове, он не станет винить тебя в том, что случилось с Хелен, – сказал Бен Минк.

Шелби посмотрела на него с ужасом: она удивилась, что он осмелился произнести имя Хелен в ее присутствии. Ей казалось, он умнее. Она поговорит с ним, хотя и не любит обсуждать свои чувства с посторонними. Эмоции лучше скрывать. Если не будешь осторожен, тебя могут больно ужалить, живьем съесть.

У Шелби время от времени дрожит левая рука. Иногда девушка просыпается посреди ночи и чувствует, что ее всю трясет. Говорят, что левая рука Хелен – источник чуда. Идея, что можно излечиться и вновь обрести веру благодаря обычному прикосновению, волнует Шелби. Но ее ничто не сделает уже прежней. Шелби бросила отчаянный взгляд на Бена. «И ты тоже».

Он тут же уловил ее презрение и ответил:

– Ты же знаешь: я не верю во все это дерьмо, – сказал Бен.

У Шелби когда-то была красивая улыбка, но в ту страшную ночь она безвозвратно ушла в прошлое, и теперь ей даже в голову не приходит, что она способна улыбаться. На лице девушки застыло выражение человека, который ожидает самого худшего. Шелби теперь постоянно притопывает ногой, словно бежит, но никак не может добраться до финиша.

– Я верю в трагедию, а не в чудеса, – холодно заметила Шелби.