– А дома держать их можно? В смысле, как питомца, домашнего?
Она снова рассмеялась.
– Нет. Их едят.
– Раков тоже держать нельзя. Умирают. Живут день-два от силы. Я слышал, их тоже едят.
– Серьезно?
– Да. Кое-кто ест. В Луизиане или во Флориде. Где-то там.
Мы заглянули в банку.
– Ну не знаю, – сказала она, улыбаясь. – Тут и есть-то нечего.
– Давай поймаем больших.
Мы лежали поперек Камня рядом друг с другом. Я взял банку и погрузил обе руки в поток. Фокус был в том, чтобы переворачивать булыжники на дне по одному, медленно, чтобы не замутить воду, и держать банку наготове для того, кто выскочит из-под камня. Вода была настолько глубокой, что мне пришлось закатать рукава рубашки до самых плеч. Я понимал, какими длинными и тощими казались ей мои руки. Мне они казались именно такими.
Рядом с ней я испытывал странное чувство. Неловкость, но и волнение. Она отличалась от всех других девчонок, которых я знал, от Дениз или Шерил из нашего квартала, и даже от девочек в школе. Во-первых, она была раз в сто красивее. На мой взгляд, даже красивее Натали Вуд. И, наверное, она была умнее девчонок, которых я знал. Более искушенная. В конце концов, она жила в Нью-Йорке и ела омаров. И двигалась как мальчишка. Сильное крепкое тело и естественная грация.
Из-за всего этого я нервничал – и упустил первого. Рак не был огромным, но побольше тех, что ворочались в банке. Он тут же, быстро шевеля задом, рванул под Камень.
Она спросила, можно ли ей попробовать. Я протянул ей банку.
– Нью-Йорк Сити, а?
– Ага.
Она закатала рукава и опустила руки в воду. Тогда-то я и заметил шрам.
– Боже. Что это?
Шрам начинался в ложбинке сгиба левой руки и тянулся до самого запястья, как длинный извилистый червяк. Она заметила, что я смотрю на ее руку.
– Авария, – сказала она. – Мы были в машине.
И опять повернулась к воде, где медленно колебалось ее отражение.
– О боже.
Но она, похоже, не хотела продолжать этот разговор.
– У тебя и другие есть?
Не знаю, почему шрамы всегда привлекают мальчишек, но это правда. Простой жизненный факт, и я ничего не мог с этим поделать. Не мог заткнуться. Даже зная, что она ждала этого от меня, ведь мы только что познакомились. Я наблюдал, как она переворачивает камень на дне. Под ним ничего не оказалось. Но она все сделала правильно: воду ничуть не замутила. Я подумал: а ведь Мег великолепна!
Она пожала плечами.
– Есть еще несколько. Но этот самый большой.
– А можно мне их увидеть?
– Нет. Пожалуй, что нет.
Она рассмеялась и посмотрела на меня так, что я понял намек. И заткнулся. На какое-то время.
Она перевернула еще один булыжник. Ничего.
– Наверное, серьезная была? В смысле, авария?
Она не стала отвечать, и я не винил ее. Я знал, насколько глупо и нелепо, насколько бестактно было то, что я сказал. Я понял это сразу, как только задал свой вопрос. Я покраснел и был рад, что она не смотрит в мою сторону.
И тут она поймала одного.
Булыжник перевернулся, и рак рванул задом прямо в банку. Ей оставалось лишь вынуть банку из воды.
Она отлила немного воды и повернула банку к солнечному свету. Было видно, какой у рака красивый золотистый цвет. Наш пленник задрал хвост, поднял клешни и начал красться по дну банки в поисках вероятного противника.
– Ты его поймала!
– С первой попытки!
– Класс! Он просто классный!
– Давай посадим его к остальным.
Она отливала воду медленно, чтобы не потревожить и не потерять добычу, именно так, как это надо делать, хотя никто ее этому не учил, и, когда в банке оставалось около дюйма воды, она резко выплеснула содержимое в большую банку. Два рачка, которые уже были в ней, тут же отскочили подальше от нового гостя. И правильно сделали, потому что раки иногда убивают сородичей, а эти двое были еще крохами.
Через некоторое время новичок успокоился, и мы сидели, наблюдая за ним. Он казался доисторическим созданием, ловким, беспощадным и прекрасным. Очень красивого цвета – и весьма изящного дизайна.
Я сунул палец в банку, чтобы снова его расшевелить.
– Не надо.
Ее ладонь была на моей руке. Мягкая и прохладная.
Я вынул палец из банки.
Я предложил ей пластинку жвачки и взял одну для себя. Потом на какое-то время единственными отчетливыми звуками были шум ветра, свистящего по прибрежной траве, шуршание кустарника, журчание ручья, набравшего сил после ночного дождя, и наше плямканье – мы жевали резинку.
– Ты ведь выпустишь их? Обещаешь?
– Конечно. Я так всегда и делаю.
Она вздохнула и встала на ноги.
– Мне, пожалуй, нужно возвращаться. Нам еще идти за покупками. Но прежде я хотела осмотреться. Понимаешь, у нас ведь не было лесов. Спасибо, Дэвид. Было здорово.
Она прошла уже половину камней, когда я догадался спросить ее:
– Эй! Возвращаться куда? Куда ты идешь?
Она улыбнулась:
– Мы живем с Чандлерами. Сьюзан и я. Сьюзан – моя сестра.
Тогда я тоже вскочил на ноги, словно кто-то дернул меня за невидимые нити.
– Чандлеры? Рут? Мама Донни и Вилли?
Она уже была на берегу, но повернулась и посмотрела на меня. И что-то в ее лице внезапно изменилось, оно стало другим. Осторожным.
Это заставило меня замереть на месте.
– Верно. Мы же кузены. Троюродные. А я, получается, племянница Рут.
И голос ее звучал как-то странно… тускло – словно речь шла о чем-то, чего мне не полагалось знать. Как будто она говорила мне что-то – и в то же самое время что-то скрывала.
Это сбило меня с толку. Кажется, она тоже смутилась.
Первый раз я видел ее растерявшейся. Такого не было даже тогда, когда мы говорили о шраме.
Но это меня не встревожило.
Потому что дом Чандлеров стоял рядышком с нашим.
А Рут была… Да, Рут была классной. Даже если ее дети и бывали иногда идиотами. Рут была классной.
– Эй! – крикнул я. – Так мы соседи! Мой дом коричневый, рядом с вашим!
Я смотрел, как она взбирается по насыпи. Поднявшись наверх, она повернулась, и на ее лице снова сияла улыбка, и взгляд ее был откровенным, как тогда, когда она сидела рядом со мной на Камне.
Она помахала рукой:
– До встречи, Дэвид.
– До встречи, Мег.
Круто, подумал я. Невероятно. Я смогу видеться с ней в любое время.
* * *
Такая мысль появилась у меня впервые.
Теперь я это осознаю.
В тот день, на том Камне, я лоб в лоб столкнулся со своим созреванием в лице Меган Лафлин, незнакомки, которая была на два года старше меня, у которой была сестра, тайна и длинные рыжие волосы. То, что мне это казалось естественным, то, что я ничуть не был потрясен и даже был счастлив, многое говорит о моих будущих возможностях – и о ее возможностях тоже.
И когда я думаю об этом, я ненавижу Рут Чандлер.
* * *
Рут, в те годы ты была великолепна.
Я много раз думал о тебе – нет, я изучал тебя, я глубоко зарылся в твое прошлое, однажды я припарковался через улицу от того офиса на Говард-авеню, о котором ты постоянно нам рассказывала, где ты всем заправляла, пока Мальчики были далеко, сражаясь на Большой Войне, чтобы Покончить со Всеми Войнами – этот офис, где ты была чрезвычайно, абсолютно незаменима до тех пор, пока «эти солдатики-тошнотики не поперлись обратно домой», как ты любила говорить, и внезапно ты осталась без работы. Я припарковался там, и офисное здание выглядело заурядно, Рут. Оно было убогим, печальным и скучным.
Я ездил в Морристаун, где ты родилась, и он тоже оказался обычным ничем. Конечно, я не знал, где именно стоял твой дом, но я не смог понять, как твои несбывшиеся грандиозные мечты родились здесь, в этом городе, не смог увидеть те богатства, которыми твои родители якобы осыпали тебя с головы до ног, я не смог увидеть источника твоей яростной безысходности.
Я сидел в баре твоего мужа, Вилли-старшего, – да! – Я нашел его, Рут! В Форт-Майерсе, во Флориде, где он и пребывал с тех пор, как бросил тебя тридцать лет назад с тремя визжащими твоими отпрысками, с ипотекой, и я нашел его – бармен, обслуживающий пенсионеров, кроткий мужчина, дружелюбный, переживающий не лучшие дни, – и я сидел там и смотрел на его лицо и в его глаза, и мы тихо-мирно беседовали, и я не смог увидеть того мужчину, которого ты всегда называла «жеребцом, смазливым ирландским ублюдком», иными словами, сукиным сыном. Я видел лишь нерешительного пожилого человека. Нос пьяницы, брюшко пьяницы, отвисший зад в мешковатых брюках. Похоже, он никогда не был суровым или жестоким, Рут. В самом деле, это была неожиданность.
Словно жестокость проживала где-то совсем в другом месте.
* * *
Так что это было, Рут? Сплошная ложь? Твои собственные выдумки?
Не сказал бы, что ты на это неспособна.
А может, было так, что для тебя – пройдя через тебя – и ложь, и правда становились одним и тем же.
* * *
Я попробую изменить это сейчас, если смогу. Я собираюсь рассказать нашу небольшую историю. Прямо, насколько сумею, отсюда и до конца, последовательно и без остановок.
И я пишу все это для тебя, Рут. Потому что до сих пор не мог расплатиться с тобой.
Так вот тебе мой чек. Давно просроченный и превышающий кредитный лимит.
Обналичишь его в аду.
Глава третья
Ранним утром следующего дня я отправился в соседний дом.
Я, помнится, чувствовал робость и неловкость, что было довольно странно, ибо что могло быть более естественным, чем пойти и посмотреть, как там дела.
Утро. Летний день. И все то, что ты делал всегда: просыпался, завтракал и шел на улицу, чтобы посмотреть, кто, что и где.
Обычным местом для старта был дом Чандлеров.
