Глава 4. Сделка
Пока наставник обследовал дом, Какаду с улицы притащил сухие ветки и обломки старых досок. Почти половину добытого топлива для костра тощий скидал как попало посреди большой комнаты и теперь пытался развести костер. Чиркая спичкой об истертый бок коробка, он подносил пляшущий огонек к торчащим из кучи веткам и терпеливо ждал, когда те загорятся. Как только огонь подбирался к его пальцам, Какаду с шипением взмахивал рукой, бросал обугленную спичку на пол и доставал из коробка новую. К тому времени, как наставник застал его за этим занятием, рядом с ним уже валялось с десяток черных изогнутых в разные стороны обгорелых палочек.
– Еперный театр! Да кто ж тебя, дурня такого, в Зону пустил?!
Бурбон отобрал коробок у «отмычки», скинул со спины рюкзак и вынул оттуда изрядно потрепанную книгу карманного формата без обложек и доброй половины страниц.
Какаду кивком показал на потрепанный временем и грязными руками сталкера томик:
– Интересная?
– А я почем знаю? – пожал плечами Бурбон, с треском отрывая желтоватые страницы от проклеенного корешка. – Я ее не для того с собой ношу. Так, когда по нужде припрет, ну и для растопки, само собой. Ну вот кто так доски укладывает, а? Не я бы, так и сидел бы тут до утра в голоде и холоде.
Беззлобно ругаясь на новичка, Бурбон уложил доски как считал нужным. Наломал тонких веточек, просунул их внутрь шалашика из деревяшек. Туда же запихал смятые в комок оторванные страницы и с одной спички разжег костер.
– Можно мне посмотреть?
Пряча коробок в карман камуфляжной куртки, Бурбон искоса глянул на Какаду. Немного помедлил, словно сомневаясь, стоит ли ему выполнять просьбу салаги. Потом кивнул и сунул книгу в руки «отмычке».
Какаду принял ее с таким благоговением на лице, будто ему досталось бесценное сокровище. Он расправил сильно измятую нижнюю страницу рукой, потом перевернул томик и прочитал отпечатанное в левом верхнем углу странички название.
– Ого! «Пикник на обочине». Хорошая книга. Я еще в восьмом классе ее прочитал. Там о сталкерах написано.
– Типа мемуаров, что ли?
Костер неохотно разгорался. Бурбон наклонился к шалашику из досок и подул на мерцающие по обугленным краям бумажного комка красные искорки. Огоньки забегали быстрее, потянулись сизые струйки дыма. Пламя вспыхнуло и сначала робко, а потом все смелее и смелее начало облизывать ветки с нависающими над ними краями деревяшек.
– Наверно. Только там события не в Чернобыльской Зоне происходят, а в этой, как его, Хармонтской. Город такой есть, то ли в Англии, то ли в Америке. – Какаду смущенно улыбнулся: – Точно не скажу, я в географии не силен.
– Да ты вообще ни в чем не силен, – проворчал наставник. – Костер, вон, и тот разжечь толку не хватило. И зачем ты в Зону поперся? Удивительно, как тебя такого, к жизни не приспособленного, мутанты не схарчили, пока ты до лагеря добирался.
– А я и не шел в лагерь пешком, – буркнул тощий. – Меня туда вместе с товаром для бара привезли. Я еще в Москве договорился с нужными людьми, чтобы мне помогли без проблем перебраться через Периметр и доставили в любое из сталкерских поселений.
Бурбон смерил оценивающим взглядом «отмычку». Тот по-турецки сидел возле весело потрескивающего костра с оборвышем книжки в руках и производил впечатление задрота, а не реального пацана.
«Надо бы вытянуть из него побольше информации, а то вдруг он не тот, кем хочет казаться. Внешность обманчива. Под личиной простофили вполне может скрываться посланный по мою душу киллер», – с тревогой подумал сталкер.
