Я прикинул свои возможности. Позволить ей говорить дальше, задать вопрос или вмешаться в ее рассказ. Не найдя ничего разумного сказать, я спросил: – А нет никого, кто бы знал о содержимом вашего чемодана? Ваш муж, например?
– У нас с Юлианом отношения сложные.
– Вот как. – Я попытался зайти с другой стороны: – А что случилось бы, если бы вы сами открыли чемодан, или просто оставили бы его дома и вышли на улицу без него?
Она засмеялась, но исходивший из ее сжатых губ плоский звук не имел ничего общего с радостью.
– С тем же успехом я могла бы просто исчезнуть с лица земли, доктор. Этот чемодан – всё, что у меня есть!
Все эти разговоры о чемоданах были утомительны, колени ныли, в висках давило. Осторожно, чтобы не потревожить Агату, я несколько раз вытянул и согнул ноги. Помогло. Еще семнадцать минут, и я смогу закрыть за ней дверь и порадоваться числу остававшихся мне сеансов, которое с успокаивающей непреклонностью стремилось к нулю.
– Расскажите мне подробнее о том, что, по мнению людей, вы прячете в чемодане, Агата, – попросил я ее с рассеянным видом, пририсовывая встрепанному воробью в блокноте контуры сломанного крыла.
Кувшинки
Одну из абсолютно худших сторон моей работы составляли беседы с людьми, потерявшими близких. В любой данный момент я предпочел бы иметь дело с тяжелым паническим состоянием или последствиями трудного детства; со смертью же ничего не поделаешь, и я никогда не знал, как мне вести себя со скорбящим пациентом.
Но если практикуешь половину столетия, неизбежно наступит день, когда месье Ансель-Анри впервые на моей памяти опоздает на прием. Анселя-Анри мучили навязчивые идеи, и обычно его поведение не вызывало ни малейшего нарекания – он приходил и уходил вовремя, отвечал на вопросы, которые ему задавали, а сшитая по фигуре пиджачная пара сидела на нем безупречно, будто логическое продолжение его не-гнущегося тела. Но только не сегодня.
– Простите, доктор, – пробормотал он, появившись в кабинете чуть ли не на 20 минут позже назначенного часа; волоча ноги, подошел к кушетке и рухнул на нее.
– Добро пожаловать, месье, я уж было отчаялся увидеть вас сегодня, – сказал я, подумывая, не заболел ли Ансель-Анри. Выглядел он так, будто только что проснулся и пришел сюда в той же одежде, в которой спал; бросалось в глаза, что он не причесался и не побрился.
И тут он зарыдал.
– Что-то случилось? – спросил я, но он только потряс головой и зарылся лицом в ладони. Его тело содрогалось от несдерживаемых рыданий. Я посмотрел на него, затем на закрытую дверь, страстно желая позвать мадам Сюррюг. Она сообразит, что предпринять; здесь мы, по всей видимости, имели дело с чем-то, требующим скорее женской заботы, нежели клинического анализа.
Чтобы сделать хоть что-нибудь, я поднялся и взял со стеллажа салфетку из деревянной шкатулки.
Потом кашлянул и сказал: – Я вижу, что вам плохо, но чтобы я сумел вам помочь, вам придется рассказать мне, что именно случилось.
Сначала я думал, что он не ответит, но тут он чуть приподнял голову.
– Марина умерла, – прозвучали прерываемые вздохами рыданий слова, – она вчера умерла.
Марина была женой Анселя-Анри и единственным в мире человеком, которого он любил. По отношению ко всем остальным он всегда держался сверхкорректно и сдержанно, она же каким-то образом сумела пробиться сквозь его броню.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63738635&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Тошнота (франц.).
