40. Игорь, 5 лет
Устав на меня покушаться, мамаша вроде бы отказалась от намерения меня укокошить. Знай себе пьет, грозно на меня косясь. И вдруг швыряет в меня свой стакан. Я вбираю голову в плечи, и стакан, как всегда, с оглушительным звоном разбивается об стену.
– Может, у меня и не выйдет тебя прибить, но долго портить мне жизнь тебе не удастся, – предупреждает она меня.
Мама накидывает куртку и тащит меня за руку, как будто собралась за покупками, но у меня есть подозрение, что она не намерена шнырять по магазинам. Подтверждение не заставляет себя ждать: она оставляет меня – вернее, бросает – на церковной паперти.
– Мама!..
Она удаляется большими шагами, потом вдруг возвращается и швыряет мне золотой медальон. Внутри фотография какого-то усача.
– Это твой отец. Найди его, и дело с концом. Он с радостью тобой займется. Пока!
Я сажусь в мокрый снег. Я должен продолжить жить, иначе никак. Начинается сильный снегопад, меня заметает снегом.
– Что ты здесь делаешь, малыш?
Я поднимаю замерзшую голову и вижу человека в военной форме.
41. Венера, 5 лет
Днем я рисую, ночью сплю, но беспокойно. Меня одолевают сновидения. Мне снится зверь, запертый у меня в голове и пытающийся вырваться наружу. Это кролик, он прогрызает изнутри мой череп. Не переставая грызть, он твердит одно и то же: «Надо, чтобы ты меня вспомнила!» Я то и дело просыпаюсь от страшной головной боли. Этой ночью боль еще сильнее, чем всегда. Я встаю и иду к маме с папой. Они спят. Как они смеют спать, когда у меня раскалывается голова? Наверное, на самом деле они меня не любят.
Я рисую свою боль, рисую существо, сидящее, кажется, у меня внутри и пожирающее меня заживо.
42. Жак, 5 лет
Мне страшно. Не знаю, откуда берется этот страх. Вчера вечером по телевизору шел так называемый вестерн. От страха и ужаса меня разбил столбняк. Я дрожал всем телом. Вся моя семья очень удивилась.
Сегодня утром прибегают мои сестры, они изображают ковбоев, чтобы меня напугать. Я убегаю в другой конец квартиры. Они ловят меня в гостиной. Тогда я бегу в кухню. Меня ловят и там. Я бегу в ванную. Сестры ловят меня в ванной.
– Сейчас мы тебя оскальпируем! – кричит младшая, Матильда.
Почему, почему она говорит такие злые слова?
Я убегаю в комнату родителей, сестры гонятся за мной. Потом они пытаются меня настигнуть в чулане для стирки, но я проползаю у них под ногами, вскакиваю, бегу. Я в ужасе. Где спрятаться? Меня посещает хорошая идея: в туалете! Я прячусь там. Для пущей безопасности я запираюсь на засов. Они колотят в дверь, но мне не страшно, дверь прочная. В туалете я чувствую себя как в неприступной крепости. Пусть стучат, мне нет до них дела. Внезапно все стихает. Я слышу разговор.
– Что происходит? – спрашивает папа.
– Жак заперся в туалете, – пискляво жалуются мои сестры.
– В туалете? Что ему там понадобилось? – удивляется мой отец.
И тут меня посещает вдохновение. Я произношу фразу, которую часто слышу от папы, когда он, беся маму, желает спокойно посидеть в туалете:
– Я читаю книгу.
За дверью тишина. Я знаю, что у нас дома слово «книга» мгновенно вызывает уважение.
– Может, выломать дверь? – ласково предлагает Матильда.
Напряженное ожидание.
Потом до моего слуха доносится папино ворчание:
– Раз он читает в туалете книгу, оставьте его в покое.
Так мне в голову врезается урок: когда дела совсем плохи, остается запереться в туалете и начать читать книгу.
Я сажусь на унитаз и озираюсь. Справа – стопка газет, выше – специально прибитая папой книжная полочка. Я беру одну из книжек. Страницы усеяны льнущими друг к другу буквами, мне их не расшифровать. Я перебираю другие книги, разглядываю обложки. Мне везет: здесь есть детский альбом с кучей картинок. Эта книга мне знакома, папа читал ее мне перед сном. Это история про великана, угодившего в страну лилипутов, и про лилипута в стране великанов. Кажется, этого человека зовут Гулливер. Глядя на картинки, я пытаюсь расшифровывать буквы и складывать из них слова. Эта задача мне по плечу. Я долго таращусь на великана, связанного толпой маленьких человечков по рукам и ногам.