По некотором размышлении Бурбон отбросил эту мысль. Во-первых, Какаду все-таки мало походил на наемного убийцу. И дело тут было не в его субтильной внешности. Взгляд его маленьких глазок не обладал холодной неподвижностью, так свойственной привыкшим распоряжаться чужими жизнями людям. Во-вторых, даже если предположить, что Какаду действительно получил заказ на убийство, он давно уже мог отправиться за второй частью награды. Возможностей выполнить специфическую работу было хоть отбавляй, пока они бродили по Зоне в поисках артефактов. Ну и в-третьих, уж очень он беззаботно вел себя. Старенькая двустволка беспечно стояла в углу, и никакого другого оружия при себе у него не было.
На всякий случай Бурбон решил подстраховаться. Вдруг он ошибся в своих предположениях и оценках и Какаду все-таки явился за ним. Настоящий профессионал способен убить голыми руками, а весь этот концерт с закосом под простачка нужен ему, чтобы сполна получить удовольствие от вида растерянной и ничего не понимающей жертвы, когда наступит решающий момент.
Бурбон сделал вид, что хочет подкинуть хворост в костер. Он подобрался ближе к сваленным в кучу веткам и доскам, скользнул ладонью по ствольной коробке «калаша», сдвигая планку предохранителя в среднее положение. После чего взял одну из веток в руки, с треском переломил ее и бросил в огонь.
Во время этих пассажей, он краем глаза следил за Какаду. Тот с головой погрузился в чтение книжки без начала и конца, никак не реагируя на происходящее вокруг. Похоже, его в самом деле ничего не волновало. Он целиком и полностью положился на опыт и мастерство наставника, а сам наслаждался драгоценными минутами отдыха.
Такое поведение успокоило сталкера, но Бурбон не был бы самим собой, если бы слепо доверял судьбе. Он стремился держать руку на пульсе событий и доводить любое дело до конца, а потому приступил к дальнейшим расспросам:
– Ну и зачем тебе это понадобилось?
– Что? – Какаду поднял голову и удивленно захлопал ресницами.
– Отрывать важных людей от работы. Я так понял, за тебя вписались большие шишки, раз, по твоим словам, ты без проблем пересек Периметр и с караваном добрался до лагеря.
– Я пишу докторскую по теме «Электромагнитное излучение сложноструктурных объектов, возникающих в процессе артогенеза очагов деструктивной активности ЧЗО, и возможность его восприятия мозгом человека, с целью практического применения в научно-хозяйственной деятельности».
– Так ты этот, как его, яйцеголовый.
Бурбон почувствовал, как его отпускает напряжение последних минут. Мысль, что Какаду может быть засланным казачком, не прошла для него даром. Выброс адреналина сделал свое дело: заметно ускорился пульс и поднялось давление. Организм готовился к решительным действиям, старательно мобилизуя ресурсы. Зато теперь, когда все выяснилось, сердце сбавило ход, кровь уже не так громко пульсировала в ушах, а мышцы начали понемногу расслабляться.
– То-то я смотрю, ты какой-то не от мира сего: книжками всякими интересуешься, ничего кроме воды не пьешь. Ну, Зона с ними, с книжками, плевать я на них хотел. Кроме растопки да вытирания задницы ни на что больше не годятся. А вот спиртное ты зря игноришь. Без него тут никак. С той же радиацией, например, только с его помощью, да еще химией всякой бороться можно. А так как я лишний раз травить себя не хочу, потому и пью виски при случае и просто так. Ну, за тебя!
Бурбон вытащил из кармана штанов фляжку, в два счета скрутил крышку и припал пухлыми губами к горлышку. После трех больших глотков он с довольным причмокиванием оторвался от металлической баклажки и протянул ее «отмычке».
– Может, все-таки хлебнешь? А то не вовремя от радиации загнешься, и пропадут все твои усилия даром.
Какаду покачал головой:
– Мне здоровье не позволяет. У меня что-то вроде аллергии на алкоголь. Тело сразу чесаться начинает, и лицо красными пятнами покрывается. Я в случае чего антирад приму, так лучше будет.
– Ну раз здоровье не позволяет, тогда ладно, – с важным видом кивнул Бурбон.
