– Chan e English a’chiad canan agam gu dearbh! – завизжала Агот с другого конца кухни. – Английский – точно не мой родной язык!
– Ах да, прости, – извинилась Флора.
Она и забыла, что Агот жила на материке, – девочка ведь так часто бывала на Муре, и тем не менее английский стал ее вторым языком.
– А что, Джоэла все еще нет? – спросил Иннес, вскидывая брови.
Флора даже не посмотрела на него. Вопрос был совершенно неуместным. Флора не желала об этом говорить. Да, Джоэл часто отсутствовал. И Флора понимала, что другим людям их отношения могли казаться странными. В Лондоне не могли понять, что? Джоэл нашел в ней. На Муре все было наоборот: никто не понимал, что? Флора увидела в этом высоком, неулыбчивом, неразговорчивом мужчине. Быть молчуном на Муре… это значило слишком уж выделяться. Конечно, и здесь имелось несколько отшельников, живших в разных местах, один или два – на самых отдаленных фермах, да еще несколько были просто закоренелыми холостяками.
Но для большинства жителей острова жить означало делиться. Быть общительным. Знать своих соседей, обращаться к ним за помощью, когда с дальнего севера нанесет снега и ночи станут темными, а у вас кончится сахар, или вы потеряете какую-то овцу в скалах, или ваш трактор завязнет в болоте, или вам потребуется простое человеческое участие. Чашки чая и глоточка виски достаточно для того, чтобы исцелить многое.
А вот человек, который постоянно был занят своим телефоном, который летал туда-сюда и, казалось, вечно спешил, не был вежливым, не спрашивал людей об их детях и вообще не пытался присоединиться к общине… Флоре даже вспоминать не хотелось все эти насмешки. Ладно. Джоэл действительно казался неправильным человеком.
Флора не могла объяснить – да и как бы ей это удалось? – насколько менялся Джоэл в ранние утренние часы, когда цеплялся за Флору, как за надежную скалу в бурном море, и их пот и слезы смешивались и весь мир не был им нужен. О таком Флора никак не могла поговорить с кем-либо. Ну и пусть себе думают, что он странный, что ему на самом деле плевать на Флору. А она будет хранить глубоко в сердце все драгоценные моменты, пусть даже их так немного.
– Ох, – сказала Флора, – давай я сама как-нибудь разберусь с этим.
Иннес кивнул и снова уткнулся в бухгалтерские книги.
– Эйлид тоже всегда рвалась обратно на материк, – негромко произнес он.
Эйлид, его бывшая жена, мать Агот. Она влюбилась в красавца Иннеса, когда тот учился в Шотландском агротехническом колледже в Ивернессе. Они встречались на вечеринках, и жизнь тогда казалась простой и веселой. Но Эйлид так и не смогла привыкнуть к месту, где главным общественным событием месяца могло стать появление беркута, в итоге они расстались, хотя это и было тяжело для обоих. Агот, казалось, относилась ко всему спокойно, но, как однажды признался Флоре Иннес, выпив многовато виски, кто знает, что у нее на душе на самом деле. К тому же ему неприятно было оставаться Островным Папочкой.
– А где он? – спросил Иннес.
– В Нью-Йорке, – сообщила Флора. – Там, похоже, сейчас минус двадцать. Мур по сравнению с этим – настоящие Багамы.
Оба они прислушались к тому, как вдали хлопнула дверь амбара.
– Даже так? – сухо произнес Иннес. – Тебе следовало поехать с ним.
– Он не разрешает, – ответила Флора. – Говорит, слишком занят работой и все такое. К тому же у меня кафе.
– Да, но теперь-то не сезон, затишье, – возразил Иннес. – Вот летом наверняка будет сплошная суматоха, особенно когда откроется «Скала». Нам всем придется работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю. А я слышал, в Нью-Йорке хорошо весной.
– «Я слышал, в Нью-Йорке хорошо весной», – передразнила его Флора. – Боже мой, ты вообще кто, Вуди Аллен? Да и я только что вернулась из Лондона. Посмотри: от меня просто воняет Лондоном! Город всегда город, там тротуары и всякое такое. А еще там движущиеся лестницы! Тебя бы они просто перепугали!
– Незачем злиться просто потому, что твой дружок удирает из страны каждый раз, когда вспоминает, что у тебя нос как у поросенка, – пожал плечами Иннес и вернулся к подсчетам.
– У меня не поросячий нос! – возмутилась Флора.
– Полосята халошие, тётти Флова! – прозвучал тоненький голосок.
Оглянувшись, Флора увидела, что Агот пытается вытащить из буфета старую почерневшую кастрюлю в два раза больше нее самой.
– Агот! – взвизгнула Флора, бросаясь к девочке.
Груда кастрюль и сковородок с грохотом посыпалась на каменный пол. Брамбл, дремавший перед очагом, вскочил, залаяв. Отец Флоры тоже мгновенно проснулся, и оба они, человек и пес, оглядывались по сторонам с весьма похожим выражением на лице и на морде.
– Агот так не делать! – закричала малышка, покраснев от возмущения.
– Все в порядке, – успокоила ее Флора, принимаясь собирать утварь. – Поможешь мне?
Но Агот отбежала к любимому отцу и уткнулась лицом в его шею, как делала иногда, чувствуя себя оскорбленной.
– Ты настоящая мартышка! – сказала Флора.
Она оглянулась. Агот застенчиво выглянула из-за обнимавших ее рук отца, проверяя, смотрит ли на нее Флора. И как только поймала ее взгляд, тут же снова спряталась. Флора улыбнулась себе под нос, довольная уже тем, что не ей придется иметь дело с Агот, когда та станет подростком.
Пришел Финтан, принес большой букет свежих цветов. Здесь были огромные пионы, белые розы и все то, что, вообще-то, вряд ли можно найти в марте на шотландских островах. Флора уставилась на них, а Финтан взглядом искал вазу.
– Это что такое? – ядовитым тоном поинтересовалась Флора.
– А… – откликнулся Финтан, – это Колтон каждый день их присылает, когда уезжает. Боже, как я люблю этого человека! – Он стал аккуратно обрезать стебли.
– Не слишком долговечные дары… – мрачно заметила Флора.
– Ох, не знаю… – Финтан старательно поставил цветы в старую керамическую вазу их матери. – Но мы с ним, думаю, надолго…
Глава 7
– О да!
– И это, – сказала Флора, – одна из многих причин нашей дружбы.
Вечером в субботу они с Лорной сидели в гостиной подруги. Флора принесла угощение, ее экспериментальный хлеб с луком-пореем и сыром буквально таял во рту, в особенности в сочетании с выдержанным красным вином. Снаружи ветер из густой, непроницаемой тьмы бросал в окна потоки дождя, а подруги сидели на уютном диване, натянув пижамы и теплые шерстяные носки, перед ними в камине гудел огонь, и завтра не нужно было идти на работу…
Флора рассказала Лорне о предложении Джен организовать ее свадьбу, и та от души хохотала, отчего у Флоры тут же поднялось настроение.
– Она что, действительно заявила, что это будет жестом благотворительности?
– Именно, – кивнула Флора, – по отношению к ее весьма состоятельной родне.
– Некоторым людям всегда мало, – покачала головой Лорна. – А ты поговорила об этом с Чарли?
– Нет, – ответила Флора. – А надо? Это ведь может показаться глупо? Вроде я как бы ему внушаю, что он выбрал второй сорт.
– Ничего подобного, – возразила Лорна. – Он выбрал самое лучшее. На Муре.
– Ну да, она неплоха, – с легким унынием согласилась Флора. И схватила свой телефон. – Ну, черт побери!
– Что такое?
– Сообщение от нее! Может, она стоит под дверью и подслушивает?
– Тебе хватит, больше не пей! – решила Лорна.
Флора посмотрела на бутылку:
– Нет, мне стало плохо. Она все-таки хочет, чтобы мы снабдили свадьбу продуктами – «хочет меня», вот как.
– А кто еще способен все устроить как следует? Инге-Бритт, с ее жирными сэндвичами с колбасой?
– Я, наверное, как раз этого и хотела бы на своей свадьбе, – сказала Флора.
– На самом деле Джен хочет, чтобы ты была там и видела, как они с Чарли венчаются, – подумала вслух Лорна.
– Что ж, вполне справедливо, – кивнула Флора. – И это будет отличной проверкой, когда откроется «Скала». И после того дел у нас будет по горло. Надеюсь.
Они с Лорной подняли бокалы и чокнулись.
– А как там Сайф? – спросила Флора.
Такой вопрос она могла задать только после пары бокалов вина.
– Ужасно разволновался, когда увидел кита, – пожала плечами Лорна.
– Ох, боже, они же не вернулись? – нахмурилась Флора.
Ее бабушка постоянно говорила, что умеет общаться с китами, – это было частью нелепой старой семейной легенды о том, что все женщины в их роду – селки, что они вышли из моря и должны будут вернуться туда. Флора не обращала на это внимания. Но отчасти в этом крылась и правда: во всяком случае, Флора ощущала духовное родство с огромными существами и тревожилась за них, когда им грозила опасность.
– Ну а в остальном… – вздохнула Лорна. – Все как всегда. Ему грустно. Туманно…
– Он в каком-то тумане?
– Нет, ему грустно из-за тумана… Он говорит, что и в Дамаске зимой по-настоящему холодно, но… Могу процитировать его слова: «В десять утра не увидишь собственной руки, если вытянешь ее перед собой».
– А мне нравится, – усмехнулась Флора. – Природа словно велит тебе укрыться в доме, жевать печенье и долго-долго спать.
– Я ему так и сказала, – кивнула Лорна. – А он заявил, что решил прописать витамин D буквально всем на острове. Похоже, он еще не освоился с правилами Министерства здравоохранения.
– А как насчет новостей о…
– Я надеялась, что он мне расскажет, – поморщилась Лорна. – Но то, как он смотрит на море… ну, то есть… Он ведь должен был уже что-то узнать к этому времени?
– Да ведь там такая неразбериха! Боже, бедная его семья… А что, если… если они погибли? Ему сообщили бы?
– У него… у него два сына, ты знаешь, – грустно сказала Лорна. – Два мальчика. Одному из них десять лет. А в таком возрасте… если их захватили… Ты ведь знаешь, пленных мальчиков сразу начинают тренировать, учить сражаться. И ничему больше.
Флора кивнула. Даже вообразить было невозможно, как мучается их высокий вежливый терапевт. Флора подумала, что Джоэл и Сайф могли бы найти общий язык, но когда они познакомились, то почти не разговаривали.
– Боже! – вздохнула она. – Мне даже думать об этом тяжело. А как тебе кажется, что он делает вечерами в выходные?
А Сайф, в двух километрах от них, занимался тем же, чем всегда по субботним вечерам, хотя, будучи врачом и клиницистом, твердил себе, что делать этого не следует. Когда-то – ох, так много-много лет назад – у Амины был свой аккаунт на «Ютубе», и они загрузили туда коротенькие фильмы о мальчиках для их бабушек и дедушек. Правда, бабушки и дедушки с обеих сторон понятия не имели, как пользоваться Интернетом, так что занятие было бессмысленным. Фильмов было два – третий день рождения Ибрагима и четвертый день жизни Эша. Первый фильм длился тридцать девять секунд: смущенный, серьезный Ибрагим задувает свечи, его длинные ресницы бросают тени на щеки. К крайнему разочарованию Сайфа, сама Амина скрывалась за камерой. Он слышал ее голос, ободряющий и веселый, но не мог видеть ее лица.
Центром второго фильма был Эш, его младенческое личико – просто пищащий младенец… И на одно мгновение там появлялось лицо Амины, а потом камера отворачивалась от нее… как… почему он так сделал? Но он же был уверен, что сможет видеть это лицо каждый день всю оставшуюся жизнь. Что он натворил… Сайф снова и снова просматривал запись. Потом мельком глянул на счетчик просмотров. Четыре тысячи девятьсот сорок раз. Эту привычку следовало оставить. Но Сайф понятия не имел, как это сделать.
– Расскажи мне еще о китах.
Флора снова наполнила их бокалы и постаралась увести разговор от мальчиков, потому что сейчас это казалось опасной территорией.
– Я же не знаю, какой это вид, – возразила Лорна.
– О, мой бог! – воскликнула Флора. – И ты еще называешь себя учительницей?
– Мы же не все – морские существа в человеческом теле, – ответила Лорна.
Флора улыбнулась, но на ее лице отразилась задумчивость.
– Мне не хочется, чтобы еще один выбросился на берег, – сказала она. – Это так ужасно… Иногда нам везет, но иногда…
– Знаю, – согласилась Лорна. – Наверное, море становится слишком теплым для них.
– А ты уверена, что не рассмотрела его как следует?
– Разве это важно? Похоже, у него было что-то вроде забавного рога.
– Правда?!
– Ну да, на носу. А может, он просто как раз глотал что-то такое… торчащее.
Флора ждала, пока медленно загрузится Интернет и они увидят изображение нарвала – большого кита с чем-то похожим на рог единорога на морде.
– Похож на этого?
Лорна всмотрелась:
– Нар… что? Они и вправду существуют?
– О чем ты? Существуют ли? Конечно существуют! Откуда, по-твоему, взялся шотландский символ – единорог?
– Ну, я никогда об этом не думала, – призналась Лорна.
– И чему только в наше время учат в школах? – с усмешкой проворчала Флора. – Единорог. На флаге унии. Лев и единорог. Три льва на груди Англии. Единорог для Шотландии, так написано в древних текстах.
– Так это то, что я видела недавно? – удивилась Лорна.
– Это именно то, что ты недавно видела. Невероятно, просто невероятно редкий кит!
– Значит, это хорошая примета?