Когда-нибудь, научившись читать, я надолго запрусь в туалете и буду читать, читать, пока совсем не забуду обо всем творящемся за дверью.
43. Четыре шара судьбы
Эдмонд Уэллс увлекает нас на северо-восток, в скалистую расселину. Он указывает на проход среди гор, и мы скользим по лабиринту тоннелей, пока не достигаем огромной пещеры, освещенной четырьмя сферами высотой в полсотни метров, парящими в двух метрах над полом.
Вокруг этих подвешенных в воздухе фосфоресцирующих арбузов снуют, как мухи, ангелы-наставники.
– Сюда наведываются только ангелы-наставники, – объясняет наш учитель. – Но раз уж вам позарез понадобилось увидеть то, чего не видят – и, кстати, не стремятся увидеть – все остальные ангелы, то я решил удовлетворить ваше любопытство.
Мы приближаемся к шарам. По размеру они не отличаются, но имеют разное наполнение.
В первом помещается душа минерального мира.
Во втором – растительного.
В третьем – животного.
Четвертый вмещает душу людского мира.
Я подхожу к первому шару. Внутри трепещет мерцающее ядро. Уж не душа ли это Земли, пресловутая Гея, та самая альма-матер, о которой толковали древние?
– Выходит, у Земли есть душа?
– Да. Все живет, и у всего живого есть душа, – подтверждает Эдмонд Уэллс. И небрежно уточняет: – А все, что наделено душой, желает развиваться.
Я завороженно застываю, любуясь четырьмя сферами.
– Это правда, что все наделено жизнью? Даже камни?
– Даже горы, ручьи и валуны. Но у них душа низшего уровня. Чтобы ее измерить, достаточно понаблюдать за мерцанием ядра. Понаблюдай – и постигнешь душу.
– Получается, – рассуждаю я, переваривая эту космогонию, – что минерал, находящийся на первой стадии, получает 100 очков, растение – 200, животное – 300, человек – 400.
– Измерь сам!
Я различаю душу Земли. Ее оценка – никак не 100 баллов, а гораздо выше, все… 163! Вторая сфера – со всеми лесами, полями, цветами – набирает не 200 баллов, а целых 236. Сфера животного царства тянет на 302. А человечество – всего на 333.
– Как же так? – удивляюсь я. – Человечество не набирает даже 400 баллов?
– То-то и оно, – кивает Эдмонд Уэллс. – А я что говорил? В этом и состоит весь смысл наших трудов: постараться помочь людям, чтобы они стали, наконец, настоящими людьми. Истинными Четверками. Но, как ты сам убеждаешься, люди не добираются до назначенного им места. Они еще не достигли даже середины расстояния между животной стадией 3 и мудростью 5. «Недостающее звено» – это про них. Как же мне смешно читать рассуждения Ницше о «сверхчеловеке»! Им бы сначала дотянуть до обычных людей!
Я почти вплотную подхожу к сфере человечества и вглядываюсь в шесть миллиардов шариков, каждый со своим мерцающим ядрышком.
Рауль Разорбак помалкивает, но я догадываюсь, что и он изрядно впечатлен разглядыванием этого скопища человеческих душ.
Стоя рядом с шаром, Эдмонд Уэллс объясняет:
– Перед вами вся ваша клиентура. Здесь разыгрывается сокровенная суть партии. Я считаю, что если человечество не уничтожит само себя в ближайшие столетия, то будет состоять из подлинных людей, настоящих Четверок. Но нам, ангелам, предстоит еще много поработать, чтобы поднять людей до этого уровня.
Наставник строит в наших умах график. Да он оптимист! У него человечество прогрессирует по экспоненте. Благодаря современным средствам сообщения и количеству путешествий, глобальной коммуникации, распространению культуры в планетарном масштабе, прогрессу доступных СМИ все быстрее наращивают влияние мудрецы (они же Пятерки).
– Полюбуйтесь, как жили люди раньше и как они живут теперь. Когда-то они боялись хищников, а теперь хищники сидят взаперти у них в зоопарках. Страшась голода, люди были вынуждены гнуть спину на тяжелых работах. Теперь эти функции переданы роботам и компьютерам. Человек имеет все больше свободного времени, чтобы думать. А когда человек думает, он задает вопросы.
Никогда еще шансы на резкий взлет человеческого сознания не были так велики, как на заре третьего тысячелетия. Когда-то, например в Древней Греции, ценились только «граждане», то есть свободные или освобожденные. Чужестранцами и рабами пренебрегали. Но со временем, потихоньку-полегоньку, права считаться людьми появились и у всех этих «маргиналов».
