– Что такое? – спросил я его.
– Добсон, – ответил Том. Когда он наконец повернулся лицом ко мне, в его глазах читался страх. – Он мертв.
Тут я с изумлением понял, что боится он меня.
Парень позади меня сказал:
– Это Джеймс Ватсон, тот, который его ударил, – и шепот вокруг меня превратился в гул.
Миссис Данхэм, наша комендантша, успокаивающе положила руку мне на плечо.
– Всё в порядке, Джеймс, – сказала она. – Я буду рядом.
Ее очки съехали набекрень, плюс на ней был идиотского вида шелковый халат поверх пижамы; я вообще понятия не имел, что она ночует в общежитии, и тем более что знает, как меня зовут. Тем не менее я был несказанно ей рад, так как человек в строгой рубашке отошел от полицейских и направился ко мне.
– Джеймс, не так ли? – спросил он, посветив удостоверением. – Мы хотели бы задать тебе несколько вопросов о сегодняшнем вечере.
– Ну уж нет, – сказала миссис Данхэм. – Он несовершеннолетний, для допроса без присутствия опекуна нужно разрешение родителей.
– Мы же не арестовываем его, – настаивал мужчина.
– Все равно, – ответила она. – Школьные правила.
– Ладно. – Детектив вздохнул. – Сынок, далеко твои родители живут?
Он вынул блокнот и ручку из кармана брюк, прямо как в «Законе и Порядке».
Да, все это и правда напоминало сцену из сериала.
– Моя мать живет в Лондоне, – сказал я, и собственный голос даже мне самому показался фальшивым.
Взгляд Тома становился все более недоброжелательным. Стоявший позади него парень из соседней комнаты тихо заплакал.
– Отец живет здесь, в Коннектикуте, но я не видел его уже несколько лет.
– Можешь дать мне его номер? – спросил детектив, и я достал телефон, чтобы продиктовать номер, по которому сам никогда не звонил.
Детектив сказал что-то еще о том, чтобы я никуда не уходил, поспал, и что они зайдут ко мне в первой половине дня; со всем этим я согласился. Как будто у меня был выбор. Он дал мне свою визитку, на которой деловым шрифтом было отпечатано: «Детектив Бен Шепард». Он не был похож на других полицейских, которых я видел на экране или в жизни. На первый взгляд – типичный первый встречный в супермаркете; но, присмотревшись, я заметил, насколько он внимателен и сосредоточен – как пес, следящий глазами за мячом. Он не был похож на человека с трагическим прошлым, у которого убили мать или брата, после чего он и стал детективом. Он выглядел как человек, который играет со своими детьми в видеоигры. Или без напоминаний моет посуду.
Этот образ хорошего парня обескуражил меня сильнее, чем если бы он оказался усатым злодеем. Ибо было очевидно, что детектив Шепард считает злодеем меня.
Он послал мне якобы ободряющую улыбку. После чего ушел вместе с другими полицейскими, а все остальные еще несколько минут топтались на месте, пока миссис Данхэм не отправила их по комнатам. Проходя мимо, каждый из них толкнул меня плечом. Гарри, Питер, Лоуренс и даже Том в его бессменной вязаной жилетке. Их взгляд говорил одно. Чужак, было написано на этих лицах. Убийца, ты заслуживаешь наказания.
Миссис Данхэм предложила сделать мне какао, но я понятия не имел, о чем с ней разговаривать (впрочем, как и с остальными), так что вежливо отказался, сказав, что просто пойду спать. Как будто спать было хоть сколько-то возможно.
Тома в комнате не оказалось. Наверное, он решил остаться на ночь у кого-то еще, подумал я. Он же теперь меня боится. В ярости я схватил свою подушку и хотел было швырнуть ее в стену, но вдруг замер. Если кто-то узнает, мое положение это точно не облегчит. Именно из-за приступов гнева я так влип, напомнил я себе, так что просто злобно впечатал подушку в кровать.
Из-за приступов гнева и из-за Шарлотты Холмс.
Когда я снова крался по коридору, желтая лента на двери Добсона, отражавшая свет, напомнила мне зеркало, смотреть в которое совершенно не хотелось. Я двинулся дальше.
И только возле Лоуренс-холла я понял, что у меня нет ее номера. Ни номера телефона, ни номера комнаты – на самом деле я вообще не был уверен, что она живет именно здесь. Ряды темных окон уставились на меня, а я пытался хоть что-то придумать. Вот-вот рассветет. Фонари погаснут. Девушки, живущие здесь, примут душ, оденутся и отправятся на выход, захватив с собой учебники. Как скоро они узнают, что их однокурсник убит? Как скоро поверят, что это сделал я?
Я даже не знал, что ей скажу, когда найду ее. Что заставит ее поверить в мою невиновность? В последний раз мы виделись, когда тот, кого сегодня нашли убитым, едва не вышиб из меня дух.
Моя решительность таяла с каждой секундой, и я сел на ступеньки у входа в Лоуренс, чтобы подумать. В кампусе было темно и тихо, и только возле Миченера горели огни скорой помощи.
– Ватсон, – раздался громкий шепот. – Джейми Ватсон.
Холмс осторожно выглянула из-за деревьев; я вообще ее там не заметил. Впрочем, неудивительно, ведь она была с головы до ног в черном: брюки, перчатки, пара черных кроссовок, наглухо застегнутая куртка и даже рюкзак на плечах. На фоне всей этой мрачноты ее лицо белело как луна, и, взглянув на ее гневно сжатый рот, я понял, что ничего хорошего Шарлотта мне не скажет.
Так что я заговорил первым.
– Привет, – глупо, вполне в моем стиле. – Я искал тебя.
Она широко распахнула глаза и тут же зажмурилась; было видно, что девушка быстро прокручивает что-то в голове.
– Это из-за Добсона.
Я не стал спрашивать, откуда она знает. Это же Холмс. Но, чтобы получить объяснение, удивленный вид пришлось-таки принять.
– В общем, Том написал Лене, Лена написала мне. Довольно просто. К сожалению, я была в этом, когда получила сообщение, – она расстроенно указала на свой наряд, – так что решила не появляться в таком виде в общежитии. Дурной тон – в ночь убийства быть одетым, как грабитель, особенно имея свои счеты с убитым.
– А, – проговорил я. – А что ты хотела украсть?
Шарлотта еле заметно улыбнулась.
– Пипетки, – ответила она. – Я отправилась в свою лабораторию сразу после ночного обхода.
– Да ты настоящий ботан, – сказал я, засмеявшись, и улыбка вновь появилась на ее лице, на этот раз никуда не исчезнув. Невероятно. – У тебя своя лаборатория? Хотя нет. Потом. Добсон мертв, и мы с тобой, определенно, главные подозреваемые, а мы тут ржем.
– Я знаю. – Она потерла глаза. – Знаешь, сначала я подумала, что ты пришел обвинить меня.
Мои брови едва не уползли на затылок от удивления.
– Вовсе нет…
– Я уже поняла, – резко оборвала меня Шарлотта, пробегая по мне внимательным взглядом.
Меня словно рентгеном просвечивали. Ее глаза скользили по моему лицу, пальцам, моим стертым кедам.
– Но я сказала ему, что убью его. По идее, я должна быть твоей главной подозреваемой. А это не так.
На этот не-вопрос у меня имелось множество ответов, например: «Я – Ватсон, для меня генетически невозможно подозревать тебя» или «В моих фантазиях ты никогда не была злодейкой, всегда только героем». Но все, что приходило мне в голову, звучало либо пафосно, либо сопливо.
– Ну, ты говорила, что можешь себя защитить, – сказал я ей наконец. – Так что, если бы его убила ты, готов поспорить, нашлось бы человек двадцать свидетелей того, как он сам приставлял себе к голове пушку.
Холмс пожала плечами, явно довольная услышанным. Минуту мы сидели молча; где-то вдали защебетали птицы.
– Знаешь, – сказала Шарлотта, – этот ублюдок с первого дня домогался меня, как только мог. Орал мне вслед, совал записки под дверь. Шлепнул меня по заднице в очереди на завтрак в тот день, когда брат приехал ко мне на выходные. – Она покачала головой. – Для меня это было непросто, но я не сожгла его напалмом. И даже не расстреляла с дрона. Хотя Майло разработал целый план: подождать несколько лет и сделать так, чтоб он просто исчез из своей постели, словно похищенный инопланетянами. По крайней мере, он так говорил. Пытался меня подбодрить… – Холмс осеклась; было видно, что она сказала больше, чем намеревалась. – Вообще-то я должна все еще злиться на тебя.
– Но ты не злишься.
– Вот что, хватит нам мыть кости Добсону. – Шарлотта поднялась на ноги и, секунду помедлив, протянула мне руку.
– Не думал, что ты так трепетно относишься к мертвым, – ответил я. – Всего пару часов назад он был жив и здоров и буквально нарывался на порцию напалма.
Вдали поднималось солнце, словно кто-то неторопливо тянул его вверх за невидимую нить. Небо заиграло красками. Волосы Шарлотты отливали золотом, на щеках тоже были золотые блики, а в глазах читалось какое-то сверхъестественное знание.
В тот момент я был готов идти за ней хоть на край света.
– Хватит обсуждать Добсона, – сказала она, двинувшись на противоположную сторону двора, – потому что пора пойти осмотреть его комнату.
Я резко остановился:
– Прости, что?
Было уже десять минут восьмого, а мы должны были подняться на второй этаж Миченера. Я не представлял, как нам удастся незаметно прошмыгнуть мимо стола миссис Данхэм, не говоря уже о толпе первокурсников, направляющихся в душ перед завтраком. Тем временем Холмс, нахмурившись, что-то быстро прикинула, а затем тихо скользнула к заросшему плющом зданию.
Мне было велено ждать, пока она, пригнувшись к земле, исследовала сантиметр за сантиметром. Следы, осенило меня. Кто-то, как и мы, мог попытаться проникнуть в комнату Добсона таким путем. Я беспокойно огляделся, не следит ли кто, но кроны ясеня надежно скрывали нас от посторонних глаз. Слава богу, этот Шеррингфорд был чертовски живописным.
– Четыре девушки. Гуляли здесь вчера вечером, – наконец резюмировала Шарлотта, поднимаясь на ноги. – Их угги хорошо отпечатались. Но в одиночку здесь никто не ходил, даже чтобы покурить. Странно, место подходящее. – Она тщательно отряхнула одежду от травы и грязи. – Должно быть, они прошли через главный вход. Подземных тоннелей, как в Стивенсоне и Харрисе, здесь нет.
– Подземных тоннелей? – спросил я.
– Ты не слишком-то любознателен. Мы это наверстаем, но не сейчас. – Холмс окинула взглядом крепкие каменные подоконники на первом и втором этажах и принялась развязывать шнурки на ботинках.
– Засунь их в мой рюкзак, ладно? – сказала она, ставя ногу в носке на подоконник. – Свои тоже. И надень перчатки. Отпечатков быть не должно. Давай быстрее, кто-нибудь может открыть занавески. Хорошо, что его сосед на соревнованиях по регби.
– А ты точно знаешь, где их комната? – спросил я.
Она бросила на меня такой взгляд, будто я спросил, крутится ли Земля вокруг Солнца. – Ватсон, просто помоги мне забраться.
Я сцепил руки, чтобы Шарлотта могла поставить ногу, и через мгновение она уже карабкалась по плетям плюща к окну Добсона на втором этаже. Ухватившись одной рукой за подоконник, она вытащила из кармана кусок проволоки, согнула один конец зубами и получила крюк. Я не видел, что происходило дальше, но слышал, как она что-то напевает себе под нос. Было похоже на марш Сузы.
– Ну да, – прошептал я. – Мы встретились, когда ты шла именно что в лабораторию, ага.
– Заткнись, Ватсон. – Легкая возня, щелчок – и окно открылось. Холмс грациозно, словно танцуя, проскользнула внутрь.
И тут же высунулась в окно.
– Ты идешь?
Я выругался. Громко.
К счастью, я был в хорошей форме – хоть какая-то польза от этого регби. К тому же сантиметров на пятнадцать выше Шарлотты, так что на ветки плюща смог забраться сам. Когда я оказался в комнате Добсона, Холмс рассеянно похлопала меня по плечу; исследование местности уже шло полным ходом.
Обстановка здесь царила типичная для Миченера: черно-белый постер с двумя целующимися девушками и пол, заваленный грязной одеждой. На половине Рэндалла был такой же бардак, но он хотя бы кровать заправил. Простыни на кровати Добсона были скомканы, матрас торчал наружу. Тело, должно быть, увезли в морг.
На прикроватном столике стояло фото в рамке – Добсон, судя по сходству, с сестрой. Оба наклонились к объективу камеры, широко улыбаясь. Я почувствовал укол совести.
Холмс же было не до сантиментов.
– Подержи рюкзак, – приказала она и резко опустилась на четвереньки. Я испуганно отскочил. Шарлотта достала фонарик-авторучку и пинцет – казалось, буквально из воздуха.
– Ты заказала по интернету набор шпиона, что ли? – спросил я раздраженно.
За всю ночь я не поспал и часа и, честно говоря, изо всех сил пытался не запаниковать. Кто угодно сейчас мог войти и поймать нас на месте преступления, которое я вроде как грозился совершить.
Другое дело Холмс. Пока я стоял и трясся от страха, она спокойно и оперативно искала доказательства нашей невиновности. Я снова представил, как мы несемся по движущемуся поезду, и тихо усмехнулся. В реальности это выглядело бы примерно так: она скроется без следа, а я запутаюсь в собственных ногах, меня поймают и будут пытать водой.
– Тихо, – шепнула Холмс. – И достань банку для образцов, я кое-что нашла.
Я вытащил из рюкзака маленькую колбу, откупорил ее и наклонился, чтобы Шарлотта могла залезть туда пинцетом. Через стекло образец был похож на кусочек луковой кожуры; пока я его рассматривал, добавился второй, а за ним и третий. Шарлотта отщипнула от ковра немного ворса и поместила в другую банку, затем прошлась под кроватью своим куском проволоки, выудив оттуда несколько ручек, старую зубную щетку и еще какой-то хлам. Она осмотрела стакан с молоком возле кровати и старую цуг-флейту, лежавшую рядом. Пальцем в перчатке провела по стене невидимую линию от вентиляционного люка к подушке Добсона. Затем резко подняла глаза к потолку и начала считать, понятия не имею зачем. Каждый издаваемый нами звук, казалось, грозит тюрьмой, и сердце громко стучало у меня в ушах.
Холмс нагнулась, чтобы рассмотреть подушку Добсона, и жестом позвала меня. На подушке все еще виднелась вмятина от его головы.
– Это что, слюна? – спросил я шепотом, указывая на пятно.
– Отлично. – Шарлотта поскребла его острием пинцета. Я вообще-то просто пошутил, но от похвалы не отказался.
– Банку, – потребовала она, и я протянул ей банку.
– Я не вижу крови, – сказал я, и Холмс покачала головой. Крови и правда не было нигде.
В этот момент за дверью послышались шаги и голоса – их было несколько. К своему ужасу я понял, что обсуждают нас с Добсоном. Вдруг кто-то взволнованно спросил, перекрывая шум:
– Это ведь его комната?
– Надо уходить, – сказал я, и на секунду мне показалось, что Холмс собирается спорить. – Сейчас Же.
Я потащил ее к окну – клянусь, я видел, как поворачивается дверная ручка. Не мешкая я повис на подоконнике и спрыгнул.
Едва мои ноги коснулись земли, как страх сменился восторгом.
Наверху со щелчком закрылось окно. Холмс приземлилась рядом, я схватил ее за руку и повернул к себе.
– Тебя видели? – спросил я, задыхаясь.
– Нет, конечно.
– Холмс, – сказал я, – это было блестяще.
Снова ее мимолетная улыбка:
