Именинница
Андерс Рослунд
Крафтовый детектив из Скандинавии. Только звезды
Семнадцать лет назад криминальный инспектор Эверт Гренс был вызван на место жестокого преступления.
Убита семья, единственная выжившая – пятилетняя девочка. Ее поместили в программу защиты свидетелей и закрыли дело, но годы спустя инспектора Гренса все еще преследуют воспоминания об убийствах и ребенке, которого пощадили. Когда он узнает, что квартира, в которой произошло преступление, была взломана, начинает опасаться, что кто-то намеревается заставить замолчать последнего свидетеля.
Тем временем кто-то в преступном мире города казнит торговцев оружием и угрожает семье бывшего полицейского осведомителя Пита Хоффмана. Он должен раскрыть тайную угрозу, сохраняя при этом собственные секреты. Вскоре его поиск ответов переплетается с исканиями Эверта, и двое мужчин оказываются в эпицентре преступного заговора, более сложного и опасного, чем они могли представить.
Андерс Рослунд
Именинница
С днем рожденья тебя
Anders Roslund
JAM?HONLEVA
Copyright © 2019 by Anders Roslund
Published by agreement with Salomonsson Agency
© Боченкова О., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Ранее
Итак, мне пять лет.
Или почти.
Я знаю – пять лет и еще несколько дней и ночей.
Еще совсем недавно я сидела за столом на кухне между папой и мамой, напротив Элиота и Юлии, и задувала свечи на торте. Ровно пять штук – и все такие красные. Разве только чуть синеватые внизу, если присмотреться внимательней.
С тех пор прошло всего несколько дней и ночей.
Я прокашливаюсь и начинаю петь. Я счастлива, как и всегда, когда пою. «С днем рождения тебя…» – мой звонкий голос отскакивает от потолка и стен и возвращается ко мне – остается поймать его и сжать в объятиях.
С днем рожденья тебя-я-я…
С днем рожденья тебя-я-я…
Эта песня заглушает даже телевизор. Детский канал – я смотрела его весь день. И вчера тоже, и позавчера. Такого никогда не бывало раньше.
Я поднимаюсь. Трудно сидеть на полу, когда ноги хотят двигаться, что случается с ними все чаще. Я передвигаюсь прыжками. Гостиная велика, и здесь мне следует быть особенно осторожной, потому что диван почти новый, а стол стеклянный. Стоит на секунду забыться – и на нем появляются пятна, похожие на отпечатки моих пальцев.
Я покидаю гостиную и оказываюсь в комнате Элиота, где он сидит за настоящим письменным столом перед включенной лампой и делает вид, что читает. Я-то знаю, что это не так. Он просто смотрит в открытую книгу.
Но читать Элиот умеет, он ведь учится во втором классе. Он стал таким хорошим в последнее время. Наверное, потому что у меня день рождения. Мне больше не четыре года, я совсем большая. И Элиот разрешает мне играть со своим автобаном, который обычно ставил высоко в шкаф, чтобы я не могла достать. Даже позволил мне поиграть два раза с голубым автомобилем с желтой полосой на крыше. Раньше такого не бывало.
Я прыгаю только на одной ноге. А если вторая тоже нечаянно коснется земли, возвращаюсь на прежнее место и начинаю сначала. Я сама придумала такие правила.
В комнате Юлии есть кукольный домик. Он старинный, и мне не дают с ним играть. Стоит мне только взять его в руки – и Юлия устремляется в мою комнату, хватает меня и начинает изо всех сил трясти. Но сейчас моя старшая сестра спит. На животе, отвернув лицо в сторону. Поэтому она не видит, что несколько игрушечных стульев переместились с верхнего этажа домика на нижний.
Теперь прыгать опасно. Вдруг она услышит? Самым правильным будет улизнуть как можно скорее. Даже подумать страшно, что будет, если Юлия проснется и увидит меня возле ее кукольного домика. Она будет кричать, может, даже пустит в ход кулаки.
Мама сидит на кухне и смеется. Не так, чтобы было всем слышно, но я вижу, как она радуется, глядя на мои прыжки. Это здорово, когда у мамы хорошее настроение. Можно пить апельсиновый сок прямо из прямоугольной упаковки и не бояться, что несколько капель стечет по подбородку на пол. А можно насыпать на стол немного коричневого сахара и муки и попробовать замесить тесто.
Я взбираюсь маме на колени, уцепившись за край стола. Теперь с ней так легко разговаривать. Стоит только приложить ухо к животу или груди мамы, и можно услышать ее голос, еще до того, как она успеет что-нибудь сказать.
Посидев у мамы на коленях, я, все так же прыгая на одной ноге, пробираюсь в прихожую, к папе, который читает газету в плетеном кресле. Я не должна ему мешать, поэтому стараюсь передвигаться как можно тише среди старых зонтиков, ваз и множества обуви. Тссс – я замираю. Но кресло широкое, в нем хватит места и для меня тоже. Я знаю, что папе нравится, когда я сажусь рядом с ним. Главное, чтобы я не мешала ему перелистывать огромные газетные страницы, которые так громко шелестят.
Элиот и Юлия, мама и папа. Теперь я люблю их даже больше, чем раньше. Потому что могу говорить, сколько хочу, а они меня слушают.
Как все-таки хорошо, что мне исполнилось пять лет и еще несколько дней и ночей.
Я снова пою. С днем рожденья те-ебя-я… Так громко, что не слышу, как в дверь звонят. Но звонок повторяется, и я замолкаю. Спрыгиваю с папиных колен и во весь дух бегу к входной двери. Теперь я могу дотянуться до замка, стоит только встать на цыпочки и, может, совсем чуть-чуть подпрыгнуть.
Я должна повернуть эту блестящую штуку. Это мама научила меня управляться с ней, когда говорила, что нужно запирать за собой дверь.
И еще мама говорила, что эта штука должна быть похожа на улыбку, а не на нос.
Я хватаю ее пальцами… Еще и еще раз.
Красивая дверь
Массивное, темное дерево – начало двадцатого века. И звонок не резкий, а как будто чуть приглушенный, эхом отдается от стен с обоями в цветочек. Эти обои не производят впечатление наклеенных и словно прорастают сквозь стены, по мере того как поднимаешься по чуть закругленной лестнице. Дом в центре Стокгольма. Эверт Гренс окидывает взглядом высокий, благородный потолок и в третий раз нажимает кнопку звонка.
– Там кто-то есть, точно… Я слышу это весь день, сквозь пол в гостиной, прихожей и даже в туалете. И так громко, будто поют совсем рядом. Представляете, как надо кричать?
Противный писклявый голос сзади приближается к Эверту Гренсу со спины.
Тот не поворачивается, не отвечает, звонит в дверь в четвертый раз.
– Это кто-то из детей, точно. У них их трое. И телевизор, который не выключается вот уже которые сутки. Он работает даже ночью, представляете? Вот я и решил сообщить в полицию… Моя квартира этажом выше.
Наконец комиссар поворачивается.
Мужчина чуть за сорок сложил руки на груди. Эверт Гренс терпеть не может таких типов и сам не знает почему. Наверное, потому что они так любят подглядывать за соседями в замочную скважину.
– С днем рожденья те-ебя-я…
– Что? – переспрашивает Эверт.
– Ребенок, – мужчина кивает на дверь. – Поет…
«Это тот человек, который сообщил о подозрительных звуках, – догадывается Гренс. – И позвонил еще раз, когда к звукам добавились не менее подозрительные запахи».
– Могу я попросить вас вернуться в свою квартиру?
– Да, но это ведь я…
– Вы все сделали правильно, – перебивает мужчину комиссар, – и теперь мне хотелось бы, чтобы вы поднялись к себе. Я разберусь с этим один.
Гренс ждет, пока мужчина удалится, и снова нажимает звонок, на этот раз чуть дольше удерживая на нем палец. Никто не открывает. Гренс пытается приподнять крышку почтовой щели – ничего не получается. И тут по ту сторону двери раздаются характерные щелчки.
Кто-то упорно возится с замком и мягко стучит в пол.
– Полиция.
И снова приглушенный звук, словно кто-то прыгает.
– Полиция, откройте.
Похоже, с замком все получилось. Теперь в движение приходит дверная ручка.
Эверт Гренс терпеть не может оружие, но сейчас он вытаскивает пистолет из наплечной кобуры и отступает в сторону на полшага.
У нее довольно длинные волосы. Комиссар мало что понимает в детях, но дает ей четыре – самое большее пять – лет.
– Здравствуйте.
На ней красное платье, с жирными пятнами на груди и животе.
Она улыбается. На лице пятен еще больше, похоже на последствия неаккуратного приема пищи.
– Привет. Мама и папа дома?
Девочка кивает.
– Отлично. Можешь позвать их?
– Нет.
– Нет?
– Они не могут ходить.
– Не могут?
Час от часу ситуация становится все более странной.
И этот запах, такой узнаваемый. Комиссар почувствовал его еще у роскошной лестницы, и он просто шибанул в нос, когда девочка открыла дверь. Эверт Гренс понял его происхождение, лишь когда углубился на несколько шагов в прихожую и оказался перед мужчиной, который сидел, откинувшись в плетеном кресле, между шляпной полкой и шкафчиком для обуви.
– Вот мой папа.
Огромное пулевое отверстие во лбу, чуть справа. Стреляли в упор, с близкого расстояния. Похоже, револьвер, пули с мягким наконечником – наполовину свинец, наполовину титан.
– Я же говорила…