44. Энциклопедия
ТОЛЕРАНТНОСТЬ. Всякий раз, когда люди расширяют понятие единообразия, зачисляя в него новые категории, это означает, что те, кого раньше ставили на низшую ступеньку, на самом деле достаточно схожи с нами, чтобы вызывать сочувствие. Новый эволюционный шаг делают не только они, но и все человечество.
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.
45. Добрые и злые
Шар с людьми… Я понимаю, что сюда возвращаются наши яйца, когда устремляются на северо-восток. Понимаю и то, что такое слияние возможно только при сильном взаимном влиянии и гармонии. Отсюда фраза Эдмонда Уэллса, которой он мне все уши прожужжал: «Достаточно возвышения одной души, чтобы возвысилось все человечество». Не это ли – та самая «ноосфера» Тейяра де Шардена, где перемешивается сознание всех людей?
– Если мы, ангелы, палец о палец не ударим, смогут ли они развиваться сами по себе? – неожиданно спрашивает Рауль.
– Мы – пастухи, гонящие стадо в правильном направлении. Но оно и так уже бредет в нужную сторону благодаря прежним действиям ангелов.
– Раз так, то, может, пора предоставить их самим себе?
Эдмонд Уэллс даже не соизволит прореагировать на это замечание. Рауль не отстает:
– Каким будет следующий уровень развития у нас самих? Мир Богов?
Эдмонд Уэллс вскидывает брови:
– Вас, молодых ангелов, смешно слушать! Вам вынь да положь все сразу. Никак не избавитесь от прежних человеческих привычек. Внимательно посмотрите на ваши сферы. Вы убедитесь, что там присутствуют все рецидивы замашек смертных существ, которые все еще вам мешают. Перестаньте задавать ваши человеческие вопросы, ведите себя по-ангельски!
От возмущения наш наставник отворачивается от нас и торопится прочь. Подбегает к матери Терезе и давай ее отчитывать. Насколько я успел понять, среди клиентов матери Терезы фигурирует глава государства, которому она упорно подсказывает повысить налоги на крупные состояния. Эдмонд Уэллс внушает ей, что изводить богатых – не способ сделать счастливее бедных.
Я подкрадываюсь ближе, чтобы лучше слышать.
– Дорогая матушка, ваши рассуждения порой грешат упрощением. Как говаривал один из моих друзей, «одного успеха недостаточно, надо еще получать удовольствие от неудачи других». Он-то шутил, но вы всерьез исходите из подобных побуждений. Вы уверены, что человеку будет проще переносить свою нищету, если его судьбу разделит все человечество целиком? Нет, цель должна состоять, наоборот, в том, чтобы все люди обогатились!
На лице матери Терезы выражение упрямой ученицы, уверенной, что она, вопреки всему, всегда права.
Лично я считаю, что мать Тереза, проведшая всю земную жизнь среди туземцев, склонна воспроизводить свое прежнее окружение, только в нем находя для себя ориентиры. С бедняками она хорошо знакома, с богачами ситуация гораздо сложнее. Святой женщине пришлось бы интересоваться биржевыми курсами, причудами моды, светскими ужинами, престижными ресторанами, нервными депрессиями, великосветским пьянством, адюльтерами, талассотерапией – словом, всей мирской суетой.
Мать Тереза недовольно выслушивает упреки Эдмонда Уэллса и сообщает:
– Видимо, мне придется подбить моего президента на объявление кампании по сокращению рождаемости в неблагоприятных районах. Рожайте детей, только если можете о них позаботиться, иначе их ждут наркомания и проблемы с законом. Вы этого хотите?
– Старайтесь дальше, – говорит со вздохом Эдмонд Уэллс. – Вы делаете успехи.
Вижу, наш наставник – весьма терпеливый педагог. Он уважает – пускай по-своему – свободную волю ангелов.
Рауль распахивает руки и взлетает. Я следую за ним.
– Эдмонд Уэллс знает, кто такие Семерки. Ему известно, кто парит над нами.
– Нам он ничего не скажет. Ты уже видел, как он реагирует, – говорю я.
– Он и дальше будет держать язык за зубами. Но существует его книга…
– Что за книга?
– Его «Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания». Он начал ее составлять еще в своей земной ипостаси и продолжает в небесной. Сам знаешь, он то и дело цитирует из нее целые куски. В ней собраны все его познания, все, что он открыл, все, что представляет для него интерес. Первые три тома он подготовил еще на Земле, в них могут заглядывать смертные. Четвертый том пишет уже здесь, как раз сейчас.
