Алексей Исаев "Катастрофа 41-го. Альтернативная версия"

grade 4,0 - Рейтинг книги по мнению 20+ читателей Рунета

Что, если бы Гитлеру не удалось застать Сталина врасплох, будь Красная Армия своевременно приведена в полную боевую готовность, – имелись ли шансы у советских войск выиграть Приграничное сражение и избежать катастрофы 1941 года? Что, если бы Советский Союз нанес удар первым – могла ли Красная Армия в считанные недели разгромить Вермахт, как утверждает скандально известный Виктор Суворов, или потерпели бы еще более страшное поражение, чем в текущей реальности? Что, если бы в СССР удалось создать собственный вариант «блицкрига», доведя до ума теорию «стратегических танков» и превратив монструозные, почти неуправляемые мехкорпуса 1941 года в хорошо сбалансированные, мобильные и эффективные элитные соединения, способные изменить ход Великой Отечественной? В этой книге ведущий военный историк поднимает изучение исторических альтернатив на подлинно НАУЧНЫЙ уровень, превращая игру в «если бы» из досужей забавы писателей-фантастов в профессиональное исследование! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Яуза

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-00155-213-0

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 14.06.2023

Катастрофа 41-го. Альтернативная версия
Алексей Валерьевич Исаев

История без грифа «Секретно»
Что, если бы Гитлеру не удалось застать Сталина врасплох, будь Красная Армия своевременно приведена в полную боевую готовность, – имелись ли шансы у советских войск выиграть Приграничное сражение и избежать катастрофы 1941 года? Что, если бы Советский Союз нанес удар первым – могла ли Красная Армия в считанные недели разгромить Вермахт, как утверждает скандально известный Виктор Суворов, или потерпели бы еще более страшное поражение, чем в текущей реальности? Что, если бы в СССР удалось создать собственный вариант «блицкрига», доведя до ума теорию «стратегических танков» и превратив монструозные, почти неуправляемые мехкорпуса 1941 года в хорошо сбалансированные, мобильные и эффективные элитные соединения, способные изменить ход Великой Отечественной?

В этой книге ведущий военный историк поднимает изучение исторических альтернатив на подлинно НАУЧНЫЙ уровень, превращая игру в «если бы» из досужей забавы писателей-фантастов в профессиональное исследование!

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.




Алексей Валерьевич Исаев

Катастрофа 41-го. Альтернативная версия

Автор благодарит участников Военно-исторического форума

http://www.vif2ne.ru за ценные замечания и плодотворные

дискуссии, которые помогли в работе над этой книгой.

© Исаев А. В., 2020

© ООО «Яуза-Каталог», 2020

Введение

Однако следует заметить, что расчет альтернативных вариантов развития событий не такая простая вещь, как может показаться на первый взгляд.

Многим хорошо знакома расхожая фраза, которая обычно ставит точку в обсуждении разного рода альтернативных сценариев развития исторических событий: «История не знает сослагательного наклонения». С одной стороны, с ней не поспоришь. Однако небезынтересно проследить, откуда она взялась изначально. Часто эту фразу приписывают И. В. Сталину, который был в первую очередь действующим политиком, а не ученым. С политической точки зрения это утверждение действительно аксиома: вернуться в прошлое и что-то изменить невозможно. Во всяком случае, в реалиях обозримого прошлого и в наше время, до изобретения машины времени. Что сделано, то сделано, и политикам приходится расхлебывать именно ту кашу, которую заварили они или их предшественники.

Историки находятся в несколько других условиях. Разумеется, отвечая на вопрос «Как?» («…произошли те или иные события»), они придерживаются принципа «история не терпит сослагательного наклонения». Совсем другая ситуация при ответе на вопрос «Почему?» («…произошли эти события»). Собственно, нет ничего криминального в ответе историка на вопрос: «А что случилось бы, если…?» Вольно или невольно исследователи и так отвечают на этот вопрос на страницах вполне серьезных и безупречных с точки зрения канонов исторической науки работ. Например, редкая книга, посвященная японской атаке на Перл-Харбор 7 декабря 1941 г., обходится без обсуждения вероятных последствий налета гипотетической третьей волны самолетов с японских авианосцев. Фактически обсуждение вопроса о третьей волне атакующих позволяет лучше понять, что произошло в пресловутый «день позора» в ходе налета двух реальных волн. Оно становится полезным упражнением для закрепления материала и понимания возможностей ПВО американской военно-морской базы. «Сослагательное наклонение», появляющееся у истории в процессе обсуждения, вовсе не мешает вдумчивому и серьезному ее изучению.

