– Сережа, Сережа, – покачал головой старший. – Ты набрал? Подай мне аппарат.
Младший лейтенант насупился, но указание выполнил.
Я ощущал себя лишним в происходящем. Увы, моего мнения никто не спрашивал.
– Да. Да. Нет. Все верно. Холодное. Нет, – коротко проговаривал подполковник, прижав к уху мобильный. – Спрошу. Андрей, когда вы в сознание вернулись, чем пахло?
«Проблемами на пятую точку», – так и подмывало ответить.
– Костром, – не задумываясь, выпалил вслух я. – Летом. И немного чем-то горьким.
– Ну ты даешь! – перескочил с формально-вежливого «вы» Сергей. – Там же до костей и во…
– Сережа! – очень тихо сказал подполковник, и младший его коллега мигом захлопнул рот. – Кто? Действительно? Андрей, до потери сознания видели ли вы – или, может, слышали, чувствовали? – что-то необъяснимое, небывалое?
Я «вспомнил» про молнию в мчащемся на меня пламени.
Семен Ильич перекинулся еще несколькими фразами с собеседником, поохал по-стариковски. Хотелось встать и заявить: «Не верю!» – настолько не соответствовали охи выправке подполковника, и ощущению исходящей от него силы.
– Поздравляют нас. И вас особенно, – доверительно сообщил страж порядка, закончив разговор по мобильнику. – Нас меньше, поскольку долго вы на берегах Невы не задержитесь.
– Это еще почему? – возмутился я.
– Сейчас вы мне, возможно, не поверите, но постарайтесь. Это в ваших же интересах: побыстрее поверить в изменения. Погибший в гараже в последние мгновения пытался передать наследнику силу. Не физическую силу. Да только принял переданное не законный преемник, сила досталась вам. Может, сказалось состояние мальчика: у него сломаны все четыре конечности и перебит позвоночник. Как был приведен в недееспособное состояние погибший, нам еще предстоит выяснить. Так вот, сила попала к здоровому вам, а не к искалеченному ребенку. Сила обрела хозяина, но хозяин очутился в шаге от гибели. Произошло…
– Крещение огнем, – обронил я, не отводя взгляда от клумбы, разбитой на придомовой территории.
На ней цвели красным цветом то ли георгины, то ли хризантемы, не разбираюсь я в этих растительных делах. Сагу Сапковского мне подкинул Макс, хотя никто бы не заподозрил в неисправимом матершиннике любителя фэнтези, особенно, глядя на неизменную косуху и зная, что Находько периодически (когда жена не в городе) гоняет на байке. «Крещение огнем. Башня ласточки» – два романа в одном томе, как сейчас помнится…
– Не убоялись мальца покалечить, – себе под нос проговорил младший лейтенант. – Поперек по…
Дослушать тихое «сам с собой веду беседу» не удалось, старший не дал.
– Вы адекватно реагируете, Андрей, – похвалил меня Семен Ильич. – А еще мое поколение ропщет о нынешней молодежи. Так вот, в момент смертельной опасности сила как бы сплавилась с новым носителем, приняв за него – за вас – выбор. Возможно, сыграло роль солнцестояние, Купала опять же… Но тут я, признаюсь, в вопросе плаваю. Коллега из первопрестольной утверждает, что нынешним утром появился редкий носитель силы – огневик.
– Я? – тукнул себя пальцем в грудь.
Не стоит думать, что я вот так, с ходу во все говоримое подполковником поверил. Часть меня была убеждена, что я сплю и вижу странный сон, а во сне лучше соглашаться с собеседниками.
– Вы, Андрей. Знаниям коллеги я доверяю полностью, и вам советую.
– И почему я не задержусь на берегах Невы? – уточнил я зацепивший меня момент. – Я коренной петербуржец не в первом поколении. Бабушка блокаду пережила.
– Нева, – развел руками мой собеседник. – Каналы, притоки, болота, залив. Вода, Андрей! Что естественный противник огня? Вам станет неуютно в родном городе. Очень неуютно.
– Потерплю.
Упертость – одно из моих качеств, и не худшее.