После принятой порции горячительного его глаза немного осоловели, настроение улучшилось, и появился аппетит. Он полез в рюкзак, достал оттуда спальник и расстелил его на полу в стороне от костра. Сидя по-турецки на походной кровати, извлек на свет банку тушенки и завернутую в чистую тряпицу краюху ржаного хлеба. Ловко управляясь ножом, распечатал консерву, поставил ее вплотную к костру, подогреться. Потом аккуратно развернул на спальнике холстину и нарезал хлеб толстыми ломтями.
Какаду следил за ним глазами забитой людьми и жизнью голодной собаки, разве что не скулил от тоски и жалости к себе.
Не глядя в его сторону, Бурбон чуть подался вперед, проверить, как обстоят дела с тушенкой. Судя по плывущему от нагретой банки аппетитному запаху, с порцией консервированного мяса все было в лучшем виде. Он облизнулся, смачно причмокнул влажными губами и подтащил жестянку к себе.
– Горячая, зар-раза! – Сталкер поплевал на пальцы. После чего вытащил из кармана рюкзака вилку, подцепил ею здоровый шмат мяса и посмотрел на Какаду: – Так и будешь с книжкой в руках сидеть?
– У меня ничего с собой нет, – опустил глаза в пол «отмычка».
Бурбон так и застыл с вилкой у рта.
– Как это нет? Ты что, со мной в ходку без хавчика поперся?
– Угу! – кивнул Какаду. – У меня деньги кончились. Бармен в долг ничего не продает, а у других сталкеров я не посмел денег просить.
Бурбон сунул кусок мяса в рот и, энергично двигая челюстями, потряс перед собой распальцованной, как у блатных, ладонью:
– Это ты правильно сделал, Какаду. Поступил, как настоящий пацан. Вот за это я тебя реально уважаю.
Какаду глянул на Бурбона:
– Может, тогда угостишь?
Сталкер едва не поперхнулся от неслыханной, на его взгляд, дерзости. Он косо зыркнул на «отмычку», выудил из банки очередной кусок мяса, стащил его с вилки толстыми губами и, громко чавкая, сказал:
– Слышь, ты, наглеть не надо. Я тебя кормить задарма не нанимался. Хорошо устроился, понимаешь, я ему и хавчик принеси, и тушенку разогрей, и хлеба порежь. – Бурбон опять состроил «козу» из пальцев: – Ты ниче не попутал, а?
– Я за все заплачу, – тихим голосом сказал Какаду, старясь не смотреть в глаза сталкеру. Тот воспринял это как проявление слабости и стал еще больше наезжать на «отмычку», заводясь от ощущения собственной значимости.
– Ты сам-то понял, че сказал? Чем ты мне платить собрался, если у тебя денег даже на батон с палкой копченой колбасы не было? Задницей своей рассчитаться захотел? Так я не из заднеприводных, понял! Я мужик нормальный и приятелям твоим морды бил, бью и буду бить! А ну иди сюда, педрило лохматое!
Бурбон так распалился, что едва не сбил ногой банку с тушенкой. Он опомнился в последний момент. Воткнул вилку в плавающий в жирном бульоне кусок волокнистого мяса, отодвинул жестянку в сторону и лишь после этого вскочил со спальника, собираясь отвесить Какаду хорошего тумака.
– Ты все не так понял. – «Отмычка» даже не попытался убежать от сердито пыхтящего сталкера. – Сначала выслушай меня, а потом уже решай, что со мной делать: избить до полусмерти или принять мое предложение.
За всю жизнь в Зоне Бурбон еще ни разу не встречался с подобными Какаду людьми. Обычно, когда он выходил из себя, с ним или вступали в драку, или бежали от него прочь, а потому он остановился в паре шагов от сидящего на полу «отмычки», не зная, как поступить. Не собираясь терять лицо перед тощим и уж тем более не желая, чтобы тот воспринял это как слабость с его стороны, Бурбон, после секундного замешательства, сжал правую руку в кулак и потряс им перед собой:
– Даю минуту, салабон.
– Мне хватит и тридцати секунд.
– Ты зря теряешь время и испытываешь мое терпение! – рявкнул Бурбон.
Какаду примирительно выставил вперед костистые руки с растопыренными пальцами:
– Хорошо-хорошо, не надо злиться, я все понял. – Он громко сглотнул обильную слюну. – Я не просто так оказался в Зоне.
– Ты это уже говорил, – злобно прорычал Бурбон.
Какаду посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и спокойно продолжил:
– Мне захотелось себя испытать, а заодно проверить, только ли в лабораторных условиях изобретенный мной препарат дает возможность чувствовать артефакты на расстоянии. Другими словами, мне важно было понять, действует ли созданная мной формула в реальной жизни. Это не просто какая-то прихоть или безумная блажь, а большой научный эксперимент, и моя докторская диссертация, по сути, станет его квинтэссенцией. На исследования ушли все мои сбережения. Пришлось даже продать квартиру в центре Москвы, но я нисколько об этом не жалею. Если предварительные расчеты и выкладки подтвердятся, мое открытие совершит революцию в освоении Зоны. Тогда не нужны будут дорогостоящие приборы и научное оборудование для обнаружения невидимых неопытному глазу деструктивов и поиска артефактов. Достаточно будет вколоть себе дозу специального вещества или выпить таблетку, и в течение двенадцати часов ловушки и скрытые в них артефакты будут видны как на ладони.
В глазах Бурбона сверкнул алчный огонек. Он понял, что изобретенный тощим препарат настоящая золотая жила, и захотел во что бы то ни стало завладеть им.
– Ладно, выкрутился. Так и быть, на первый раз прощаю. – Сталкер повернулся к Какаду спиной, шагнул к спальнику и сел на него.
– Так ты меня угостишь ужином или как?
– Куда тебя девать, раздолбая такого, – проворчал Бурбон с напускной строгостью в голосе и похлопал ладонью по плотной прорезиненной ткани спального мешка: – Садись давай, или ты хочешь, чтобы я тебе еще и жрачку под рыло поднес?
– Нет, что ты, это уже лишнее.
– Вот и я о том же. – Бурбон дождался, когда Какаду сядет неподалеку от него, и кивком показал на лежащий между ними хлеб: – Угощайся.
Сам сталкер в это время наколол на вилку шмат мяса, сунул его в рот и едва не подавился со смеху, бросив беглый взгляд на «отмычку». Зрелище, в самом деле, было то еще. Какаду держал ломоть ржаного хлеба обеими руками перед собой и помаленьку от него откусывал.
– Слышь, ты, крыса такая, жуй нормально, – громко хохотнул Бурбон и задвигал челюстями, перемалывая тушенку.
Какаду смущенно выпрямился, прижав руки с куском хлеба к груди, и теперь стал похож на вылезшего из норки суслика.
Бурбон хрюкнул и заржал в голос. Какаду с непониманием посмотрел на него. И без того длинное лицо «отмычки» вытянулось еще сильнее, глаза округлились, уши налились краской. Такая реакция тощего еще больше развеселила Бурбона. Он смеялся долго, до икоты, пока не выступили слезы из глаз.
– Ну все, харэ издеваться, – Бурбон с присвистом выдохнул и провел сгибом указательного пальца под глазами. – Хорош гримасничать, говорю, дай мне пожрать толком. – Он сунул кулак под нос тощему: – А то, смотри, если я подавлюсь, мало тебе не покажется!
– Так я вроде ничего такого не делаю. Это ты смеешься, как полоумный. Тебе, наверное, палец покажи, так ты и то хохотать будешь.
– Че ты сказал?!
– Ничего. Я просто ем, и все, – вжал голову в плечи Какаду.
– Вот и лопай молча, пока дают. Клоун, мля!
Какое-то время оба ели без лишних разговоров. Какаду жевал хлеб всухомятку, глядя в одну точку перед собой, а Бурбон уплетал мясо за обе щеки, сердито зыркая глазами по сторонам. Наконец он бросил вилку в банку с остатками тушенки и протянул заметно потерявшую в весе жестянку «отмычке»:
– На, доедай.
Какаду мелко потряс головой из стороны в сторону:
– Не надо, мне и хлеба достаточно.
– Я сказал: жри давай! И так тощий, как глиста, одна только кожа да кости. Как только тебя ноги держат, дрища такого? Завтра сил не будет идти, я тебя на себе не потащу. Оставлю здесь одного, и добирайся до лагеря сам, как знаешь.
– Спасибо.
Какаду взял из его рук банку, одним глазом заглянул внутрь. В мутной жиже бульона плавало три маленьких кусочка мяса. Не бог весть что, но когда весь день прошел впроголодь, и этому будешь рад. С рассеянной улыбкой на лице Какаду накрошил в банку хлеб и принялся с аппетитом уплетать самодельную похлебку, периодически скребя вилкой по дну жестянки.
Пока «отмычка» насыщался, Бурбон вытащил из кармана штанов фляжку и сделал пару больших глотков горячительного напитка. С каждой минутой подкрепленное доброй порцией алкоголя сытое умиротворение все сильнее разливалось по телу из желудка.
Не в силах противиться желанию поговорить, Бурбон завел разговор об открытии Какаду. Слово за слово, он вытянул из парня все, что ему хотелось знать, вплоть до настоящего имени «отмычки». Хотя, если честно, с именем вышло само по себе. Польщенный интересом к своей персоне, Какаду слишком увлекся и сказал, что он по паспорту Иван Гусев. По такому-то Бурбону было все равно, как на самом деле зовут «отмычку», но, в силу опыта прошлых лет, он знал, что любая информация бывает полезна. Главное, использовать ее в нужное время и в нужном месте.
Даже сейчас Бурбон решил не тратить время попусту. Полученные от Какаду сведения об удивительном открытии грели ему душу, но оставались кое-какие вопросы. Вот он и задумал получить ответы на них. Благо ситуация к этому очень располагала.
– То есть ты хочешь сказать, что это вещество в твоей крови помогает тебе видеть артефакты?
– Не совсем, – помотал головой Какаду, ставя пустую жестянку на пол. – Фактически я их не вижу, а ощущаю на энергетическом уровне. Это как детская игра «холодно-горячо», понимаешь?
– Нет, – честно ответил Бурбон.
– Ладно, завтра вколю тебе дозу «искателя», и ты сам все прочувствуешь на себе.
– Еще чего! – фыркнул сталкер. На самом деле он обрадовался такому предложению, но посчитал, что будет не по понятиям, если он сразу согласится. – Тоже мне нашел подопытного кролика. Коли сам себе эту дрянь. Я еще жить хочу и нормально телочек шпилить. – Бурбон активно зажестикулировал распальцованными руками: – Ты ваще это средство на стояк проверял? Может, после твоих уколов арбузная болезнь начинается.
– Какая болезнь? – удивленно вскинул брови «отмычка». – Никогда о такой не слышал.
– Ну еще бы! – хохотнул Бурбон. – Ты ж этот, как его, задрот. Голых баб только по телику видел.
– А вот и нет, – обиженно засопел Какаду. – У меня в жизни было несколько женщин, и на одной из них я чуть не женился.
– А че так? Плохо ее наяривал или вообще к ней по этому делу не подходил, а все стихи ей читал? Так это ты зря. Телочки любят, когда их и так, и сяк, и спереди, и сзади. Они только для этого и предназначены. Все остальное, типа любовь-морковь и прочая мура, это чушь собачья. Бабы специально эту муть придумали, чтобы пудрить нам мозги. На самом деле им ничего, кроме вот этой карамельки, – Бурбон взглядом указал на свою ширинку, – и даром не нать.
– Нет. Мы просто не сошлись с ней во взглядах на совместную жизнь. Она хотела детей, а я пока не готов к этому. Меня в тот момент больше интересовала научная работа, а не тихие радости семейной жизни.
– Я ж говорю, ты ее не шпилил, – довольно гыгыкнул Бурбон, хлопая себя по обтянутому камуфляжной тканью штанов полному бедру. – Так что тебе не страшно, когда живот растет и кончик сохнет, вот ты и колешь себе всякую дрянь.
– Судя по твоему виду, у тебя эта болезнь и без моего препарата началась, – еле слышно буркнул Какаду. Бурбон в это время зубоскалил по поводу неудачной, по его мнению, сексуальной жизни «отмычки», так что фраза пролетела мимо его ушей.
