– Повар у Герцогини знатный. Она его за собой по всей Европе возила. И как повара, и как прикрытие. А потом он за ней сам сюда переехал, хоть и предлагали ему у настоящего принца служить. Так что пользуйся и радуйся.
– Да я радуюсь, но ведь он такое количество разных блюд готовит, что, если я всё это съедать буду, через месяц в двери не пролезу, – пожаловался Гриша.
– Дурень. Кто ж тебя заставляет всё до крошки съедать? – рассмеялся капитан. – Ложечку того попробовал, ложечку этого, так понемногу от каждого блюда съел, и сыт. А повару приятно, что его стряпню хозяин ценит. Всё, что ни подают, пробует.
– А остальное куда? – мрачно уточнил парень.
– Как куда? Что сами доедят, а что и выкинут.
– Нет, Пётр Ефимович. Не привык я едой разбрасываться, – вдруг заявил парень. – Люди за те продукты своим потом платят. Силы кладут, а тут – выкинуть. Не будет такого.
– Ох ты ж… – растерянно охнул капитан. – Прости, Гриша. Не подумал я, что ты и сам станичник и с самого детства хозяйствовал.
– Не в том дело. Я ведь и голодные времена застать успел. В тот год у нас по весне дождей почти не было. Жара такая была, что реки вдвое сузились. Хлеб весь на корню засох. Скотина пала. Люди тогда лебеду ели. Тяжкий год был. Я мальчонка совсем был, а до сих пор помню, как родителям тяжко было.
– Прости, – растерянно вздохнул капитан.
– Бог простит, – грустно улыбнулся парень, снимая крышку с очередного судка.
Телятина с черносливом и гречневой кашей была выше всяческих похвал. Отдав должное очередному блюду, Залесский отодвинул тарелку и, сыто отдуваясь, потянулся за папиросами. Потом, вспомнив, что Григорий не курит, принялся растерянно оглядываться.
– Дымите на здоровье, – отмахнулся Гриша, вилкой указывая ему на пепельницу, стоявшую на журнальном столике.
– Я смотрю, столица тебя совсем не испортила, – рассмеялся Залесский, пересаживаясь на диван.
– Испортила, – вздохнул в ответ парень. – Если бы не мастер Лю, давно бы все знания растерял с этой учёбой.
– Ты эти сказки кому другому расскажешь, – фыркнул Залесский. – А мне арапа заправлять не надо. Казаки регулярно докладывают, какие чудеса ты на полигоне показываешь. Да и мастер на тебя не нахвалится. Грозится в свой дацан на последнее испытание отправить.
– Вот-вот, а тут профессор с экспедицией своей, – вернулся Гриша к прерванному разговору.
– Да, странностей тут много, – задумчиво кивнул капитан. – Ты, главное, не спеши соглашаться. Тяни время. А мы пока за ним приглядим. Не нравится мне такая таинственность. Я ему никогда дорогу не переходил. За консультации платил исправно. А он вдруг решил меня от серьёзного дела отодвинуть. И, скажу прямо, не нравится мне это.
– Вот и мне не нравится, – мрачно кивнул Гриша. – А особенно эта его поспешность.
– Потому и говорю, не спеши. Пусть начнёт суетиться, раз уж его так припекло. Сам знаешь, чем больше суеты, тем больше ошибок.
– Да уж, это точно, – скривился Гриша, припомнив собственные ошибки.
– А теперь присаживайся поближе, и поговорим более предметно, – скомандовал капитан, доставая из кармана любимый блокнот и карандаш.
* * *
Очередной нож с глухим стуком вонзился в мишень, и мастер Лю, едва заметно усмехнувшись уголками губ, негромко произнёс:
– Хорошо. Движения ровные, размеренные, дыхание спокойное. Похоже, ты усвоил главное правило.
– Всегда оставайся спокойным, – улыбнулся в ответ Григорий.
– Верно.
– А мне говорили, что удерживать всё в себе опасно для здоровья.
– И кто это такое сказал?
– В университете, преподаватель один.
– Немец?
– Да.
– Я так и думал, – фыркнул мастер. – Но, если тебя это беспокоит, дождись, когда останешься один, или отправляйся на полигон. Там и выпускай пар. Можешь кричать, стрелять, рубить, делать всё, что на ум взбредёт, но только когда останешься один. А в бою, запомни, малыш, в любом бою всегда оставайся спокоен. Только так ты сможешь победить.
– Любое сильное чувство может быть использовано против тебя, – закончил Гриша.
– Я знаю, что ты всё помнишь. Главное, чтобы ты не забывал эти знания использовать.
– Мастер, я могу спросить?
– Конечно.
– Вы когда-нибудь выходите с полигона?
– Конечно. Если в этом есть необходимость.
– А просто так? Погулять, например.
– В первые годы, когда я только приехал сюда, я регулярно бродил по городу. А потом стало неинтересно. Любоваться на чужие дома, как обычный зевака, мне скучно.
– А в каких ещё городах вы бывали?
– Во многих. И не только в России, – загадочно усмехнулся мастер. – Но к чему ты это спросил?
– Хочу пригласить вас к себе. У меня давно уже свой дом, а вы там так и не побывали.
– Ну, в том доме мне приходилось бывать, – грустно улыбнулся мастер. – Но не у тебя в гостях.
– Вот и я об этом.
– А тебе не надоели мои бесконечные поучения? – вдруг поддел его мастер.
– Так по делу всё. Чего ж тогда обижаться, – развёл Гриша руками.
– Хорошо. Я приму твоё предложение, если ты ответишь на один мой вопрос.
– Слушаю, – моментально подобрался парень, отлично знавший, что простых вопросов у мастера не бывает.
– Ты хотел бы сдать испытание мастера?
– Это как? – не понял парень.
– Так, как сдают его в моём монастыре уже много веков подряд. Но учти, там меня уже не будет, и тебе придётся решать всё самому.
– Испытание мастера, – задумчиво повторил Гриша. – И что это даст? Что будет после него?
– Ты получишь знаки, по которым тебя узнает любой человек, имеющий отношение к нашему братству, и поспешит оказать тебе помощь. Или попросит помощи у тебя.
– И я буду обязан помочь ему, – с лёгкой улыбкой добавил парень.
– Тебя это не устраивает? – насторожился мастер.
– Дело не в этом. Я с детства приучен помогать всем, кто в той помощи нуждается. Воспитали так. Но я не понимаю, почему это нужно делать не от души, а по обязательству.
– Интересный вопрос. Но ты ещё слишком молод и не понимаешь, что иногда оказать помощь по обязательству бывает важнее, чем от души. Это не мной придумано. Это жизнь.
– Я понимаю.
– Не уверен, – вдруг качнул головой мастер. – Скорее, ты думаешь, что понимаешь.
– Хорошо, я поясню, как я это вижу, – не уступил парень. – К примеру, однажды ко мне в дверь стучится человек и говорит, что он является филером жандармерии и ему нужно спрятаться. Он называет мне имя капитана Залесского, и я его прячу, после чего помогаю связаться с капитаном. Это и есть помощь по обязательству. Я не служу в отделе, но имею непосредственное отношение к нему, а значит, могу отказать. Ведь никому и ничем я не обязан. Но я в хороших отношениях и с самим капитаном, и с его казаками. А главное, вы, мой учитель, являетесь главным инструктором службы.
– И что всё это значит? – уточнил мастер.
– Что, помогая пришедшему, я помогаю вам. Я в чём-то ошибся?
– Нет. Ты совершенно прав. Но какое это отношение имеет к братству, о котором я тебе сказал?
– Прямое. Прежде всего, я не знаю, что это за братство. В чём его цели? Чего они желают достичь? Я вообще о нём ничего не знаю. Вы можете сказать, что, служа здесь, вы не можете посоветовать мне чего-то, что может пойти во вред моей родине. Но вся беда в том, что вы находитесь здесь, а они – где-то там. И вполне могут не сообщить вам о своих делах.
– Ты беспокоишься о возможной войне, – понимающе кивнул мастер.
– И о ней тоже.
– Я понимаю ход твоих мыслей и должен признать, что это нравится. Ты не кричишь о патриотизме. Ты и есть патриот. Я не стану убеждать тебя, что моё братство не интересуют мирские дела и политика. Мы недаром называемся монастырём. Наши искания пролегают в иной плоскости. Это духовные практики. Ты что-нибудь знаешь о буддизме?
– Немного, – смущённо признался Гриша.
– Пожалуй, мне стоило начать этот разговор раньше, – задумчиво протянул мастер.
– Это не важно. В любом случае я не буддист и веру менять не собираюсь, – решительно заявил Гриша.
– Этого и не нужно. Не важно, во что человек верит. Важно, как он соблюдает заветы этой веры.
– Не понимаю, – растерянно признался парень.
– Чего именно ты не понимаешь?
– Что значит – не важно, во что человек верит?
– Это долгий разговор и предмет многовековых споров разных теологов, но я и мои браться твёрдо верим, что названия богам давали люди. А на самом деле он один. Тот, кто создал землю и всё на ней существующее. Мы называем его Буддой и считаем, что рядом с ним есть другие боги, вы верите в Христа и Троицу. Мусульмане почитают Аллаха. Иудеи – Яхве. Но на самом деле есть только один создатель.
– Как-то это всё слишком заумно для меня, – подумав, признался Григорий.
– Просто ты никогда раньше не задавался такими вопросами. Ты просто жил и верил, как верили твои родители, а до них – их родители.
– Не знаю, – тряхнул Гриша чубом, – меня учили, что казак бьётся за отчизну и веру православную, а всё остальное не важно.
– А как же семья? – не понял мастер.
– Так отчизна – это и есть семья. Отчие земли.
– Странно. Ведь в армии принят клич «за веру, царя и отечество». А ты говоришь: за отчизну и веру. Куда ж тогда царь делся?
– Цари приходят и уходят, а отчизна и вера были, есть и будут. А армия – люди подневольные. Им что прикажут, то и кричат. А казаки себе клич сами придумали.
– И что, у всех казаков такой клич?
– За других не знаю, а на Кавказе изначально так было.
– Сложный у нас разговор получился, – вдруг улыбнулся мастер. – Значит, ты не хочешь становиться мастером?
– Признаться, я не понимаю, что значит быть мастером. Дед говорил, что учиться всю жизнь надо. Только тогда будешь хоть что-то уметь. А вы говорите, выдержи испытание, и станешь мастером. Ну выдержал, и что дальше?
– Твой дед был очень мудрым человеком. Конечно, сдав испытание, ты всё равно будешь должен продолжать тренироваться. Но после него тебе станет проще.
– Чем проще? Я знаю, что такое испытание. Это сложно. Очень сложно. Но что изменится после него?
– Прежде всего, ты сам.
– И правда странный разговор, – растерянно усмехнулся Гриша. – Вот скажите, мастер. Раз вы предлагаете мне ехать в монастырь, значит, вы уверены, что я смогу выдержать то испытание, верно?
– Можно сказать и так.
– А раз так, то что мне мешает просто продолжать учиться?
– Просто так, без испытаний?
– Да. Например, бросая ножи, менять углы и порядок бросков, увеличивать расстояние, действовать в обратном порядке. Да много чего придумать можно.
– Можно. И никто тебе не станет мешать. Но я не понимаю, почему ты не хочешь пройти испытание? С чего ты вдруг так заупрямился?
– Я не упрямлюсь, мастер. Просто я казак и уже выдержал главные для себя испытания. А всё остальное – это скорее для собственного интереса.
– Она была права, а я – старый дурак, – грустно усмехнулся мастер.
– Кто она? – не понял Гриша.
