978-5-389-18956-0
ISBN :Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 14.06.2023
– Так он еще диджеит? Ничё за ниво щас не слыхать.
– Угу, перекинулся на саундтреки для кин, но разбежался со своей тёфанкой, черная полоса у чела, и подставил Голливуд с музоном для крупной студийной киношки. Больше не может получить левака для кин, ну и я уговарюю иво в диджеи вернуться.
– Ну и как оно ничё? – спрашивает Фрэнк, а Мелани поглядывает то на него, то на меня, как будто смотрит теннисный розыгрыш.
– Не айс, – признаюсь, хотя говно и то лучше.
У Карла пропала тяга к музыке. Я можу тока вытащить пиздюка с постели и поставить за пульты. Как тока сейшен кончается, водяра рекой и ебля с пляской, ну и меня частенько в водоворот затягует. Как вчера в Дублине. Када я был промоутером в Амстердаме, то держался в форме. Каратэ. Джиу-джитсу. Пахал как вол. Щас такого уже нет.
Как тока чувак освобождает туалет, Мелани туда заходит. Стараюся даже не думать за то, какая она красавица, потому как уверен: Франко прочитает мои мысли.
– Слышь, корефан, – понижаю голос. – Не думал, чё все так обернется, но нам есть за чё малехо перетереть.
– Да ну?
– Угу, есть же этот вопрос, и иво надо решить в твою пользу.
Франко смотрит как-то смущенно, потом пожимает плечами и говорит:
– Махнемся номерами.
Пока обмениваемся контактами, появляется Мелани, и мы все возвращаемся на свои места. Снова сажусь, рассыпаясь в извинениях перед жирным мудаком, который отправляет меня в игнор, но сидит с возмущенно надутыми губами, точно приклеенными, пассивно-агрессивно потирая свою мясистую ляжку. Вздрагую от страха и волнения, которых уже сто лет не испытывал. Алкаш-аэрофоб смотрит на меня с осоловелой панической эмпатией. Если я встретился с Фрэнком Бегби в таких обстоятельствах, это говорит о том, что у вселенной слетела кукушечка.
Закидуюсь еще одним амбиеном и начинаю кемарить: мой беспокойный мозг циклится на житейских раскладах. Думаю, как они тебя ожесточают и отупляют…
«…на чё-нибудь классное у тибя тупо нет больше времени, и ты постоянно увязаешь в какой-то лабуде, в общем, тибе становится поебать на чужую дрисню – если выделить ей место, она ж тибя просто переполнит – тада ты оттягуешься и зыришь „Поп-идола“ – самой собой, с иронией, с морем пафосного, въедливого презренья, – но иногда, только иногда, это не может полностью заглушить странную переполняющую тишину, и чё-то там негромко шипит на заднем плане – с этим звуком из тебя вытекает жизненная энергия…
– слыыыыыышшшшь…
– с этим звуком ты подыхаешь – ты пленник собственного самоутверждения, самоограничивающих алгоритмов, позволяешь гуглу, фейсбуку, твиттеру и амазону заковать тебя в психологические цепи и впаривать тебе сраную одномерную версию тебя самого, и ты принимаешь ее, потому как это единственное утверждение, которое есть в наличии, – вот твои друзья – вот твои коллеги – вот твои враги – вот твоя жизнь – тебе нужен хаос, нужна внешняя сила, чёбы встряхнуть и вывести тибя с этого самоупоения – тебе это надо, потому как у тебя самого уже не хватает на это воли и фантазии, – когда я был помоложе, Бегби, так резко соскочивший со своей литско-тюремной колеи, сделал это за меня – это кажется шизой, но какая-то часть миня всегда скучала за пиздюком – ты должен жить, пока не сдохнешь…
– ну и как же ты живешь?»
Позже в аэропорту еще немного болтаем, дожидаясь, пока нам багаж подгонят. Пытаюсь растянуть поясницу, а Фрэнк показывает мине на трубе своих детей – двух милых девочек. Все это совершенно вышибает. Почти похоже на здоровую, нормальную дружбу, чё должна была у нас быть, вместо моих постоянных попыток хоть как-то остановить иво беспредел. Он рассказует мине за свою предстоящую выставку, зазывает туда и тащится от недоверия на моем щачле, а я даж не пытаюся иво скрыть, пока ко мне медленно подъезжает мой клетчатый чемодан на колесиках.
– Угу, знаю, – снисходительно соглашается Бегби, – прикольные старые расклады, Рентс.
– Базара нет.
«Франко. Выставка, блядь! Такой хуйни нарочно не придумаешь!»
Кароч, смотрю, как он выходит с зала прилета лос-анджелесского аэропорта со своей молодой женой. Она умная и клевая, и у них явно любовь. Это большой шаг вперед, если сравнивать с той, как ее, в былые времена. Схватив бутылку воды с автомата, заглатываю еще один амбиен и направляюсь в автопрокат с тревожным чувством, что вселенная съехала с катушек. Если бы здесь и сейчас кто-то сказал мине, чё «Хибзы»[1 - «Хиберниан» (Hibernian F. C., с 1875) – шотландский (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%BE%D1%82%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D1%8F) профессиональный футбольный клуб (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%83%D1%82%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BA%D0%BB%D1%83%D0%B1) из эдинбургского района Лит (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B8%D1%82_(%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4)). Основан католическим священником Эдвардом Ханноном (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%BD,_%D0%AD%D0%B4%D0%B2%D0%B0%D1%80%D0%B4_%D0%94%D0%B6%D0%BE%D0%B7%D0%B5%D1%84) и первоначально предназначался для членов ирландской (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%86%D1%8B) иммигрантской общины (откуда название, происходящее от латинского (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B0%D1%82%D1%8B%D0%BD%D1%8C) наименования Ирландии (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D1%8F) – Hibernia). Домашняя арена клуба – стадион «Истер-роуд». – Здесь и далее примеч. перев.] выиграют в следующем сезоне Кубок Шотландии, я бы практически ему, нахуй, поверил. Стыдно признаться, но горькая правда в том, чё я завидую пиздюку – художнику и творцу с шикарной чикулей. Не можу не думать: «На его месте должен был быть я».
Часть первая. Декабрь 2015. Еще одно неолиберальное Рождество
1
Рентон – Командировочный
На лбу у Фрэнка Бегби выступает сыпь с капелек пота. Стараюся не зырить. Он как раз вошел в здание с кондеем, и его организм адаптируется после жары снаружи. Напоминает мине, как мы познакомились. Тада тож тепло было. А может, и нет. С возрастом начинаешь разную хуйню идеализировать. Вообще-то, это было не в начальной школе, как я часто рассказывал. Эта история втиснулася в тот стремный, раздутый зазор между фактами и фольклором, где оказалась куча баек за Бегби. Нет, это было еще раньше: у фургона с мороженом за Фортом, видать, в воскресенье. И он нес большой пластиковый контейнер.
Я как раз недавно пошел в школу и знал за Бегби оттудова. Тада он был на один класс старше, но это потом поменяется. Я встал за ним в очередь, а в глаза нам лупило яркое солнце, чё пробивалось в просветы меж темными многоквартирками. «Походу, пай-мальчик», – подумал я, глядя, как он послушно передает мороженщику контейнер.
– Это на после ужина, – сказал он с широкой улыбкой, заметив, чё я за ним наблюдаю. Помню, тада меня это сильно поразило: никада не видел, чёбы ребенку разрешали целый контейнер набрать. Маманя просто давала мине сливки с банки «Пламроуз» с кусочками персиков или груш.
Потом, када я получил свой рожок, Бегби затормозил и подождал меня. Мы пошли вместе по улице, болтая за «Хибзов» и за свои велики. Мы были быстроногие, особенно он, чесали спортивной ходьбой и резко припускали трусцой, чтобы морожено не растаяло. (Значит, денек был-таки жаркий.) Я направился к высокому муниципальному дому «Форт-хаус», а он повернул через дорогу к закопченной многоквартирке. Тада это был просто «Старый Вонючка», пока не почистили камень и промышленную сажу не убрали.
– Покеда, – помахал он мне.
Я помахал в ответ. Да, он и был на вид пай-мальчиком. Но позже я узнал о другом. Я всегда рассказывал историю, как миня посадили рядом с ним в средней школе, будто для меня это было наказанием. Но это не так. Мы сели вместе, потому как уже подружились.
Щас я насилу можу поверить, чё нахожусь тут, в Санта-Монике, Калифорния, и веду такую вот жизнь. Особенно когда напротив меня за столиком сидит Фрэнк Бегби с Мелани, в этом классном ресторане на 3-й улице. Мы оба в тысяче световых лет от того фургона с мороженом в Лите. Я вдвоем с Викки, она занимается продажами фильмов, но сама родом из английского Солсбери. Мы нашли друг друга на сайте знакомств. Это наш четвертый выход в свет, и мы еще покамесь не потрахались. Наверно, после третьего было б самое то. Мы ж не бебики. Теперь я чувствую, что мы чересчур затянули и немного робеем друг перед другом, гадаем: это вообще хоть к чему-то приведет? Я считал, что я клевый, но фигня в том, что она красотка и мне ужасно хочется быть с ней.
Кароч, напряжно находиться рядом с Франко и Мелани – такой яркой, бронзовокожей и здоровой парой. Франко на двадцать лет старше, но он почти что подходит этой подтянутой и загорелой калифорнийской блондинке. Они свободно и вальяжно ведут сибя друг с другом: то рукой ляжки коснутся, то украдкой в щеку чмокнут и постоянно обмениваются многозначительными взглядами и заговорщицкими улыбками.
Влюбленные – пиздюки. Сами того не желая, они тычут тебя носом. И Фрэнк Бегби делает это со мной с того блядского дня на борту самолета прошлым летом. Мы все-таки остались на связи и уже несколько раз виделись. Но мы никогда не оставались вдвоем – он всегда с Мелани, а иногда и я кого-нибудь приведу. Как ни странно, инициатором выступает Франко. Когда мы договариваемся о стрелке с глазу на глаз, чтобы я мог обсудить возвращение долга, он вечно находит повод отменить встречу. Сейчас мы тут в Санта-Монике, и скоро Рождество. Он пробудет здесь, на солнышке, все праздники, пока я буду в Лите со своим стариком. Парадокс в том, что я могу теперь расслабиться, когда сидящий напротив чувак, который, по моим представлениям, никогда не должен был свалить со старого порта (разве что в кутузку), больше не представляет угрозы.
Еда вкусная, а компашка приятная и оттяжная. В общем, мне надо бы успокоиться. Но не тут-то было. Мы с Викки и Мелани раздавили бутылку белого. Я мечтаю о второй, но молчу. Франко больше не бухает. Я повторяю про сибя в недоумении: «Франко больше не бухает». И када уже пора уходить и отправляться на убере к Викки, которая живет поблизости в Венисе, я снова задумываюсь над скрытым смыслом его трансформации и над тем, что она означает для меня. Я далеко не жесткий трезвенник (хоть и было б неплохо), но уже много лет хожу на собрания «Анонимных наркоманов» и потому в курсах, чё не возвращать ему бабки – это для миня просто психологически недопустимый вариант. Когда верну ему долг – а я врубаюсь, что обязан это сделать не только ради него, но и ради себя, – этот невъебенный груз свалится с моих плеч. Эта необходимость убегать отпадет навсегда. Я смогу больше видеться с Алексом, может, даже как-нибудь восстановлю отношения с Кэтрин, своей бывшей. Возможно, у миня получится тут с Викки, посмотрим, куда это нас заведет. А всего-то и надо – ращитаться с этим пиздюком. Я точно знаю, сколько должен ему по теперешнему курсу. Пятнадцать тысяч четыреста двадцать фунтов – этому равняются сегодня три тыщи двести. А это детский лепет по сравнению с тем, чё я должен Больному. Хоть я и откладываю для него и Второго Призера. Зато с Франко сроки поджимают.
На заднем сиденье убера Викки сжимает мою ладонь. Лапы у нее большеваты для женщины ростом примерно сто семьдесят – почти такого же размера, как мои.
– О чем задумался? О работе?
– Угадала, – хмуро вру я. – У меня эти сейшена на Рождество и Новый год в Европе. Но хотя б смотаюсь домой и проведу время со стариканом.
– Мне бы тоже хотелось домой съездить, – говорит она. – Тем более что сестра возвращается из Африки. Но это займет большую часть отпуска. Так что остается Рождество с какими-нибудь экспатами… в который раз, – раздраженно вздыхает она.
Сейчас самое то сказать: «Жаль, что не могу провести Рождество здесь с тобой». Это было б простым и честным признанием. Но встреча с Франко снова меня высадила, и момент упущен. Хотя есть и другие возможности. Когда подъезжаем к моему дому, спрашиваю Викки, не хочет ли она зайти ко мне и выпить на посошок. Она натянуто улыбается:
– О чем речь.
Поднимаемся в квартиру. Воздух душный, затхлый и горячий. Врубаю кондей, тот со скрипом и свистом включается. Наливаю два бокала красного и плюхаюсь на маленькую кушетку, внезапно устав после всех своих разъездов. Моя диджей Эмили говорит, что ничего не бывает просто так. Повторяет это как мантру. Я никогда не ведусь на всю эту хуйню про силы космоса. Но теперь думаю: «А может, она права?» Может, я должен был наткнуться на Франко, чтобы вернуть ему долг? Облегчить душу? Двигаться дальше? Как ни крути, он именно так и поступил, а это я, блядь, застрял.
Викки уже села на кушетку рядом со мной. Она потягивается, как кошечка, потом скидывает туфли и подбирает под себя загорелые ноги, расправляя юбку. Кровь приливает у меня от головы к мудям. Ей тридцать семь, и, насколько я могу судить, она ведет приличную жизнь. Вокруг нее крутилась пара штук мудозвонов, и она разбила сердца нескольким додикам. Сейчас у нее огонь в глазах, а сжатые челюсти как бы говорят: «Пора посерьезнеть. Гадь или слезай с горшка».
– Думаешь, нам пора… э… перейти на новый уровень? – спрашиваю.
Глаза у нее узкие и зоркие, и она касается выгоревших на солнце каштановых волос, отброшенных назад со лба.
– Думаю, да, – говорит она, стараясь быть сексуальной, и у нее получается.
После первого перепиха нам обоим наконец-то полегчало. Все было выше всяких похвал и должно пойти дальше как по маслу. Я всегда фанател от того, как если на кого-то западаешь, то без одежды человек выглядит даже лучше, чем ты себе нафантазировал. Но на следующий день она рано уходит на работу, а мине надо садиться на самолет до Барселоны. Сам по себе сейшен не такой уж и важный, но он проходит в ночном клубе, который продвигает чел, чё мутит там фестиваль «Сонар». Мы договорились об участии в фесте, подписавшись на это рождественское шоу. Кто знает, когда мы с Викторией затусим снова. Но улетаю я довольный: есть что вспомнить и, возможно, есть ради чего вернуться. А такого давно уже не было.
В общем, сижу и лечу на восток – пугающий восток. Для этого принципиально нужен бизнес-класс. Мне надо лежать пластом, но стюардесса предлагает классное французское вино из своего ассортимента, и не успеваю я опомниться, как уже снова в говно на высоте. Мысли только о том, чтоб кокса занюхать. Ограничиваюсь пока амбиеном.
Да, она стала до неприличия моднявой. Угу, ее сгубило бабло. По-любому ее колонизировали ебучие космополиты, которые тащатся от платежеспособности и забивают на индивидуальность: их безрадостный смех из баров и кафешек разносится эхом по узким улочкам. Но, несмотря на все эти оговорки, простой факт остается фактом: если ты не любишь Барселону, значит ты хуйло и полностью потерян для человечества.
Я знаю: во мне еще бьется какой-никакой пульс, потому что я ее люблю. Даже када силюсь не закрывать глаза, чтобы миня не зашвырнуло обратно в пекло потного ночного клуба, из которого я либо только что вышел, либо туда чешу. В голове постоянно лупит четырехтактный бит, хотя таксист крутит дребезжащий латиноамериканский музон. Вываливаюсь из таксо, чуть не падая с ног от усталости. Вытаскиваю свой чемодан на колесиках из багажника и насилу заползаю в отель. Регистрация проходит быстро, но мне кажется вечностью. С тяжелым вздохом выпускаю воздух из легких, чтобы поторопить администратора. Очкую того, чё прямо щас зарулит кто-то с моих диджеев или промоутер и захочет поговорить. Пластиковая карточка для входа в мой номер выдана. Кое-какие замечания насчет вай-фая и завтрака. Залезаю в лифт. Мигающая зеленая лампочка в замке заверяет, что ключ фурычит: «Слава яйцам». Я внутри. На кровати.
Не знаю, сколько я был в отключке. Но телефон в номере будит меня своей громкой отрыжкой. Мысленно путешествую с каждым сигналом, и паузы такие долгие, что всякий раз появляется надежда: этот был последним. Потом… это Конрад. Прибыл мой самый выежистый клиент. Привожу кости в вертикальное положение.
Как бы мне хотелось вернуться в Л.-А. или Амстердам – по барабану – и зырить «Поп-идола» и чтобы ко мне прижималась Викки, но сейчас я в этом барселонском отеле, я трясущееся месиво из джетлага и снежка и почти доволен, что мой ай-кью постепенно снижается, а пульс растет. Я в баре с Карлом, Конрадом и Мигелем, промоутером из «Ницы» – клубешника, где мы играем. Слава богу, он умница. Входит Эмили. Она не хочет садиться с нами, демонстративно стоит возле стойки и играется с мобилой. Это такая заява: я должен встать и подойти к ней.
– Этих мудозвонов из своего мальчикового клуба пристроил, а про меня забыл?
В моей работе меня мало чего напрягает. Если надо подогнать диджею проституток, мой нравственный компас уже не испытывает никаких угрызений. Но если диджей – молодая баба, которая ищет себе другую молодую бабу, это уже выходит за рамки моей компетенции и зоны комфорта.
– Послушай, Эмили…
– Называй меня диджей Ночное Видение!
Как реагировать, когда молодая девица с волнистыми темными волосами, родинкой на подбородке и большими, как бассейны, глазами смотрит на тебя, точно и правда обладает ночным зрением? Она раз сказала, что мать у нее была цыганка. Я удивился, потому как знаком с ее папулей Микки, который с виду ну чисто из Лиги английской обороны[2 - Лига английской обороны (English Defence League, с 2009) – британская ультраправая исламофобская организация, активно проводила протестные демонстрации в 2009–2011 гг., впоследствии захирела.]. Своему погонялу она придает дофига значения, поскольку слышала, как я называл Карла «ЭН-СИН», а Конрада – «Техноботан».
– Послушай, диджей Ночное Видение, ты красивая женщина. Любой чувак, – сразу поправляю себя, – в смысле, девушка или вообще человек, если только он в здравом уме, захотел бы с тобой переспать. Но если ты трахаешь каких-то шалав с намазанными губами и на шпильках, от этого пиздец как харит, когда я найтую в соседнем номере наедине с классной книжкой. А потом будет харить уже тибя, када придется врать Старр.
Старр, подружка Эмили, – отпадная высокая студентка-медичка с волосами цвета воронова крыла. Можно подумать, таким девицам не изменяют, но нет таких красоток, которых не постигла бы эта участь. Хелена, бывшая Карла, – просто огонь, что не мешает этому стремноватому альбиносищу со Стенхауса пердолить все, что ему лыбится. Эмили откидывает волосы с глаз и отшатывается назад на каблуках, поглядывая на парней. Карл бодрячком, жестикулирует и спорит с Мигелем: голос у него резкий, подогретый наркотой. Пиздец надеюсь, чё мудак не запорет этот сейшен. Конрад смотрит с таким отрешенным типа весельем, запихивая себе в пасть дармовые орешки. Эмили поворачивается ко мне, голос у нее грубый и низкий:
– Тебе на меня не пофиг, Марк?
– Ну конечно, зая, ты же мне как дочь, – дурковато говорю я.
– Ага, только я зарабатываю для тебя деньги, а не заставляю платить за колледж, да?
Вообще-то, Эмили Бейкер, или Ночное Видение, зарабатывает для меня не так уж много денег. За несколькими заметными исключениями, у женщин-диджеев дела идут неважнецки. Еще когда у меня был свой клуб, я ангажировал Лизу Громкую, Конни Плавную, Марину ван Рой, Маргаритку, Принцессу Джулию и Нэнси Шум, но на каждую из них были еще десятки других, кого стоило бы ангажировать, однако их не приглашали. У женщин-диджеев нередко классный вкус, и ставят они клевый, правильный хаус, который меня прикалывает. Но обычно они не такие обсессивно-компульсивные, как мужики. Короче, у них есть своя жизнь. А даже если нет, их все равно трудно раскрутить, ведь индустрия безнадежно сексистская. Если они не красотки, промоутеры не принимают их всерьез и игнорят. А если они красотки, промоутеры не принимают их всерьез и клеят.
Впрочем, я не собираюсь поминать трек или студию, иначе Эмили заведется. Студия крутая, но Эмили ей не доверяет, и я ж не можу учить кого-то жизни. С диджеями у меня больше головняка, чем с собственным сыном, – разница тока в том, что он мине, по сути, без разницы. Когда я говорю людям, чем занимаюсь по жизни, ебанатам это кажется чем-то гламурным. Ну не пиздец ли? Меня зовут Марк Рентон, и я шотландец, который живет между Голландией и Америкой. Большую часть жизни провожу в отелях, аэропортах, на телефонах и в электронке. У меня примерно 24 000 долларов на счету «Ситибанка» в США, 157 000 евро в «АБН АМРО» в Нидерландах и 328 фунтов в банке «Клайдсдейл» в Шотландии. Если я не в отеле, моя голова лежит на подушке в квартире с видом на канал в Амстердаме или в кондоминиуме без балкона в Санта-Монике, в добром получасе ходьбы от океана. Это, конечно, лучше, чем сидеть на пособии, расставлять товар на полках в супермаркете, выгуливать цуцика какого-то богатого мудилы или мыть жопу какому-нибудь слюнявому пиздюку, но все равно не бог весть что. Только в последние года три я начал поднимать серьезные бабки, после того как Конрад раскрутился.
Мы слегонца нюхнули в отеле и добираемся до клуба на таксо. Конрад редко выступает по коксу или ешкам, но траву курит тоннами и жрет, как кобыла с пивными титьками. Еще у него нарколепсия, и он забылся привычным глубоким сном в прихожей рядом с гримеркой, а место там людное – полно директоров диджеев, журналюг и тусовщиков. Я чешу с Мигелем в бар, чтобы обсудить дела, а когда минут через сорок прихожу проверить своего суперзвездного диджея, с ним уже что-то не так.
Он еще в отрубе, лежит на боку, сложив руки, но… ко лбу что-то приклеено.
Это… да это ж ебаный дилдо!
Осторожно тяну, но самотык пристал намертво. Веки Конрада шевелятся, но остаются закрытыми, и он негромко ворчит. Отпускаю.
«Блядь! Какой еще пиздюк…»
Карл! Но он в аппаратной для диджеев. Чешу обратно в гримерку, где Мигель беседует с Эмили, которая готовится выступать.
– Кто, блядь… вон, у него на бо?шке, – показываю, и Мигель идет проверить, а Эмили пофигистично пожимает плечами. – Карл… Вот пиздюк…
Влетаю в аппаратную, пока Карл заканчивает работать перед отмороженной публикой на танцполе, занятом всего на четверть. У моего плеча появляется Эмили, готовая его заменить.
– Суда иди, хуйло, – хватаю его за руку.
– Чё за нах…
Тащу его из аппаратной через гримерку в прихожую и тычу пальцем в дрыхнущего голландца с самотыком на бошке:
– Твоих рук дело?
Мигель стоит тут же, оторопело вылупившись на нас. Карл ржет и шлепает каталонского промоутера по спине. Мигель нервно фыркает и разводит руками:
– Я ничего не видел!
– Кажись, у тебя очередная сложная управленческая проблема, бро, – ухмыляется Карл. – Я почесал на танцпол. Там была одна знойная кисуля, я с ней все время переглядывался. Можно бы ей подсунуть. Короче, не жди меня. – Он пихает миня в руку, а потом трясет Конрада за плечо: – Подъем, залупоголовый голландский нарколыга!
Конрад не открывает глаз. Просто переворачивается на спину, и дилдо торчит вверх. Карл уходит, оставляя меня разгребать эту ебаную жесть. Поворачиваюсь к Мигелю:
– Каким хуем суперклей удаляют?
– Не знаю, – признается он.
Хреново. Всегда чувствовал: еще чуть-чуть, и Конрада я потеряю. Крупные компании давно подбивают клинья. Ему голову вскружит. Это уже случилось с Иваном, бельгийским диджеем, которого я раскрутил, а пиздюк переметнулся, как только потекли отчисления. Я не могу допустить, чтобы с Конрадом произошло то же самое, хоть и чую неизбежное.
Наблюдая, как он кемарит, достаю свой «мак» и разбираю пару мейлов. Он еще в отключке, когда я смотрю на часы, – Эмили скоро заканчивает свой сет, и я трясу его:
– Корешок, пора отжигать.
Он моргает и просыпается. Глаза у него закатываются: периферическим зрением он замечает вверху что-то расплывчатое. Трогает лоб. Дергает за хуй. Больно.
– Ай… что это?
– Какой-то пиздюк… наверно, Юарт, хуйней страдает, – говорю ему, делая вид, что не придаю этому значения.
Заходит Мигель. Звукореж орет, что Конрад на очереди.
– Скажи Ночному Видению, чтоб держала пока оборону, – говорю и тяну за самотык. Тот словно растет у Конрада из головы.
Мигель наблюдает с растущим беспокойством и говорит гробовым голосом:
– Придется отвезти его в больницу, чтобы это убрать!
Руки у меня не такие уж умелые, и Конрад взвывает:
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом