Откинув белокурую прядь с лица, я с удовольствием оглядела комнату, больше похожую на поле сражения, и полезла в шкаф, где висело рубище прекрасной гусятницы. Или правильнее будет сказать гусеницы?
Рубище было великолепно! Дабы до бала скрыть свою ослепительность, я накинула сверху простой черный плащ. Вышла из комнаты, бесшумно спустилась по лестнице и тут же нырнула под нее – там была неприметная дверца, ведущая в кладовую, окошко которой находилось на уровне земли. Дело в том, что вход в дом графини охраняли дюжие гвардейцы папаши, те самые, что ранее сопровождали меня до места ссыл… отдыха.
Я привычно подтолкнула щедро смазанную мной же оконную щеколду, открыла раму и вылезла наружу.
Упоительно теплый ветер омыл лицо и шею – ниже не позволяли рубище с плащом. Это в Неверии уже была осень, а у нас, в Кармодоне, еще вовсю царствовало лето.
До замка Ананакса я добралась быстро, поскольку за прошедшее время успела изучить городок, как свои любимые туфли. У парадного входа собралась толпа приглашенных, слышалась привычная ругань на тему, кого церемониймейстер должен объявлять первым, ржали кони и грумы, кареты толкались осями, в общем, мне в моем виде вход туда был заказан. Подумав немного, я обогнула здание и остановилась рядом с калиткой, ведущей на задний двор. Я прекрасно знала, что во время бала и в самый неподходящий момент всегда обнаруживается нехватка чего-нибудь нужного, например, шампанского или креманок для мороженого. Так и случилось. Калитка распахнулась. Из нее выскочил мальчишка с пустой корзиной и помчался в сторону рынка так, словно за ним гнались все приглашенные на бал. Я же проскользнула внутрь и спустя пару минут уже шла по пустым коридорам замка, с интересом оглядываясь – здесь мне еще бывать не приходилось. Музыка и гул доносились сверху, бал проходил в парадных залах, которые занимали второй этаж. Значит, следовало найти лестницу.
– Эй, ты, – вдруг услышала я мужской голос, – не знаешь, где здесь винный погреб?
Я обернулась.
Передо мной стоял широкоплечий голубоглазый блондин с привлекательными ямочками на щеках. У него было приятное лицо, пухлые губы, в принципе, его можно было бы даже отнести к красавчикам, если бы не волчье выражение глаз, которые при такой внешности обязаны были источать безмятежность.
В звуках бала я как-то совсем позабыла, что выгляжу вовсе не Ее Высочеством, и то, что незнакомец обратился ко мне на «ты», меня крайне возмутило.
– Вы на кого шуршите, юноша? – приподняв одну бровь, как это делал мой отец в минуты крайнего негодования (до того момента, когда начинал орать и крушить все вокруг) спросила я. – Вы на кого булочку крошите?
– А ты забавная, замарашка! – хмыкнул блондин.
Он широко шагнул и вдруг оказался совсем рядом, сгреб меня в охапку и поцеловал.
От силы его губ и жаркого дыхания я опешила. Целоваться я, конечно, умела, но прежде инициатором поцелуев всегда была я (другие инициаторы могли потерять голову на плахе, узнай отец об этом). Незнакомец целовал умело и с удовольствием, и на самую долю секунды я даже получила это удовольствие… А потом, опомнившись, попыталась оттолкнуть его от себя. Но не тут-то было. Он пробормотал что-то вроде:
– Какая сладкая девочка…
И бесстыже полез мне под юбку.
Пытаясь удержать его одной рукой, я в ярости зашарила вокруг другой. Сначала попадался только воздух, однако затем я нащупала вазу, стоящую на постаменте. Ваза была тяжела, но гнев придал мне сил. Раздался грохот, громкое: «Твою ж мать!» и звук разбитого стекла.
Тяжело дыша, я отскочила в сторону. Завязки плаща в порыве борьбы развязались, и он упал на пол, явив незнакомцу меня во всей красе «бального» наряда.
– Слышь ты, болезная, я тебя выпорю! – взревел блондин, держась одной рукой за макушку, а вторую протягивая ко мне. – Настоящими ивовыми розгами по твоей округлой, нежной, розовой…
– Хрена тебе лысого, а не округлую, нежную и розовую! – вежливо пожелала я, развернулась и понеслась прочь.
Блондин неожиданно захохотал. Ну и кто, спрашивается, тут болезный?
Однако затем раздался топот сапог, из чего я сделала вывод, что наказание неотвратимо меня нагоняет. Кошкой, удирающей от дворового пса на дерево, я взлетела по лестнице, обнаружившейся в конце коридора, распахнула двери с позолоченным орнаментом и… ворвалась в бальную залу. Громко играющая музыка при моем появлении утихла, пары растерянно остановились… Все взгляды были направлены на меня.
Я заметила, как торопливо поднялся со своего места под балдахином герцог Ананакс и направился ко мне, широко улыбаясь и делая вид, что не замечает моего наряда. Светская выдержка у старого лиса была еще та!
– Моя дорогая принцесса, а мы уж заждались вас! – воскликнул он, радушно раскрывая объятия. – Как вы добрались?
– Пешком, – пояснила я, краем уха слыша приближающийся грохот каблуков, – как видите, я очень торопилась на празднество, Ваша Светлость, и не успела причесаться.
Надо сказать, что в ходе потасовки с незнакомцем моя прическа растрепалась и теперь напоминала воронье гнездо.
– Вам все к лицу, Ваше Высочество, – улыбнулся герцог, – не желаете ли танцевать?
Я не успела ответить, потому что в залу влетел мой преследователь, едва не сшибив Его Светлость.
– Вот ты где, замарашка! – прошипел блондин. – Ну я тебя…
Герцог изо всех сил вцепился в локоть незнакомца, однако приятная улыбка так не покинула его лица, и я в очередной раз восхитилась выдержкой Его Светлости.
– Онтарио, вот и ты! – вскричал Ананакс. – Сын мой, я хочу представить тебя Ее Высочеству Альвине, принцессе Кармодона.
– Где она? – буркнул блондин, явно недовольный вмешательством отца.
Я мило улыбнулась и захлопала ресницами.
– Да вот же! – изумился герцог. – Ваше Высочество, позвольте представить вам моего сына, Онтарио, который только вчера вернулся из Неверии, где обучался международным отношениям. Спешу заметить, что его преподаватели были им чрезвычайно довольны! Я очень надеюсь, что у Онти в ближайшем будущем появится возможность достойно послужить Кармодону.
И он выжидающе уставился на меня. Ох и хитер, лис Ананакс! Уже и тропы прокладывает во дворец.
Охальник Онти все это время стоял, в изумлении открыв рот. Глупейшее выражение лица! Неожиданно я рассердилась на него – отец, понимаешь, старается пристроить сына, как и положено настоящему родителю, а этот винные погреба разыскивает?
Величественно подала младшему Ананаксу руку для поцелуя. Величия в моем жесте было столько, что оно едва не вдавило его в пол.
– Рада познакомиться с вами, милый юноша, – проворковала я. – Преданные люди нужны Кармодону везде, особенно в винных погребах!
В глазах Онтарио вспыхнул мрачный огонек, однако к протянутой руке «юноша», который был явно старше меня, прикоснулся губами нарочито бережно.
– А причем тут винные погреба? – растерянно спросил герцог.
– Шутка! – мурлыкнула я и выдернула пальцы из ладони его сына. – Ваша Светлость приглашали меня на танец? Так идемте!
– Конечно, Ваше Высочество. Почту за честь!
Герцог склонился в изящном поклоне, после чего повел меня сквозь толпу в середину зала, где пары так и стояли бездвижно, наблюдая за нашим маленьким спектаклем.
Я не оглядывалась, однако спиной ощущала разъяренный взгляд младшего Ананакса. Вот это темперамент! А говорили, что он «воспитанный» и вообще милашка.
Мы с герцогом лихо сплясали первый танец, после чего я отправилась «отдышаться». Точнее, к столам с легкими закусками и выпивкой, сервированным у одной из стен залы.
– Ваше Высочество, вы выглядите просто восхитительно! – раздался неприятный голос.
Даже не глядя в его сторону, я узнала ту, которой он принадлежал. Аманда Кивис, дочь графа и графини Кивис, до моего появления в Самыйсоксе считалась первой красавицей. Высокая блондинка с правильными чертами лица, вызывающе синими глазами и алым ртом, выдававшим нешуточную страстность натуры. Ее цвет волос был немного рыжее моего.
– Этот изысканный наряд, эти великолепно уложенные волосы! А запах от Вашего Высочества такой же изысканный? Какими духами вы воспользовались сегодня? «Мечта свинаря» или «Помойные страсти»?
Аманда всегда говорила, что думала, и отстаивала свое мнение с решимостью наемного убийцы. При дворе папеньки явно не хватало таких людей.
Я повернулась к ней. Окружавшие девушку подружки-прихлебалки из менее знатных аристократических семейств вспорхнули и разлетелись по залу, сделав вид, что вспомнили нечто важное. Аманда же ждала меня, вскинув голову и раздувая ноздри. То, что она, в отличие от подружек, меня не боялась, невольно вызвало во мне два чувства. Первым было уважение. «Достойному – достойный противник!» – так говорил папенька. А вторым – недоумение. Может быть, она просто дура и страха не ведает?
Остановившись, я принялась холодно разглядывать Аманду. Через пару мгновений она склонилась передо мной в реверансе. А еще спустя несколько долгих минут (настолько долгих, что у нее задрожали ноги) я величественным жестом позволила ей подняться и осведомилась тоном моей обожаемой бабули, вдовствующей королевы Миневры:
– Отчего вы не танцуете, милочка? Среди здешних молодых людей нет достойных вас юношей? В чем же здесь дело? В знатности или в толщине их… кошельков?
Я ждала резкого ответа, однако неожиданно Аманда закусила губы, неуклюже присела в реверансе и бросилась прочь. С сомнением посмотрев на канапе с гусиным паштетом, оставленным ей на десертной тарелке, я предпочла ему соленый огурец.
Быстрая полька, звучавшая ранее, сменилась менуэтом, под который я намеревалась прикончить огурцы – они оказались чудо как хороши! Однако планам не суждено было сбыться, потому что перед моими глазами возник бокал с прозрачной жидкостью.
– Воды, Ваше Высочество? – услышала я. – После такой еды, как правило, очень хочется пить.
Я повернулась к Онтарио и снова отметила, как не вяжется острый взгляд его голубых глаз с безмятежным выражением лица. Очередной огурчик хрустнул на зубах, вызвав ассоциацию: воздушное пирожное с острым перцем внутри.
Взяв бокал, я поднесла его к губам, однако вовремя спохватилась. Пахло из бокала не водой, а чистейшим кармодонским самогоном. Запах был мне знаком – папенька иногда баловался этим «нектаром бешеных пчелок», как он выражался.
Я посмотрела на Онтарио. Он наблюдал за мной, хищно раздувая ноздри.
– Хотите споить наследницу престола? – осведомилась я, возвращая бокал. – Это государственная измена.
Младший Ананакс выдул самогон, даже не поморщившись, и пояснил:
– Прошу прощения, моя принцесса, но я подумал, что после сцены в коридоре вы не захотите со мной танцевать. Между тем менуэт – танец, который создан для особ королевской крови, следовательно, вы мне вполне подходите, как партнерша.
Я подавилась воздухом. Нет, каков хам, а? Я ему подхожу, видите ли! Схватив Онтарио за руку, я потащила его в круг танцующих. Сейчас я ему устрою!
Заиграла музыка. На третьем такте я, мстительно улыбнувшись, наступила мужчине на ногу и осталась стоять только на каблуке, впившемся в мысок его ботинка.
– А вы страстная, – прошептал он мне на ухо, поднял меня за талию и продолжил танцевать, удерживая на весу. – Молю простить мой ботинок, так неудачно подвернувшийся под ваш каблучок! – громко воскликнул он. – Я такой неуклюжий… Отец танцует гораздо лучше меня, думаю, ему здесь нет равных.
– Немедленно поставьте меня! – прошипела я. – Я вам не белье, которое требуется встряхивать перед тем, как повесить.
– Я люблю белье, особенно женское, – усмехнулся сукин сын из Самыйсокса – Его так приятно ощущать под ладонями… Открою вам тайну, Ваше Высочество, тут главное, чтобы не подвело тело, которое окажется под бельем. Как вы считаете?
Мне казалось, от ярости я сейчас разорвусь на сотню маленьких злобных принцесс, но куклой болтаясь в его неприлично крепких руках, я ничего не могла сделать. Не бороться же с ним на глазах толпы?
– Мне вполне ясны причины вашего интереса, – ослепительно улыбнувшись, заговорила я. – Видите ли, я тоже люблю хорошее белье, а мои размеры идеальны, поэтому королевские белошвейки без труда создают для меня настоящие шедевры. Увы, но ваши размеры совершенно не подходят под женские лекала! Если вы желаете носить его и дальше, вам надо как-то усушить плечи и нарастить по… э-э-э…корму.
Младший Ананакс закусил губы и пару минут помолчал.
– Разве эта простая мысль не приходила вам в голову? – воодушевленная собственным успехом продолжила я. – Малоподвижный образ жизни и диета, богатая углеводами и жирами, вам в помощь. Если хотите, я попрошу дворцового повара прислать вашему отцу список любимых Его Величеством высококалорийных блюд и десертов.
– Грешно смеяться во время менуэта, – пробормотал Онтарио. Музыка как раз начала стихать. – Ваше Высочество, вы подарите мне следующий танец?
– Вы отвратительно танцуете, поэтому – нет! – отрезала я. – А теперь отпустите меня.
Поскольку танец закончился, и на нас начали коситься, мужчина осторожно поставил меня на пол. Он собирался что-то сказать, но я уже смешалась с толпой, а затем и вовсе укрылась за портьерой, что закрывала выход на балкон. Я просто кипела от ярости! Жаль, что под рукой не оказалась еще сотня ваз, подобных той, что я разбила об голову этого мерзавца внизу под лестницей. Они все, все до единой полетели бы в его наглую рожу!
Я с наслаждением представляла себе, как осколки погребают Онтарио Ананакса, и даже видела его руку, вскинутую в умоляющем жесте, как вдруг услышала чей-то плач. Обернувшись, увидела через оконное стекло изящную фигуру в бальном платье. Девушка стояла в самом углу балкона, зарыв лицо руками, ее плечи тряслись от рыданий. Поскольку наряд я узнала еще до того, как увидела лицо, моему изумлению не было предела. Неужели это Аманда Кивис, которая давеча дерзила мне, наследной принцессе Кармодона?
Мне ужасно хотелось добить ее язвительной речью, но, прислушавшись к плачу, я передумала. Потому что плакала красотка горько и совершенно искренне.
Я тихонько вышла на балкон, подошла к ней и дотронулась до плеча. Она обернулась так резко, что я успела увидеть отсвет надежды, осветившей ее лицо. Впрочем, надежда угасла так же стремительно, как и появилась.
– Ваше Высочество, – пробормотала Аманда, поспешно утирая слезы и делая попытку сбежать. – Прошу меня простить!
Но я удержала ее.
– Что с вами? Почему вы плачете? Вас кто-нибудь обидел?
Несколько мгновений она молчала, шмыгая носом как простая девчонка. Я бы не удивилась, если бы она ответила: «Это были вы, Ваше Высочество!», однако она отвела взгляд и потерянно пробормотала:
– Какая вам разница?
– Никакой, – честно ответила я, – но я не терплю, когда кого-то обижают. Отец говорит – это у нас фамильная черта. Вы – задавака и стерва, Аманда, но сейчас вы о чем-то горюете. Если я могу помочь вам – я готова.
Пока я говорила, она смотрела на меня во все глаза, а когда замолчала, – судорожно вздохнула и словно в омут с берега бросалась выпалила:
– Вы застали меня в минуту слабости, Ваше Высочество! Пожалуй, вам, чужому человеку, мне будет легче излить душу, чем тем, кто называет себя моими подругами. Уверена, если вы и будете злорадствовать, то не в такой степени, как они.
– Да вы разбираетесь в людях, – засмеялась я, и она нерешительно улыбнулась, – давайте-ка сбежим в сад, где никакие любители танцев нас не найдут, и вы мне все расскажете.
Она как-то странно посмотрела на меня, но кивнула.
Мы покинули бальный зал и спустились в сад, полный благоухания роз. Розы в Самыйсоксе боготворили. Местные хозяйки хвастались друг перед другом не пышностью хлебов или тучностью домашней скотины, а цветением розовых кустов.
Мы устроились на скамейке, под густо усеянной бутонами и шипами аркой. Аманда, достав из поясной, расшитой жемчугом сумочки платочек и зеркальце, привела в порядок лицо, сложила руки на коленях, как примерная ученица, глубоко вздохнула и заговорила.
– В одном маленьком городке жили-были мальчик и девочка. Их семьи дружили между собой, не удивительно, что и они много времени проводили сообща. Они играли в одни и те же игры, занимались с одними и теми же учителями, читали одни и те же книги. Им было хорошо вместе, когда они были детьми, но однажды они поняли, что и по жизни хотели бы идти рука об руку. Их семьи всячески поддерживали такое решение. Однако отец мальчика поставил условие – мальчик, точнее, уже юноша, должен был обучиться делу, полезному для дальнейшей карьеры при дворе. Свадьбу планировали после его возвращения…
У Аманды был приятный голос, она говорила так, словно рассказывала какую-то сказку. Я слушала ее с удовольствием, но, к сожалению, догадывалась, о ком идет речь.
– …И когда стало известно, что он, наконец, возвращается, девушка не находила себе места от радости. Но…
Я вздохнула, вспоминая треск вазы об голову одного негодяя.
– …Он вернулся совершенно другим, – голос Аманды дрогнул. Я думала, она опять заплачет, однако блондинка, похоже, вполне справилась с «минутой слабости».
– Онтарио Ананакс? – уточнила я, хотя можно было и не уточнять.
Аманда обреченно кивнула.
– Он прилип ко мне, как банный лист к… гм… и уже успел получить за это! – искренне возмутилась я. – Поверьте, Аманда, у меня нет никакого интереса к нему. А его интерес ко мне может быть продиктован только карьерными устремлениями.
– У Онти никогда не было карьерных устремлений! – порывисто воскликнула Аманда. – Все, чего он хотел, изучать историю, владеть большой библиотекой и быть рядом со мной! Конечно, он послушался отца и уехал в Неверию, и наверняка, Его Светлость сделает все, чтобы сына приняли при дворе. Но самому Онти это не нужно! Он всегда говорил, что блистать должна я, а ему достаточно быть моей тенью.
– Как благородно, – пробормотала я.
– Я просто не понимаю, что происходит, – покачала головой Аманда. – Не знай я его раньше, он бы, пожалуй, заинтересовал меня – такой наглый, уверенный в себе и циничный. Но это не мой Онти!
– Значит, свадьба отменена?
– Мы собирались поговорить о свадьбе после его возвращения, – Аманда совсем сникла, хотя и старалась держать спину прямо, – а теперь он смотрит на вас так, словно хочет съесть.
