Вот здесь я теперь буду жить.
Я отдвинула серую штору с окна. Далеко внизу, дразня и подмигивая, переливалась ночными огнями Осака. Так близко – и так далеко…
И тут до меня дошло.
В КОМНАТЕ НЕТ ДУША.
И ещё.
И ТУАЛЕТ У НАС БУДЕТ ОБЩИЙ?!
…Осторожно придерживая полотенце и мочалку, выйдя из душевой с гелем для душа в зубах, я ногой открыла дверь в комнату. Ногой же и закрыла. Открыла чемодан и достала оттуда внушительных размеров косметичку.
На общем умывальнике в коридоре друг за другом постепенно выстроились масло для снятия макияжа, антибактериальный гель, скраб, бальзам для глаз и крем для лица.
Проходившая мимо Верблюжий Свитер взглянула на мой косметический прилавок как-то косо, но ничего не сказала. Я мило улыбнулясь ей и достала бутылек с термальной водой. За зубной пастой, правда, пришлось вернуться в комнату.
…Вычищенная и вымытая, я заправила казённым бельем кровать и выключила свет. Голова коснулась чего-то жесткого. Я потрогала подушку: она была набита некой подозрительной субстанцией вроде мелких бобов.
«Тут тебе не гостиница и даже не лондонский колледж, – пробормотала я себе, засыпая. – Тут, видишь ли, японская общага. Ничего, привыкай».
* * *
В общежитии узнаешь много новых, интересных вещей.
Например, что оно на самом деле мужское. И только пятый этаж выделен нам, женщинам. Узнав об этом, я больше не удивляюсь африканским мальчикам, постоянно встречающимся в лифте.
Рано утром начинают петь вьетнамские студентки, живущие в другом конце коридора. Это у них какой-то национальный обычай – голосить в семь утра. Что просто-таки бесит Ларису (Верблюжий Свитер), потому что они её постоянно будят. Меня будят не они, а вопли с расположенного рядом футбольного поля: безумные чуваки, одетые в какие-то доспехи, собираются уже часов с восьми, орут и набрасываются друг на друга.
Кухня у нас общая на весь этаж. К тому времени, когда я просыпаюсь, вьетнамки дружной оравой уже варят ланч из китайской капусты. Я и сама-то не модель, но они мне все по плечо.
– Охаё![4 - Доброе утро!] – говорю я им по-японски.
– Коннитива![5 - Добрый день!] – улыбаясь, отвечают они хором.
Я открываю общий холодильник и беру свою пачку молока, чтобы залить хлопья. Мне кажется, кто-то им регулярно пользуется. Как и моим маслом. Этот кто-то, видимо, логично считает, что если холодильник общий, то и его содержимое тоже общее. Хотя, если честно, вчера, когда моё молоко закончилось, я сама тайком отлила у Ларисы. Вот высоченная болгарка Албена уже стала подписывать свои продукты. Она очень умная и все время занимается: ей нужна пища для быстрого мозгового функционирования.
А моя соседка Марьяна из Венгрии купила себе личный холодильник. Что она с ним будет делать в конце учёбы, я не знаю. Марьяна полненькая, эмоциональная, носит очки и все время сидит в своей комнате. Иногда я слышу, как она на венгерском с кем-то ругается по телефону. Хотя, может, она так общается.
Кухонная утварь у нас тоже практически общая. Теми тремя сковородками, которые купили Албена, Марьяна и Лариса, пользуется весь этаж. Разумеется, об этом знают все, кроме них. Вьетнамки свою посуду на кухне не оставляют, а мудро уносят в с собой комнаты.
Готовим мы с Ларисой и Женькой (симпатичной) сообща, на Ларискиной сковородке. А иногда мы идем готовить в Женькину общагу рядом: она женская, поновее, и кухня там побольше. Женька сковородку еще не купила, поэтому потихоньку заимствует у соседней румынки. В первую же готовку открылась моя полная профнепригодность.
– Ты что, не умеешь чистить картошку?! – удивилась Лариса с таким видом, как будто это самый важный навык в жизни.
– Наверно, нет, – пожала плечами я и продолжила скоблить картофелину ножом.
– Нужно делать не так! А вот как! – Она выхватила у меня нож и начала ловко снимать шкуру.
– О’кей, я попробую, – сказала я и чуть не отрезала себе палец. – Ух ты! Мне кажется, получается!
В комнатах у нас, понятное дело, никто не убирается. Купленные недавно перчатки для мытья пола я отдала Ларисе: все равно я пол мыть не умею. Та теперь носится каждое утро в перчатках и с тазом в туалет и обратно. Я же купила себе влажные салфетки: протираю ими те участки пола, которые кажутся особенно грязными.
А вчера я впервые сама загрузила белье в стиралку и даже включила её кнопочками-иероглифами. Машинки в общаге какие-то японские простейшие. Они стирают холодной водой на одной программе и не вращают белье в барабане, а просто мешают его, как в ступке, слева-направо. Разумеется, ничего не отстирывают. После стиралки белье перекладывается в автоматы сушки. Если ты ушел из стиральной комнаты до того, как сушка окончится, то горе тебе – в следующий раз найдешь свое белье вываленным где-нибудь рядом, а сушку занятой чужими вещами.
Тут у нас, понимаешь ли, очередь.
– Марина, как ты? Справляешься в общежитии? – тревожно спрашивала меня мама по телефону. – Как учеба? Как страна?
– Да, мам! Тут все замечательно, – радостно отвечала я. – Учеба пока не началась, но я уже умею стирать и чистить картошку! Мне нравится в Японии!
* * *
Сегодня мы с Женькой и Ларисой смело спустились с нашей деревенской горы в поисках крупного продуктового. Мы шли мимо японских домиков с изогнутыми крышами, и на каждой двери красовалась табличка с именем хозяина. В садиках домов росли кудрявые деревца бонсая[6 - Бонсай – искусство выращивания точной копии настоящего дерева в миниатюре.]. Благовоспитанные японские собаки сиба[7 - Сиба-ину – порода охотничьих собак, выведенная на японском острове Хонсю.] не лаяли, а лишь удивлённо смотрели нам вслед.
Продуктовый нашёлся быстро. По устройству он был похож на европейский. За тем отличием, что в нём не было развесного сыра и колбасы. В мясном отделе были аккуратно расфасованные и по-разному порезанные говядина, свинина, курица производства Австралии и Америки и отдельная стойка для пронизанного красивыми узорами алого японского мяса.
– Мраморное! – догадались мы.
Еще в японском супермаркете не было сметаны, оливок, соленых огурчиков и «Рафаэлло». Зато были японские сладости из рисовой муки, мороженое из зеленого чая и соленые печенюшки со вкусом рыбы. Не было наших гречки, манки, пшенки, даже обычного геркулеса! Зато продавались гречневая лапша и десятки видов риса. Вино обнаружилось в весьма ограниченном выборе из пяти марок, из них одно японское сливовое. Водки вообще не имелось в наличии, зато на полках красовались разноцветные бутылки саке и японских настоек из картофеля, овса и еще чего-то, что мы не могли прочитать – слишком сложный иероглиф. Мы не нашли нужной для борща свеклы, зато обнаружили кучу продуктов, которые видели впервые в жизни. Широко открыв глаза, мы шли вдоль рядов невиданных листьев, овощей, корений, солений и каких-то совершенно непонятных субстанций, по слогам читая названия:
– Мизу-на, сё-га, и-май-мо, кон-няку, то-фу… Ааа, тофу! Тофу мы знаем! – радовались мы и продолжали: – Э-рин-ги, сии-такэ…
Все вчетвером мы задержались у холодильных полок, разглядывая десятки видов рыб и морепродуктов, красиво возлежащих на льду.
– Ой, я еще никогда не видела осьминога, – тихо призналась Женя.
– Всё, что я могу здесь узнать в лицо, – это семга, – заключила я.
– А вот это похоже на нашу селедку. – Она разглядывала какую-то блестящую рыбину.
– Смотрите, а тут написано «магуро»! Это же тунец по-японски! – блистала познаниями Лариса.
Мы повернули головы и уставились на тунца. До этого он был нам знаком исключительно по консервам.
– А я и не знала, что тунец красный, – удивилась Женька. – В банках он такой бледненький…
– Девчонки, а сколько они всяких моллюсков едят! Смотрите, какие-то кай-ба-си-ра… хо-та-тэ… И икры всякой! Мэн-тай-ко… и-ку-ра… Ой! – Я резко замолчала и еще раз сверилась с ценником.
Там было написано ИКРА. Совершенно японскими буквами было написано совершенно русское слово. Мы стояли и пялились на прозрачную упаковку красной икры с этикеткой.
– Это чё значит, японцы икру икрой называют, что ли?
– Наверно, из русского перешло в японский, – предположила Женя.
– А вы что, не знали? – пожала плечами Лариса. – Они уже давно считают это слово за свое. И хираганой[8 - Хирагана – японская слоговая азбука, одна из составляющих японской письменности наряду с катаканой, кандзи, арабскими цифрами и ромадзи.] пишут.
– Ммм! – протянула я.
– А, точно! – вспомнила Женька. – Но у нас икрой называют любую икру, а в японском – только лососевую.
– А как тогда они называют черную? – поинтересовалась я.
– Кажется, «кявиа».
– То есть красную икру они взяли с русского, а черную – с английского?
– Да, в японском много заимствованных слов. Вот сигареты, «табако», – с португальского! А подработка, «арубайто», – с немецкого! – назидательно поучала Лариса.
– Ладно, девчонки, – сказала я. – Пойдемте-ка лучше возьмем итальянских спагетти на ужин.
И мы пошли в отдел, который уж точно есть в каждом супермаркете любой страны. В объединяющий и примиряющий национальные вкусовые особенности отдел компромисса. В интернациональный отдел макарон.
* * *
В полдень все иностранные студенты оживленно толпились перед высокими дверьми. Нам обещали банкет, поэтому никто сегодня не завтракал. Наконец двери распахнулись, и студенты потоком ринулись в залу приемов с большим столом, вокруг которого стояли наши будущие учителя, директора и всякие высокопоставленные лица.
В течение долгих торжественных речей мы дружно исходили слюной. На банкетных столах красовались сочные суши, возлежали салаты, ароматно дымилось горячее в больших серебряных блюдах… Наконец, после всех бесконечных привествий со стороны университета и Министерства образования Японии, нас попросили к столу.
Собственно, долго нас просить не пришлось. Голодным табуном студенты бросились на еду, как иностранные беженцы на японскую гуманитарную помощь. Вместе со всеми я тоже было кинулась к манящей пище… Но остановилась. Из приборов на столе присутсвовали только палочки. Вилок не было.
Я беспомощно оглянулась по сторонам и увидела, как остальные умело орудуют двумя тонкими дощечками, ловко поддевая мясо, спагетти, брокколи. Прямо передо мной, аппетитно лоснясь, призывно пестрели суши. «Лежат суши – нельзя скушать», – мрачно подумала я, и мне захотелось рыдать. Вокруг довольно жевали, уплетали, причмокивали. Желудок съежился от голода. Тогда я сглотнула слюну и решилась.
– Закрой меня на минутку, пожалуйта, – попросила я стоящую рядом Женю. Она послушно прикрыла меня спиной.
Неумело схватив палочки, я попыталась пошевелить ими, но ничего не вышло.
Я присмотрелась, как держит их стоявший неподалеку долговязый парень. Зажала в руке так, как он. Подрыгала верхней палочкой. Поклацала ими друг об друга… И ухватила суши. У меня получилось!
Когда я уничтожила почти все суши на блюде, ко мне подошел один из учителей.
– Вы отлично владеете палочками! – воскликнул он.
– Спасибо, – промычала я с достоинством и полным ртом.
«Минут семь как в руки взяла», – хотела добавить я, но семга во рту мне помешала.
Так голод учит иностранного студента суровым реалиям японской жизни.
* * *
На распределительном тесте по японскому мы все сидели по трое за партой. Я рассматривала затылки белокурых девочек впереди, которые почему-то казались мне немками. Я уже подписала все иероглифы, и делать больше было нечего. Я по-японски как собака – только говорить не могу, а так всё понимаю. И иероглифов знаю кучу, что-то около 2000. Какой-то смазливый парень с параллельного ряда всё пытался привлечь мое внимание таинственными знаками, которые я решительно игнорировала. После десятиминутного игнорирования я сообразила, что они предназначались вовсе не мне, а Женьке. Тут же решила, что сидящий справа блондин в очках гораздо симпатичнее.
После теста всех отпустили восвояси, но студенты не торопились расходиться. Как слетевшиеся с разных концов света насекомые, они собирались в небольшие группы и приветственно жужжали в холле, пытаясь вступить в контакт с как можно большим количеством себе подобных. Мы стояли у входа в корпус: я, Женя, Лариса и три парня, одним из которых был тот, что делал знаки Женьке. Он оказался итальянцем Стефано из Неаполя.
– Японцы зовут меня просто Сте, – почему-то гордо заявил он. Кроме маленького роста, своеобразной внешности и спущенных донельзя джинсов, у Стефано был еще прекрасный японский.
– А мое имя Жан, и все зовут меня просто Жан, – представился нам стройный блондин в очках, и «н» в нос сразу выдала в нем француза.
– А меня зовут Андрий, можете говорить со мной по-русски, – с красноречивым «г» сказал парень в оранжевой рубашке.
К нам подошли белокурые девушки, которые оказались польками. Потом высокий и худой американец Трэвис. Сверкающий белозубой улыбкой на смуглом лице иранец Реза. Белокожий новозеландец Тим, темноволосый филиппинец Иен.
Обсуждались вопросы первичной важности – кто, откуда, будет ли поступать в аспирантуру, пьет ли пиво или другие напитки… Стефано вещал про жизнь в Италии, я иногда переспрашивала его по-английски. Этот язык у Стефано был не столь блестящ, как японский, поэтому в конце концов он не выдержал.
– Почему ты не говоришь по-японски, Марина?! – возмутился он.
Гордость не позволила мне ответить, что я просто не могу.
– Если ты не в курсе, то международный язык – английский, – пытаясь выглядеть достойно, парировала я.
– Да, но сейчас-то мы в Японии, – не унимался Стефано. – Будь любезна, говори, как здесь принято!
Я подумала и не нашла что ответить.
– Стефано, да пошел ты, – сказала я. – Говорю, как хочу.
Больше Сте спорить не стал.
С этого дня мы подружились.
* * *
Знаете, что стоит в Японии на каждом углу? Нет, не гейши. И не небоскрёбы. И даже не сакура.
На каждом углу в Японии стоят комбини. Это что-то вроде наших киосков и павильонов, только модернизированные, географически рационализированные, открытые 24 часа в сутки и с по-японски вежливым персоналом. Это было чудо.
Сначала сложно было поверить в то, что даже в нашей гористой местности возможно приобрести товары первой и не очень необходимости в любое время суток. Что достаточно только спуститься с нашей горы вниз минут пять. Поэтому мы как-то с девчонками даже специально ходили ночью посмотреть – а вдруг продавцы всё же заснули или уехали, закрыв магазин из-за отсутствия покупателей? Но нет – комбини всегда готово и приветливо открывало нам автоматические стеклянные двери своего неподвластного течению времени продовольственного рая. И само слово «комбини», краткий японовариант от «convenience store[9 - Небольшой магазин, открытый допоздна, а иногда и круглосуточно (англ.).]», звучало для нас совершенно по-особому. Оно означало оазис еды, питья, алкоголя и средств гигиены 24 часа в сутки среди нашей горной пустыни.
Позже я поняла, что комбини в Японии существуют везде и всюду. Кажется, они есть даже там, где вообще больше ничего нет – просто на всякий случай, как символ цивилизации, ярко светящий своим флюоресцентом в темноту дикого космоса. И я готова петь дифирамбы этой победе человеческого разума над ночью, первобытным страхом и сельской местностью. И, поверьте, не я одна.
Стефано был страстно очарован японскими комбини. Сначала он долго матерился про то, как ему осточертело, что ночью в Италии невозможно купить ни хрена (не совсем дословный перевод). Потом заявил, что непременно откроет комбини в Неаполе, если, конечно, мафия его не убьёт. Того же самого намерения были полны все иностранные студенты, особенно ранним утром, когда все остальные магазины ещё закрыты, а они после клуба голодные возвращались в универ. Комбини благодарна половина моего общежития, когда ночью оно приветливо распахивает свои двери и услужливо сбывает всем пиво и виски в неограниченных количествах. И именно в комбини бегал американец Трэвис ночью за резиновыми изделиями № 1 и, стыдливо потупив глаза, просил дать ему «биг сайз»…
Короче, без комбини мы и все остальные японцы влачили бы жалкое существование, лишенное радостей жизни. Ведь там есть всё необходимое человечеству: от воды до пирожных, от бритв до чулок и прокладок, от батареек до туалетной бумаги и модных журналов. Здесь можно сделать ксерокопии, отсюда можно отправить факс. В комбини всегда есть туалет, телефон, банкомат, почта и аппарат для коммунальных платежей. И мне кажется, что если бы остальные магазины закрылись, фирмы разорились и вообще Японию накрыло медным тазом, то японцы бы, как в ковчеге, закупорились в близлежащих комбини. И не только пережили бы потоп, но и с комфортом просуществовали в них до восстановления в стране порядка, экономического роста и рождения нового наследника в императорской семье.
* * *
Оказывается, когда нет денег, то узнаешь много нового.
