Лемешева осеклась.
Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо подошел ко мне – я не отрываясь смотрела на него, но вставать не стала.
– Та дура, – сказал Завулон, – не стоила таких усилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайне важна. И все ваши боевые раны вполне оправданны.
Мне словно шило в одно место вставили…
– Спасибо, Завулон, – ответила я. – Мне будет легче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.
– Какие годы, Алиса? – спросил Завулон.
Странное дело… мы целый год вообще не разговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас он заговорил – и в груди снова холодный колючий комок…
– Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень не скоро.
Завулон усмехнулся. И – вдруг – протянул руку! И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…
– Мало ли, что сказал лекарь… – миролюбиво произнес Завулон. – У лекаря свое мнение… а у меня свое.
Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за ней следом…
– Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова в значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? – спросил Завулон.
Ага… хотела бы я посмотреть на того, кто возразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:
– Мы все приложили значительные усилия…
– По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.
Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал, лишь облокотился о столешницу и замер, глядя на меня. Кажется, он внимательно меня прощупывал сквозь сумрак.
Но я не могла этого ощутить…
– Все согласны, что Дневной Дозор должен помочь Алисе? – осведомился Завулон.
В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то старая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда я была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.
– Если речь идет о помощи, – начала она, – то Карл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но это все равно что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я готова попробовать…
Завулон повернул голову, и Лемешева заткнулась.
– Нужен бульончик – будет бульончик, – очень мирным голосом сказал он. – Все свободны.
Первыми повскакивали братья-вампиры, потом повставали ведьмы. Я тоже зашарила ногами в поисках босоножек.
– Алиса, останься, если не сложно, – попросил Завулон.
Глаза Лемешевой вспыхнули – и погасли. Она поняла то, во что я все еще боялась поверить.
Через несколько мгновений мы с Завулоном остались одни. Молча глядя друг на друга.
Горло пересохло, и язык отказывался повиноваться. Нет, не может такого быть… не стоит даже и обманываться…
– Как ты, Аля? – спросил Завулон.
Алей меня зовет только мама.
И Завулон – раньше звал…
– Как выжатый лимон, – сказала я. – Скажи, я и впрямь страшная дура? Истратила себя на никому не нужную работу?
– Ты умница, Аля, – сказал Завулон.
И улыбнулся.
Так же, как раньше. Совсем так же.
– Но я теперь…
Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне – и слова стали не нужны. Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его за ноги, обняла, прижалась – и разревелась.
– Сегодня ты положила начало одной из лучших наших операций, – сказал Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-таки казалось, что он сейчас далеко-далеко. Конечно, такой маг, как он, никогда не может позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области, на нем судьбы простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходится бороться с интригами Светлых и уделять внимание людям… – Алиса, после твоей глупой выходки с Призмой Силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь моего внимания.
– Завулон… я была самонадеянной дурой… – прошептала я, глотая слезы. – Прости. Я подвела тебя…
– Сегодня ты полностью реабилитировалась.
Одним движением Завулон поднял меня с кресла. Я привстала на цыпочки, иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то вспомнила, как меня это поразило в первый раз – чудовищная сила его худощавого тела. Даже когда он в человеческом обличье…
– Алиса, я тобой доволен. – Он улыбнулся. – И не переживай, что выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.
– Вроде права на жертвоприношение? – Я попыталась улыбнуться.
– Да. – Завулон кивнул. – Поедешь в отпуск сегодня же. Вернешься лучше, чем была.
У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка, тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось…
– Хочу тебя, – прошептала я. – Завулон, мне было так одиноко…
Он мягко отстранил мои руки.
– Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это будет… – Завулон улыбнулся, – использованием служебного положения в личных целях.
– Кто посмеет тебе такое сказать?
Завулон долго смотрел мне в глаза.
– Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие не прочь увидеть меня униженным.
– Тогда не надо, – быстро сказала я. – Не надо рисковать, восстановлюсь сама потихоньку…
– Надо. Не беспокойся, девочка моя.
Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.
– Ну зачем ты так рискуешь ради меня? – прошептала я, не ожидая ответа, но Завулон все-таки ответил:
– Потому что любовь – это тоже сила. Большая сила, и ею не стоит пренебрегать.
Глава 3
Странная вещь – жизнь. Еще сутки назад я выходила из своей квартиры – молодая, здоровая, полная силы – и при этом несчастная ведьма.
А полдня назад я стояла в офисе Дозора – изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее…
Как все изменилось!
– Хочешь еще вина, Алиса? – Павел, мой провожатый, заискивающе заглянул в глаза.
– Немножко, – не отрываясь от иллюминатора, сказала я.
Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая «тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно – безопасность полета проверил лично Завулон.
Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до него дойти.
– Давай за шефа, Алиса? – спросил Павел. Он так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.
– Давай, – согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз, застегнуты ли ремни, но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня…
– Все-таки нельзя не признать, – отпив вина, сообщил Павел, – что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!
Я кивнула.
– А Светлые… – он вложил в слово столько презрения, сколько было в его силах, – куда большие индивидуалисты, чем мы!
– Не передергивай, – сказала я. – Вот это все-таки неправда.
– Да брось, Алиса! – От вина он сделался словоохотливым. – Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?
Пожалуй, только по этому оцеплению я его и помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.
– Помню.
– Ну вот, этот… Городецкий. Светоч, блин!
– Он очень сильный маг, – вновь возразила я. – Очень.
– Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек последнее и что? Куда он ее употребил?
– На собственную реморализацию.
Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.
Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии, собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к заемной силе, на краткий миг обрел силы – соизмеримые, а то и превосходящие возможности Завулона и Гесера.
И обрушил всю силу на себя.
Реморализация. Поиск этически оптимального выхода. Самая страшная проблема Светлых – не причинить вреда, не сделать поступка, который повлечет за собой зло для людишек.
– Он же теперь суперэгоист! – со вкусом сказал Павел. – Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел… а ведь мог, мог!
– Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? – спросила я.
– Да ведь он поступил как любой из нас! Как самый настоящий Темный!
– Тогда он был бы в Дневном Дозоре.
– Будет, – уверенно сказал Павел. – Куда денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом оправдывался – мол, все для того, чтобы правильное решение принять… А какое было решение? Не вмешиваться! Всего лишь – не вмешиваться! Это наш подход, Темный.
– Не буду спорить, Павлуша, – сказала я.
Лайнер вздрогнул, выпуская шасси. Кто-то в салоне тихо ойкнул.
На первый взгляд оборотень был прав. Вот только помню я лицо Завулона в следующие дни после урагана. Нехороший у него был взгляд, уж я-то научилась разбираться. Словно он понял, что его провели, но понял это слишком поздно.
Павел все продолжал рассуждать о тонкостях борьбы Дозоров, о разнице в подходах, о долгосрочном планировании операций. Стратег… ему в штабе сидеть, а не по улицам шастать…
Я вдруг поняла, как он успел меня утомить за два часа полета. А ведь на первый взгляд производил приятное впечатление…
– Павлуша, а ты в кого перекидываешься? – спросила я.
Оборотень засопел. Неохотно ответил:
– В ящера.
– Ого! – Я вновь посмотрела на него с интересом. Такие оборотни и впрямь редкость, это не заурядный вервольф вроде покойного Виталика. – Это серьезно! А почему я тебя редко вижу на операциях?
– Я… – Павел поморщился. Достал платок, промокнул потный лоб. – Тут такое дело…
Мялся он замечательно, будто нашкодившая школьница на приеме у гинеколога.
– Я в травоядного ящера превращаюсь, – выпалил он наконец. – Не самая высокая боеспособность, к сожалению. Челюсти сильные, но зубы плоские, трущие. И медлительный слишком. Руку или ногу сломать… палец сжевать… это могу.
Я невольно засмеялась. Участливо сказала:
