Мгновения Амелии
Эшли Шумахер
Young Adult. Бестселлеры романтической прозы
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной.
Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге. А Эндсли оказался совершенно простым парнем, который сам нуждался в помощи…
Эшли Шумахер
Мгновения Амелии
Для Эдварда. Ты просто лучший.
– Что же мы будем делать? – спросила Эмелина, наблюдая за зловеще темнеющими грозовыми тучами.
– Будем делать то, что в наших силах, – ответила Эйнсли, – выжидать.
© Евсей В., перевод на русский язык, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Пролог
Все могут поделиться историей о том, как впервые прочитали «Орманские хроники». Вот и моя.
Когда отец ушел из семьи, стоял солнечный день. Помню, все казалось странным, потому что в книгах трагические события случаются среди грома и молний, которые только ухудшают происходящее. Однако отцу было наплевать на идеальную, безоблачную жизнь и на то, что он забрал единственную машину, оставив нас горевать.
Уже тогда я представляла нас на острове. Диваны в гостиной превратились в груду неровных морских камней. Фигура отца с демонстративно скрещенными на груди руками – в осыпающийся заброшенный маяк, равнодушно противостоящий разъяренным волнам моей мамы.
Сквозь жалюзи я видела сидящую в обшарпанном зеленом фургоне причину случившегося. Женщину – нет, девушку, которая и на десять лет не была старше меня. Ее цветущее двадцатиоднолетнее притяжение портила привычка нервно грызть ноготь на указательном пальце каждый раз, когда наши глаза встречались над приборной панелью.
Я смутно помнила ее. Девушка из группы поддержки с воскресных футбольных матчей колледжа, на которые отец таскал меня последние три месяца.
Сломанная пластина жалюзи опустилась на место с легким трепетом, когда мама умоляла отца остаться. Внутри меня все беспощадно сжалось, и из головы вылетели мысли об острове, маяке и прочем.
– Ради Амелии, – просила мама, и по ее щекам текла тушь. Я думала, что такое бывает только в кино. – Ты не можешь ее оставить, Уилли. Она же твоя дочь. Скажи ему, Амелия! – Она грубо повернула меня за плечо к папе. – Скажи. Ему.
Я не могла оторвать от них взгляда. Самостоятельно покрашенные рыжие волосы мамы торчали во все стороны. Отец пытался выглядеть несгибаемым и отстраненным, но воротник на его рубашке поло был испачкан автозагаром, от которого бледная кожа стала оранжевой.
Я отвернулась обратно к окну.
– Пусть уходит, – бросила я, – мне-то какая разница?
Пролетев мимо меня, мама задела керамический горшок с суккулентом, который я посадила в начальной школе; и не знаю, случайно или специально сбросила его со стола.
Когда зеленый фургон все-таки попятился от дома, подскакивая на неровной подъездной дорожке, мама удалилась в спальню и захлопнула дверь. Я немного постояла, прислушиваясь к воде, капающей из кухонного крана в такт ее рыданиям, а потом покинула дом, перешла дорогу, миновала несколько кварталов, пока не оказалась у книжного магазина Downtown Books.
Я приходила сюда только с подарочным сертификатом, так как цена на штрихкоде книг была мне не по карману, в отличие от подержанных экземпляров с желтым ценником в другом магазине. Я тратила заработанные в качестве няни деньги на новые школьные принадлежности и иногда на горячий обед, чтобы не жевать привычный сэндвич с сыром и горчицей, но не на товары из этого книжного.
Однако в тот день я заглядывала внутрь через витрину, сколько хотела. Даже подумала, что могла бы остаться на весь вечер и наблюдать за тем, как покупатели, словно раскачивающиеся на горизонте корабли, прохаживаются между низких стеллажей. Не нужно будет идти в дом без отца, но с матерью, не нужно будет убирать разбитый горшок и разбросанные по полу листья суккулента.
В отражении стекла я выглядела испуганной, а бледная кожа и голубые глаза стали незаметны на фоне ярко-желтой футболки с Гарри Поттером. От длинных волос, цветом что-то между светлым и темным, толку тоже не было. Я задумалась, могут ли эмоции высосать из человека живые цвета. Могут ли ненависть и потрясение придать телу бледность.
Не знаю, как долго бы я так стояла, не появись Дженна Уильямс.
Стеклянная дверь приоткрылась, она высунула наружу голову и спросила:
– Ты Амелия, да? Не стой там. Выглядит устрашающе. Что ты вообще делаешь? Заходи, если хочешь посмотреть.
– Я не знаю, – проговорила я.
От потрясения мне показалось, что ей следует сделать реверанс. Дженна Уильямс – с пятого класса отличница, всегда одета с иголочки, первая из наших ровесниц начала пользоваться подводкой и талантливая теннисистка. В девятом классе она являлась едва ли не королевской особой, хотя ходила без свиты. Дженна общалась с несколькими девушками из теннисного клуба, но никому так и не удалось приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. От этого она считалась обаятельнее девчонок, которые привечали своих обожателей и подлиз. И пусть Дженна всегда держалась дружелюбно, она выглядела сверхновой звездой в галактике, и все это понимали, даже учителя.
Мы со времен детского сада учились в одном классе, однако я удивилась, что ей известно мое имя.
Возможно, на мои следующие слова повлияла ее репутация.
– Мой отец сегодня ушел из дома.
Она вздохнула, и я обратила внимание, как удачно красные губы оттеняют загорелую кожу.
– Ушел в смысле насовсем? – поинтересовалась она. – Фигово. Хочешь поговорить об этом?
Если бы сидящий по другую сторону улицы у роскошного ресторана каменный лев раскрыл пасть и задал тот же вопрос, я бы удивилась меньше.
– Нет, спасибо, – все же ответила я.
– Хорошо, – сказала Дженна, – книг и так много, а времени мало.
– Я не знаю, – нервничая, проговорила я. Будь она звездой в галактике, я бы была космонавтом, который потерял связь с кораблем и парит сквозь пространство до того момента, пока не закончится запас кислорода.
– В мире нет ничего, что не могла бы излечить хорошая книга, – добавила она. – Давай, выбери парочку. Я заплачу.
А потом в ярко освещенном магазине мы осматривали каждую полочку, будто именно так и проводим все пятничные вечера. Будто она не являлась сверхновой звездой, а я – брошенной дочерью. И, несмотря на то, что я постоянно вспоминала материнский плач и представляла звук, с которым зубы черлидерши сгрызают ноготь, мне было хорошо. Или я просто смирилась.
Когда мы принесли на кассу одну мою и четыре книги Дженны, продавщица улыбнулась моему выбору. «Лес между морем и небом» – первая книга «Орманских хроник», написанная Н. Е. Эндсли.
– Очень хорошая книга, – восхитилась женщина. На ее носу покоилась пара очков для чтения, а другая – на голове. – Автор примерно вашего возраста. Лет шестнадцать. Впечатляет, да? Потом обязательно расскажи мне, как тебе история.
Я прочитала томик зараз, сидя под ярким светом кремовой лампы на прикроватном столике Дженны. Она не просто пригласила меня переночевать, а строго приказала. Когда мы вышли из книжного, Уильямсы на своей красивой машине отвезли меня в их прекрасный дом; и казалось, я всегда там жила и буду жить.
– Дженна никогда раньше не приглашала друзей в гости, – радостно пророкотал ее папа.
От магазина до дома ехать было недолго, и все время миссис Уильямс не отрывала от меня улыбающийся взгляд в зеркале заднего вида.
Я попросила у Дженны мобильный, чтобы сообщить, где нахожусь, но мама никак не отреагировала на мои слова. Я сказала ей адрес Уильямсов и номер телефона Дженны и попросила перезвонить. Этого она так и не сделала.
Когда меня высадили у дома на следующее утро, я боялась, что мама будет в ярости, но она даже не вышла из комнаты. Если бы не едкий запах разогретой в микроволновке пасты быстрого приготовления, я бы и не поняла, что она дома.
Но история уже завладела моим сердцем, и зажатая под мышкой книга буквально умоляла, чтобы ее перечитали; чтобы я забыла о текущем кране, пустующей подъездной дорожке, футбольных матчах и перенеслась в мир, наполненный более сложными и фантастичными проблемами, чем мои.
«Уходи, уходи», – словно шептала книга.
И я с удовольствием перенеслась в сказку.
Книга повествовала о двух сестрах, Эмелине и Эйнсли, которые обнаруживают тайное королевство, граничащее с нашим миром и полное старинных пророчеств и шепчущих лесов. Эмелина всегда была тихой и кроткой, но стоит только капле ее крови пролиться на лесную землю, девушку провозглашают правительницей королевства по «Древнему своду законов», отчего невероятная зависть завладевает общительной и инициативной Эйнсли.
Ситуация усугубляется, когда та узнает, что в Ормании на протяжении веков именно ей, а не Эмелине, пророчили престол. Борьба между сестрами нарастает, а на кону теперь покой целого мира.
Но как только напряжение готово вырваться наружу, девочки оказываются в современном мире с телевизорами, кондиционерами и зелеными фургонами, которые никогда не возвращаются. Оказывается, «Древний свод законов» не жалует иноземцев, которые навсегда остаются в Ормании – даже предреченных.
В конце книги Эмелина и Эйнсли сидят на застланном ковром полу в своей комнате и с яростью и замешательством смотрят друг на друга, не понимая, как и почему их изгнали из Ормании и удастся ли им когда-нибудь вернуться обратно.
Спустя несколько месяцев в аномально холодный декабрьский вечер в Техасе я дала книгу Дженне. Тогда же она объявила, что ее родители начали, не раздумывая, готовиться к ужинам на четверых.
– Добро пожаловать в семью, – невозмутимо проговорила она, будто это не было лучшей новостью на свете. – Теперь в свободное время и тебе придется терпеть избитые шутки папы и жалобы мамы на работу, поедая пересоленную жареную картошку и овощное рагу.
После того как мое возбуждение перешло в приподнятое настроение от того, что меня затянуло в полноценную семью, смешанное с отчаянием от того, что в собственной семье по мне не скучают, я достала из рюкзака «Лес между морем и небом» и положила книгу на подушку возле Дженны.
– Прочти, – предложила я, – она идеальна.
– Ничто не идеально, – возразила Дженна.
– Кроме этой книги.
Дженна еще долго читала после того, как я притворилась, что заснула. В туманной тишине я волновалась, что история ее не заденет так сильно, как меня. Что тогда будет с нами? Вдруг книга покажется ей слишком наивной? Вдруг я покажусь ей слишком наивной, отчего она передумает со мной дружить?
Но кому мне оставалось доверять, как не Дженне.
– Эйнсли, – провозгласила она утром, стоило мне открыть глаза, – я поддерживаю Эйнсли. А ты?
– Эмелину, – улыбнулась я, садясь на кровати и подбирая с ночной рубашки расплющенное зернышко попкорна, оставшееся после вечернего марафона по просмотру фильмов. Дженна уже помылась и оделась – ее кудрявые волосы были забраны в аккуратный пучок.
– Ты это говоришь, чтобы не соглашаться или, правда, так считаешь? – поинтересовалась она.
Я закатила глаза.
– Эйнсли так бы и сказала.
Мы целое утро потратили на дебаты об особенностях Ормании, придумывая теории о том, как девушки вернутся обратно – если у них получится, – и строили предположения о второй части.
Тогда мы еще не осознавали, что такая слава ждет «Орманские хроники». Сидя по-турецки на незаправленной кровати Дженны, мы и представить себе не могли, что книга и ее продолжение станут мировыми бестселлерами, которые переведут на те языки, о которых я даже не слышала. У Ормании образовался фандом[1 - Фэ?ндом, или фа?ндом – субкультура, состоящая из поклонников (фанатов) чего-либо. Как правило, так называют поклонников определенного произведения культуры, вымышленной вселенной, художественного стиля или хобби.], который – к удивлению критиков, но не читателей – словно вьющаяся лента пронизывал океаны, народы и религии.
Дженна оказалась права: в мире нет ничего, что не могла бы излечить хорошая книга.
А «Орманские хроники»?
Они лучше всех.
Глава 1
Живи я в книге, история начиналась бы именно так, у длинного ряда из столов регистрации на «Калифорнийском детском книжном фестивале». Я попала сюда, и сердце мое переполняло чувство, очень похожее на надежду.
А если бы Дженна выступала редактором книги (что неизбежно, ведь она захотела бы, чтобы я ничего не упустила), то непременно бы возразила. Заявила бы, что повествование нужно начинать с нашей первой встречи или событий шестидневной давности. Тогда окончание старшей школы Кресента привело нас к слезливым объятиям ее родителей и отчужденным похлопываниям по спине моей мамы. Но на этот раз я решила не прислушиваться к совету Дженны и начать рассказ именно здесь, стоя посреди атриума и подняв взгляд на огромный яркий плакат, растянутый над столами.
На нем стройными рядами расположены изображения по крайней мере дюжины авторов, а при виде портрета в центре у меня от восторга начинают дрожать пальцы. На самом большом снимке внимание привлекает Н. Е. Эндсли с острыми скулами и темными густыми волосами, которые уложены раза в два изящней, чем у мальчиков из бойз-бендов.
Тот факт, что его первая книга так хорошо продавалась и без излишне привлекательной фотографии автора на обложке, только доказывает наличие писательского таланта.
