– Какие штаеры?
– С тамо…
В ту же секунду Лыков двинул атамана кулаком в грудь и толкнул на Петруху. Оба с грохотом повалились на пол. Из комнаты выбежали сразу трое и набросились на статского советника. Они взялись за дело споро. Сыщик мгновенно пропустил несколько ударов, во рту появился знакомый привкус крови. Где же подмога, черт ее дери? Прикрыв голову локтем, Алексей Николаевич стал отмахиваться другой рукой. Лишь бы не вынули ножи… От его оплеух свалился сначала один, затем второй, но быстро поднялись и опять принялись мутузить Лыкова. «Стареешь», – сказал он сам себе. И вложился наконец как следует. Противник отлетел далеко и уже не встал. Двух других удалось схватить за волосы и стукнуть лбами. Следующему попало Петрухе. А когда Вовка, кряхтя, сел на корточки, из коридора ворвался Азвестопуло с выпученными глазами и гаркнул:
– Рукивверхпристрелюпаскуду!
И бабахнул в потолок.
Следом за ним полезли полицейские, все почему-то перепачканные мелом. Они стали поднимать и вязать обитателей квартиры. А Лыков набросился на помощника:
– Где ты был? Где вы все были, храпаидолы? Тут… едва на шлепнули, пока вас дожидался. Сказал же: через три минуты!
– Артельщики шкап уронили на лестнице, – срывающимся голосом объяснил Сергей. – Большущий! Перегородили всю лестницу. Я кое-как сбоку перелез, на руках по перилам. Уф!
Хоть плачь, хоть смейся… Алексей Николаевич ходил по комнатам, унимая дрожь в руках. И вспоминал, как ствол револьвера жестко упирался ему в грудь аккурат напротив сердца.
Обыск быстро дал результаты. В углу залы обнаружили два ящика с часами и два с биноклями. В людской за печкой нашлись «штайеры». Стало понятно, что именно эта шайка торгует похищенными с таможни ценностями и оружием. Приказ министра был выполнен. Правда, статскому советнику едва не прострелили важные части тела, так ведь не в первый раз… Когда появились следователь и участковый пристав с городовыми, им оставалось лишь оформить бумаги.
Лыков вручил вожжи помощнику, а сам решил проветриться. Отвык он от таких приключений… Голова раскалывалась, сыщика мотало. Алексей Николаевич доехал на извозчике до Литейного, выбрал кофейню поприличнее и заказал полный стакан коньяку. Опростал его в два захода, после чего отправился домой спать.
Он вернулся на службу к вечеру и узнал, что его разыскивает министр. Неужто хочет похвалить за быстрое выполнение приказания?
Статский советник явился к начальству и услышал совсем другое. Макаров не пригласил подчиненного сесть и с недовольной гримасой зачитал ему протокол врачебного осмотра из Дома предварительного заключения. Именно туда оприходовали арестованную банду.
– Вот, слушайте. У крестьянина Мохова сломано ребро плюс ушиб легкого и синяки на спине. У остальных еще хуже: смят нос, выбито плечо, гематомы на головах… Что за бойню вы там устроили? Шесть служителей департамента, вы с помощником и целый отряд городовых набросились на подозреваемых с какой-то звериной жестокостью. И без того к полиции много нареканий, а тут еще это. Объяснитесь! Вдруг попадет в газеты?
– Ваше превосходительство, там случилась непредвиденная ситуация, – начал докладывать сыщик. – Упомянутый вами Мохов узнал меня, несмотря на грим. Мы встречались в Москве четыре года назад. Рецидивист приставил мне к груди револьвер и уже готов был выстрелить. Арестная команда между тем задерживалась: они поднимались по лестнице, артельщики перед ними уронили с ремней шкап и перекрыли дорогу. Несколько минут мне пришлось биться одному против пятерых, спасая свою жизнь. Тут уж было не до сантиментов…
– Сядьте и расскажите подробнее, – приказал министр.
Лыков изложил детали, доказывающие, что он вынужден был действовать жестко. Иначе не сидел бы сейчас на стуле, а лежал перед патологоанатомом. Сам при этом недоумевал. Что еще за глупости? Схватили банду торговцев оружием, состоящую из патентованных злодеев. Ну, намяли им при этом бока… Теперь так всегда будет при законнике Макарове? Он хоть понимает, чего требует? Когда счет идет на секунды, а на кону твоя жизнь, думать о газетах?
Тайный советник слушал внимательно, но продолжал хмуриться. Когда Алексей Николаевич закончил, он прокомментировал:
– Значит, вы признаете, что применили силу.
– Точно так.
– Чрезмерную, если судить по заключению врача.
Сыщик не выдержал и сорвался:
– Этого бы врача туда, в Ропшинскую лавру! Приставить ему ствол к сердцу и предложить сдерживать силу, когда нужно свою жизнь спасать!
Макаров пожевал губами и глубокомысленно произнес:
– Не знаю, не знаю… Про вас давно рассказывают, что вы чрезвычайно жестоко обходитесь с подозреваемыми. Лупцуете на допросах. И даже убили некоторых при задержаниях. Ведь было?
– Ну… в случаях крайней необходимости…
– Вот! И сколько уже случилось таких необходимостей? Раз за разом, и все крайние. При моих предшественниках оно сходило вам с рук. Распустили они вас, статский советник. Теперь этому положен конец. При мне такие фортели уже не проскочат. Будете наказаны. Вам ясно?
– Александр Александрович, вы представляете, чего требуете от меня?
– Соблюдения закона, чего же еще?
– С виду так. А на практике это означает, что, когда меня в следующий раз будут убивать, я должен не себя спасать, а думать о соблюдении вышеуказанного закона.
– Конечно! – возмутился Макаров. – А вы как хотели?
– Но пока я буду соображать, как бы не повредить драгоценное здоровье преступника, он меня зарежет!
– Так уж и зарежет… – ответил министр с усмешкой. – Я ведь на службе тридцать с лишним лет. Побольше вашего повидал. Вы мне сказки не рассказывайте. Ишь, как ловко объясняете свою привычку. Но я не позволю!
Макаров встал и попытался прибавить в голосе металла:
– Идите и помните о нашем разговоре. Вы предупреждены об ответственности. Все, бардак в министерстве с моим приходом кончился, теперь закон во главе, а не ваши палаческие обычаи.
Лыков выскочил в приемную сам не свой. Он шел по коридору, и в голове его складывались ответные фразы. Очень хорошие фразы, точные и убедительные, но запоздалые. Его выставили, как нашкодившую собачонку. «Побольше вашего повидал»! Дурень, что ты мог повидать, сидя в прокурорском кресле? Бумажки? Тьфу!
Расстроенный донельзя, сыщик вернулся в свой кабинет. К нему подскочил помощник:
– Алексей Николаевич, что случилось? На вас лица нет!
– Расскажу – не поверишь. Черт бы их всех драл… Надо думать, как дальше служить. Неужели он это всерьез?
И Лыков передал Азвестопуло свой разговор с министром. Тот был поражен. Особенно его уязвила фраза про палаческие обычаи.
– Вытираем сопли и служим дальше, – резюмировал статский советник. – Только осторожнее, чем прежде. Наш новый министр – судейский и подвинулся на законности. Скоро жизнь ему все объяснит, но надо потерпеть.
Лыков выпил чаю, немного успокоился и пошел к директору. Тот принял его настороженно, вид у Зуева был затурканный.
– Чего тебе?
– Хочу рассказать, как поговорил с «честным нотариусом».
– Ну?
Алексей Николаевич изложил все в деталях. Зуев еще больше пригорюнился.
– Тикать отсюда надо.
– Куда? Тебе-то прямая дорога в сенаторы. А я куда денусь?
– Рыбу станешь удить у себя в имении, – подсказал Нил Петрович. – Эх, мне бы такое! Давно бы уже сбежал от этой неблагодарной службы… Крыжовник посадить, как у Чехова. А? Приехал бы ко мне в гости?
– Вот турнут меня – ты ко мне приедешь, – утешил статский советник тайного. – Знаешь, какие стерляди в Ветлуге водятся? В пятнадцать вершков. Я покажу тебе место, где всегда клюет. Поселишься в Варнавине на лето, в доме десять комнат, хватит на взвод. Сенаторов в городке отродясь не было, станешь знаменитостью: исправник честь отдает, а все пять городовых во фрунт тянутся…
Полицейские посмеялись над такой картиной, однако Зуев быстро вновь погрустнел.
– Ты, Леша, с ними поосторожней. Они на облаках живут, по земле никогда не ходили. Что Макаров, что Золотарев. Как бы сдуру не того… Я сам из последних сил держусь.
– Решено уже, кто тебя заменит? – задал Лыков весьма интересующий его вопрос. Бог бы с ними, с министрами, их не каждый день видишь, а директор Департамента полиции – прямой начальник.
– Кажись, Степу выбрали, – шепотом ответил Зуев. – Как мы с тобой и ожидали.
– Ну это куда ни шло, мы тогда еще послужим, – бодро отозвался Алексей Николаевич.
Скорый уход Зуева с должности директора не был тайной, ему давно искали замену. Раньше в преемники прочили Лерхе. Петр Карлович второй в Департаменте полиции имел чин тайного советника – наравне с Нилом Петровичем. А действительных статских советников было как нерезаных собак – целых тринадцать человек! Из них двое – Зубовский и Харламов – занимали должность вице-директора и имели преимущество по службе. Генеральские чины носили также пять чиновников особых поручений, пять делопроизводителей и даже казначей. Конкуренция на директорское кресло была высокая. Проныра Виссарионов тоже не терял надежды. А Степа всего-навсего статский советник, формально он ровня Лыкову. Но наверху, кажется, решили иначе.
Степан Петрович Белецкий с 1909 года исполнял обязанности вице-директора департамента. Выпускник Киевского университета надолго застрял в губернской канцелярии, медленно подымаясь по карьерной лестнице. Но ему повезло: чиновник случайно познакомился с ковенским губернским предводителем дворянства Столыпиным и понравился ему. Возглавив неожиданно МВД и не зная никого в столице, Петр Аркадьевич вспомнил услужливого киевлянина и назначил его самарским вице-губернатором. Белецкий использовал открывшийся ему случай сполна. В Самарской губернии жгли помещичьи усадьбы, эсеры охотились на полицейских… Новый вице-губернатор проявил себя жестким и решительным управленцем. В результате, когда мятежи стихли, он перебрался в Петербург. В Департаменте полиции Белецкий поразил всех своей трудоспособностью. Умный, на лету схватывающий суть дела, он быстро освоился на новой должности. Сперва Степан Петрович занимался финансовыми и хозяйственными вопросами. Но его тянуло к политическому сыску. Прямого отношения к нему статский советник не имел и пошел другим путем. А именно представлял департамент в комиссии по подготовке реформы полиции. Здесь Белецкий понравился уже Макарову (он вообще умел залезть в душу начальству). Когда «честный нотариус» возглавил министерство, звезда Белецкого засияла с новой силой. Как только Зуеву освободят место сенатора, Степан Петрович пересядет в его кресло.
Лыкова эта новость устраивала. Политического сыска он сторонился, следуя совету своего учителя Благово. А сыск уголовный – его епархия, куда давно уже никто не лез. Белецкий умен, ему нужен такой меделян[19 - Меделян – русская порода крупных собак, с которыми охотились на медведей.], как Алексей Николаевич. Опять же, Степан Петрович покувыркался на службе, знает, как пахнет навоз…
Успокоенный сыщик вернулся в кабинет, но тут ему телефонировал Сенько-Поповский. И попросил зайти на минуту. Бывший секретарь Курлова теперь сидел в приемной Золотарева. Не иначе товарищ министра дал очередное поручение.
Однако, когда Лыков предстал перед секретарем, тот жестом подозвал его поближе. Потом оглянулся на дверь начальника и сказал вполголоса:
– Макаров велел Игнатию Михайловичу подготовить справку про вас.
– Какую еще справку? – удивился сыщик. – Все есть в формуляре.
– Это особая бумага, – все так же тихо пояснил секретарь. – Министра интересует, были ли у вас происшествия при задержаниях и допросах. Когда подозреваемые погибали при арестах или становились калеками. И что в таких случаях говорил прокурорский надзор.
Лыков был озадачен. Опять двадцать пять! Что это министр так озаботился здоровьем всякого отребья? Поглядел бы сначала на дела их рук: трупы детишек, задушенные и зарезанные люди с выколотыми глазами и следами пыток… Сам бы тогда не церемонился. А тут – справка.
– И как там мои дела, Леонид Андреевич? Много Золотарев накопал грехов?
– Игнатий Михайлович мне велел подготовить бумагу. Сейчас займусь ее составлением. Я счел своим долгом предупредить вас об этом поручении, Алексей Николаевич. Не нравится мне оно…
Статский советник ушел раздосадованный. Тучи сгущаются? Кому-то понадобилось его место? Чиновник особых поручений при министре внутренних дел, прикомандированный к Департаменту полиции, – не бог весть какая шишка. Таких пятеро, из них вербуются исполняющие обязанности вице-директора. Но сыщику эта лычка не светила, он никогда на нее и не претендовал. Был как-то и. о. делопроизводителя, да и там от скуки едва не окочурился. Для карьеристов должность малопривлекательная. В чем же дело?
Через сутки Сенько-Поповский вновь набрал Лыкова и сказал в трубку:
– Готово, Алексей Николаевич. Зайдете поглядеть?
– Давайте лучше так, в телефон.
– Хорошо. За годы вашей службы в Департаменте полиции на вас накопилось со стороны подследственных одиннадцать жалоб.
– Так мало? – удивился сыщик. – Я думал, их больше.
– Мало? – опешил коллежский асессор. – Одиннадцать жалоб для вас недостаточно?
– Конечно. Хотя уже кое-что… Это значит, что я служил честно.
– Не понимаю вас.
– Вспомните род моих занятий, Леонид Андреевич. Преступники всегда стараются затянуть дознание и следствие, очернить полицию. А на суде объявляют, что показания из них выбили силой и они ничего такого не совершали.
– Хм. Вам виднее, конечно. Однако я продолжу. Все эти жалобы оставлены начальством без последствий. Но в четырех случаях имела место прокурорская проверка…
– Помню, – перебил Сенько-Поповского Лыков. – Их открывали при гибели подозреваемого при аресте.
– Точно так. Там тоже все кончилось для вас сравнительно благополучно. Кроме гибели некоего Згонникова, которого вы восьмого мая тысяча девятьсот восьмого года в Москве вышвырнули из окна четвертого этажа. Вместо того чтобы арестовать. Жалобу подал князь Мамин, который оказался свидетелем убийства. Он сообщил, что вы отомстили таким образом за смерть кого-то из ваших товарищей. Алло! Слышите меня?
Лыков сказал:
– Леонид Андреевич, дело серьезнее, чем я думал. Не хочу обсуждать его по телефону. Когда могу подойти?
– Прямо сейчас. Шефа еще часа два не будет, приходите.
Когда чиновники уединились в пустой приемной, коллежский асессор продолжил:
– Мамин умер в камере предварительного заключения, но прокуратура дала ход его жалобе. Не знаете почему?
– Я тогда сильно прижал высокопоставленных мошенников, которые много лет воровали на железных дорогах. Крупное вышло дело! Был суд, наказали мелкую сошку, а тузы остались при деньгах и безнаказанными. Они всячески ставили мне палки в колеса. Проверка была инспирирована с той же целью. Нам с Азвестопуло объявили выговоры с занесением в формуляр и хотели предать нас суду. Но Столыпин разобрался и велел прекратить следствие.
Секретарь товарища министра понурился:
– Алексей Николаевич! Я вас очень уважаю. И убежден, что вы говорите мне чистую правду. Но против вас затевается какая-то интрига. Я вынужден положить справку на стол Золотареву, со всеми перечисленными сведениями…
– Понимаю, Леонид Андреевич. Конечно, кладите. Спасибо, что предупредили.
– Коряво? – Сенько-Поповский употребил новомодное среди столичного бомонда словечко.
– Не пойму, к чему готовиться, но чувствую, что коряво.
Глава 3
Неожиданный оборот
Лыков последнее время жил в ожидании какой-то серьезной неприятности. Арест банды Мохова, который был произведен быстро и дал нужные следствию материалы, не улучшил его настроения. Скорее даже ухудшил. Министр непонятно с чего взъелся на статского советника и собирал сплетни о нем. Товарищ министра, заведующий полицией, избегал общения и недоброжелательно косился при встрече. Может, перевестись в градоначальство? К Филиппову не получится, там нет места для лыковского калибра. Ну тогда в уезд исправником… Пятки уже жжёт. Как говорит Крокодил Петрович Зуев, пора тикать отсюда. Вот только куда? В сенаторы не возьмут. Он, Лыков, умеет лишь одно: ловить убийц. И не хочет заниматься ничем другим. И пользу от своей службы видит. За что же его выталкивают?
Между тем дела с Алексея Николаевича никто не снимал. Через шесть дней после схватки в Ропшинской лавре он приехал на Шпалерную[20 - На Шпалерной находился Дом предварительного заключения (ДПЗ) – петербургская следственная тюрьма.]. Нужно было заканчивать акт дознания по банде Мохова. В Таможенном комитете переполох: кто-то из начальства Финляндской железной дороги вступил в сговор с преступниками. Чины комитета требовали выяснить фамилии предателей.
Алексей Николаевич вызвал в допросную Вовку Держивморду, разложил на столе бумаги, но выпытывать имена не спешил. Сначала он молча разглядывал арестанта. Вот сидит человек, который убил Петра Фороскова. Не сам убил, но участвовал. Пулю в голову другу сыщика всадил Князь, он же Згонников. И за это потом вылетел в окно. А Мохов скрылся от следствия, наказания не получил и по-прежнему совершал преступления. Из проданного им оружия уже застрелили трех человек и трех ранили, включая женщину. Сейчас Алексею Николаевичу придется долго разгребать эти авгиевы конюшни. Запугивать, делать очные ставки, узнавать продавцов и покупателей, собирать улики. Он делал это много лет и хорошо знал свое ремесло. Ребята попались с поличным. Но, прежде чем начать допрос, Лыкову хотелось поговорить.
– Как ты меня узнал?
– Ну, ваше высокоблагородие…
– Высокородие.