– Попробуйте, – покивал Семен Ильич. – Просьба отдельная: когда будете постигать произошедшие с вами изменения, постарайтесь… поаккуратнее. Пожары в городе нам не нужны. Что ж, ваши контакты Сережа записал. Кстати, настоятельно советую приобрести подобное устройство, в наше суетное время не знаешь, когда понадобится срочная связь. И не стесняйтесь в случае нужды звонить Сергею: есть в нем, конечно, лихая безбашенность юности, без опоры на знания опасная, шаткая. Но я убежден, если не сгинет он по глупости, станет лучшим оперативником города. Страны – навряд ли, а про город нет сомнений.
Сергей без подсказки со стороны начальства протянул мне визитку.
– Обязательно, – серьезно пообещал я в ответ на все замечания сразу: мне как раз выпала возможность убедиться в необходимости экстренной связи, часа не прошло, а уж побеспокоить служивого, случись что, я не постесняюсь. – Молодость – недостаток, который быстро проходит.
Так частенько говорит ма, цитируя Гете.
– Это славно, – невесело улыбнулся старший из пары милиционеров. – Потому как нами не установлена цель сегодняшнего инцидента. Одно дело, если смерть, другое – если целью была сила погибшего.
– Благодарю за предупреждение, – вежливость в моих словах была наигранной.
Я понял, что меня смутило в удостоверении младшего лейтенанта Крылова. Сразу бы сообразил, но головушка после всех испытаний работала так себе. Сергей Крылов был приписан к Невскому району, тогда как мы мирно беседовали – в Калининском.
Пока шел домой, в голове слегка прояснилось. Я крутил и так, и эдак беседу с дядькой в штатском, и выводы мне ничуть не нравились. Положим, он не врал и мне не снился. Не врал, но и не договаривал, чего стоят одергивания этого Сережи, моего примерно (пару-тройку лет плюс, минус вряд ли) ровесника? Слов было сказано много, все, ручаюсь, прошли бы проверку на полиграфе, как наичестнейшие. А по факту?
По факту случилось убийство, преднамереннее некуда. И без моего вмешательства быть бы ему двойным: малец со сломанным позвоночником даже уползти бы не сумел. И никто меня из списка подозреваемых не вычеркивал, несмотря на благостно звучащие слова.
Если допустить, что с молнией я всамделишно получил некий паранормальный довесок, выходит, что выгодополучатель в данном деле – скромный студент и работник игорного бизнеса. И будет за скромным студентом пригляд ненавязчивый…
«Бесстыжий глаз и дым неймет», – вспомнилась мне фразочка из арсенала па.
– И пусть, – я сощурился, догадываясь и о второй цели присмотра за собой замечательным: если довесок намеревался поймать кто-то другой, назовем этого другого – Злыдень, то чем я не фигура на роль живца?
Вполне себе. Молодой, наивный (только распоследний олух в крайней стадии наивности, проходя мимо, полез бы доброй волей и без подготовки в огонь), чужой – своих-то всегда жальче. Готовый агнец на заклание.
Что из этого следовало? Что шевелить ногами надо поскорее, домой идти да спать ложиться, выходной-то один. Потому как никакая пиромантия, никакая потусторонняя сила – не повод тупить в субботнюю ночь, это вам любой пит-босс скажет.
Ночь с субботы на воскресенье в казино – это почти как день открытых дверей в аду, помноженный на зомби-апокалипсис. Народу, что в метро в час пик, дымина – глаза слезятся. У нас потолки в здании высоченные, метров пять, если не больше, система очистки воздуха, но в такие дни и ночи дымят сильнее, чем успевает разойтись. Гул, крики, мат, шумы всех разновидностей. Если открыт ВИП-зал, то и паранормальщина «местного разлива» в ходу, с летающими тарелками, бокалами… Хотя чаще – фишками и пепельницами. В общем-то зале за такое охрана скрутить может, а внизу покуда крупье в глаз не зарядили, никто даже не дернется. Включая дилеров, в которых эти все «чудеса» и летят.
Движения дневной смены, которую мы сменяем, как у сломанных роботов, в глазах отражаются глубины космоса – и не единого отблеска мысли. По смятым пиджакам на спинках и несвежим сорочками легко читается, что добрая половина присутствующих игроков как в пятницу «залипла», так и до сих пор «шпилит». В лучшем случае, перекусили днем в баре и дальше, больше: спускать и отбивать кэш.
Пит-босс Алиса, забежав в стафф, чтобы дать направление единственному отдыхающему из всей дневной смены, смотрит на вяло переодевающихся нас, как на иконы.
– Кто может выйти в зал через пять минут, впишу час овертайма! – с мольбой в голосе обращается она, скользя взглядом по равнодушным лицам.
Дураков нет: нам целую ночь предстоит впахивать в оставляемом ими апокалипсисе. И – перчинкой к чебуреку – в стаффруме наблюдаются три юных пингвина: черный низ, белый верх, бабочка, без жилетки – их шьют персонально, и стажерам первого дня заранее не выдают.
– … же вас в корму! – высказывается за всех Макс, от чего у пингвина-девочки (из троицы свежего мяса двое парней, одна девица) краснеют уши. – О, привет, АБ! Красноглазишь, как Джо? Где эта задница?
АБ – так меня называют приятели. Для прочих коллег по рулеточно-карточному труду я либо Бельский, либо Шифоньер Жирнье, последнее удобно для проверки дефекта фикции к концу смены, с охрипшим от криков горлом. Это милая девочка Алия так меня назвала на тренингах, народ посмеялся, прозвище прилипло. У нас с этим вообще быстро.
– М-м, свежатинка, – протянула влетевшая в стаффрум Майя. – К утру будет тухлятинка.
Каждый бодрится перед адовой ночкой, как может.
– Что, малыши, все немножко не так, как вам говорили в школе крупье? – с деланным сочувствием спросил Окунев.
Ему больше прочих подходит его прозвище – Рыба. Глаза на выкате, высокие залысины, маленький рот с узкими губами и полное равнодушие к окружающим в смеси с сарказмом.
Вообще, как правило, с прозвищами в нашем узком кругу попадают если не в десятку, то около. Находько, который Макс и любит выразиться нецензурно – как есть Шпала. Два метра худобы, даже лицо узкое, вытянутое. Еще он рус, сероглаз и одевается (в миру, на работе форма) как неформал, много кожи и металла. Женька Митин, наш с Находько приятель, зовется Джо Красный Глаз за вечный недосып, вызванный амурными похождениями. При наличии постоянной, верной и замечательной то ли невесты, то ли уже жены (за выслугу лет). Джо невысок, смазлив и нагл – и простоя без барышень у него почти не случается. Вот и в этот раз он приперся с явными признаками недосыпа, зато с довольным блеском красно-карих глаз на бледном лице. Карий – цвет радужки, красное – вокруг радужки. Перед сменой он привычно закапает глаза визином из дежурного флакона, и будет каждый брейк хлестать кофе без сахара.
Смена началась с низвержения во тьму: дилером на рулетку в ВИП, который на первом этаже, а стаффрум – на втором, соединены они между собой очень узкой винтовой лесенкой (во хмелю по ней ходить нежелательно). У лесенки есть бонус: если при подъеме в стафф пропустить девочку-дилера вперед, всю дорогу можно наслаждаться интересным видом.
Пока шла передача смены, я осмотрелся: незнакомая компания на покере и старый клиент. Для последнего открыто два стола: рулетка и покер. Дядька не особо вредный, ставит крупно, предпочитает кэш-фишки, а не засыпать цветом «всю поляну». Порой на него находит, но как сливается цвет – снова возвращается к большому номиналу и одиночным фишкам. Если не тупить безбожно, сложностей не предвидится.
Мне еще и чипера поставили – пристроили стажера Пашу, чтобы, видимо, не сразу на амбразуру.
– Андрей, – это он с бейджика прочитал. – А как долго мы будем стажироваться?
Низенький вихрастый очкарик высоко задрал подбородок, пытаясь смотреть мне прямо в глаза.
– До утра доживи, – от души посоветовал я. – Нечем заняться? Режь стек.
Есть у меня персональная примета: если ночь пятницы или субботы началась легко, впереди ждет задница, как у Кононовой, а она у нее такая… всеобъемлющая.
– Как? – испуг в голосе пингвина не наигранный.
Клиент завис над картами, к нам бегать перестал.
– Стек: двадцать жетонов, тренируешь все нарезки выплат. По пять, – нарезаю двадцать фишек ближайшего – черного – цвета четырьмя стопками по пять, раскатываю последнюю стопку. – По четыре, по три. Четыре-четыре-один, Три-три-один.
Паша режет: два-два-один.
– Пять чипов не режутся. Пять раскатываешь, собираешь, выплачиваешь. Кто вас натаскивал-то?
Выяснилось, что тренингами в это лето занимался Ненад, еще один серб, что смахивал на злобного хоббита: мелкий, кудлатый и глазки бегающие. И вот от него добра вообще ждать не приходилось. Этот гад в менеджерской должности даже «за свой счет» на похороны матери девчонке из дневной не подписал как-то раз. Правда, девочка догадалась после Ненада подойти к Нине, и вопрос решили, но выводы все сделать успели.
Примета сработала: наверх я пошел прямиком на вторую рулетку общего зала, инспектором, где дилером поставили – барабанная дробь! – легко краснеющую девочку-стажера. На поле все цвета, разномастный кэш, засыпано так, что трясущиеся пальцы не успевают поправлять спорные ставки.
Первую выплату Оля считала несколько минут, ошибалась, пересчитывала, ошибалась снова. Делала просящие глазки (мультфильм «Шрек» выйдет только осенью, и летом я не мог сравнить зелень ее просящих глаз с глазками котика из мультика, зато постфактум – очень похоже, как с Оли рисовали) и шептала: «Помоги! Сколько?». В стоящем гвалте она могла это орать, что есть мочи, результат был бы тот же. Я умею читать по губам, и мне не сложно пожать плечами, отвечая: «Считай».
Игроки недовольны? Вон там ходит пит-босс, он назначил сюда эту лялечку, красивую – взгляд радуется – и тупую, что зубы сводит. Мое дело маленькое: следить за правильностью выплат и чистки поля. И пинать под столом чипера за грязные стеки (то в один цвет чип от другого цвета собрал, а то и вовсе кэш там очутился).
Все хорошее когда-нибудь заканчивается; Оленька выдала всем причитающиеся фишки, сняла с номера долли, запустила по новой шарик.
– Нет спина, – оповестил я стол, наблюдая за красивым полетом шарика в бокал с пивом.
Позвал пит-босса: шарик однозначно заменять.
Оля взяла второй шарик.
«Хоть тут не растерялась», – мысленно похвалил я стажерку.
Рано обрадовался.
– Что делать?! – прокричала брюнеточка, ухитрившись перекричать толпу.
Разговоры над столом притихли, народ у нас любит бесплатные развлечения, а тут явно оно и вырисовывалось.
– Положи в номер девять, – назвал ей последнее выпавшее, от которого нужно делать следующий спин.
Оленька обрадованно кивнула. И положила шарик в номер девять – на стол, а не в сектор рулетки. Прямо в завалы фишек, подготовленные нетерпеливыми игроками к новому спину.
– Овца, – не удержал я за зубами определение для Оленьки.
– Радуйся, что Овца, а не Шалаева. Или Шалавова, – «утешала» под утро, когда толпа малость рассосалась, стажерку Шаеву Майя Бореева. – Оляля уже есть в дневной смене, а фамилии у нас тут любят склонять по-всячески.
Бореева знала, о чем говорит: ее как раз звали Обуреева – от «обуреть». Характер у нее был тот еще. Внешние же данные вполне на уровне. Кареглазая Майя высветляла волосы, чтобы эффектнее выглядеть, и не ела ничего, кроме йогуртов. Фигура у нее средненькая на мой вкус (я предпочитаю наличие выпуклостей их отсутствию), зато ножки – прелесть. Однако стоило Майе открыть рот, и красота ног резко забывалась. Словом, лучшими моментами в обществе Майи были те, когда она поднималась из ВИП в стафф и молчала.
Эти вот обязательные прозвища были «фишкой» нашего тесного коллектива, в других казино, насколько я знаю со слов более опытных дилеров, ничего подобного нет. Может, текучка кадров быстрее, может, люди там без воображения.
После смены я, Джо и Макс как обычно пошли пешком до Финляндского: это общее направление нас и сдружило. Макс жил на «Финбане». Он шел с нами до остановки маршрутки. Дальше мы катились, а он уже завтракал. Я выходил у Сезона, а Джо ехал до Пискаревки. Прокладывали по-разному маршрут, заглядывая в кафе по пути (или не сильно от него отклоняясь), общались. Иногда останавливались на набережной неподалеку от Инженерного замка. Макс курил (из нас троих легкие куревом портил только Находько), а мы с Джо кидали монетки в постамент Чижика-Пыжика. «На фарт» называлось это действо.
Днем у этой крохотной статуи не протолкнуться от туристов, а утром – тишь да благодать, ни одного таджика не видать…
Монетка, другая, третья – все мимо. Женек свою долю удачи урвал с первого броска.
Я занес руку с четвертой по счету монетой, но она так и осталась зажатой между пальцами: из реки Фонтанки высунулась бледно-синюшная рука. Высунулась, чтобы пригрозить мне кулаком.
– Что, упыреныш, выбрался из склепа? Духом свободы никак не надышишься?
– Что? Кто там что протявкал? Тявкай громче, пусть ветер носит!
Это за моей спиной привычно обмениваются подначками Шпала с Джо. Это у них хроническое, ночь прошла впустую, если два моих приятеля друг дружке слово «доброе» не сказанули. Причем делают они это к обоюдному удовольствию, похмыкивая над особо удачными подколками.
Пока я вертел головой, рука из Фонтанки никуда не делась, что даже для горячечного бреда слишком.
Меня, конечно, воспитывали в духе мира и взаимоуважения, но всему границы есть. И анемичными кулачонками мне грозить всякая муть синюшная без ответа не будет. К тому же, мне своевременно вспомнились слова служивого о том, что в Питере мне задержаться не удастся, а я вызовы принимал всегда. Как от Родиона Громова, из секции прямой дорогой отправившегося в юношескую сборную. Да, отделал меня тогда Родька знатно, но и я один раз сумел его достать левым боковым.
Я таскаю с собой в заднем кармане зажигалку, хотя и не курю. Это со времен походов с классом вошло в привычку: огонь должен быть доступен всегда, в любой глуши, в любую непогоду. Так что, в качестве ответа на торчащий из воды вызов, я убрал монетку в карман, вместо нее вытащил зажигалку. Перегнулся через парапет и тихо-тихо пообещал:
– Завтра возьму с собой канистру бензина и вылью в воду. А затем малую искорку высеку, – и чиркнул зажигалкой, прикрыв ее корпус ладонью.
«Если тот дядька прав, и я получил некую связь с огнем (допустим!), то…», – не успел я додумать эту сумбурную мысль, как кулак, потрясшись напоследок как-то особенно яростно, ушел под воду. – «Вот и славно».
До Литейного моста мы дошли в обычном режиме. А на мосту меня накрыло: ноги налились свинцовой тяжестью, грудь сдавило, голову словно в тиски взяли. И еще потянуло к ограде, где в руках двух чугунных русалок на щите перекрещиваются скипетр, морской и речной якоря. И за перильное ограждение потянуло… От одной из русалок мне послышался гнусный смешок, похожий на тот, что издает Обуреева, когда особо довольна сказанной гадостью.
Смех-то меня и спас, разозлив: злость сбила наваждение. Сигать за перила перестало хотеться. Что же до прочего – это можно было перетерпеть. Погрозив чугунной заразе кулаком, я продолжил печатать шаг по мосту. Рассудок прояснился.
– АБ, тебе б покемарить, – чуть позже, прощаясь со мной и Женькой перед маршруткой, посоветовал Находько. – Совсем квелый на вид, баньши румянее.
