Глава 7
Девушку звали Алесей. Было явно заметно, что она не в себе. Сидела на оборудованной в углу подвала лежанке, с головой закутавшись в одеяло.
– На контакт не идёт, отвечает односложно, ничего не просит, от еды отказывается. Я сплю чутко и могу точно сказать, что за ночь она единственный раз поднимается и уходит, наверное, по нужде. Хочется надеяться, что отойдёт со временем.
– Да, время – лучший доктор.
Семейной парой оказались цыгане – Оксана, женщина на вид от тридцати пяти, и Игорь, высокий толстый парень, выглядевший значительно моложе. Каждый раз, когда кто-то из нас начинал говорить он пытливо смотрел на говорившего и морщил лоб. Казалось, что он прикладывает невероятные усилия, чтобы вникнуть в суть произносимого. Ел громко, правда не чавкал, но зато чай или кофе пил, сёрбая и кряхтя на весь подвал. К собеседнику обращался «слышь» или «командир». Очень трогательно общался с женой, никаких «слышь» и прочих слов-паразитов. Периодически ему требовалось выйти из помещения и тогда он всякий раз прощался с ней так, будто уходил навсегда: «Прости меня, если что, ты же знаешь, как я тебя люблю». Оксана улыбалась, скромно отводя глаза. Смуглая от природы женщина заливалась краской, по крайней мере, моё воображение живо рисовало рдеющие щёки.
Одной виноградины, растворённой в спиртном, только-только хватило для всех. Львиную долю выпили испытывающий первые признаки споранового голодания Александр Николаевич и огромный Игорь.
В обсуждении дальнейших планов прошёл весь день. Намерения старожила этого мира и обладателя удивительной всепроницаемости, были непоколебимы. Александр Николаевич не желал менять устоявшийся способ существования – миграции из подвала в подвал на границах трёх кластеров. Мы ели почти по-домашнему приготовленную еду, пили ароматный, дорогой, наверное, чай. Хозяин поведал о нехарактерных для него дальних вылазках:
– В моём родном кластере есть магазинчик, где торгуют исключительно чаем, там есть очень дорогой. В прежней жизни мне бы никогда не перепробовать все сорта. А разные чаи и заваривать надо по-разному – в одном аромат, в другом вкус. Один из минусов бедности, это иметь техническую возможность коснуться чего-то стоящего и невозможность потратиться, чтобы освоиться, сжиться с этим стоящим и определить, нравится оно тебе или нет. Это как с шампанским – есть старое доброе «Советское» и другое, очень дорогое. И там и там пузырьки, а избыточно охладив и разницы-то не почувствуете. А она есть. Вот я периодически набираю разные чаи и дегустирую.
– Вкусно… Раньше, при социализме, такой был «со слоном».
– Да, это хороший чёрный чай. Признаюсь, я сейчас проникся жёлтым, но он чувствителен к температуре воды и выдержке. Мне не жалко, просто не хочется портить вам впечатление об этом напитке. В дни, когда активность на кластерах падает до нуля, я по утрам забираюсь на крышу и там получается целый ритуал. Можно очень хорошо посидеть – насладиться и тишиной, и простором. А удачно заваренный напиток дополняет и подчёркивает всё это.
– Да вы настоящий дзен-буддист, монах. Чай, крыша, покой – это конечно хорошо, а общество, люди? Здесь не пустошь, молитвами и подаянием не проживёшь. Спораны вообще смертоубийством добываются. Противоречия между желаемым и действительным, между потребностью жить на крыше и необходимостью почти всегда прятаться в подвале, без социальной терапии приведут вас либо к шизофрении, либо к чему-то подобному – я не специалист.
– Не специалист, да ещё и новичок. За всё время пребывания здесь, единственное проявление человечности – это поступок подобравших меня рейдеров. Почему-то они изменили свои планы и отвели в стаб. С тех пор только лицемерие да патологическая жестокость. Никаких иных качеств в людях я не встречал. Но тот удивительный, почти мистический случай заставляет думать, что до животного состояния опустились не все окружающие. Льщу себя отчаянной надеждой вновь оказаться среди нормальных людей, пусть даже страхом наказания, но загнанных в рамки общественной морали, похожей на ту, что была дома.
– Из стаба вы ушли сами?
– Да, – мой собеседник улыбнулся. – Дезертировал. Накопил восемь споранов и во время очередного выезда на перезагрузившийся кластер, ушёл. Отдал казённые клевец с арбалетом напарнику и ушёл.
– Это же авантюра – без оружия и только с восемью споранами уйти в «свободное плаванье».
– Дольше находиться среди моральных уродов, за споран готовых на любую мерзость, было невыносимо.
– И кто вам мешал устроиться внутри стаба на приличную работу? Прилежание и трудолюбие всегда востребованы, а они определяются честностью и ответственностью. Если вы честны, то не станете делать работу «как попало», а если ответственны, то выполните порученное вам.
– Ровно на столько, на сколько мой труд оценят. Если твоя задача – драить полы, стены, мыть посуду или обслуживать клиентов, крутить болты в гараже, или варить листы с арматурой в цеху – хорошо! Если тебе за эту работу готовы заплатить споран в смену, тоже пусть будет так! Но когда у тебя в виде платы за проживание и питание забирают практически всё, то ты раб! Ты низведён до уровня скотины. Когда таких как ты больше чем один человек, то формируется определённая среда обитания, где царит уныние и безнадёга. Питательная среда для всевозможных негодяев. А ведь иммунных, не обладающих бойцовскими Дарами, подавляющее большинство, и это всё лишние люди. Записываясь на военную службу, они записываются в пушечное мясо, в расходный материал. Им никогда не стать профессионалами, которыми будут дорожить. В общем, социальные лифты – это не про этот мир. Я просто ушёл, почувствовав, что ещё немного, и меня раздавит. Алкоголь, наркотики – это тупик. Я за три месяца накопил восемь споранов – доза дешёвого спека. Захочешь ещё дозу, значит надо идти в рисковый самоубийственный рейд. Я думаю, что распространение дурмана – это драйвер местных экономик, как алкоголь в нашем старом мире с его государственной монополией на спаивание народонаселения. Кстати, алкоголь здесь безвреден, абсолютное лекарство-антидепрессант. Конечно, употреблять нужно только на защищённой территории. Я вот не могу себе позволить – обязательно в невменяемом состоянии вылезу на улицу, под молотки. Очень страдаю от этого.
– Наркотики, если это не антишоковая терапия или обезболивающее, всегда яд. Рано или поздно распад личности неизбежен, собственно, как и с алкоголем. Здесь это тот же наркотик – похмелья нет, печень с почками не отваливаются, бухай хоть каждый день.
– Ну, личности тут распадаются и без наркотиков и бухла. С тем и другим просто нужно знать меру, как там у Володи Розенкруга…
– У кого, у кого?
– Розенкруга. Поэт, великий. Вы что, он же в школьной программе.
– Ну, у нас это три разных человека, а в школьной программе, вообще, только один. Ну, пока один… По крайней мере, на момент моего отбытия был один.
Наверное, это и есть культурный шок. Интересно, есть ли реальность, в которой негр Киплинг написал «Бремя Чёрных»?
Александр Николаевич производил двойственное впечатление. История бегства от социального падения вполне правдоподобна, но пафос… он всегда маскирует что-то неприятное. Да и с Даром не всё ясно. Безусловно, с такой способностью избавляться от преследования в плотной застройке очень удобно, но вот как-то слабо коррелируются высокопарные речи с обитанием исключительно в вонючих подвалах. «Бытие определяет сознание». Думаю, что к старику Марксу в случае с этим человеком нужно прислушаться.
В новой компании я решил провести ещё один день, посчитав доводы Александра Николаевича вполне справедливыми. Сегодня заражённые громят свежий кластер, а завтра начнут расползаться по округе. Наиболее развитые, у которых в мозгах есть подобие памяти, потопают как раз через этот район – неподалёку через пару дней ожидается очередное обновление. За матёрыми тварями увяжется какая-то часть новоиспечённых монстров и тех, кто в своём развитии недалеко от них ушёл, но уже имеет в споровом мешке ценный приз. Подобные противники нам с ним вполне по силам, если действовать сообща.
Мы уговорились переждать первую половину дня в подвале, а затем провести своего рода сафари, где Александр Николаевич будет в роли приманки, а я, надёжно укрывшись в одном из помещений магазина, буду расстреливать пробегающих мимо монстров. План мне показался великолепным, даже лучше варианта с минированием путей миграции тварей. Я уже представлял себя усевшимся в удобном кресле перед распахнутым окном, рядом бокал с коньяком… или лучше с виски – более аутентично. Ещё бы сигару в зубы и вместо арбалета какой-нибудь «слонобой».
Действительность внесла коррективы в мои представления о нашем мероприятии. Комната с решёткой и открывающимся внутрь окном, удобное кресло, дорогое бухло – с этим всё вышло как надо. А вот с добычей всё сразу пошло не так.
Сектор обзора с моего места не позволял видеть начало преследования – акция планировалось таким образом, чтобы я мог видеть спину пробегающего заражённого и произвести прицельный выстрел по споровому мешку. Поэтому пробежавшего Александра Николаевича я наблюдал всего секунду, а когда следом за ним появились двое бегунов, не колеблясь, словно в тире, произвёл образцовый выстрел пробивший голову одному из преследователей. В следующее мгновение в прутья решётки вцепились гигантские… наверное, всё-таки уже не руки, а лапы. Первым рывком тварь забросила себя на подоконник, а вторым легко выдрала решётку. Моё везение, что грохнулась она с ней не внутрь, а наружу, и у меня появились драгоценные секунды, чтобы ретироваться вглубь магазина.
Едва я захлопнул за собой дверь, как она практически развалилась от мощного удара. Пластиковая филёнка вылетела полностью и в образовавшуюся дыру метнулась огромная лапа в попытке меня достать. Однако образовавшегося просвета преследователю хватило только чтобы протиснуться по плечо. Отбежав на несколько метров, я перезарядил оружие, ошеломление первых секунд прошло, и руки почти не тряслись.
Зверюге не составило труда, навалившись, выломать замок, однако, воткнувшись в проём, оставшийся на месте филёнки, она, по сути, надела на себя дверь, высвобождаясь из которой повернулась ко мне боком. Я выстрелил под самое ухо, тварь дёрнулась, издала утробный рёв и забилась, словно в приступе эпилепсии. Я вновь перезарядил оружие, поднимая его для добивания почти поверженного врага, но почувствовал за спиной движение и резко развернулся со вскинутым арбалетом. Вовремя! По коридору со стороны торгового зала на меня нёсся ещё один заражённый.
Этого я сразил наповал. Стрела, попав между ключиц, прошла навылет, перебив позвоночник и разорвав споровый мешок. В следующий миг, выпуская из рук арбалет и выхватывая «Стечкина», я снова развернулся к монстру, разгромившему мою засаду, но того и след простыл. Искорёженная дверь и погнутая стрела остались на память о способностях и живучести местных объектов охоты. Продолжать сафари расхотелось.
Владимир Маяковский, после посещения корриды как-то посетовал: жаль, мол, что нельзя установить на бычьих рогах пулемётов и выдрессировать стрелять. Думаю, увидев местных «жертв» кровавого развлечения, он бы пришёл в восторг.
Итог нашей охоты: три спорана и минус одна стрела. Александр Николаевич посчитал это прекрасным результатом и предложил сыграть ещё разок. Я опешил:
– Да вы что, меня же два раза могли прикончить и съесть. Не стану я «ещё разок»!
– Перестаньте, клин клином вышибают. Если сейчас дадите волю страху, потом всегда будете бояться. А Стикс этого не любит, он любит, когда на кураже, когда залихватски.
Удивил. Кто бы говорил «залихватски»? Сам по щелям разным ныкается, а мне про кураж толкует. Но про возможный психологический барьер, блок на активные рискованные действия я слышал давно и решил, что и вправду нужно не позволять страху поселиться в подсознании.
Учитывая полученный опыт, план полностью переработали. Теперь стрелковую позицию разместили на застеклённом балконе третьего этажа, нависающем почти над самым подъездом. Прорезав в нижней части слои обшивки и утеплителя, мы получили прекрасный обзор прилегающей к крыльцу территории. Предполагалось заманить жертву к подъезду, где выстрелом сверху я смогу пробить голову любому лотерейщику, а если тварь прорвётся в подъезд, то двойная дверь в квартиру обеспечит мне возможность уйти в соседнюю, через лоджию, расположенную на стороне дома, противоположной по отношению к моей засидке.
Один из добытых споранов мы пустили на раствор, больше необходимый моему партнёру, у которого опять дрожали руки. «В одиночку сложно подстрелить даже бегуна, а тут нас сразу четверо нуждающихся, вот дефицит и образовался» – прокомментировал он своё состояние.
Я с удовольствием оттягивал начало очередного тура смертельного сафари, но постепенно во мне зрела решимость покончить с этим крепнущим от минуты к минуте страхом. Иначе я навсегда останусь с Александром Николаевичем и, как крыса, буду прятаться в подвалах. Представив себе такую перспективу, я сразу задался вопросом: «А ведь этот парень должен источать зловоние как профессиональный бомж, амбре от которого ощущается едва ли не на ощупь. А тут даже никакого лёгкого намёка на козлиный запах».
– Всё очень просто, здесь рядом еженедельно загружается кластер с ФОКом где есть сауна с одним маленьким бассейном и другим, большим, двадцатипятиметровым. В сауне жара хватает и попариться, и помыться, а в большом бассейне я по часу плаваю целых два дня, так что с гигиеной проблем не возникает.
Вот есть же люди, которые могут где угодно устроиться с комфортом: чайная церемония, сауна, плавание… Не хватает только тёлок с блэк-джеком.
Бегал Александр Николаевич своеобразно. Это нельзя было назвать атлетическим спринтом с мощной отмашкой рук и выбрасыванием ног далеко вперёд. Наблюдая, как свора заражённых преследует моего партнёра, возникала стойкая ассоциация с изворотливостью таракана, выскользнувшего из-под тапка, и стремительностью крысы, удирающей от терьера. Я был настолько увлечён наблюдением за столь необычным и совсем неграциозным способом передвижения, что едва не пропустил нужный момент. Выстрелил навскидку, благо мишень не нужно было выцеливать – огромная туша нависала над человеком.
Тварь, пожалуй, перешагнула на следующую ступеньку за лотерейщиком и стала обрастать костяной бронёй, но ещё не издавала характерного цокота. Пытаясь быстрее схватить добычу, преследователь старался лапой подцепить жертву, но Александр Николаевич каким-то образом предвосхищая удар, выполнял манёвр уклонения и, вопреки законам физики, совершенно не сбавляя скорости, делал зигзаг и возвращался на прежнюю траекторию движения, а бегущий следом монстр, продублировав вираж, неизменно сбивался с шага, заметно теряя темп.
Пара была уже у самого подъезда, и мой выстрел пришёлся едва ли не в упор. Попал в голову, почти в висок. Стрела пробила не успевшую покрыться дополнительной защитой часть головы, и тварь рухнула замертво. Оставшиеся три стрелы я выпустил в лотерейщика-маломерка и двух бегунов. В подъезд за приманкой заскочили только двое преследователей.
Отложив в сторону арбалет, я достал из рюкзака уже опробованный в деле молоток – не тратить же патроны на двух заурядных бегунов.
То неприятное, которое я подозревал в Александре Николаевиче, проявилось при дележе вполне приличной добычи – двух горошин и шести споранов. Как-то так вышло что и горошины и спораны нужны Александру Николаевичу все и прямо сейчас. У него и беженцы, и Дар потрачен полностью. Единственный компромисс – это совместное употребление раствора одной горошины.
Да! С этим парнем дерьмо хорошо жрать – себе всё заберёт. На этом наше сотрудничество я посчитал законченным, сомнения насчёт того чтобы остаться, развеялись полностью. Мы вернулись к нашим товарищам в подвал, где я и озвучил своё желание – наутро отправиться в стаб, представители которого мне показались порядочными людьми. В компанию к себе никого не звал, семейные Игорь с Оксаной не дадут себя в обиду, а выпавшая из реальности Алеся… Ну не в том я нынче положении, чтобы спасать красавицу от дракона. Ну, пусть и не дракона, а всего лишь крысы, но что-то мне подсказывало – участь девушки всё равно будет незавидной. Меркантильная сущность Александра Николаевича не смирится с её несостоятельностью в вопросах добычи споровых тел.
Глава 8
Супружеская пара сразу же объявила, что они решили рискнуть и вместе со мной пробираться в Южный. Игорь в прежней жизни занимался косметическим ремонтом автомобилей, глубоко в механику не лез, больше по визуальным эффектам, но всё равно обладал знаниями о технике более обширными, нежели среднестатистический горожанин. И теперь предприимчивый цыган рассчитывал устроиться в безопасном месте на привычную работу. Также он настоял на использовании машины муров – они с супругой в кабине, я в кузове. Завтра с утра разведаем все улицы до начала пересечённой местности. Затем наметим маршрут с высоты многоэтажного дома и будем ехать, покуда позволит дорога. На малых оборотах практически новый двигатель не производит много шума, а современная коробка передач вкупе с полным приводом обеспечат продвижение по распаханному полю.
– Будем ехать, пока не упрёмся в непреодолимое препятствие. Поверь, с помощью ножовки, лома и лебёдки можно забраться в настоящие дебри. Если заметим этих мутантов, то издалека, и сможем по своему следу вернуться и спрятаться в городе. Даже если проедем всего пять-шесть километров, это всё равно значительная часть пути.
Проехали значительно больше. По асфальтовой дороге добрались до поля, где обрезанная, словно ножом, городская улица обрывалась, и начинался просёлок, который фактически оказался съездом на поле для сельхозтехники. Цыган для повышения проходимости по рыхлому грунту стравил давление в шинах и теперь машина пусть не спеша, но зато уверенно продвигалась по пашне. Слева виднелась полоса леса и постройки промышленного назначения, но до них было очень далеко, не меньше пяти километров. Справа начинался овраг, который тянулся вдоль линии нашего маршрута на всю видимую часть пути. За оврагом отчётливо просматривались дома «моего» кластера и в бинокль я даже смог разглядеть окна своей квартиры.
Перед отъездом в качестве напутствия Александр Николаевич объявил, что согласно условностям, почитаемым иммунными, всем обитателям стабов положено иметь погоняло, кличку, или, как принято говорить, позывной – новое имя. Так вот, будет лучше, если он нам подберёт благозвучные прозвища, а не то это сделает какой-нибудь хам. Меня он окрестил Хватом, а Игоря – Цыганом, что мне показалось вполне естественным. Для полного соответствия имиджу не хватало только серьги в ухе и красной рубахи. Оксане он предложил самостоятельно определиться с именем:
– Любое на выбор, женщин выживает гораздо меньше. В местных разборках они участвуют редко, за пределами стабов работают считанные единицы, поэтому все эти забубённые суеверия на женщин не распространяются.
– Мне тридцать лет и все вокруг, кроме моих детей, зовут меня Оксаной. Бывало, в школе Ксюхой называли, вот в то время не задумываясь поменяла бы имя, а теперь нет. Я – Оксана.
Вспомнилось, как в прежней жизни очень многие меняли имена, фамилии, причём, это по большей части были публичные люди. Козлов или Чичикайло обречены на разного рода подшучивания, иногда крайне неприятные. Мне казалось, за парней с фамилией Струй или Вагин не выйдет замуж ни одна девушка, только если по очень большой любви. Понятно, что одна фамилия не склоняется, а во второй ударение на первом слоге, но ведь злые языки… И вот обычные нормальные люди с гордостью носят свои фамилии поколениями, а публичные люди начинают стесняться своих родовых названий: Вальцман, Гиркин, Кац, Эдельштейн, Зильбертруд. Хотя, получив по наследству обычную русскую фамилию, наверное, не стоит рассуждать на подобную тему.
Сектора наблюдения были определены заранее. Цыган обозревал всё что слева и впереди, Оксана контролировала правую сторону, на меня была возложена задача следить за всем, что творится позади нашей машины. Но все понимали, что наиболее опасен правый фланг. Где-то там, в городской застройке, хозяйничает толпа опаснейших тварей. Угрозу представляют те, что могут находиться достаточно высоко, чтобы разглядеть нас за складками местности, и те, что покидают кластер, посчитав его уже достаточно оскудевшим.
Всё шло к благополучному завершению нашего заезда, но подвело стремление шофёра к комфортному перемещению в пространстве. Местность стала понижаться и растительность в овраге уже не позволяла рассмотреть нас даже с самых верхних этажей опасных девятиэтажек, но и грунт тут был влажный, тяжёлый. В одном месте машина увязла, Цыган прибавил газу. Мотор взревел, и я испуганно бросился к водительской двери:
– Убавь обороты, придурок, жить надоело?
– Не ссы, братуха, осталось рукой подать, не переться же пешком? Вон впереди сосновый лес, это по любому уже за городом. С километр где-то, – и снова надавил на газ.
– Тебе себя не жаль, так подумай о жене, её ведь тоже сожрут заживо.
Мы уже почти кричали друг другу, рёв мотора не позволял говорить обычным голосом.
– Типун тебе… – азартно-радостно прокричал водитель. Этот идиот вошёл в раж борьбы с бездорожьем и увещевать его, тем более из кузова, я счёл бесполезным.
Машина, выбрасывая суглинок из-под колёс, то виляя кузовом, то ползя боком, медленно продвигалась вперёд. Я не сомневался, что разгром теперь только вопрос времени.
Нападение оказалась совсем не внезапным, о его начале я понял по заходившему ходуном лозняку в овраге. Успел прокричать Цыгану, что на нас напали, он резко выкрутил руль, сменил направление нашего черепашьего движения на перпендикулярное к линии оврага, и я тут же оказался на острие атаки пятёрки заражённых. Первым на поле выскочил и в несколько прыжков добрался до машины лотерейщик. Точно такого я уложил перед магазином. Его спутники несколько уступали предводителю кондициями, но тоже находились в стадии перехода от бегуна к лотерейщику.
В момент, когда первый заражённый был уже в прыжке, заскакивая в кузов машины, в кабине завизжала Оксана, увидев остальных четверых. Они парами заходили к дверям с правой и левой стороны. Игорь поднял боковые стёкла и продолжал давить на газ, но летние шины с обычным шоссейным малошумным протектором полностью забились глиной и не могли разогнать автомобиль.
В этот раз я метил в шею, туда, где у обычного человека сходятся ключицы. В открытую пасть или маленькие глазки попасть сложнее. Бить в покатый лоб? Так ведь он выше меня ростом и стрела с его лбом встретится под таким углом, что наверняка выйдет рикошет.
В шею тоже получилось удачно. Эта зона была открыта всего-то мгновение, и я вбил туда свой снаряд. Машину водило из стороны в сторону, и поверженный монстр, шатаясь, пытался одной лапой найти опору, второй удерживая пробитое горло. На очередном вираже он вывалился за борт.
Оставшиеся монстры, только-только отъевшиеся до уровня горошников, пытались пробиться внутрь автомобиля, сотрясая двери градом ударов. Первым не выдержало боковое стекло со стороны водителя – осыпалось мелкой крошкой. Сунувшийся было заражённый получил в глаз удар ножом, обмяк, и пусть на секунду, но задержал своего менее прыткого товарища. Цыган ещё не успел выдернуть нож из первой жертвы, как по салону полетели брызги стёкол пассажирской двери. Опять завизжала Оксана, а её муж, перевалившись со своего места, всадил нож в череп твари, успевшей запустить когти в супругу.
На этом моменте к разборке в кабине успел подключиться и я. Бросив разряженный арбалет и метнувшись на правую сторону кузова, к пассажирской двери, я в упор расстрелял монстра, выдравшего из оконного проёма своего погибшего собрата с застрявшим в черепной коробке ножом. Две пули в темя, и монстр кулём валится на землю. Я переместился к водительской двери и всё так же из кузова всадил в последнего мутанта почти десяток пуль – все убойные зоны жертвы уже были скрыты внутри автомобиля, где Цыган голыми руками пытался отбиться от этого совсем не рядового заражённого. В какой-то момент одна из пуль перебила позвоночник, монстр забился и вывалился наружу. Я добил его выстрелом в голову.
Это было похоже на автомобильную аварию. Пять секунд, и машина изувечена, а в салоне окровавленные тела. С такими ранами без экстренной медицинской помощи не выживают: у женщины разорвана грудь, у мужчины бок. Рана Оксаны представляла собой три глубокие, до кости, борозды через всю грудную клетку оставленные когтями мизинца, безымянного и среднего пальцев. Коготь указательного вначале зацепил лицо, разодрал щёку, десну и только потом прошёл по груди, оставив тоже кровавую, но не такую страшную рану, как три других. Женщина была без сознания.
У цыгана на боку плоть висела лохмотьями, кровь лилась рекой. Я сунул ему в руки бутылку с живцом:
– Пей и полей на рану, так здесь положено – медицина такая.
Кинувшись доставать из салона Оксану, я услышал за собой шипение и поток грязных ругательств. Однако, когда я вынес пострадавшую, то на земле уже было расстелено одеяло. Я осмотрел рану и, как умел, произвёл перевязку. Рассечения прикрыл сменной футболкой Цыгана, промочил живцом и наложил тугую повязку. Вся эта конструкция по мере сооружения мгновенно пропитывалась кровью. В завершении я приподнял голову пациентки и влил в губы немного живца. Вот и всё лечение.
– Она умрёт? – Цыган, прикрыв растерзанный бок окровавленной тряпкой, привалился к капоту машины.
– Нет. Не успеет. Нас всех очень скоро съедят, если мы не уберёмся отсюда прямо сейчас.
– Хорошо. Только дух переведу и поедем.
– Вот… мы же только чудом уцелели. Пешком и только пешком. Вдоль оврага к лесу. Перевяжу твою рану, сменишь окровавленные штаны, обувь, и пойдём.
– Оксана без сознания, я ранен. Слышь, поехали назад, а? – в его голосе чётко звучали просящие, почти умоляющие нотки.
– Цыган, посмотри, какую колею мы пробили. Увязнем. Тем более, посмотри, сколько мы проехали под уклон, а теперь нужно наоборот – вверх. Мы застряли, дороги назад нет. Если через десять минут мы не тронемся, то к лесу живыми не дойдём.
Пока я перевязывал рану, мой товарищ всё причитал, что нельзя трясти его девочку, что она слаба, что надо положить её в кузов и потихоньку ехать, а он будет толкать, и вообще можно воспользоваться лебёдкой.
– Цыган, дружище, лебёдка в чистом поле не поможет, да и толкать не вариант. Мы даже по бровке не проедем в этой низине. Первые двести метров с одной остановкой я пронесу Оксану на руках, потом ещё двести метров мы её будем нести вдвоём – в одеяле, как на носилках. Всего-то километр.
Первые сто метров были самыми лёгкими. Через пятьсот мы в очередной раз повалились без сил – шли по самой границе распаханного поля где и ноги в земле не так сильно вязнут, и не путаются в некошеной траве. А как же это во время войны раненых выносили, причём женщины огромных мужиков? Тут-то всё наоборот – два мужика одну женщину не могут километр пронести. В прежнее время я как-то нёс из магазина домой тридцатидвухкилограммовую гирю на плече. Икроножная мышца на правой ноге неделю ныла.
Спустя бесчисленное количество времени мы добрались до леса.
– Знаешь Хват, я дальше не смогу, сил нет.
– Всё, Цыган, самое тяжёлое позади. Сейчас я сделаю пару эликсиров – оживём! Мы с тобой затрофеили очень богатую добычу. Жаль, вещи почти все бросили, но здесь это дело наживное.
Нашу добычу составили одна горошина и десять споранов. Из вещей прихватили только два литра воды, бутылку уксуса, две бутылки водки, перевязочный материал да бинокль с арбалетом, трофейный пистолет с патронами и плюс разной мелочи, что я взял из дома.
Водка и уксус пошли на изготовление энергетиков. С помощью живца произвели перевязку Оксаны и Цыгана. После всех процедур Цыган приободрился:
– Слышь, а чё дальше будем делать?
– Ты отдыхать, а я пойду на разведку, постараюсь раздобыть машину. Мы уже явно за городской чертой, в бинокль видно крайние многоэтажки и дорогу из города. До неё километра полтора. Пойду к ней не прямо, а через лес, чтобы выйти вне зоны видимости. Там найду машину и вернусь за вами. Заодно надо отыскать что-нибудь вроде тропинки.
– Ты не бросишь нас, Хват?
– Нет. Даже оставлю АПС со всеми патронами, живец и добытые потроха. Так что не переживай.
– Спасибо! Я если честно, уже сказал себе, что теперь всё, не выбраться, только для неё стараюсь, она знаешь… – Цыган сделал паузу, шумно, всхлипывающим дерганым движением втянул в себя воздух, – мне трёх сыновей родила, я ей так благодарен, должен спасти её.
– Всё, хватит! Каждые полчаса делай по глотку живца, да плескай им на рану. Не жалей его в общем. Пистолетом умеешь пользоваться?
– Конечно, там всё просто, я двигатель жигулёвский могу раскидать, а тут пистолет. Вот курить очень охота, жаль не взяли. Пачка в куртке, ещё одна в кабине, блок в сумке, эх…
