– Не приятель и не родственник, но ссориться с этими людьми я не буду. У них длинные руки.
– Ох, Андрей, как мне все это не нравится. Зачем ты с ними связался?
– Я знаю, милая. Но я постараюсь быть недолго. Только если я припозднюсь, ты ложись спать без меня.
– Что это еще за новости, Андрей? Ты хочешь сказать, что можешь не прийти ночевать?
– Почему? Непременно приду. Мне, правда, сказали, что там прошли проливные дожди, и чуточку размыло дороги. Я просто хочу предупредить, чтобы ты, если что, не волновалась. Вот и все.
– Андрюша, если там размыло дороги, то зачем вообще туда ехать?
– Свет, я же все объяснил. Меня туда позвали такие люди, которым лучше не отказывать.
Светлана с грустью посмотрела в окно.
– Ты там ходишь обнаженным. Обнаженными ходят пред тобою чужие женщины.
– Света, я никого из них не вижу даже в упор. Понимаешь ли ты?
– Нет, не понимаю. Я не верю тебе. С самых первых дней нашей совместной жизни ты не раз с восхищением говорил мне о том, что мечтаешь переспать сразу с несколькими. Ведь это так?
– Да, так, – вызывающе ответил Андрей. – И что в этом особенного? Я мужчина. А все мужчины по своей природе полигамны. Самой природой так заложено, что каждый самец может и должен оплодотворить как можно большее количество самок.
– Андрей, мне тошно тебя слушать. Мы же не приматы.
– А чем, помилуй, приматы хуже нас? У тебя есть скверная черта – ты любишь устроить глупейшую ссору совсем на пустом месте. Ты разве можешь что-то изменить в природе?
– Нет, но нам же, в отличие от приматов, дан разум.
– Да, особенно он дан вам, бабам.
– Почему ты так со мной разговариваешь?
– А как мне с тобой разговаривать, если ты заранее мне хочешь испортить настроение? Вам, бабам, надо всегда докопаться до «правды». Вот и получайте ее на здоровье.
– Ты опять?
– Это ты опять. Будь ты умной, с разумом, как ты говоришь, то обжегшись не раз на этих темах, не стала бы поднимать их вновь. Ведь ты знаешь, как они меня бесят! Ты вновь хотела правды? Я тебе ее скажу. Я мечтаю проводить хоть одну, две ночи в неделю не только в твоем обществе, но и рядом, скажем, с еще какими-то двумя или даже тремя женщинами. И это вовсе не значит, что я тебя не люблю. Я люблю тебя, и ты навсегда остаешься моей. Ты – мать моих детей. Но было бы лучше, если бы ты приняла этот сценарий, ибо я мечтаю, рано или поздно, воплотить его в реальность.
– Андрюша, что ты говоришь!? – у Светланы дрожал подбородок. – Как ты себе это представляешь?
– Как?! Обыкновенно. Я приглашу сюда к нам девушек, на ночь или две. А может, и на неделю. А ты, в свою очередь, должна будешь молчать, улыбаться и наслаждаться тем, что твой мужчина необыкновенно счастлив. Я так хочу! Понимаешь ли ты? И так будет. И лучше, если ты сразу это примешь. Светка, я – султан по натуре. Понимаешь, султан? Видно, в прошлых жизнях я часто был таковым. А ты всегда рождалась моей женой, либо наложницей. Всегда рождалась для того, чтобы быть моей, подо мной, для меня!
– О господи, по-моему, у тебя мания величия, Андрей!
– Потрогай ЕГО, – он схватил ее за руку. – У меня даже от мыслей об этом, он стоит…
– Как только ты кого-нибудь приведешь в нашу спальню, я сразу уйду из дома! – крикнула она.
– Куда это ты уйдешь? Нет, дорогуша. Ты никуда не уйдешь. Вот дамы эти, в случае чего, могут идти на все четыре стороны. А ты – нет. Ты моя. И я буду тебя ебать самую первую. Тебя всегда – первую. И только потом их. И тоже при тебе. Чтобы ты видела.
– Этого никогда не будет! – ее карие глаза сверкали от злости.
– Будет! Еще как. И ты привыкнешь. Привыкнешь. Я сказал!
Он ухватил ее за руку и подвел к дивану. А там, развернув к себе спиной, опрокинул ничком. Светлана беспомощно качнула руками и клюнула носом в угол круглых плюшевых подлокотников. Придерживая ее одной рукой, второй он стянул с нее коротенькие батистовые панталоны и, раздвинув колени, без подготовки зашел в нее во всю длину. Она вскрикнула и попыталась выгнуться.
– Терпи, кошка. Не выгибайся. Чувствуй мой хуй. Чувствуй, Светонька. Чувствуй его силу. Чувствуй, как я упираюсь тебе в матку. Сейчас ты потечешь… Я же знаю… Вот, уже потекла. Девочка моя. Ты моя! Слышишь?
Она уже не сопротивлялась. Повинуясь природной тяге, она сама поднимала зад выше, опуская плечи и голову ниже.
– Видишь, ты же моя самочка. Как хорошо, ты всякий раз подставляешь мне пиздочку. Она аж вся выворачивается навстречу моему хую. Он у меня сейчас толстый, как болт. Толс-тый… Длинный. Ты чувствуешь, как он бьет до упора? Говори…
– Да, – хрипела она, придавливаемая его натиском. – Да… – она почти задыхалась.
– Да… И ты всегда мне будешь подчиняться. Всегда…
Через несколько минут он почувствовал знакомое сжатие. А потом еще одно. И еще…
– Всякий раз, когда я приказываю, ты должна сама насаживаться на мой хуй. Поняла?
– Поняла-а-а…
– Киса моя… Девочка моя толстопизденькая. Как я люблю твой толстенький лобочек. Мне всегда нравились именно такие лобки.
Одной рукой он залез в ворот ее домашнего платья и ухватил за грудь.
– Развернись, – скомандовал он. – Нет, пойдем лучше в спальню. Мне тут неудобно тянуться.
Он взял ее за руку и поволок в спальню, по дороге снимая с нее домашнее платье и сорочку.
– Когда мы дома одни, не надевай на себя ничего, – с жаром говорил он. – Ты должна всегда встречать меня голой и готовой. А я буду зажимать тебя везде, где захочу. Захотел на кухне – ты должна тут же раздвинуть ноги, прогнуться и дать. Захотел в ванной – даешь в ванной. Захотел за письменным столом или на столе – ты подчиняешься без разговоров.
– Я итак тебе всегда подчиняюсь, – слабо возражала она, закрывая глаза.
– Молчи и слушай, когда я говорю. Или скажи: «Да, мой господин!»
– Ну, Андрюша…
– Не Андрюша, а господин.
– Да…
– Мой господин, – повторяй.
– Мой господин, – эхом ответила она и почувствовала, как его губы жадно впились в ее полураскрытый рот.
А после он долго тискал ее торчащую грудь, зацеловывая и отсасывая до боли соски. Светлана привычно вскрикивала. Вскрикивала она и тогда, когда он, раздвигая слишком широко ее ноги, вновь и вновь вгонял в нее свой раскаленный от желания член.
И совсем уже не вскрикивала, а кричала во все горло она тогда, когда он вводил поочередно в нее пальцы правой руки, постепенно сжимая их в кулак.
– Как я люблю чувствовать тебя на своем кулаке. В таком состоянии ты особенно беспомощна.
Она потеряла счет оргазмам. Время от времени он ласкал ей пальцами и языком клитор, доводя ее до исступления. И лишь тогда, когда спустя долгое время, она была уже почти без чувств, он кончил в нее с рыком, похожим на рык тигра, со словами:
– На!!!!!
* * *
Утром он ушел рано, когда она еще спала. Путь от дома до клиники занимал у него немногим более пятнадцати минут. Утро выдалось свежим и душистым. Пахло цветущей сиренью, жасмином, боярышником и клейким тополем. Громко чирикали воробьи. Нежные лучи летнего солнца занимались над столицей.
После бурной ночи любви со Светланой он чувствовал себя как всегда бодро – ужасно хотелось жить и смеяться. Он казался себе, чуть ли не Гераклом, удовлетворившим полсотни дочерей Феспия. Он был вполне доволен и сыт своей любимой и ненаглядной женой. И если бы сейчас, с утра, ему кто-то напомнил о том, что еще накануне вечером он заявлял свои права на владение целым гаремом, в ответ он, вероятнее всего, бы просто рассмеялся. Светлана знала, что все его «султанские» намерения испарялись после каждой их ночи любви. К утру оказывалось, что он вполне сыт одной, любящей его женщиной.
Именно сейчас он шел по утренней Москве и просто, совсем по-человечески чувствовал себя абсолютно счастливым.
Он даже напрочь позабыл о том, что к десяти часам утра за ним должна была приехать важная машина.
Андрей быстро сделал обход в реанимационной палате и остался доволен тем, как шли дела у его выздоравливающих пациентов. А после он сидел в ординаторской и делал записи в карточки.
В дверь постучали.
– Войдите, – буркнул он, не поднимая головы от записей.
Но в кабинет никто не входил.
– Да, входите же, – раздраженно добавил он и вышел из-за стола.
Андрей быстро распахнул дверь и немного растерялся. На пороге стояла его недавняя знакомая Варвара Семеновна Бронш. В этот раз чиновница была одета в темно-синее крепдешиновое платье, отороченное изысканным белым кружевом. Возле горла красовался белый ажурный бант. На черных гофрированных волосах сидела элегантная маленькая шляпка, также белого цвета. Былыми были и новомодные туфли, и маленькая сумочка, и длинные перчатки. Чиновница казалась дивой, сошедшей с обложки парижского журнала мод.
– Андрей Николаевич, ну что же вы? – проворковала чиновница. – Я вас жду возле входа уже больше двадцати минут.
– Ах, да, – спохватился он. – Простите, Варвара Семеновна, я несколько заработался.
– Прощаю, – она прошла в ординаторскую, изящно села напротив и закинула ногу на ногу. – Прощаю, мой дорогой. Как я могу вас не простить?
– Сейчас я соберу бумаги и буду готов, – Андрей старался не смотреть в ее сторону.
– Ну, хорошо. Я жду вас в машине.
Когда он вышел на улицу, то буквально ослеп от глянца и роскоши новенького темно-синего Mercedes-Knight, стоящего напротив входа в больницу.
Стараясь не спешить, Андрей медленно подошел к машине. Задняя дверка распахнулась, и оттуда выглянула Варвара Семеновна.
– Андрей Николаевич, ну что же вы! Садитесь.
Он сел рядом с женщиной на заднее сидение машины. Мерседес взревел и, попыхивая, поехал по Садовому кольцу в сторону Арбата, а после выскочил на Можайское шоссе. Они двигались в поселок Переделкино.
– Андрей Николаевич, пока мы в дороге, я хочу прояснить для себя некоторые моменты, а заодно и ввести вас в курс дела. Итак, – она обворожительно улыбнулась.
– Я слушаю вас внимательно, – твердо произнес Андрей, рассматривая быстробегущие улицы за окном машины.
– Андрей Николаевич, – вкрадчиво начала Варвара Семеновна, положив узкую смуглую ладонь ему на колено. После чего Андрей удивленно посмотрел на чиновницу. Но руку не убрал. В конце концов, он умел вести себя с дамами, и если дама сама… то… – Андрей Николаевич, – продолжила чиновница, насладившись произведенным эффектом. – Я полагаю, что раз судьба закинула вас в ряды общества «Долой стыд», к самому Радеку, стало быть, вы вполне знакомы с идеями натуризма.
Андрей кивнул.
– А раз так, то вас никак нельзя назвать ханжой. Не только назвать, но и помыслить даже о подобном отклонении.
– Вы угадали, Варвара Семеновна, я далеко не ханжа и вполне знаком с идеями натуризма.
– Я сразу поняла, что не ошиблась в вас. Отчего меня так и тянет нарисовать ваш портрет. В качестве кого вы бы предпочли, чтобы я изобразила вас на холсте?
– В каком смысле?
– О, я люблю изображать свою натуру в разных исторических реалиях. Я, например, могу изобразить вас Гераклом или Самсоном.
– Ну, это уж слишком. Я хоть и подтянут, но не атлет.
– О, это несложно исправить.
– Накачать мне огромные бицепсы? – насмешливо произнес Андрей.
– Нет, что вы, – она засмеялась, красиво обнажив зубы. – Исправить прямо на холсте. Пририсовать желаемое.
– Нет, благодарю. Я за правду жизни, – сухо ответил Андрей и вновь отвернулся.
– У, какой вы серьезный и принципиальный… Таким вы мне еще больше нравитесь. Тогда… Тогда я могу вас изобразить, например, в роли турецкого султана, в гареме. И знаете, мне легко организовать всю массовку для данной композиции. Роль султана вам подходит?
– Вполне! – неожиданно для себя хмыкнул Андрей и рассмеялся.
– Я знала. Знала… Мне вообще кажется, что я вас чувствую очень глубоко. Вы не находите, что мы с вами очень похожи?
– В чем, например? – Андрей вызывающе засунул руки в карманы летних брюк.
– Ну, во-первых, мы оба питаемся плодами. Во-вторых, мы оба – не ханжи, и, в-третьих, мы оба творческие натуры.
– Я ремесленник, – обронил Андрей.
– Не прибедняйтесь, Андрей Николаевич. Хороший хирург не имеет права не быть творческой личностью. Если бы это было иначе, то слава о ваших волшебных руках не шла бы по всей Москве. Я слышала, что вы принимаете людей и как костоправ, остеопат и мануальщик. Вправляете позвоночник. О, это вообще очень редкая и ценная специальность. Вы знаете, один мой знакомый художник страдал болями в позвоночнике, и ему посоветовали обраться к Герберту Аткинсону Баркеру. Вы слышали о нем?
– Да, – кивнул Андрей. – Но он же живет в Англии.
– Именно. Мой друг и ездил к нему в Лондон. И, представляете, доктор буквально возродил его – боли отступили.
– Да, так бывает.
– Вот и вы! Это же очень ценно в наше время. Я только чуточку удивлена, отчего вы не занимаете высокую должность? И не делаете себе карьеру? Тем паче сейчас, когда на базе Странноприимного дома разместился один из корпусов института скорой помощи имени Склифосовского.
