– Екатерина Андреевна, вы успокойтесь, – заговорил следователь, и губы его стали малиновыми, цвета переспевшей ягоды, – успокойтесь, прошу вас. В коридоре есть кулер, налейте себе воды. Я понимаю ваше возмущение. Вы потеряли близких. Но их уже не вернешь. Давайте разберемся, я вам помогу. Вы можете нанять адвоката и подать в суд на кого захотите. И суд будет разбираться. И, я уверен, разберется. И вот в чем он разберется. Дорожные службы действительно производят ремонт на этом участке дороги. О чем напоминают дорожные знаки, расставленные по участку. Дорожный знак действует до его отмены. В данном случае дорожный знак стоял где ему и положено. И отменяющий дорожный знак тоже стоял. Протяженность ремонта – семнадцать километров. ДТП случилось на том участке, где проводились работы. А это значит, что водитель должен был соблюдать осторожность. Так что дорожные работники тут ни при чем.
Сотрудники «Скорой помощи». На место происшествия приехали фельдшер, медбрат и водитель. Они преодолели порядка пятидесяти километров. В момент обращения бригаде необходимо было посетить еще два вызова, что они и сделали, и приехали на ДТП. Действовали по инструкции. База «Скорой помощи» в этом районе не оснащена реанимобилями.
Катя слушала голос следователя, будто он вещал из радиоприемника или другого предмета в кабинете, но никак не из малинового рта. Бурлящее масло гнева превращалось в масло бессилия.
– Тэкс, продолжаем. Согласно заключению судмедэксперта, травмы, полученные в результате ДТП, были тяжелыми. Политравмы. Разрывы внутренних тканей и органов. Переломы, повреждения позвонков, сотрясения мозга. Множественные гематомы, серьезные повреждения сосудов. Я не буду сейчас вам все их перечислять. В заключении эксперта сказано, что врачебное вмешательство было своевременным и уместным. Но, увы, уже не могло помочь пострадавшим.
Теперь о свидетеле. Степан Константинович Студеный, проживающий в соседнем доме с погибшими, оказался на месте ДТП первым. Он увидел опрокинутое транспортное средство, лежащее вне дорожного полотна. Остановился, чтобы оказать помощь и вызвать спасателей. Он, кстати, должен сегодня подойти в отделение. Автомобиль был перевернут, что может способствовать его внезапному возгоранию. В таком случае необходимо постараться извлечь пострадавших из кабины. Степан Константинович пытался помочь пострадавшим. Его уж обвинять – совсем совести не иметь.
– Как у вас все складно получается! Никто не виноват, но люди погибли.
– Екатерина Андреевна, напомню вам, что обвиняемый по данному делу имеется. Это Грибанов А. П. А пострадавший – Грибанова М. Л. В связи с этим и возбуждено дело. В таких случаях мы рекомендуем написать заявление о приостановлении уголовного дела.
Катя представила, как она срывает самый большой календарь со стены и запихивает его следователю в рот, лишь бы он заткнулся.
– Я этого так не оставлю. Мой отец за всю жизнь ни разу не попадал в аварию. Ни разу! Вы пытаетесь все свалить на него. Но такого я уж точно не допущу. Вам лень работать. И из-за этого виновные даже не чувствуют угрызений совести. Вот вы сами, как вас там, опять забыла, вы вроде бы молодой человек, а уже насквозь прогнивший. Не видите живых людей. Для вас все эти дела – просто бумажки. Рутина. Еще одно дело, которое поскорее бы закрыть. Да вы не человек, вы – мусор человеческий. Вы думаете, что ни до чего нет никому дела? Что все так и останется. Но нет! Нет!!! Я доберусь до правды!
Возможно, Катя успела прокричать что-то еще более хлесткое. Возможно, она даже сбросила стопку бумаг со стола следователя.
Возможно, даже Буров М. С. выскочил из-за стола и постарался Катю утихомирить. Человек-то он был не плохой. Не гнилой, как показалось Кате, если только с самого краешка. Вполне возможно, что в кабинет зашли другие сотрудники отделения. У них были автоматы. Но что сделаешь с женщиной в ярости. Оружие тут бессильно. И Катя, отмахиваясь от утешений и автоматов, вышла из кабинета номер восемь.
И надо же было случиться так, что тут же она встретила соседа, того самого Степана.
– Мои соболезнования, Катенька, – успел сказать Степан.
– Убийца, – швырнула ему Катя в ответ.
А когда она вышла на улицу, то нашла машину Степана и нацарапала на дверце ключом «убийца». После чего действительно полегчало.
– Почему Степан-то убийца? – Олег чистил картошку. Шкурки сползали в ведро длинными червячками.
– Если бы не его «помощь», родители были бы живы. Я уверена в этом. Они все покрывают друг друга, – Катя отвечала спокойно, без запала. Возможно, она и сама начинала сомневаться в необходимости обвинять соседа в убийстве.
– А если бы он не остановился, то страшно представить, что вообще было бы, – продолжал Олег. Неочищенными остались две картофелины. – Сколько они пробыли там до его приезда, неизвестно. А сколько бы пробыли, если бы не он? Всю ночь?
Катя молчала. Она уже сочиняла текст петиции.
Зазвонил телефон. Степан.
– Алло.
– Катенька, зачем же ты мне машину-то попортила? Я ведь ничего не сделал плохого. Что же ты так несправедливо-то обходишься со мной, – голос Степана был горький, как недоспелый грейпфрут. – Я же помочь хотел, я как лучше хотел. А ты… – Степан, видимо, махнул рукой от досады, той самой рукой, в которой держал телефон.
Катя поежилась. Посмотрела, как Олег наливает в кастрюлю воду и кладет картофелины одну за одной.
– Я что хотел сказать-то еще, Катя, – Степан совладал с рукой и досадой, – Андрей с Мариной перед выездом ругались сильно. Кричали. Они обычно тихие такие, а тогда были сами не свои. Марина плакала даже. Я со своего участка слышал, через забор. Думал, зайти – не зайти, может, случилось что. А когда вышел, то они уехали уже. И вот что еще непонятно, на вечер в гости звали меня. Андрей звал. Но вот уехали. Я еще подумал: наверное, случилось что-то. Серьезное… Куда они спешили? И куда успели… – Степан зашмыгал носом, в телефоне появились звуки, будто он кладет его куда-то.
– А с машиной ты зря, Катенька. Не могу я с такой надписью ездить. Закрасить надо. Обращаться не буду никуда. Решим сами. Погорячилась ты, понимаю. Я у ребят сегодня узнаю, во сколько обойдется ремонт. Тебе скажу сумму. Надеюсь, недорого…
Паутина женщин
Под утро всегда сладко спится. Подолгу с вечера не можешь заснуть. Просыпаешься среди ночи. Слышишь, как дождь в окно постукивает. Скребет водяными когтями, как тоска. Поворачиваешься с левого на правый бок. Все неудобно.
Катя закидывала на мужа ногу. В одеяле он выглядел подобно холму. Шотландский холм. Олегу тоже не спалось. Ныли колени. Погода. Суставы не выдерживали нагрузки от давления. То ли давления веса, то ли атмосферного. Крутились. Взяли телефоны. Лежали так циклопами в темноте, то и дело тыкая пальцами в свой светящийся глаз.
Читали всякие статейки. Закон о животных. Люди голодают у Думы. Семь дней на воде, и все для того, чтобы поскорее прошел второе чтение закон о правах животных. К голодающим выходят время от времени депутаты, что-то спрашивают и уходят обратно в свою теплую Думу, в теплую думу о родине.
Кевин Спейси и Вайнштейн лечатся от сексуальной зависимости в специальной клинике, после того как их обвинили в харассменте. Особенно было досадно за Кевина Спейси. Олег его даже оправдывал, что Катю бесило еще больше. Нельзя оправдывать негодяев, даже если они любимые великие актеры. Олег обычно мямлил что-то о невнятности границ между знаками внимания и домогательствами. Между способом завоевать свой объект вожделения и эксплуатацией нижестоящих сотрудников. Олег предполагал, что скандалы с актерами – удачный способ отвлечь внимание от чего-то более значительного. Катя же ощущала, что мир наконец-то подошел к важным переменам – уже занес одну ногу над следующей ступенью развития. И по этому случаю ни Кевину Спейси, ни Харви Вайнштейну никаких поблажек – пусть расплачиваются! Современный человек должен это осуждать.
Возмущение постепенно улеглось, после того как Катя оставила под новостями комментарии, где изложила в четкой форме, что она думает об этом всем.
Гнев бодрит, особенно праведный. Катя продолжила серфить.
Участница группы «Пусси Райот» и активист «Божьей воли» поженились. И стали компромиссной ячейкой общества. Это баян, но все равно удивительный. Чубайс пообещал России большую газовую турбину, пообещал лидерство России на рынке беспилотных автомобилей. Олег увлекся подборкой статей про Чубайса, а Катя пролистывала исповедь Алехиной и Энтео, открывая каждую гиперссылку. Сон не шел, зато шел пятый час. А в семь уже вставать. Мир, такой далекий от их постели, такой безумный, такой круглосуточный, мир, в котором совершенно не было их, их бессонницы, рассказывал истории одну за другой, меняя фотографии, темы, персонажей. Холивары сменялись холиварами, люди троллями. Это было где-то там, по ту сторону, в заэкранье. Где их (Кати и Олега) никогда не будет. И хорошо, наверное, что так.
Олег закрыл свое жидкокристаллическое око. Дыхание его стало более ровным. Послышался тихий храп, звучащий как двигатель беспилотного автомобиля. Спейси, Вайнштейн и Чубайс лечились от сексуальной зависимости на большой газовой турбине.
Катя еще повертелась, уткнулась в огромное плечо мужа, убирала и возвращала руку ему на грудь. Отворачивалась, поворачивалась. В окно продолжал скрестись дождь. Не спалось. Вязкое чувство, будто ты в болоте между бодрствованием и сном. И неясно, какой берег ближе. Еще эта полутошнота…
Катя открыла сайт «чайлд. ру». Стала читать описание первой недели беременности: беречь себя, отказаться от ядов, не принимать никаких лекарств без согласования с врачом. Первая неделя считается от первого дня последней менструации. Катя перелистала до третьей недели. «Оплодотворенная яйцеклетка попадает в матку, где имплантируется в эндометрий, если имплантация пройдет благополучно, то… Ощущения женщины в этот период похожи на ощущения приближающейся менструации… В месте образования плаценты начинают образовываться ворсинки, в каждую из которых врастает капилляр… Из задней части внутризародышевого листка в утолщенный тяж мезодермы прорастает аллантоис». Текст становился все чудесатее. «Эмбрион напоминает небольшой шарик диаметром до 0,2 мм». Перелистнула на описание четвертой недели. Катя читала, не понимая слов. Как мантру. Как молитву.
Три года попыток. Обещанного же три года ждут. Пора уже. К вопросу подходили обстоятельно, по науке. Обследовались: анализы, УЗИ, цитология. Олег сдавал спермограмму раз в полгода. Уже шесть раз. С научной точки зрения они были абсолютно способны к деторождению. Показаний к ЭКО не было. Но зачатия не случалось. Не считая двух замерших беременностей на очень раннем сроке. Самопроизвольные выкидыши. Катя научилась об этом не думать как о чем-то страшном. Погрешности, говорила она о выкидышах. Артем был зачат относительно легко. Значит, все нормально должно быть и дальше.
Катя отложила телефон и попробовала сконцентрироваться на своем животе. Есть ли там уже зарожденная жизнь? Получилось ли в этот раз? Как и прежде, ей казалось, что получилось. Что она ощущает, как ворсинки врастают капиллярами и пятая часть миллиметра постепенно становится миллиметром. Она уже видела себя округлившейся, с налившейся грудью. В джинсах со специальной резинкой для живота. Представляла, как гордо заходит в лифт, и соседи смотрят на нее с восхищением. Она уже планировала семейную фотосессию, где она, как женщина-весна, в развевающемся платье, с венком в волосах из живых белых цветов. Ее русые волосы волнами спадают на плечи. Олег обнимает. Их животы почти одинакового размера, и в этом есть комический эффект. А Артем прислоняется головой к животу, укрытому мягкими светло-зелеными складками. И они все босиком. На каком-нибудь коврике под искусственную траву.
Катя коснулась живота. Вспомнила маму. Бабушку, тетю, другую бабушку, сестру Машу тоже вспомнила. И стало ей казаться, что весь мир окутывает паутина из женщин. Женщины плетут эту паутину из самих себя, как волшебные пауки. Священные пауки. Изредка в паутине появляются мужчины. Паутина из женщин обволакивала землю одним большим сотовым облаком. И где-то там, внутри нее, была Катя. Одна из. Липкий паутинный сон наконец-то забрал ее к себе из другой всемирной паутины.
Под утро так сладко спится. Снятся цветные, манящие сны.
Олег обычно вставал первым и шел в ванную. Ему выходить раньше всех, чтобы успеть до часа пик. Потом уже Катя будила Артема. Сквозь сон он просил: «Еще пять минут, еще пять минут». Катя снимала с сонного пижаму и надевала на него носки. Сладкий, домашний, теплый мальчишка. Артем постепенно просыпался. Становился более вредным, ворчливым, капризным. Утро, ничего не поделаешь. Катя велела ему чистить зубы. Кормила тостами с маслом и вареньем. Мальчику нужны быстрые углеводы. Отводила в школу. Идти всего пятнадцать минут – быстро. Если кое-кто не хочет прыгнуть во все лужи. В школьных штанах. И в кого вырастают такие дети?! И почему нельзя отвешивать им подзатыльники?! У этих психологов с теорией привязанности, наверное, никогда не было настолько вредных детей. И дойдя до школы, Катя поняла, что чего-то недостает из утреннего комплекта. Она есть, сын есть, сменка есть. Рюкзак!
– Я думал, ты возьмешь его, ты же всегда берешь, – флегматично сказал Артем.
Катя очень хорошо помнит про теорию привязанности и осознанное родительство. Поэтому подзатыльники под запретом. Рука так и зудит, но она хорошая мать и никогда не позволит себе выйти за рамки. И Катя идет домой за рюкзаком. Незапланированные полчаса из жизни. Но дети, сперва дети, а потом все остальное. В материнском сердце уживаются и ненависть, и любовь. Дети – наше все, так ведь?
И тут Катя вспомнила, что давно не заглядывала в электронный дневник. Бездны разверзлись перед ней.
Петиция
Знаете, чем сегодня отличается от вчера? По нашим стариковским меркам, стремительностью. Мы замедляемся с годами, метаболизм замедляется в организме, а все вокруг ускоряется. Сегодня несется нам навстречу так, что иногда приходится зажмуриваться от скоростей.
День у Кати проходил в духе сегодня. Поставки сырья, растаможка. Ругань с таможенной службой. Письма, звонки, «Вотсап» – и все бесконечно. На работе она становилась грозной функцией, беспощадной валькирией. Паровым котлом, двигателем.
– Что значит задержка отгрузки? Вы что там, двинулись совсем, что ли? Сколько можно сидеть, жопами хлопать? Нарушаете условия контракта. Вы в курсе, чем это чревато? …А это уже не мои проблемы. Ваша очередь нас не волнует… Гамлет, прошу, не надо драматизировать!
И дальше звонки, переговоры, язвительные письма. К середине дня отгрузка, назначенная на конец месяца, происходила на две недели раньше.
Но сегодня у Кати было еще одно важное дело. «Change.org.» На сайте Катя пролистала список петиций. «Мы за тонировку», «Мы против Дома-3 на канале ТНТ», «Мы за легализацию марихуаны», «Мы требуем отказа от электронных паспортов», «Нет религии в образовании», «Жалоба на Почту России», «Дельфинов выселяют!», «Мы за возрождение СССР», «Верните нам Египет», «Верните Запорожье» и даже «Мы против микроблога «ВКонтакте» – к «ВКонтакте» вообще много претензий у граждан.
Катя полистала несколько сайтов с петициями и написала во все. Заполнила форму. «Бездействие полиции и халатность врачей привели к гибели граждан». Нет, так не годится, надо, чтобы был призыв к решению проблемы. «Виновные должны быть наказаны» – так непонятно, какие именно виновные. Катя злилась на себя, что не может сообразить, как лучше написать. «Дело Грибановых. Требуем наказать виновных!» Подумала еще: «Виновные в смерти супругов Грибановых должны понести наказание!» Катя нажала кнопку «поделиться».
«Если мы будем продолжать делать вид, что нас это на касается, то беспредел никогда не закончится. Все так и будут прикрывать друг друга, а справедливость окажется где-то в другом мире, но не в нашем. Если нам по-прежнему будет все равно, то представьте, в каком мире будут жить наши дети. Пора меняться!»
Иногда сложно представить, что может наворотить простая петиция, опубликованная в социальных сетях. Отправляя в плавание текст, трудно предугадать его траекторию. Особенно если ты обычный пользователь, не трендсеттер, не профессиональный блогер. На следующее утро было 10 лайков и 2 перепоста. И на том все могло бы и закончиться.
А потом «ружье», повешенное Катей на сайте петиций, выстрелило – 50 лайков и 8 перепостов. А через день уже почти 800 перепостов. К обеду следующего дня счет шел на тысячи.
Случайно увидел одноклассник Кати, известный в узких, но расширяющихся кругах борец с системой, как он любил себя называть. И понеслось. Под постом с петицией набралось под тысячу комментариев. Начался холивар. Одни обличали врачей, другие – родителей, третьи – обличителей врачей, четвертые – обличителей обличителей. Появились люди, которые обличали во всем соседние страны и неверную политику государства. Кто-то все сводил к национальной идее, точнее, антиидее, если можно так выразиться.
Случилось так, что вдруг обычный пост вызвал эффект бабочки. Так сошлись звезды, наверное. Если вы верите в звезды, конечно. Катя в звезды не верила, она верила в справедливость. Вера в справедливость пострашнее веры в звезды. Начались сообщения в личку Кате. Со словами поддержки, с потоками обвинений. Катя быстро овладела искусством бана.
Все шло как нельзя лучше: шум был поднят. Это уже маленькая победа, считала она. Олег не разделял ее ликования. Он, человек тихий, замкнутый, даже считал шумиху лишней, мешающей решениям.
Семейная жизнь активизируется к вечеру. Днем люди просто люди: ученики в школе, начальники отделов, аналитики, бухгалтеры, безработные, пассажиры метро и водители автомобилей. А вечером они возвращаются в свои жилища, чтобы стать единой ячейкой общества. Перевоплощаются в мужей, жен, дочерей. Перетекают из одного состояния в другое. Вечером все по воле или по неволе играют роли членов семьи. Иногда переход дается с трудом. Работа проникает в квартиру, ухватившись за шлицы пиджака. В голове иногда еще звучат фразы с последнего совещания. А тут квашеная капуста, котлеты из морозилки, которые надо срочно разогреть. У няни к вечеру зловонное дыхание, но вы не знаете, как сказать ей об этом.
Олег перетекал в домашние клетчатые штаны и майку – мягкую, залюбленную множеством стирок. Он бы с большей радостью был просто котом. Он даже им притворялся, но из него так себе притворщик.
Катя, как обычно вечером, была многословна. Олег научился слушать ее фоном, как птиц. Бакланов или гусей – кого-то из водоплавающих.
Котлеты уже дошкворчали до слегка почерневшей корки. Катя поставила тарелки для всех. Артем лениво ковырял пюре, делая в нем бороздки вилкой. Хоронил в маленьких пюрешных холмиках закадычного школьного врага Витьку. Мысленно. И есть картошку после этого не хотелось. Откусил обжигающую котлету, было горячо, но он сильный, ему нипочем жар.
Олег ел, не замечая пищи. «…Четыре тысячи перепостов», – донеслось до него из Катиной трели. Олег человек медленный, спокойный, но прозорливый. Видение ситуации часто приходило к нему не через логические цепи размышлений, а из ощущения. Мозг шифровал от него свои схемы решений и выдавал готовые выводы. У Олега спина покрылась мурашками. Волоски на спине поднялись и уперлись в ткань майки. Четыре тысячи перепостов значило надвигающееся на них нечто. Гораздо превосходящее их маленькую семейную лодочку. Бакланий галдеж в этот раз предвещал неладное. Он подумал и сказал:
– Угу.
Маша и дневник
Маша предпочла бы не думать о дневнике. Она хотела бы стереть из прошлого тот разговор с мамой, выжечь хлоркой не только его, но и вообще поставить заплатку на тот час, когда она узнала, что была удочерена. Нарисовать свое прошлое так, как ей нравится. И вставить в рамочку. И пусть оно даже не вздумает двинуться. Она может его перепридумать. Перерисовать. Переписать. Эти мысли приходили все чаще и чаще.
Но где-то есть дневник. Он не канул, как она думала, а внезапно стал существовать тут, в сегодняшнем дне. Он буквально где-то лежал, имел точные GPRS-координаты и четкий контур. Вдруг он воскрес. Обрел снова страницы и буквы на этих страницах. Маша помнит, как спрятала его, замаскировала в обложке «Преступления и наказания». Вклеила внутрь страницы из еженедельника – так легче было прятать. Даже Катя не догадывалась. Кто же перечитывает такие книги? Дневник стоял невидимкой на книжной полке. Где-то во втором ряду – в доме любили книги, относились к ним с пиететом. И с пиететом ссылали на дачу каждую весну. Они плыли по реке смерти, чтобы обрести новую жизнь в загробном, то есть загородном мире. И ни одна книга, кажется, не совершила обратный переход. Кроме дневника.
В доме его не было. Оставалась только машина. В машине должна была быть сумка – большая дорожная, зеленого цвета.
Маша вскочила и начала ходить по комнате. Она буквально ощущала этот дневник в зеленой сумке, словно у нее была припрятана камера на обложке. Во что бы то ни стало надо забрать дневник. И перед прочтением сжечь.
Маша увеличила скорость своих метаний, расширила диапазон с комнаты до квартиры. Где-то должны были быть джинсы. Где-то. В ванной на крючке не висят. В шкаф даже заглядывать не стоит – они никогда не бывают на своем законном месте. У кровати не лежат. На кресле тоже. Где же они, черт их дери! Тут Маша увидела, как из корзины для грязного белья будто издевательски высунутый язык, торчит штанина – «мы сегодня не выходные, у нас отпуск, мы отдыхаем!». Воображать, что тебе что-то говорят джинсы – тревожный звоночек, правда? Маша тайком разговаривала с вещами. Это был ее секрет. Привычка, закрепленная еще в детстве, прилипла к ней – не оторвать. Возможно, это вид психического расстройства, но никому не мешает ведь. Особенно если не афишировать.
Маша сняла с сушилки выстиранные черные штаны. «Ну что, дорогие, теперь ваш черед маяться». И натянула на тонкие ноги. Затем настал черед толстого свитера, свитер был молчалив. Маша влезла в него, как в огромный мешок, отчего стала казаться еще тоньше.
– Катя! Скажи адрес, где стоит машина родителей, – решительным и возбужденным голосом выпалила она.
– Маша, здравствуй, во-первых.
– Да, да, привет! Разве я не сказала сразу?
– Нет, не сказала. – Фоном слышался шум дороги: видимо, Катя ехала на работу.
– Извини, извини, извини, так где же машина?
– Зачем тебе она?
Маша оказалась неподготовлена к диалогу. Она вдруг замолчала и остановилась.
– Алло, Маша, ты слышишь меня?
– Да-да, я слышу, – темп речи упал, да и сама Маша вдруг почувствовала себя выбитой из уже закрутившегося торнадо. – Мне нужно ее осмотреть.
– Зачем? – Катя изумилась.
– Вдруг что упущено, вдруг забыли внимательно обследовать… – Маша понимала, что это фиаско. Секунду назад она была частью торнадо, а теперь на нее движется цунами. – Посмотреть их вещи…
– Маша, что ты от меня скрываешь? – Катя звучала в телефоне как наползающая на берег огромная волна.
– Ничего, – голос Маши стал песком.
– Мама тебе звонила перед выездом, так? Зачем они собирались в Москву вечером в четверг? Они тебе сказали? О чем вы говорили? Маша, почему ты молчишь?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63980481&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
