Pelham Grenville Wodehouse
LOVE AMONG THE CHICKENS
Швырнувший в Гарина книгой пациент скрылся в ванной комнате.
– Старина, вам не по душе Вудхауз? – спросил Гарин, отдавая книгу санитару и проходя в палату.
– Unreadable![3 - Нечитабельно! (англ.)] – раздалось из ванной.
– Это я ему посоветовал, – сказал Штерн. – Лёгкая, весёлая книга.
Ванные комнаты тоже не имели замков, Гарин приотворил дверь. Пациент с белой кожей и необычно длинными рыжими ресницами громко плюхнулся в наполненную ванну, заливая пол водой. Но вдруг выскочил из ванны и, шлёпая ягодицами, бросился вон столь стремительно, что Гарин едва успел расставить ноги, пропуская его. Прошмыгнув между ногами главврача, пациент прокатился на мокрых ягодицах до журнального столика, выхватил из открытой коробки сигару, сунул в губы, поджёг и тут же кинулся обратно в ванную. И Гарин снова пропустил его между ног. В палате царил беспорядок: не было вещи, не сдвинутой со своего места, подушка и одеяло валялись на полу. Пациент подбежал к ванне, сунул палец в воду:
– Нет, нет… не сейчас…
Круто развернулся, выкатился из ванной и заметался по палате:
– Где же… где же, чёрт возьми?!
– What are you looking for, dear Boris? – спросил Гарин.
– Где, где моя книга? Почему, по какому праву у меня отбирают книги, фаллосы, пистолеты, рапиры, динозавров, женщин?! – заговорил пациент на своём стремительном британском английском, который Гарин с трудом понимал.
– Вот ваша книга. – Штерн взял её у санитара и передал Борису. – Вам же она понравилась?
Тот прижал её к животу:
– Любимая! Несравненная! Лучшая и умнейшая книга в мире после “Евангелия от Иуды”!
– Как вы себя чувствуете? – Гарин сверху смотрел на пациента. – Сон? Аппетит?
Пациент закрыл свои длинные ресницы и закачался на месте:
– О-мер-зи-тельно!
– Что именно? Плохо спите?
– Чудесно! Замечательно!
– Аппетит плохой?
– Пре-вос-ход-ный!
– Страхи? Опасения?
Пациент открыл глаза и бросил на всех отчаянный взгляд неузнавания, словно увидел их впервые:
– Где?
– Что? – Гарин навёл на него пенсне.
– Мой любимый фаллос?
– Коробка позади вас, – подсказала Пак.
Отшвырнув сигару на ковёр, он подбежал к бордовой коробке, открыл. В ней лежали три фаллоимитатора.
– Where's Big Ben?! – вскричал он с обидой.
– Не волнуйтесь, он где-то здесь. – Доктор Пак пошла по палате, разглядывая всё, что валялось.
– Where's my Big Ben?! – закричал Борис сильнее.
Пухлые упрямые губы его искривились, два больших передних зуба полезли из них.
– Не волнуйтесь, сейчас найдём… – Пак и две медсестры стали искать.
– Where's my Big Be-e-e-e-en?!! – заплакал пациент и тут же повалился навзничь, заёрзал ягодицами по полу, вертясь на месте.
– Вот же он, вот! – Одна из медсестёр нашла большой фаллоимитатор с квадратной головкой, передала его Пак.
Присев над плачущим, Пак положила находку ему на живот:
– Он здесь, успокойтесь.
Тот мгновенно схватил фаллоимитатор, перестал плакать, сел, захлопал мокрыми рыжими ресницами, затараторил с обидой и злостью:
– Какое конституционное право вы имеете конфисковать мою собственность? Кто позволил вам преступать закон, вершить произвол, попирать право человека на частную жизнь, нарушать приватность, плевать на великие европейские традиции, одним махом разрушая то, что с таким трудом на протяжении пяти веков возводили и строили наши прапрадеды, на чём основывается, стоит и успешно развивается весь уклад цивилизованной Европы?
Гарин глянул на Пак, ища лингвистической поддержки. Получившая PhD в Кембридже доктор Пак тут же пришла на помощь, заговорив на своём отличном английском:
– Мы прикажем незамедлительно арестовать и отдать под уголовный суд всякого, кто лишь посмеет покуситься на вашу собственность! – произнесла она, грозно нависнув над пациентом.
Он замер, хлопая ресницами.
– Правда?
– Клянусь! – ответила она ледяным голосом.
Борис отшвырнул фаллоимитатор, вскочил, обнял её колени, прижался:
– Я всегда верил в алтайских врачей!
– И правильно делаете! – пророкотал Гарин. – Мы позаботимся о вас. А теперь, дорогой мой, позвольте…
Он навёл blackjack на пухлые и упругие ягодицы Бориса и дал два традиционных разряда. Пациент спокойно стоял, молча обнимая колени Пак.
Гарин опустил blackjack.
Борис почесал ягодицу, разбежался и влетел на кожаный диван. Мгновенье он сидел, хлопая ресницами и бормоча что-то нечленораздельное, затем расхохотался, откинувшись:
– Чушь несусветная!
– Что, простите? – переспросил Гарин.
– Чушь, что послевоенная Европа жаждет объединиться в Соединённые Штаты Европы!
– Вы так полагаете? – спросил Штерн.
– Я уже плюнул в лицо Эмманюэлю. Могу плюнуть и старухе Ангеле, если она только заикнётся. Вот, пусть только попробует, старая провокаторша!
– Как у вас с аппетитом? – спросил Гарин.
– А где мой динозавр?! – вдруг выкрикнул Борис, спрыгнул с дивана, вбежал в спальню и заметался по ней.
Две медсестры пошли за ним, чтобы помочь ему в поисках. Борис носился по замусоренной спальне, шлёпая ягодицами по полу. На кровати лежал навзничь в состоянии сна пластиковый андрогин с женским лицом, большой грудью и торчащим прозрачным фаллосом. Над кроватью висела большая картина в массивной позолоченной раме – Люсьен Фрейд, “Спящий мясник”. Любимая картина Бориса, неизменно сопровождавшая его во всех путешествиях.
– Где? Кто позволил? – метался на ягодицах Борис.
Не найдя ничего, он метнулся к батарее отопления, громко ударился о неё и завопил:
– Кто приказал изъять динозавра?! Кто подписал акт о конфискации?!
– Никто, никто, – поспешила его успокоить Пак. – Найдётся, не волнуйтесь.
– Он никогда не найдётся! Он потерян наве-е-е-е-ки! – завопил пациент, и слёзы градом брызнули сквозь огромные рыжие ресницы.
Пак шагнула к нему, но Гарин предупредительно положил ей на плечо свою увесистую длань.
– Ремиссия, – произнёс он по-русски.
Борис рыдал недолго. Шмыгнув носом, он вдруг пополз по полу, дополз до кровати, залез под неё наполовину, оставив снаружи задницу, покрасневшую от электротерапии. Кровать задрожала. Андрогин открыл глаза, сел на кровати и стал осматриваться.
– Вот ты где! – глухо раздалось из-под кровати.
Кряхтя, Борис вылез с чёрным шаром, сел на пол и расхохотался.
– Динозавр решил удрать в мезозой!
Шлёпнул по шару. Шар засветился, в нём возник серебристый тираннозавр, который стал пританцовывать и запел хриплым басом:
I'm worse at what I do best
And for this gift I feel blessed
Our little group has always been
And always will until the end
Hello, hello, hello how low…[4 - Отрывок из песни “Smells Like Teen Spirit” американской рок-группы Nirvana.]
Борис поцеловал шар с громким чмоком, прижал к животу, вскочил и через поспешно расступающихся медиков метнулся на покрасневших ягодицах в ванную комнату, подпрыгнул и плюхнулся в ванну, снова окатив всё вокруг водой.
– Рекуррентно стабилен, – с улыбкой сказал Гарин Маше, направляясь к выходу.
– Не опаздывайте на завтрак. – Пак заглянула в ванную.
– А сигара? – воскликнул Борис. – Где моя сигара?
– У нас не принято курить в номерах.
– Где моя сигара?! Кто посмел уничтожить мою сигару?! Шалина!! – завопил Борис и тут же разрыдался, шлёпая поющим шаром по воде.
– Шалина ждёт своего господина, – ответил андрогин мужским голосом.
– Доктор Штерн, дайте ему сигару, – распорядился Гарин, выходя из палаты.
Штерн взял из коробки сигару, обрезал и вместе с зажигалкой отдал Борису, который тут же перестал рыдать, выпустил шар и принялся, громко чмокая, раскуривать сигару.
– Hello, hello, hello, how low… – пел тираннозавр под водой.
В пятой палате обитала пациентка по имени Ангела. Едва санитар постучал в дверь и открыл её, она уже стояла в прихожей, скрестив бледные, плетеподобные руки внизу бледного живота.
– Guten Tag, gn? dige Frau! – пророкотал Гарин на своём приличном ещё с гимназейских времён немецком.
– Guten Tag, Herr Doctor Garin! – произнесла она ровным, спокойным голосом и улыбнулась всегда усталыми, густо напомаженными губами.
– Haben Sie gut geschlafen?[5 - Хорошо выспались? (нем.)]
– Nicht so sehr[6 - Не очень (нем.).].
Она повернулась к ним бледным, одутловатым задом и пошла на ягодицах в палату. Гарин со свитой двинулись следом.
– Прошу вас. – Ангела протянула руку в сторону дивана.
– Благодарю! – Гарин сунул blackjack в карман халата и, оставшись стоять, по-докторски потёр ладони. – Жалобы? Опасения? Тревоги?
– Опасения, тревоги, – повторила она с полуулыбкой, подпрыгнув и сев в кресло. – Всё, всё при мне. Никуда не делось.
– Лающие люди?
– Да, лающие люди.
– Вернулись?
– Они никуда и не уходили.
– Только прятались за обычными, нелающими?
– Genau[7 - Точно (нем.).].