Пример с Перл-Харбором вовсе не является исключением из правила. Скорее наоборот. Самые разные войны и конфликты дают нам примеры ситуаций, заставляющих спустя десятилетия задаваться вопросом: «Что, если бы…?» В случае с Цусимой предметом обсуждения становится гипотетическое перестроение новейших броненосцев эскадры Рожественского в строй фронта и атака совершающей поворот японской эскадры. В случае с «Битвой за Британию» обсуждается стратегия германских налетов, ошибки и просчеты в выборе целей командованием Люфтваффе. При этом неизбежно просчитывается развитие событий в отсутствие этих промахов германской стороны. Таких примеров можно привести еще не один десяток. Богатые возможности для рассуждений «Что было бы, если…?» дают судьбы великих людей. Безвременная гибель той или иной яркой исторической личности неизбежно заставляет задуматься о том, что было бы, если бы этот человек прожил еще год, два или десятилетие. Одним словом, «сослагательное наклонение» так или иначе вторгается в историю. При этом язык не поворачивается сказать, что это вмешательство в данном контексте носит негативный характер.

Поврежденные и потопленные в Перл-Харборе американские корабли. События 7 декабря 1941 г. являются популярной темой для рассуждений «Что, если…»

Одновременно сложившаяся традиция ответов на вопрос «Что, если…?» задает определенные «правила хорошего тона» в обсуждении сослагательного наклонения тех или иных уже произошедших событий. Во-первых, расчет предполагаемого хода боевых действий возможен на небольшую глубину, на протяжении сравнительно короткого периода времени. Во-вторых, ветвление (уход в альтернативную линию развития событий) целесообразно сугубо в рамках тех условий, которые имелись в реальности.

Возвращаясь к приведенному выше примеру: если изучение реальных событий приводит к выводу, что японцы технически не могли поднять третью волну самолетов со своих авианосцев 7 декабря 1941 г., то от «сослагательного наклонения» третьей атаки на Жемчужную гавань нужно и должно отказаться. Всегда есть некий «потолок», выше которого прыгнуть невозможно. Например, изобретение пулемета потребовало определенного технического и технологического уровня развития цивилизации. Массовое производство пулеметов в Наполеоновскую эпоху просто невозможно технически. Дело вовсе не в отсутствии в Европе времен Нельсона и Наполеона своего Хайрема Максима. Если игнорировать эти реалии, то «сослагательное наклонение» становится не более чем беллетристикой, сказкой по мотивам исторических событий.

В приложении к 1941 г. таким «пулеметом «максим» у Дениса Давыдова» являются шапкозакидательские настроения. «Вот если бы не генералы, мы бы тевтонов уже в первые недели гнали до Берлина…» Убаюкивающих сказок о «малой кровью, могучим ударом» не ждите. Автор не первый год занимается историей 1941 г., и поэтому ему, например, и в голову не придет ставить знак равенства между танковой группой (численностью 150–200 тыс. человек) и советским механизированным корпусом (30–35 тыс. человек) просто потому, что в них по тысяче танков. Разница между 1941 и 1945 г. не только и не столько в генералах, командирах и боевом духе. Существовало множество объективных факторов, таких, как соотношение сил. Впрочем, всему свое время.

Случайности и закономерности

Весной и летом 1941 г. нарушения границы совсем не были из ряда вон выходящим происшествием в Генерал-губернаторстве. Однако обычно заблудившиеся красноармейцы стремились как можно быстрее покинуть территорию чужого государства. Этот же солдат со знаками различия Красной армии, напротив, сразу же бросился навстречу немецкому патрулю. Он повторял только одно слово: «Ангриф! Ангриф!» (наступление – нем.). Солдат промок до нитки: было понятно, что он вплавь преодолел Буг. Перебежчика доставили в штаб. Добровольный помощник Вермахта с белой повязкой на рукаве, сбиваясь, торопливо переводил офицеру слова нежданного гостя из СССР. Однако, при всех недостатках перевода, основная мысль была понятна: Красная армия скоро перейдет границу и ударит по Германии. Перебежчик был призван в недавно присоединенных к СССР западных областях Украины и отнюдь не горел желанием принимать участие в войне в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии. Еще до окончания допроса последовал звонок в вышестоящий штаб. Нельзя сказать, что там эти сведения вызвали удивление: донесения разведки в последние дни были все тревожнее. Однако в готовившихся к операции «Барбаросса» штабах эти доклады воспринимали лишь как вполне ожидаемые контрмеры Красной армии перед лицом возможного нападения. Теперь же события принимали неожиданный оборот. Вскоре сотни тысяч людей пришли в движение. Солдаты и офицеры пехотных частей Вермахта занимали позиции в приграничных укреплениях. Томительное ожидание длилось недолго: буквально на следующее утро загрохотала артиллерийская подготовка. Война началась…

Здесь и далее я буду описывать такими вставками курсивом эпизоды войны, которой никогда не было, альтернативные варианты развития событий. Прошу не забывать, что реальные события были куда страшнее и трагичнее. Однако прошу отнестись к этому снисходительно: анализ альтернативных вариантов развития событий является одним из инструментов изучения истории. Это своего рода мысленный эксперимент, позволяющий нам понять узловые точки и оценить наиболее значимые факторы реальных событий. Лирические отступления с моделированием событий лишь призваны иллюстрировать анализ ситуации и вариантов развития боевых действий. Представьте, что это строки из книги по истории, которую написали бы по итогам альтернативного развития событий.

Большая политика

Удар по Гитлеру первыми традиционно негативно оценивается в отечественной литературе. Впрочем, нельзя сказать, что эта точка зрения является доминирующей. Тем не менее иногда даже звучат слова о том, что Сталин правильно сделал, что дождался нападения Гитлера и не стал нападать сам. Это якобы дало неоспоримые моральные преимущества. Однако это представляется попыткой сделать хорошую мину при плохой игре. Никакого перевешивающего все и вся морального преимущества этот факт не давал.

Германия себя уже достаточно дискредитировала и в достаточной мере сама проявила себя как агрессор. Поэтому вступление в войну против нее с большим трудом можно было бы интерпретировать как агрессию. Ситуация с Финляндией в 1939 г. была все же принципиально другой. Сомнения относительно адекватной оценки вступления в СССР в войну ударом по Германии проистекают не в последнюю очередь ввиду демонизации Запада.

Картины поражений похожи друг на друга. Разбитые немецкие автомашины в Белоруссии летом 1944 г.

Однако демонизированный Запад имеет примерно такое же отношение к действительности, как и голливудский советский генерал, пьющий водку из samovar в промежутках между играми с дрессированным медведем. У Запада были свои интересы, и изничтожение как «первого в мире государства рабочих и крестьян», так и России в том или ином виде никогда не было idee fixe западных стран. Я веду здесь речь не об отдельных политиках, а об общих тенденциях европейской и англо-американской политики. Более жесткое разделение на два противоборствующих лагеря произошло только с началом «холодной войны».

Политические и военные реалии 1941 г. все же принципиально отличались от реалий 1947 г. или 1950–1960 гг. На внешнеполитическом фронте вступление СССР в войну с Гитлером в любом случае было бы воспринято как возвращение в клуб Сил Добра. Из которого он оказался исключен сначала ввиду пакта Молотова – Риббентропа (но это еще было полбеды), а затем ввиду нападения на Финляндию и силового присоединения прибалтийских государств.

К слову, о Финляндии. Вполне возможно, что в случае первого удара Красной армии Финляндия заморозила бы свои планы по вступлению в войну совместно с немцами. Впрочем, если бы даже финское руководство сохранило бы свой прежний курс, вряд ли бы это оказало немедленное воздействие на ход боевых действий.

С точки зрения внутренней пропаганды объяснение «почему мы начали первыми» будет, разумеется, непростым делом. Однако в определенной степени это будет соответствовать слоганам предвоенной агитации о «малой крови» и «чужой территории» (в их поп-восприятии). Кроме того, лучшей пропагандой правильности выбранного курса всегда были военные успехи. Или же, скажем мягче, отсутствие крупных провалов. Потеря сначала вновь приобретенных в 1939–1940 гг. земель, а затем и Минска, Смоленска, Киева была куда более значимым ударом по общественному сознанию, чем гипотетические моральные терзания относительно бремени ответственности за первые выстрелы. Если положить на одну чашу весов удар первыми, а на другую – потерю большой территории и бомбежки городов в глубине страны, то вторая чаша однозначно перевешивает. Многие люди попросту теряли веру в победу, начинали сомневаться в целесообразности жертв. В концентрированном виде это выглядело примерно так: «Если мы все равно проиграем (проигрываем), то кому будет нужна моя гибель?» Также крупные и очевидные неудачи неизбежно порождали сомнения в эффективности высшего руководства страны. На всякий случай подчеркну: «крупные и очевидные неудачи». То есть те, которые невозможно скрыть средствами военной цензуры и которые придется признавать публично в прессе и на радио голосом Левитана. Провал масштаба окружения армии Самсонова в 1914 г. советская пропаганда смогла бы без труда скрыть от широкой общественности. В отличие от Николая Второго, у Сталина не было в столице парламентского балагана, в котором малосведущие люди учили бы его, что делать, и морально осуждали его реальные и мнимые просчеты. Слухи и сплетни в армейской среде также можно было без труда подавлять средствами цензуры и нажимом со стороны политорганов.

Пленные румыны, захваченные в ходе операции «Уран» в ноябре 1942 г. Операции Вермахта в южном секторе советско-германского фронта в 1942 г. в значительной степени опирались на союзников Германии. Это в немалой степени стало причиной их провала

На бытовом уровне люди все же понимали, что превентивный удар может быть вызван военной необходимостью. Несмотря на паузу с осени 1939 г. по весну 1941 г. фашизм (принятое в СССР наименование нацизма) был вполне успешно позиционирован как абсолютное зло. Превентивный удар по такому врагу был бы, несомненно, воспринят населением СССР в целом благожелательно. На фоне сообщений ровным голосом Левитана о боях в районе Ломжи, Перемышля, а то и Седлеца решение руководства ударить первыми получило бы поддержку общества. В СССР чувствовали приближение войны, ее начало хотя и было неприятным известием, но, по большому счету, никого не удивило и не поразило как гром среди ясного неба.

Первые выстрелы быстро делят мир на своих и чужих. Слова известной песни «Киев бомбили» наверняка останутся на своем месте даже в случае «начинаем первыми». И Минск, и Киев, и многие другие города наверняка подвергнутся немецким бомбардировкам с воздуха вне зависимости от того, кто будет инициатором войны. Разрушенные здания, убитые мирные жители будут взывать к мщению. Одним словом, на внутриполитическом фронте удар первыми был бы также воспринят скорее благожелательно, нежели однозначно отрицательно.

«Могла бы произойти катастрофа…»

Если с политическими последствиями и перспективами ситуация практически очевидная, то оценка возможностей Красной армии в «первом ударе» является куда более сложным делом. Неудачи лета 1941 г. – это достаточно серьезный аргумент против возможности успешного ведения советскими войсками наступательных операций против германской армии. В сущности, когда мы рассуждаем о возможном исходе сражения полностью развернутой и отмобилизованной РККА с Вермахтом, мы должны ранжировать причины поражений в реальном 1941 г. Что было главным в длинном списке причин неудач? Упреждение в развертывании и мобилизации? Низкие профессиональные качества командного состава? Неудовлетворительная тактическая выучка бойцов и младших командиров? Посредственные характеристики боевой техники?

Как многие, наверное, и так знают, я придерживаюсь мнения о преобладании стратегических причин неудач 1941 г. По моему мнению, по своей значимости и весу фактор «упреждение в мобилизации и развертывании» значительно превосходит все остальное. Причем дело не только в ближайших последствиях упреждения Красной армии Вермахтом, но и в долгосрочных последствиях этого события. Разгром армий особых округов ухудшал условия вступления в бой для остальных соединений и объединений Красной армии. Соотношение сил, в котором в бой вступали армии из внутренних округов, было заведомо хуже, чем в отсутствие разгрома многих дивизий и корпусов в Приграничном сражении. Соответственно, после разгрома армий внутренних округов новые формирования опять же вступали в бой в худшем соотношении сил с немцами, нежели в отсутствие поражения (и исключения из боевого состава Красной армии) своих предшественников. Поэтому фактор «упреждение в развертывании» оказывается весьма значимым и «долгоиграющим». Фактически вся летне-осенняя кампания 1941 г. была для Красной армии преодолением печальных последствий упреждения в мобилизации и развертывании.

Однако было бы непростительной ошибкой приравнять к нулю значимость и вес всех остальных факторов поражения советских войск. Серьезные проблемы с боевой подготовкой и отсутствие полноценных механизированных соединений тоже играли свою роль. Также будет влиять на исход многих сражений недостаточный опыт советских командиров и командующих.

Серьезной проблемой Красной армии в 1941 г. были бронебойные снаряды. Производство технологически сложных 76-мм бронебойных снарядов столкнулось с большими трудностями. План выпуска снарядов основного на тот момент типа, известного как «черт. № 2-03545», систематически срывался и оказывался выполнен всего на 18 %. Объяснялось это как объективными, так и субъективными причинами. Также негативно повлияли на отношение промышленности к заказам военных «чемоданные настроения», когда всем было понятно, что в обозримое время находящийся в производстве снаряд будет сменен на какой-либо новый образец.

Немецкий истребитель ВП09 перед взлетом. Эти самолеты были серьезным и опасным противником советских ВВС

Все это поставило Красную армию в сложное положение в условиях массированного применения противником танков. Имевшиеся в войсках в избытке 45-мм бронебойные снаряды не гарантировали поражения немецких танков последних серий выпуска и САУ «Штурмгешюц». Можно даже сказать, что они были практически бесполезны при стрельбе по ним в лоб. Даже 40-мм броня «современного качества» поражалась под углом 30‡ только с дистанции 150 метров. Как позднее выяснилось на испытаниях немецких трофейных танков и САУ, их 50-мм лобовая броня высокой твердости пробивалась 45-мм бронебойным снарядом только с дистанции 50 метров. На больших дистанциях снаряды разрушались, не пробивая броню. 76-мм бронебойных снарядов, которые хотя бы обеспечивали поражение САУ «Штурмгешюц» и немецких танков новых типов на приемлемых дистанциях, остро не хватало.

В варианте «Красная армия начинает» все вышеперечисленные факторы сохранятся и будут влиять на развитие событий. Весь вопрос в том, насколько сильно будет это влияние? Приведет оно или нет к поражению советских войск в первой операции?

Бомбардировщики Б-17 над Германией. Налеты авиации союзников заставляли Люфтваффе в 1944 г. держать большую часть истребителей на Западе

Надо сказать, что нам в какой-то мере повезло. Относительно перспектив такого сражения есть мнение, безусловно, авторитетного человека – маршала Г. К. Жукова. Причем он высказывался на эту тему даже дважды. В первый раз это был не опубликованный при жизни Георгия Константиновича отзыв на статью Василевского. В нем Жуков сформулировал свою мысль следующим образом:

«Думаю, что Советский Союз был бы разбит, если бы мы все свои силы развернули на границе… Хорошо, что этого не случилось, а если бы главные наши силы были бы разбиты в районе государственной границы, тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 году».

Формулировка, надо сказать, предельно жесткая. Вместе с тем следует отметить, что главные силы Красной армии и так были разгромлены в первые недели войны. Произошло это, правда, последовательно, в Приграничном сражении и в боях на рубеже Западной Двины и Днепра. Жуков это прекрасно знал.

В 1965 г. он снова высказался на эту же тему в разговоре с историком В. А. Анфиловым о проекте «Соображений…» от 15 мая 1941 г. Георгий Константинович тогда сказал: «Сейчас же я считаю: хорошо, что он не согласился тогда с нами. Иначе, при том состоянии наших войск, могла бы произойти катастрофа гораздо более крупная, чем та, которая постигла наши войска в мае 1942 года под Харьковом».

Обычно этими двумя фразами Жукова размахивают в качестве оценки возможностей Красной армии противостоять Вермахту даже в самых благоприятных для нее условиях. Звучат грозные слова: «Вот и ответ тем, кто ныне считает, что, напади Красная Армия первой в 1941 г., то она бы показала Рейху «кузькину мать»…» Фактически здесь получается продолжение спора о роли различных факторов в поражении Красной армии. С опорой на слова Жукова выдвигается тезис о доминировании таких факторов, как боевая подготовка войск и штабов, в трагедии 1941 г.

Однако так ли очевидны и однозначны оценки советского военачальника? Должен сказать, что Георгий Константинович был человеком неглупым, а местами даже ехидным. В тех случаях, когда он не мог по цензурным соображениям высказаться прямо, он вполне успешно использовал эзопов язык, понятный посвященным. Человеку, знакомому со статистикой войны, в глаза сразу бросится сравнение с Харьковом 1942 г. Собственно, упомянутая Жуковым катастрофа Юго-Западного фронта была далеко не самым крупным поражением советских войск. Киевский «котел», поражение под Вязьмой и Брянском на начальном этапе битвы за Москву оставляют харьковский провал далеко позади. Тогда, в мае 1942 г., в окружение попало 250 тыс. человек. Под Киевом немцы окружили более 500 тыс. человек, окружение трех фронтов в октябре 1941 г. поглотило почти 600 тыс. человек. Харьков вполне уверенно занимает промежуточное положение между разгромами одной-двух армий (Умань, Мелитополь, Белосток, Смоленск) и окружением сразу целых фронтов.

План советского наступления по «Соображениям…»

Это означает, что два высказывания Жукова ни в коей мере не являются эквивалентными друг другу. В первом случае оценки предельно жесткие и перспективы мрачные, во втором – Жуков достаточно оптимистично оценивает масштабы возможной катастрофы. Это заставляет сделать вывод, что Георгий Константинович откорректировал свое мнение и значительно смягчил оценку ситуации. От «Москва и Ленинград были бы заняты» он пришел к сравнению с Харьковом мая 1942 г. Можно также предложить еще одну интерпретацию слов маршала. Как известно, выстоять в 1941 г. позволила «перманентная мобилизация», т. е. формирование новых соединений вразрез с МП-41. В случае начала войны с главными силами Красной армии на границе решение о новых формированиях могло быть принято с опозданием, а то и не принято вовсе. Это могло привести к печальным последствиям. Впрочем, скорее всего Жуков просто изменил свое мнение и смягчил оценку ситуации.

Так или иначе, у нас есть только самая общая оценка перспектив первой операции войны без упреждения Красной армии в мобилизации и развертывании. Что же можно сказать о ходе боевых действий? Хорошо известный многим английский публицист оценил перспективы советского наступления как радужные и даже блестящие. Он написал о «Войне, которой не было» так: «В августе 1941 года Второй стратегический эшелон завершил Висло-Одерскую операцию, захватив мосты и плацдармы на Одере. Оттуда начата новая операция на огромную глубину». То есть, по его расчетам, с 6 июля по август 1941 г. была бы пройдена вся территория от новой границы до Вислы с захватом плацдармов, а в августе – повторен успех реального января 1945 г.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом