– Ну все.
– Все?
– Все как я говорила. Оставьте мальчика в покое.
– Мальчику 43.
– Он инфантилен, как Карлсон, который живет на крыше, в моем шестилетнем сыне ответственности больше. Но он счастлив.
– В смысле счастлив? С мамой в 43? Без семьи и детей? Кладовщик? Или кто он там. Моя дочь сегодня провела IPO для своей компании за границей. Черт! Как будто это дети от разных матерей, не в одной семье росли!
ЧЕЛОВЕКА НЕ ВЫЛЕЧИТЬ ОТ БОЛЕЗНИ, КОТОРУЮ ОН НЕ ПРИЗНАЕТ.
– Нельзя осчастливить человека насильно. Нельзя вылечить от болезни, которую он не признает. Ему хорошо. С мамой и пирожком с капустой. Он слишком слаб, чтобы иметь смелость оценить себя со стороны. Ему хватает маминых оценок. В его проблемах виноват начальник, который не платит, бабы, которые не любят, правительство, которое не заботится, РЖД, которое задрало цены, «Газпром», который сбывает не его мечты, отец, который «бросил» его, «малыша» в 25 лет, и ушел от мамы. Это самая легкая жизненная позиция. Он в ней застыл, как в янтаре. И никуда. А что? Он и страдалец, и жертва, и благородный, и честный, и защитник, и человек слова. Прямо герой нашего времени. Даже если вы насильно выдернете его, наймете психологов и тренеров, причините свое счастье – все зря.
– Потому что 43?
– Да нет. Возраст ни при чем. Меняться можно и в 93. Но первый шаг – признать проблему. А у него их нет.
– И что делать?
– Говорю же: оставить его в покое.
– Я не могу. Он мой сын, он катится в пропасть. Я должен ему помочь.
– Пал Иваныч, а вот это ваша проблема. Наймите коуча и отработайте это неуемное желание нянчить 40-летнего дядечку, свою латентную вину за «упущенного» ребенка отработайте. Это ваша очевидная проблема, не Гордея.
– Ясно. Поработаешь со мной?
– Нет, я не психолог. Я диагност. Ну, терапевт. Могу грипп вылечить. Насморк. Кашель. А если что серьезное – это к специалисту. Могу дать контакт.
Иду домой. Сейчас отложу все дела и напишу про это пост, пока горячее, свежее, непрожитое. Изменю имена только.
Вот она, объективная реальность, без прикрас.
Безжалостная правда жизни.
А вечером приготовлю плов. У меня есть зира, шафран, куркума и барбарис.
Важное письмо
Бабушка передо мной в очереди на почте отправляла письма. Настоящие, в конвертах. Много, штук шесть или семь. Мне стало интересно, кому эти письма.
– Бабуль, в наш век любое сообщение на другой конец света идет секунду. А вы пишете письма… Почему?
– Да… Сейчас все так быстро, мне уже не угнаться за вами. Я живу в своей скорости. Мир обгоняет меня. Но это ничего, я не тороплюсь.
– Я к тому, что если в этих письмах что-то важное, может, скорость звука будет очень кстати.
– Важное… Ну как важное… В принципе, там написаны какие-то мои новости стариковские…. Но главная новость – я еще жива. – Бабушка смеется.
– Тогда понятно. Это чудесная новость, и не важно, когда она доставлена, – соглашаюсь я. – Она всегда кстати.
– Да. Это вы, молодые, спешите. А я уже везде успела.
– Здорово. Простите мое любопытство, а кому эти письма?
Бабушка смотрит на меня, будто оценивает, можно ли доверить мне тайну. И вдруг начинает плакать.
Прямо на почте.
«ГЛАВНАЯ НОВОСТЬ ПИСЬМА – Я ЕЩЕ ЖИВА».
Я растерялась. Опешила. Я не хотела ее обидеть.
– Ой, простите, простите меня… Я не хотела вас обидеть…
– Слезы без разрешения текут, – извиняется бабушка. – Воспоминания эти… Видите ли, я перед Девятым мая всегда пишу письма. У моей бабушки было четырнадцать детей. Четырнадцать! Представляете? Двенадцать богатырей и две дочки. Одна из этих дочек – мама моя. Богатырями сыновей дедушка мой называл. Так вот все двенадцать ушли на войну. А вернулся только один.
Бабушка закрывает лицо ладонями, пытается унять слезы. Я тоже плачу. Прижимаю к себе сына. Я даже представить не могу. Господи, не допусти войны…
– Дедушка тоже не вернулся. Он был летчик-испытатель. Это был вечный бой за души. Когда стоит выбор, я или Родина, выбора нет. Для них не было, понимаете?
Мы все, посетители на почте, молчим. Притихли. Слушаем. Понимаем ли?
Нет, не понимаем. Просто верим.
– Могилу своего отца я нашла спустя семьдесят лет. Воинский мемориал в Калужской области. Искали всем миром. Столько людей помогали… И могилы всех моих, кто… Я должна сказать им спасибо. И вот, говорю. – Она кивает на почтовый ящик.
Я поняла. Она пишет письма-благодарности всем, кто помогал искать могилы ее родных людей, погибших на войне, всем, для кого память – не просто слово.
Я переполнена эмоциями. Мне хочется обнять бабушку, но мне неловко.
– Как вас зовут?
– Таина.
– Таина? Какое нежное и необычное имя…
– Да. Тайна, покрытая мраком. – Бабушка наконец улыбается.
Мы вместе выходим с почты. Я совсем забыла, зачем приходила.
Мы с Таиной почти деремся, когда я перекладываю ей пирожные, купленные детям.
– Ну что вы, ну зачем? – сердится Таина.
Ну вот как объяснить ей, что «спасибо» недостаточно, что хочется хоть чем-то отблагодарить ее за эти эмоции, за безжалостную правду, за память, за слезы, за письма, за все?
Я настойчиво предлагаю довезти ее до дома, но Таина отказывается.
– Такая погода хорошая, – говорит она. – Сколько у меня еще будет таких погод…
Я понимаю, о чем она. Возможно, когда-нибудь Таина обманет адресата. Письмо придет и скажет: «Я еще жива», а это будет неправдой. Письма очень долго идут…
– Оля, а хотите, я вам напишу письмо? – вдруг спрашивает Таина.
– Очень хочу. Очень. – Мои глаза снова наполняются слезами.
– Дайте адрес…
Я записываю свой домашний адрес на клочке бумаги, отдаю Таине. Она бережно убирает его в блокнот. Она обязательно напишет мне письмо.
Мы с детьми машем Таине и смотрим, как она неторопливо идет к своему дому. Я буду очень ждать ее письма. Письма, в котором будет написано много разных стариковских новостей. Но я прочту в нем между строк самую главную новость: я еще жива. И буду очень верить, что письмо меня не обмануло…
Путь к себе
Книга
Когда вышла моя первая книга, возникла необходимость ее презентовать читателям. Издательство сделало огромный баннер с моей фотографией: «Ольга Савельева, писатель». Меня поразило слово «писатель». Кто писатель? Я – писатель? Я думала, что писатель – это Тургенев или Толстой. А оказывается, Савельева теперь тоже писатель!
Очень многие люди вокруг издавали свои книги как визитки. Например, один мой знакомый издал свою биографию, собираясь баллотироваться в депутаты. Другой издал книгу о бизнесе, которым он занимался. Наконец, одна знакомая медиаперсона, монетизируя свою медийность, издала фолиант, как хорошо выглядеть. С учетом, что ей на момент издания не было и 30, было непонятно, почему она вообще может выглядеть плохо.
Многие из вышеперечисленных даже не сами писали книги, а нанимали для этого литературных негров. И вот я думаю: они тоже писатели?
Изданная книга, в которой твоя фамилия на обложке, автоматически делает тебя писателем?
Один мой знакомый любит рассуждать про относительность. Однажды мы сидели с ним в ресторане, и он сказал: «Вот ножик. Видишь? Я им масло мажу на хлеб. А можно тем же ножиком совершить убийство! Все относительно…»
Я долго стеснялась считать себя писателем. Какой я писатель? Я скорее изданный блогер. Но потом я стала получать ежедневные благодарности за свои книги. Люди читали и говорили: «Еще! Хочу еще!»
Я выпустила вторую книгу. Точнее, не я, а издательство. Я ее написала, а издательство, назначившее меня писателем, выпустило в свет. Она повторила успех первой. Теперь читатели мне говорили спасибо за две книги.
Я села за третью. Муж смеялся: «Джинна выпустили из бутылки». Сын говорил: «Горшочек, не вари!»
А я не могла остановиться.
Однажды мой сын пришел из школы и сел за уроки. Бухтел, учил что-то. Слышу – бормочет про лучезарны вечера, бодрый серп.
– Мам, а что такое праздная борозда?
– Что?
– Праздная борозда…
– Это когда на почве осталась борозда, и она…
– Праздная?
– Точно.
– Лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде… – вздыхая, повторяет сын. Он выглядит несчастным. Он просто зубрит, ему не нравится стихотворение и непонятен смысл.
Это Тютчев. Он прекрасный поэт. Но он жил давно. Любовался природой. Тонким волосом паутины. А мой сын живет сегодня, в XXI веке, в спальном районе столицы на пятнадцатом этаже. Он очень далек от тонкого волоса паутин и праздных борозд.
Ну вот как привить ребенку любовь к школе, если он во втором классе вынужден карабкаться сквозь отдыхающие поля, падающие колосья, хрустальные просторы на праздную борозду, где блестит паутина?
Мне кажется, не существует ребенка, который бы выбрал томик Тютчева вместо YouTube. Тютчева дети читают принудительно, через сопротивление и внутренний протест. Как рыбий жир, который нас заставляли принимать в детстве, наливая неприятную, но полезную жидкость в столовую ложку.
– Мам, я устал учиться, я отдохну, ладно? – спросил сын.
– Конечно.
Спустя десять минут я зашла в комнату и обнаружила, что сын читает… мою книгу.
– Ты же хотел отдохнуть, – напомнила я.
– Ну так я и отдыхаю, – пожал плечами он. – Мне стыдно перед одноклассниками. Почти весь класс тебя уже прочитал, а я – родной сын! – нет.
– Ну и как тебе? – уточнила я.
– Я не очень люблю читать, ты знаешь. Но из всего, что я когда-либо читал, это самая интересная книга в моей жизни.
Мне давно не было так приятно. Да что там – я была счастлива. Детей не обманешь – дети еще не умеют врать самим себе. Они, когда могут сами выбирать, едят то, что вкусно. Надевают то, что удобно.
Читают то, что интересно.
Потом вышла моя третья книга. Она повторила успех первых двух.
