– Ты ведь помнишь меня, Тейлор? Я доктор Эллиот.
Он не ответил, продолжая отбивать злобную дробь. Что-то в его поведении насторожило Клэр. Это не просто вспышка подростковой ярости. Его состояние скорее напоминало наркотический психоз.
Тейлор вдруг поднял голову и уставился на нее немигающим взглядом хищника. Его зрачки расширились, и радужная оболочка потемнела до черноты. Ощерившись и обнажив клыки, он издал гортанный животный звук – то ли рычание, то ли шипение.
Все произошло так быстро, что Клэр не успела среагировать. Мальчик вскочил на ноги и, волоча за собой стул, кинулся на нее.
От мощного удара, усиленного тяжестью его тела, она завалилась на спину. Тейлор впился зубами в ее куртку, разрывая ткань, потроша подкладку. Пух и перья взметнулись белым облаком и осели на пол. Клэр увидела прямо над собой три перекошенных лица – полицейские оттаскивали мальчишку. Наконец им удалось скрутить Тейлора и усадить его на место, хотя тот не оставлял попыток вырваться.
Линкольн схватил ее за руку и помог подняться.
– Клэр… Господи…
– Все в порядке, – заверила она, выплевывая пух. – Нет, правда, все нормально.
– Он укусил меня! – воскликнул один из полицейских. – Смотрите, кровь!
Даже будучи прикованным к стулу, мальчишка отчаянно сопротивлялся, пытался вырваться.
– Пустите меня! – истошно вопил он. – Я убью вас всех, если вы не отпустите меня!
– Да его, черт возьми, в клетку надо!
– Нет. Нет, здесь что-то серьезное, – проговорила Клэр. – Похоже, у него наркотический психоз. Фенциклидин или амфетамины. – Она повернулась к Линкольну. – Нужно, чтобы мальчика доставили в больницу. Немедленно.
– Пациент слишком активен, – сказал доктор Чапман, рентгенолог. – Боюсь, мы не сможем получить четкую картину.
Клэр подалась вперед, пристально разглядывая на мониторе компьютера первый поперечный срез мозга Тейлора Дарнелла. Каждый снимок – сборище пикселей, сформированное тысячами мелких рентгеновских лучей. Направленные под разными углами на одну и ту же плоскость, лучи распознают жидкость, твердую материю и воздух, которые потом передаются на экране с разной плотностью.
– Видите, как все размыто? – Чапман указал на созданное движением пятно.
– Боюсь, без анестезии мы не сможем его утихомирить.
– Ну, это выход.
Клэр покачала головой:
– У него и так помутнение рассудка. Я не хочу рисковать с анестезией. Мне бы сейчас понять хотя бы общую картину, прежде чем делать поясничную пункцию.
– Вы действительно считаете, что эти симптомы объясняются энцефалитом? – Чапман посмотрел на нее, в его взгляде мелькнул скептицизм.
В Балтиморе она была уважаемым семейным врачом. А здесь ей все время приходилось что-то доказывать. Сколько времени должно пройти, прежде чем ее новые коллеги перестанут сомневаться в ее суждениях и начнут ей доверять?
– Пока у меня нет других вариантов, – ответила Клэр. – Экспресс-анализ на фенциклидин и метамфетамин дал отрицательный результат. Доктор Форест считает, что это явно органический психоз.
Видимо, Чапмана не впечатлили клинические познания доктора Фореста.
– Психиатрию вряд ли можно назвать точной наукой.
– Но я с ним согласна. Последние несколько дней у мальчика начали проявляться тревожные симптомы. Нельзя исключать инфекцию.
– Сколько у него лейкоцитов в крови?
– Тринадцать тысяч.
– Многовато, конечно, но не так страшно. А дифференциал?
– Высокое содержание эозинофилов. На целых тридцать процентов выше нормы.
– Но ведь у него астма, верно? Может, причина как раз в ней. Во всяком случае, я бы не исключил аллергическую реакцию.
Клэр пришлось согласиться. Эозинофилы – разновидность белых телец – обычно размножаются как ответная реакция организма на аллергию и астму. Их высокое содержание может быть вызвано и многими другими болезнями, такими как рак, паразитические инфекции, аутоиммунные расстройства. Иногда выявить причину и вовсе не удается.
– И что теперь? – спросил патрульный, с нарастающим раздражением наблюдавший за ходом врачебной дискуссии. – Можно перевозить его в Центр заключения?
– Нужно провести еще несколько анализов, – ответила Клэр. – Возможно, мальчик серьезно болен.
– Или симулирует. Лично мне этот вариант кажется более правдоподобным.
– Если он болен, может так получиться, что однажды вы найдете его мертвым в камере. Я бы не хотела совершать такую ошибку, а вы?
Вместо ответа полицейский, повернувшись, взглянул на своего подопечного через смотровое окно компьютерного томографа.
Тейлор лежал на спине, с наручниками на запястьях и щиколотках. Его голову закрывала камера томографа, но зато как он сучит ногами, пытаясь вырваться, было видно всем. «А сейчас – самое сложное, – подумала Клэр. – Как заставить его лежать смирно во время поясничной пункции?»
– Я не имею права упустить инфекцию центральной нервной системы, – заявила Клэр. – С учетом повышенного содержания лейкоцитов и изменений психического состояния я вынуждена взять пункцию спинного мозга.
Похоже, Чапман наконец согласился.
– Исходя из того, что я вижу на скане, мы вполне можем приступать.
Они вывезли Тейлора из рентген-кабинета в отдельную палату. Чтобы переложить сопротивлявшегося мальчика на кровать, потребовалась помощь двух медсестер и санитара.
– Переверните его на бок, – велела Клэр. – В положение эмбриона.
– Он не будет лежать спокойно.
– Тогда вам придется сесть на него. Нам необходимо сделать пункцию.
Общими усилиями они перевернули мальчика на бок, спиной к Клэр. Санитар крепко обхватил Тейлора за бедра, заставив подтянуть колени к груди. Одна из медсестер держала пациента за плечи. Лязгнув зубами, Тейлор едва не откусил ей палец.
– Следите за его зубами!
– Я стараюсь!
Клэр нужно было действовать быстро; долго держать мальчика в неподвижности было сложно. Она приподняла больничный халат, обнажив его спину. В такой позе его позвонки отчетливо проступали под кожей. Она в срочном порядке определила место для пункции – промежуток между четвертым и пятым позвонком в поясничной области – и протерла кожу сначала бетадином, потом спиртом. Надев стерильные перчатки, она взяла шприц с местным анестетиком.
– Ввожу ксилокаин. Ему это вряд ли понравится.
Клэр проколола кожу иглой 25 и начала осторожно вводить анестезирующее средство. От первой же обжигающей капли Тейлор взвился в яростном крике. Клэр заметила испуганный взгляд медсестры. Никому из них еще не доводилось видеть такого пациента, и некая жестокая сущность, вселившаяся в тело мальчика, повергала в трепет всех присутствовавших.
Клэр взяла спинальную иглу. Она была размера 22, длиной сантиметров семь и сверкала стальным покрытием; на одном конце красовалась насадка для стекания спинномозговой жидкости.
– Держите его. Я прокалываю.
Она пронзила кожу. Ксилокаин уже подействовал, и пациент не должен был чувствовать боли – во всяком случае пока. Она вводила иглу глубже, направляя ее между позвонками, к твердой оболочке спинного мозга. Она почувствовала легкое сопротивление, затем, когда игла проколола оболочку, раздался отчетливый хлопок.
Тейлор снова вскрикнул и задергался.
– Держите его! Крепче!
– Мы стараемся! Нельзя ли поскорее?
– Я уже почти закончила. Еще примерно минута.
Клэр держала пробирку под насадкой иглы, и вскоре в нее стекли первые капли спинномозговой жидкости. К ее удивлению, жидкость оказалась кристально чистой, без примеси крови, не замутненной инфекцией. Признаки менингита отсутствовали. «Так в чем же дело?» – размышляла доктор Эллиот, аккуратно собирая жидкость в три пробирки для анализов. Образцы сразу же поступят в лабораторию, где исследуют содержащиеся в них клетки и бактерии, глюкозу и белок. Но уже сейчас, глядя на жидкость в пробирках, она знала, что все показатели будут в норме.
Клэр извлекла иглу и наложила повязку на место пункции. Все присутствовавшие в палате, казалось, разом вздохнули с облегчением. Процедура была окончена.
Но к разгадке они не приблизились.
Тем же вечером Клэр обнаружила в крохотной больничной часовне на первом этаже мать Тейлора, застывшую перед алтарем. Они поговорили еще раньше, когда Клэр испрашивала у матери разрешение на поясничную пункцию. Тогда Ванда Дарнелл казалась комком нервов – руки дергались, губы дрожали. Весь день она провела в дороге – сначала отмахала триста двадцать километров до Портленда, где у нее была назначена встреча с адвокатом по бракоразводному процессу, потом, когда полиция сообщила ей страшную новость, в спешке мчалась обратно.
И вот теперь Ванду, казалось, покинули силы, запасы адреналина были исчерпаны. Миниатюрная женщина в мешковатых пиджаке и юбке, она казалась девочкой, которая, изображая взрослую, нарядилась в мамину одежду. Когда Клэр вошла в часовню, госпожа Дарнелл повернула голову и еле заметно кивнула в знак приветствия.
Устроившись рядом, Клэр заботливо коснулась руки Ванды.
– Из лаборатории пришли результаты анализа спинальной пункции, все в норме. У Тейлора нет менингита.
Ванда Дарнелл испустила глубокий вздох облегчения и чуть ссутулилась под слишком объемистым пиджаком.
– Это ведь хорошо?
– Да. И, судя по компьютерной томографии, у него нет ни опухолей, ни признаков кровоизлияния в мозг. Так что и это тоже хорошо.
– Тогда что с ним? Почему он это сделал?
– Я не знаю, Ванда. А вы?
Она напряглась, будто изо всех сил стараясь придумать ответ.
– Он был словно… не в себе. Почти всю неделю.
– Что вы имеете в виду?
– Он был несдержан, злился на всех. Ругался, хлопал дверьми. Я думала, это все из-за развода. Он так тяжело это переживал…
Клэр очень не хотелось затрагивать следующую тему, но она была вынуждена спросить:
– А как насчет наркотиков, Ванда? Дело в том, что они очень сильно влияют на психику ребенка. Как вы думаете, он не мог баловаться чем-нибудь?
Ванда заколебалась:
– Нет.
– Кажется, вы не слишком уверены в этом.
– Нет, просто… – Она сглотнула, и слезы заблестели в ее глазах. – У меня такое чувство, что он стал совсем чужим. Он мой сын, но я едва его узнаю.
– Были какие-нибудь тревожные признаки?
– Он всегда был трудным ребенком. Поэтому доктор Помрой и считал, что у него, возможно, синдром дефицита внимания. В последнее время стало гораздо хуже. Особенно с тех пор, как он связался с этой ужасной компанией.
– С какой?
– Эти ребята живут на нашей улице. Джей-Ди и Эдди Рейды. И еще этот Скотти Брэкстон. У всех четверых мальчишек уже были неприятности с полицией в марте. На прошлой неделе я сказала Тейлору, чтобы он держался подальше от братьев Рейд. Вот тогда у нас произошла первая серьезная стычка. И он ударил меня.
– Тейлор ударил вас?
Ванда уронила голову, словно жертва, стыдящаяся своего унижения.
– С тех пор мы почти не общались. А если вдруг и начинали о чем-то говорить, становилось ясно… – ее голос опустился до шепота, – что ненавидим друг друга.
Клэр заботливо сжала руку Ванды.
– Можете мне не верить, но неприязнь к собственному сыну-подростку абсолютно нормальное явление.
– Но ведь я еще и боюсь его! Вот что самое страшное. Я не только испытываю к нему неприязнь, но и боюсь! Когда он меня ударил, я почувствовала себя так, словно опять живу с его отцом. – Она дотронулась пальцами до губ, словно вспоминая былую рану. – Мы с Полом до сих пор ведем тяжбу. Боремся за опеку над сыном, который не любит ни его, ни меня.
Пискнул пейджер Клэр. Она просмотрела сообщение и увидела, что ее вызывает лаборатория.
– Извините, – сказала она и вышла из часовни в вестибюль, чтобы позвонить.
Трубку снял Энтони, старший лаборант.
– Доктор Эллиот, лаборатория Бангора только что прислала дополнительные данные по анализам Тейлора.
– Есть какие-нибудь положительные реакции по отдельным исследованиям?
– Боюсь, что нет. В крови не обнаружено никаких признаков алкоголя, марихуаны, опиоидов или амфетаминов. Результат отрицательный по всем наркотическим средствам, о которых вы запрашивали.
– Надо же, а я была так уверена, – произнесла она с некоторым недоумением. – Даже не знаю, что еще могло спровоцировать такое поведение. Наверняка там есть еще какое-то вещество.
– Вполне возможно, что есть. Я прогнал его кровь через наш газовый хроматограф, и время удерживания аномального пика составило одну минуту десять секунд.
– Что это значит?
– На какой-то конкретный наркотик это не указывает. Но пик есть, и это свидетельствует о том, что в его крови что-то циркулирует. Вещество может быть вполне безобидным – скажем, пищевая добавка на травах.
